Скрип половиц

Автор: FeierDich
Пэйринг: Том/Билл
Рейтинг: NC-17
Жанр: Завуалированное PWP
От автора: Обещался он не писать более Кау, но просто пришла в голову одна идея. Кто-то может посчитать это БРЕДОМ или СТЕБОМ, как автор ВООБЩЕ не считает, просто у него дерьмовый период и он решил себя повеселить и сделал это. В любом случае цель достигнута, и к тому же наверняка такого вы еще не читали по близнецам, по крайней мере я - нет, хотя понимаю, что осилить это будет нелегко…
P.S. Творение не претендует на филологическую или упаси Господь историческую точность, так что имейте это в виду…ну зато много интересных слов узнаете;)


1.

На махонькую деревушку недалече от Магдебурга низошла дремучая ночь, и лишь сиротливые звезды, путано рассыпанные по небесной тверди, да еле зримый полумесяц хоть как-то оттеняли беспроглядную тьму. И бытие, казалось бы, приостановило свое мерное течение, чистоплотные мелкотравчатые домики, сродные сейчас друг другу как две капли воды, тоже захолонули в безмолвии и черном мареве.
Такой ночи не изведаешь во граде, где беспременно сыщутся удальцы или, не мудрствуя лукаво, охотники до острых ощущений, шныряющие по узким улочкам, дабы потешить своё нутро разудалыми забавами. Да и гигантские исполины всенепременно порадуют парочкой светлых окошек.
Но в этой деревеньке всё было до жути смирно и от этого даже боязно: ветр не приводил в смятение вершины деревьев, псины да кошки смешались с темью или попрятались по своим обиталищам, ну а люды...а люды покойно возлежали на свойских постелях и ведали райские грезы о будущих распрекрасных днях, переживали конечные события, приукрашенные в сотни раз и лишенные всего скверного, что неизбежно наличествовало в их взаправдашнем бытие. По крайней мере, будем уповать, что аккурат таковские эфирные дремы, наводненные личными вымыслами и вожделениями, они и зрели.
Правда, примелькавшись повнимательнее к одному из равных во тьме домиков, можно было распознать или шибче уловить на уровне интуитивного ощущения некое течение: осмотрительное и чуть боязливое.
Едва уловимый скрип лестницы, отбивающий копотливые шаги, да шумное дыхание - вот, поднеси, единое, что выдавало ночного гостя.
Само собой разумеется, тени ныне срамно передыхали, посему персона прочно объединялась с ночью, алча изречь по секрету - это был высокий худой хлопец четырнадцати годов от роду, кой, держась десницей за перильца, нисходил книзу в розысках кружки воды. Отчего-то ему до чрезвычайности возжелалось пить, что он, превозмогая боязнь, понудил себя взойти с уютного ложа, вывернувшись из теплого одеяльца, и устремился в кухоньку.
Надобно ли вещать, что в хоромах не пребывало старших, кои отбыли в сопредельную деревеньку, оставив его одного как перст. Хотя нет...разумеется не будем изглаживать из памяти второго мальчонку, сочти копию первого, только с длинными, чуточку всхолмленными, цвета пшеничного колоса волосами заместо встопорщенных черных. Близнецы. Данным и можно было разъяснить устремление сделать их одним единым, не раздробляя на лика и имена, не сосредоточивать внимания на туалетах, что днями так усиленно упрятывали их родство, но ночью...о нет, ночью все предела в который раз стирались, обращая двух половинок в одну, сплачивая сердца невидимой нитью и сокрушая все плачевные старания отличиться друг от друга, изорвать связь, каковую, о чем они вне сомнения покамест не ведали, порвать было неосуществимо.
Хрупкий оголец, в конце концов, все же достиг на ощупь потребного места, налил в чарку чистой водицы и ненасытно дербалызнул всё до дна, довольно спустившись на табурет и осматриваясь по сторонкам. Диковинно, что он даже не преминул зажечь свечу, но почему-то о сиим он вовсе не поразмыслил, а быть может, и воистину почуял, что ни к селу ни к городу это будет сейчас. Или... вскорости.
Сыскиваясь в туманных думах, неведомых никому, кроме него самого, он не заприметил доподлинно такового, еле слышного скрипа половиц, и как-то непомерно резко подхватился и поторопился ввысь.
Правда добежать до своей светлицы хлопчик так и не смог, за уголком с разгона налетевши на что-то теплое и самоочевидно живое.
- ААААА! - возгласили оба, и, спутавшись друг в друге, сообща опрокинулись на деревянные ступеньки.
- Вильгельм, это ты? - справился тот, что как раз сходил книзу, посему оказался притиснут сверху горячим туловом брата.
- Боже Всевышний, Томас, как ты меня устрашил! - немножко утихнувши, откликнулся черноголовый, да при всем при этом не предпринимал никаких стараний, дабы подняться, даже напротив - если бы не пригоже укрывавшая все темь - можно было бы с твердостью изречь, что он предумышленно притискивался к старшему, а щеки уж изменнически пунцовели.
- Билл... - еле слышно молвил иной, положив свойские руки тому на спину, и слегка взялся водить подушечками перстов вдоль выступающих косточек.
- Чего? - провещал младший практически одними устами, которые все же были чрезмерно недалече от лика брата.
Непреложно, в темноте заострялись все ощущения, когда очи не помогали распознать видение, когда стук сердца воспринимался во сто крат могучее, а жар обнаженного стана приневоливал колотиться его еще резвее. Не видно было густой розовощекости у обоих и гигантских, цвета вороньего крыла, зениц - то ли от устремления разглядеть хоть что-то, а то ли от славной неги, разлившейся по нутру близнецов.
Чай они давным-давно предавались мечтаниям о таком благоприятном моменте, когда не нужно отводить тоскливый взор, полный вожделения и томительной нежности, не нужно упрятывать в себе чувства, что стремятся, бьют из груди родником, не сыскивая отклика, но безропотно ожидая своего часа, когда наконец можно будет коснуться так, как давно хотелось, наговорить дражайшей ереси и главное сознаться. Сознаться, что есть что-то пущее, чем простая кровная связь, что-то много пущее, чем даже влечение.
- Ты... покоишься на мн... - попытался откликнуться старший, но так и не сдюжил договорить до конца, с каждым звуком уста сходились, последнее слово он выдыхал уже прямо в приоткрытый рот, но не скрепился и, вместо того, чтобы досказать, втихую застонал, как только почуял теплое касание.
Пальцы смелее вонзились в горячую спину, грудь взвевалась сама, силясь мощнее прижаться, ощутить наконец его так, как давненько желалось - близко, до опасного близко, что уж нельзя отпустить аль утерять. По гроб живота.
Тонкие гибкие станы свивались, ладони блуждали по плечам, лопаткам, шарили, сходя ниже, утяжеляя дыхание и изгоняя последние думы, останки рассудка и снимая излишние сейчас воспрещения.
Уста впервинку исследовали друг друга, ведали на вкус, вновь и вновь соединяясь и отрываясь лишь для того, дабы вобрать порцию больно сильно не хватавшего воздуха.
Том, сдавалось бы, бесповоротно помешался умом, когда ощутил проникающий в его рот язык, кой приступил спервоначала несмело миловать его, точно осведомлялся о дозволении и, наконец, обретя ответ, сделался более оживлен и игрив.
Одной дланью Билл скользил по неприкрытому стану, гладя бархатистую кожу - шея, ключицы, тотчас затвердевшие соски, впалый живот и... ниже... укрыл ладонью чресла брата и легонько там стиснул.
- Биииилл... - Том изогнулся, ведь все проистекающее было каким-то невозможным, попросту дивным. Близнец притрагивался к нему аккурат так, как он издавна грезил об этом, покоясь бессонными ночами в своей опочивальне, и измышлял полновесные зрелища сего сумасшествия. Он бы не отважился провещать, но сейчас... сейчас он чуял то же самое тепло, ту же ласку и да... вожделение, что переходило все пределы.
- Сердешный мой, - молвил младший и на ухо ласково прошептал, - приголубь меня.
Ходко опрокинувшись на спину, он стянул с себя панталоны и, оставшись в чем мать родила, чуть раздвинул ноги, кабы приглашая.
- Разоблачись тоже, - присовокупил он следом, примечая, как старшой придвинулся теснее, положив ему жаркую ладонь на бюст.
Том торопко скинул нижние одежды, оголив стройное, как у молодого вяза, тело и, отметя их на пол, не утерпевши, сызнова приникнул к приоткрытым и эким лакомым устам. Нынче не обреталось боле никакого опасения или боязней сотворить что-то не так, непомерно явно выказать свои чувства, вынося вкупе с рваным дыханием острейшую возбужденность - нет, лобзание вышло жадным и глубоким, языки, словно сродники, повторяли движения друг друга, то и дело передвигаясь из одного рта в другой, в подневольности от того, кто воздействовал живее, проталкивая услаждение как можно глубже, дальше и силясь даровать это чувство второй половинке.
Том, не совестясь, голубил вставший торчком елдак брата, неспешно водил пальцами по натянутой как струна плоти, задевая влажный кончик и нежно умилял собранные комочки, на что получал уж ничем и никем не смиряемые стоны прямо-таки себе в орало, чуял, как стан вблизи него принимался дрожать, изгибаясь навстречу всякому касанию, что заделывались все бесстыднее и упорнее.
- Шибче…свет мой…шибче… - путано заклинал младший, одной рукой уцепившись за перильца, а второй судорожно водил по горячей спине, вонзаясь ноготками в изнеженную кожу и доподлинно оставляя на ней рдяные отпечатки, каковые впрочем сейчас были вовсе не значимы. Старший не ощущал данной боли, совсем не выказывал заинтересованности, потому как сам лишался рассудка от упоения, слыша те стоны, что испускал его близнец как отклик на его нежности. Первые в их бытие нежности и уж разумей нынче не последние.
Билл, сколь дозволяли ступеньки, откинул главу назад, а Том не сумел устоять и безотлагательно принялся лобызать его шею, что так и влекла к себе точно медовый пирог, богато сдобренный янтарным покровом сверху, кой не можалось скорее слизать. Прыткие резвые деяния внизу дополнял пыл языка и ненасытные поцелуи устами. Том попросту обезумел от благоухания и бархатистости кожи и, разыскав наинежнейшее местечко над ключицей, легонько прикусил, получив на это очередной стон и движение бедер навстречу деснице. Спешно пройдясь краешком языка по месту укуса, он запечатлел на нем поцелуй и вновь ускорил ход пястью, отстранившись и уж без утайки услаждаясь обликом брата, даже в сию темную ночь всякою клеточкой тела ощущая, сколь сильно тому было славно.
- Еще…да…прытче… - шептал меньший близнец будто в бреду, виясь единым станом, тужась с оцепеневшим в глотке воплем и судорожно изгибаясь от мощнейшей корчи, прошедшей от краешков перстов на ногах до самой макушки. Он не смирял это чувство, не смирял то скопившееся услаждение и желание, кое непомерно длительную пору томилось в нем и попросту не сыскивало выхода, множа уймищу с каждым новым днем, и в голос заорал, словно олень-самец на гоне:
- Аааа… Тооомааас… - обмякая и привлекая кровинушку к себе, дабы принять в объятия, ногами опутать узкие бедра, провести горячими ладошками по взмокшей спине и с невесомым поцелуем в щеку чуток рвано прошептать. - Люб ты мне очень…
И смутно было - чье сердце в оную пору зашлось сильнее, сдавалось, они влеклись из груди навстречу, в унисон сокрушая тишь своими ударами, вожделели слиться воедино, сковаться наконец и обрести долгожданное счастье.
Том потерся о щеку брата, и их очи повстречались - даже так, даже сквозь беспроглядную тьму они лицезрели всё, что желали выказать, ощущали на уровне той самой неразрывной нити, соединяющей данных половинок.
- И ты мне люб, - теплая улыбка осияла лик Тома, приневолив и младшего улыбнуться в отклик. - Более всех на свете.
- Леденец мой сахарный… - уж совсем несхоже прошептал Билл, чуть-чуть подымая свойские бедра, - дозволь мне тоже…вожделею, дабы и тебе было так же ладно…
Несомненно, меньшой ощущал всю эту пору, как сильно свело промеж ног у брата и коим жаром полыхало оттуда, что он слегка шевелил стегнами, точно копируя грядущий акт прелюбодеяния, но попросту ему самому требовалось хоть малое время отойти и чуть утихомирить тело от принятого лишь только что водопада услаждения.
Том привстал на локотках, а Билл указал кивком главы на стоящую в двойке метров от них широченную лавку, и старшой, завлекая родимого за собой, устремился в показанном направлении.
Билл не стал утрачивать излишнего часу и сходу взялся оглаживать брата по груди, заключая в объятия со спины, и, дойдя до лавки, легонько толкнул на нее, немедля засаживаясь сверху и ухватисто принимаясь за шею.
Он, не поспешая, водил языком по выдающейся жилке, собирая бисеринки пота и, выпадая из сознания от смешавшегося дыхания Тома, медлительно скользил ладонями по груди, кои секундой после сменились устами, а сами продолжили стезю вниз - по плоскому животу, окрест пупа, затрагивая до невозможности твердое естество, от касания к коему стан Билла непредумышленно проткнула райская дрожь предвкушения. Мальчонка уж распрекрасно ведал, что если не нынче, то как минует неделя али того меньше, и он беспременно отворит кровинушке свое пылающее лоно, и та дарует ему долгожданные минуты блаженства, каковые он с лихвой воротит свойскими стонами, а следом и расплатится тем же, увлекая близнеца в омут исполнения всех измышлений и всякой, даже самой премудрой грезы.
- Ааа.. - не утерпевши, Том басовито простонал, когда горячая ладонь сомкнулась на его причинном месте и начала копотливые движения снизу ввысь, подбираясь к вершине и теребя ее перстами.
Губы же тем мигом с ненасытностью прихватывали соски, прикусывая их и зализывая чаемые раны влажным и умелым, несмотря на первый раз и первые устремления доставить наслаждение, языком. Так случается, когда не мыслишь, что надобно делать али как - попросту ведаешь и чуешь это. Когда доверие затмевает страх и нерешительность и когда в сознании не затеивается мысли: "А всё ли я лажу верно?".
- Бииилл… - из горла вырвался низкий, грудной стон, руки вонзились в грубое дерево, оттого что язык сошел ниже и был уж ЭДАК недалече от налитой каменною силой плоти, вился округ ямки пупка, щекоча его, а после сызнова проторял тропки к затвердевшим темно-розовым бугоркам и опять возвращался книзу, что приневолило старшего до боли закусить губу, с тем чтобы попридержать орало и, не дай Боже, не попросить…Господь Всемогущий, КАК ЖЕ ДЮЖЕ он жаждал ощутить тот самый язык еще маленько ниже!!!
Непредумышленно Том подымал бедра, усердствуя приблизиться к вожделенному, а после так же резко опускал их, разумея, что так воспрещено - невозможно понуждать делать то, к чему второй еще не был готов, даже несмотря на ярое и сочти неконтролируемое желание со своей стороны.
- Ты хочешь, сокол мой ясный, да? - Билл изогнул шею и почти застопорил движение пятерней, посему старший в мгновение ока растворил вежды и мог побожиться, что брат, глядя на него, вызывающе облизал уста. - Вожделеешь, я облобызаю тебя ТАМ? - и будто для точности, чуть приопустил глаза, устремляя взор прямо на трепыхающуюся в его ладони, словно томящаяся в неволи голубка, плоть.
- Биии… - промычал Том, не способный сейчас ни на что иное, но меньшому, сдавалось бы, этого всецело хватило, и он одним духом соскочил с брата ниже, расторопно развел его ноги пошире и покойно приютился между них.
- Я сам жажду сего, - прошептал он и, будто бы знакомясь, покамест только приобвыкая к вкусу брата, легонько обошел кончиком языка по вершине пышущего огнем кола, вызвав у того очередную дрожь в чреслах от неизъяснимого ощущения, что он изведал в тот час.
Уж не мешкая, посему как Билл и собственным челом желал этого отнюдь не меньше, он охватил горяченную плоть губами, помаленьку поглощая и усердуя достигнуть конца, одну руку призвал себе на помощь, а второй осыпал ласками натянутые до предела ладные шарики.
Том николиже не веровал, что можно вот эдак без затей взять и преставиться от наслаждения, но сейчас все его устои порушились в одночасье, стоило обожаемым устам коснуться его ТАМ, принося какое-то блаженное удовольствие, безвестное доселе и ни с кем никогда не вкушаемое.
Несомненно, он не сдюжил бы длительно продержаться. И лишь только Билл перебросился с наимедлительнейшего облизывания до кружащего умы сосания, уж довольно предприимчиво действуя и устами, и языком, и руками, Том отреагировал в мгновение ока - с звериным рыком схватил брата за волосья и оттащил черну голову от себя, хоть тот и супротивился, не постигая, где сработал не так.
- Аааа… - сквозь зубы прорычал Том и изогнулся дугой от скрутившей мышцы крупной судороги.
Билл не обрывал равномерных движений на трепещущем естестве и заворожено смотрел, не в состоянии оторвать пригляд от этого зрелища - како кончал его близнец. Откинув главу на лавку, вонзившись в ту свободной рукой, ибо вторая все еще удерживала брата за макушку, он поднимал бедра в ответ на каждую судорогу, что орошала семенем родимую ладонь, и выдыхал любимое имя поверх стонов.
Младшой не смог скрепиться и сызнова приблизил чело к вожделенным стегнам, опасливо, одними устами, облобызал налитой кончик, а после слизнул капельку, познавая наиинтимнейший вкус брата и, по видимости удовольствовав свою любознательность, уже мирно впустил в свое орало кабы еще немного подрагивающую плоть.
Проведя несколько раз вниз-вверх по средоточию услаждения старшего, он однако оторвался от этого, непреложно, славного для него занятия, облизал уста, собирая оставшиеся маковки семени, и ходко угнездился на груди брата, упершись носом в выю. А тот, все еще тягостно дыша, в момент оплел свои руки окрест его спины и сгрёб поближе…
- Обожаемый мой, - глядя ему прямодушно в зеницы, нежно промолвил Том, лобзая в носик и легко касаясь пальцами черных шёлковых, чуть влажных прядей.
- Тебе пришлось это по нраву? - кротко осведОмился Билл, дюже прижимаясь к брату, не вожделея разлучаться с теплом, что даровало его тело после разгоряченной любовной схватки.
- До чрезвычайности, - а затем привлек младшего за шею и обстоятельно выдохнул в ухо. - Мне никогда и ни с кем не будет так славно, как с тобой, уразумей.
- Мне тоже, - следом отозвался близнец. - Том…соснёшь сегодня со мной? А то ночь эка дремучая и…
- Не разыскивай оправданий, дуринушка ты моя, - перервал его тот и нежно припал к его хмельным устам. - Мы же ныне вместе, ужели нет?
- Вместе… - эхом отобразил второй, чуть потоньше, голосок, и два силуэта в свете выдавшейся на небосводе россыпи звезд точно слились воедино, медленно растворяясь в ночной дымке, на секунду умирая, выпустив из неволи всё то, что было прежде, и сызнова зарождаясь в омуте любви и нерушимого умиротворенного благоденствия.
Мир, что до этого глядел на них сквозь невеликое окошко, казалось бы, дальновидно отвернулся в сторонку, оставив ныне их один общий силуэт шагать по стезе бытия, вкушая ее отрады, а иногда и горести, каждый день отворять что-то новое и делаться все теснее и теснее друг к другу.
И во всяку пору, даже если доводилось усмирять слезы от обиды али досады, стоило лишь вспомянуть эту дивную ночь, первые касания и ласковый, но зато такой разуверенный шепот:
- Вместе… - и безбрежная карусель жизни вновь принималась за свой нерушимый ход, ведь когда у тебя есть благоверный, коему можно вверить всё самое сокровенное, не страшась, что не постигнет или выдаст, прочее, в общем-то, не так уж и величаво.

Исход.

2.

На маленькую деревушку недалеко от Магдебурга опустилась темная ночь, и лишь одинокие звезды, раскиданные хаотично по небу, да еле видный полумесяц хоть как-то оттеняли непроглядную тьму.
И жизнь, казалось бы, остановила свое мерное течение, аккуратные небольшие домики, похожие сейчас друг на друга как две капли воды, тоже замерли в безмолвии и черном тумане.
Такой ночи не увидишь в городе, где обязательно найдутся смельчаки или просто любители острых ощущений, шныряющие по узким улочкам в поисках приключений. Да и многоэтажные гиганты непременно порадуют парочкой светлых пятнышек где-то у себя посередине.
Но в этой деревеньке всё было до ужаса тихо и от этого даже страшно: ветер не беспокоил верхушки деревьев, собаки и кошки слились с темнотой или попрятались по своим жилищам, ну а люди... а люди спокойно лежали в своих кроватях и видели сладкие сны о будущих карамельных днях, переживали последние события, приукрашенные во много раз и лишенные всего плохого, что непременно присутствовало в их реальной жизни. По крайней мере, будем надеяться, что именно такие воздушные сны, наполненные собственными фантазиями и желаниями, они и видели.
Правда, приглядевшись повнимательнее к одному из одинаковых в темноте домиков, можно было различить или скорее уловить на уровне подсознательного ощущения какое-то движение: осторожное и чуть пугливое.
Едва уловимый скрип лестницы, отражающий неторопливые шаги, да шумное дыхание - вот, пожалуй, единственное, что выдавало ночного гостя.
Естественно, тени сегодня бесстыдно отдыхали, поэтому фигура прочно сливалась с ночью, хотя сказать по секрету - это был высокий худой мальчик четырнадцати лет, который, держась рукой за перила, спускался вниз в поисках стакана воды. Почему-то ему ужасно захотелось пить, что он, превозмогая страх, заставил себя встать с уютной постели, выпутавшись из теплого одеяла, и направился в кухню.
Надо ли говорить, что в доме не было взрослых, которые уехали на выходные, оставив его совсем одного. Хотя нет... конечно не будем забывать про второго мальчика, почти копию первого, только с дрэдами вместо взъерошенных черных волос. Близнецы. Этим и можно было объяснить стремление сделать их одним целым, не разделяя на лица и имена, не обращать внимания на одежду, что днем так усиленно скрывала их родство, но ночью... о нет, ночью все границы в который раз стирались, превращая двух половинок в одну, соединяя сердца невидимой нитью и ломая все жалкие попытки отличиться друг от друга, разорвать связь, которую, о чем они конечно пока не знали, разорвать было невозможно.
Хрупкий мальчик, наконец, все же дошел на ощупь до нужного места, налил в стакан прохладную влагу и жадно выпил всё до дна, удовлетворенно опустившись на стул и оглядываясь по сторонам. Странно, что он даже не включил свет на кухне, но почему-то об этом он совсем не подумал, а может, и вправду почувствовал, что неуместно это будет сейчас. Или... потом.
Находясь в непонятных раздумьях, неизвестных никому, кроме него самого, он не заметил точно такого же еле слышного скрипа половиц, и как-то чересчур резко вскочил и полетел наверх.
Правда добежать до своей комнаты мальчик так и не смог, за углом с разбегу наткнувшись на что-то теплое и явно живое.
- ААААА! - воскликнули оба, и, запутавшись друг в друге, вместе повалились на деревянные ступеньки.
- Билл, это ты? - спросил тот, что как раз спускался вниз, поэтому оказался придавлен сверху горячим телом брата.
- Господи, Том, как ты меня напугал! - чуть успокоившись, ответил черноволосый, однако не предпринимал никаких попыток, чтобы подняться, даже наоборот - если бы не прекрасно скрывавшая все темнота - можно было бы с уверенностью сказать, что он специально прижимался к старшему, а щеки уже предательски алели.
- Билл... - еле слышно вымолвил другой, положив свои руки тому на спину, и слегка стал водить подушечками пальцев вдоль позвоночника.
- Что? - проговорил младший практически одними губами, которые все же были чересчур близко от лица брата.
Бесспорно, в темноте обострялись все ощущения, когда глаза не помогали различить картинку, когда стук сердца воспринимался во сто крат сильнее, а жар обнаженного тела заставлял биться его еще быстрее. Не видно было яркого румянца на щеках обоих и огромных черных зрачков - то ли от стремления разглядеть хоть что-то, а то ли от приятной неги, разлившейся по крови близнецов.
Наверно, они давно мечтали о таком удобном моменте, когда не нужно отводить тоскливый взгляд, полный желания и безграничной нежности, не нужно прятать в себе чувства, что рвутся, бьют из груди ключом, не находя ответа, но покорно ожидая своего часа, когда наконец можно будет прикоснуться так, как давно хотелось, наговорить милых глупостей и главное признаться. Признаться, что есть что-то большее, чем простая братская связь, что-то много большее, чем даже влечение.
- Ты... лежишь на мн... - попытался ответить старший, но так и не смог договорить до конца, с каждым звуком губы сближались, последнее слово он выдыхал уже прямо в приоткрытый рот, но не удержался и, вместо того, чтобы договорить, тихонько застонал, когда почувствовал теплое прикосновение.
Пальцы смелее впились в горячую спину, грудь поднималась сама, стараясь сильнее прижаться, ощутить наконец его так, как давно хотелось - близко, до опасного близко, что уже нельзя отпустить и потерять. Никогда.
Тела сплетались, руки блуждали по плечам, лопаткам, опускаясь ниже, затрудняя дыхание и выгоняя последние мысли, остатки разума и снимая ненужные сейчас запреты.
Губы впервые исследовали друг друга, пробовали на вкус, снова и снова соединяясь и отрываясь только для того, чтобы глотнуть порцию так сильно не хватавшего воздуха.
Том, казалось бы, окончательно сошел с ума, когда почувствовал проскальзывающий в его рот язык, который начал сначала несмело ласкать его, словно спрашивал разрешения и, наконец, получив ответ, стал более активен и нескромен.
Одной рукой Билл скользил по обнаженному торсу, гладя бархатистую кожу - шея, ключицы, в момент затвердевшие соски, впалый живот и... ниже... накрыл ладонью пах брата и легонько сжал.
- Биииилл... - Том выгнулся в изнеможении, ведь все происходящее было каким-то нереальным, просто сказочным. Близнец касался его именно так, как он давно мечтал об этом, лежа бессонными ночами в своей кровати и представляя эти картины. Он не решался сказать, но сейчас...
сейчас он чувствовал то же самое тепло, ту же нежность и да... желание, что переходило все границы.
- Том, - произнес младший и на ухо тихо прошептал, - потрогай меня.
Быстро перевернувшись на спину, он стянул с себя трусы и чуть раздвинул ноги, словно приглашая.
- Разденься тоже, - добавил он следом, замечая, как старший придвинулся ближе, положив ему горячую ладонь на грудь.
Том поспешно снял боксеры, отбросив их на пол и, не удержавшись, снова припал к приоткрытым и таким вкусным губам. На этот раз не было никакого страха или опасений сделать что-то не так, слишком явно показать свои чувства, выплескивая вместе с рваным дыханием острейшее возбуждение - нет, поцелуй вышел жадным и глубоким, языки, словно родные, повторяли движения друг друга, то и дело перемещаясь из одного рта в другой, в зависимости от того, кто брал на себя инициативу и действовал активнее, проталкивая наслаждение как можно глубже, дальше и стремясь подарить это чувство второй половинке.
Том, не стесняясь, ласкал возбужденную плоть брата, медленно водил пальцами вдоль основания, задевая головку, нежно трогал яички, на что в полной мере получал уже ничем и никем не сдерживаемые стоны прямо себе в рот, чувствовал, как тело рядом с ним начинало дрожать, выгибаясь навстречу каждому прикосновению, что становились все откровеннее и настойчивее.
- Быстрее…ах…Томми… - бессвязно молил младший, одной рукой цепляясь за перила, а второй судорожно водил по горячей спине брата, впиваясь ногтями в по-детски нежную кожу и наверняка оставляя на ней красные следы, которые впрочем сейчас были абсолютно не важны. Старший не чувствовал этой боли, совсем не обращал внимания, потому что сам сходил с ума от восторга, слыша те стоны, что издавал его близнец в ответ на его ласки. Первые в их жизни ласки и уж конечно теперь не последние.
Билл, насколько позволяли ступеньки, запрокинул голову назад, а Том не смог устоять и тут же начал целовать его шею, что так и манила к себе словно магнит или свежее-пресвежее пирожное, щедро украшенное сверху кремом, который не терпелось как можно скорее слизать. Быстрые резкие движения внизу дополнял жар языка и жадные поцелуи губами. Том просто обезумел от аромата и бархатистости кожи и, найдя самое нежное место над ключицей, легонько прикусил, получив на это очередной стон и движение бедер навстречу руке. Поспешно пройдясь кончиком языка по месту укуса, он запечатлел на нем поцелуй и еще убыстрил движения кистью, отстранившись и уже открыто наслаждаясь видом брата, даже в эту темную ночь каждой клеточкой тела ощущая, насколько тому было хорошо.
- Еще…да, сейчас… - шептал младший близнец как в бреду, извиваясь всем телом, напрягаясь с застывшим в горле криком и судорожно выгибаясь от мощнейшей судороги, прошедшей от кончиков пальцев на ногах до верха груди. Он не сдерживал это чувство, не сдерживал то накопившееся наслаждение и желание, которое слишком долгое время томилось в нем и просто не находило выхода, приумножая свою силу с каждым новым днем, и в голос застонал:
- Аааа… Тооом… - обмякая и притягивая близнеца к себе, чтобы обнять, ногами обвить узкие бедра, провести горячими ладонями по вспотевшей спине и с невесомым поцелуем в щеку немного рвано прошептать. - Я люблю тебя.
И непонятно было - чье сердце в тот момент билось сильнее, казалось, они рвались из груди навстречу друг другу, в унисон разбивая тишину своими ударами, стремились слиться воедино, стать наконец одним целым и обрести долгожданное счастье.
Том потерся о щеку брата, и их глаза встретились - даже так, даже сквозь непроглядную тьму они видели всё, что хотели показать, ощущали на уровне той самой неразрывной нити, связывающей этих двух половинок.
- И я люблю тебя, - теплая улыбка осветила лицо Тома, заставив и младшего улыбнуться в ответ. - Больше всех на свете.
- Томми… - уже совсем по-другому прошептал Билл, чуть приподнимая свои бедра, - позволь мне тоже…хочу, чтобы и тебе было так же хорошо…
Конечно, младший не мог не чувствовать все это время, как сильно возбудился его брат и как твердо было у него между ног, что он слегка двигал бедрами, словно имитируя будущий половой акт, - но просто ему самому требовалось хоть какое-то время отойти и чуть успокоить тело от полученного только что водопада наслаждения.
Том приподнялся на локтях, а Билл указал кивком головы на стоящий в паре метров от них диван, и старший, увлекая близнеца за собой, направился в указанном направлении.
Билл не стал терять лишнего времени и сходу принялся гладить брата по груди, обнимая со спины, и, дойдя до дивана, легонько толкнул на него, тут же усаживаясь сверху и принимаясь за шею.
Он, не спеша, водил языком по выступающей жилке, собирая капельки пота и, забываясь от сбившегося дыхания Тома, медленно скользил ладонями по груди, которые секундой позже сменились губами, а сами продолжили путь вниз - по плоскому животу, вокруг пупка, задевая до невозможности твердый член, от прикосновения к которому тело Билла непроизвольно пронзила сладкая дрожь предвкушения. Мальчик уже прекрасно знал, что если не сегодня, то в ближайшее время они обязательно дойдут до конца, и брат подарит ему долгожданные минуты блаженства, которые он с лихвой вернет своими стонами, а потом и ответит тем же, увлекая близнеца за собой в омут исполнения всех фантазий и любой, даже самой несбыточной мечты.
- Ааа.. - не удержавшись, Том низко простонал, когда горячая ладонь сомкнулась на его члене и начала неторопливые движения вдоль основания, подбираясь к головке и теребя ее пальцами.
Губы же тем временем с жадностью захватывали соски, прикусывая их и тут же зализывая мнимые раны влажным и умелым, несмотря на первый раз и первые попытки доставить наслаждение, языком. Так бывает, когда не думаешь, что нужно делать или как - просто знаешь и чувствуешь это. Когда доверие перекрывает страх и неуверенность и когда в сознании не возникает мысли: "А всё ли я делаю правильно?".
- Бииил… - Том выдохнул имя близнеца, руками впиваясь в обивку дивана, потому что язык опустился ниже и был уже ТАК близко от паха, кружил вокруг пупка, щекоча его, а потом снова прокладывал дорожки к соскам и опять возвращался вниз, что заставило старшего до боли закусить губу, чтобы, не дай Бог, не попросить…Господи, КАК ЖЕ СИЛЬНО он хотел ощутить этот самый язык еще немного ниже!!!
Непроизвольно Том поднимал бедра, стараясь приблизиться к желаемому, а потом так же резко опускал их, понимая, что так нельзя - нельзя заставлять делать то, к чему другой еще не был готов, даже несмотря на дикое и почти неконтролируемое желание со своей стороны.
- Ты хочешь, Томми, да? - Билл приподнял голову и почти остановил движение правой руки, отчего старший мгновенно распахнул глаза и мог поклясться, что брат, глядя на него, вызывающе облизал губы. - Хочешь, я поцелую тебя ТАМ? - и словно для верности, чуть приопустил глаза, устремляя взгляд прямо на пульсирующую в его ладони плоть.
- Биии… - выдавил Том, не способный сейчас ни на что другое, но младшему, казалось бы, этого вполне хватило, и он живо спрыгнул с брата на пол, заставляя того сесть, после чего проворно развел его ноги пошире, немного потянув на себя, и удобно устроился между них.
- Я сам хочу этого, - прошептал он и, словно знакомясь, пока только привыкая к вкусу брата, легонько провел кончиком языка по головке, вызвав у того очередную дрожь в теле от непередаваемого ощущения, что он испытал в тот момент.
Уже не медля, потому что Билл и правда желал этого ничуть не меньше, он обхватил плоть губами, постепенно вбирая больше, стараясь дойти до конца, одной рукой помогая себе, а второй нежно ласкал яички.
Том никогда не верил, что можно вот так просто взять и умереть от наслаждения, но сейчас все его устои разрушились в одночасье, стоило любимым губам прикоснуться к нему ТАМ, доставляя какое-то неземное удовольствие, неведомое ранее и ни с кем никогда не испытываемое.
Конечно, он не смог бы долго продержаться. И как только Билл перешел от неспешного облизывания к увлеченному посасыванию, уже достаточно активно работая и ртом, и языком, и руками, Том отреагировал молниеносно - с животным рыком схватил брата за волосы и оттащил его голову от себя, хотя тот и сопротивлялся, не понимая, что сделал не так.
- Аааа…Бииилл - сквозь зубы простонал Том и выгнулся в охватившей тело судороге.
Билл не прекращал ритмичных движений на пульсирующем члене и заворожено смотрел, не в состоянии оторвать глаз от этой картины - как кончал его близнец. Запрокинув голову на спинку дивана, впившись в тот свободной рукой, так как вторая все еще держала брата за макушку, он приподнимал бедра в ответ на каждую судорогу, что выплескивала семя на родную ладонь, и выдыхал любимое имя сквозь стоны.
Младший не смог удержаться и опять приблизил лицо к паху, осторожно, одними губами, поцеловал головку члена, а потом слизнул капельку спермы, пробуя самый интимный вкус брата и, видимо удовлетворив свое любопытство, уже спокойно впустил в свой рот все еще немного пульсирующую плоть.
Проведя несколько раз вдоль основания, он все же оторвался от этого, безусловно, приятного для него занятия, облизал губы, собирая оставшиеся капельки спермы и, поднявшись с пола, быстро переместился на колени к брату, обняв за шею. А тот, все еще тяжело дыша, мгновенно обвил свои руки вокруг его талии и притянул ближе.
- Любимый мой, - смотря ему прямо в глаза, нежно промолвил Том, чмокая в носик и пальцами проходясь по шелку черных волос..
- Тебе понравилось? - мягко спросил Билл, сильнее прижимаясь к брату, не желая расставаться с теплом, что дарило его тело.
- Очень, - а потом притянул младшего за шею и абсолютно серьезно выдохнул в ухо. - Мне никогда и ни с кем не будет так хорошо, как с тобой, запомни.
- Мне тоже, - следом ответил близнец. - Том…поспишь сегодня со мной? А то ночь такая темная и…
- Не ищи оправданий, глупыш, - перебил его тот и нежно прильнул к его губам. - Мы же теперь вместе, разве нет?
- Вместе… - эхом отразил второй, чуть потоньше, голосок, и два силуэта в свете выступившей на небе россыпи звезд словно слились воедино, медленно растворяясь в ночной дымке, на секунду умирая, отпустив на волю всё то, что было прежде, и заново рождались в ореоле любви и полного умиротворенного счастья.
Мир, что до этого смотрел на них сквозь небольшое окошко, казалось бы, предусмотрительно отвернулся в сторону, оставив теперь их один общий силуэт идти по дороге жизни, познавая ее радости, а иногда и не очень, каждый день открывать что-то новое и становиться все ближе и ближе друг к другу.
И в любой момент, даже если приходилось сдерживать слезы от обиды или досады, стоило лишь вспомнить эту волшебную ночь, первые прикосновения и нежный, но зато такой уверенный шепот:
- Вместе… - и бесконечная карусель жизни снова начинала свой планомерный ход, ведь когда у тебя есть человек, которому можно доверить всё самое сокровенное, не боясь, что не поймет или выдаст, остальное, в общем-то, не так уж и важно.

Конец.
 


Оставить комментарий            Перейти к списку фанфиков

Сайт создан в системе uCoz