|
В холодном номере отеля я грею Биллу руки.
У нас всегда не хватает времени на романтику. Мы вечно куда-то спешим. Но сейчас есть совсем немного, немного минут нежности, а мы просто сидим и молчим.
В голове крутятся фразы, несказанные за всю прошлую неделю. Несказанные не потому, что не хотелось сказать, а потому что нельзя при всех. Или некогда.
Можно сейчас – в холодной комнате отеля, слегка сжимая его руки – но я молчу. Мне кажется, это лишнее. Слова в этот момент как-то теряют свою ценность. Мы, наверное, вообще не знаем, что такое романтика: она у нас, конечно, есть, но весьма своеобразная, личная, персональная.
Сказать Биллу, что я его люблю? Что он невероятно красивый в этой утренней бледности с отблесками солнца в волосах? Что я хочу его обнять? Я целую его запястье и молчу. И он молчит.
Шторы плотно задёрнуты, и застелена кровать. Наверное, мы оба хотели бы раскидывать по комнате тапки, пинать их под стол, находить полотенца на одних и тех же крючках день ото дня, пить остывший кофе из забытой у кровати кружки, прятать дневники между книг в большом шкафу. Смотреть на то, как одно и то же дерево за окном весной расцветает, а осенью его листья, кружась, падают вниз на землю. Смотреть на сосульки под крышей, ожидая, когда они упадут со звоном на асфальт. Спорить на желание, чья сосулька упадёт быстрее.
Но у нас нет на всё это времени. У нас нет домашних тапок, шкафа и своего постоянного окна.
Я хочу сказать Биллу, что на улице встаёт солнце, но молчу, прижимая его за плечи чуть ближе к себе. Он свернулся калачиком, волосы закрыли лицо, но я знаю, что он тихонько улыбается, водя пальцем по моему предплечью.
У нас совсем нет времени на нежность. Я не глажу Билла по пояснице в гримёрке перед концертом, я не держу его за руку на телешоу, я не целую его с утра в турбусе. Но мы как-то обходимся и без всего этого. Мы привыкли обходиться. Просто так нужно.
Мы с Биллом не дарим друг другу подарков и не пишем смс. Мне кажется, пластмассовые кнопки и жидкокристаллические дисплеи исказят мои мысли. Да и не для нас это всё вовсе – я не могу подарить ему больше того, что уже отдал и отдаю ежесекундно. Больше просто нет.
Я не знаю до конца, нужны ли Биллу ужины при свечах, цветы, свидания и встречать рассветы где-нибудь на пристани. Я не знаю, но этого у меня нет.
Я хочу спросить Билла, чего ему не хватает, но он так ровно дышит, и его руки такие тёплые, что я молчу. Нарушить этот момент я хочу сейчас меньше всего на свете.
И я думаю только о том, как же сильно я его люблю.
- Я тебя тоже, - расслабленно куда-то в шею выдыхает мне брат.
А я молчу.
Может быть, для людей, умеющих читать мысли друг друга, слова не так уж и важны?
|