|
За окном теплый сентябрьский вечер. Все никак не могу поверить, что сейчас не надо никуда бежать, орать в мегафон, стоять амбразурой, на которую бросаются рыдающие девчонки, а можно просто расслабленно полулежать с кружкой пива у телевизора. Смотрю на экран и вяло думаю о своем. Из приятной неги меня выдергивает писк смски. Улыбаюсь - я знаю, от кого она.
Я хорошо помню тебя со смешным торчащим ежиком. Уже вытянувшийся, но еще по-детски угловатый, ты, тем не менее, просто искрил харизмой, которая покорила сердца немецких девчонок. Чуть позже пред тобой пала и Европа. Обаятельный, ершистый зазнайка.
Что ты почувствовал, узнав, что у тебя будет личный телохранитель? Веселье – что ты, еще совсем пацан, а уже важная птица, нуждающаяся в охране? Гордость – личный бодигард, а не безликие полицейские кордоны на концертах? Заинтересовано улыбался, но первое время поглядывал на меня слегка настороженно, как воробей на зерно в протянутой ладони, чуть кося темным глазом.
Расслабленная доверчивость пришла позже, когда ты привык к моему постоянному присутствию. Донести твою сумку, подержать зеркальце, чтоб ты подправил стрелку, принести тебе в номер тарелку с нормальной едой, вместо вездесущего фаст-фуда – я опекал тебя больше, чем того требовали мои обязанности. Ты даже заимел забавную привычку использовать меня как подставку для бумаг - расписывался на фотках, протянутых со всех сторон поклонницами, пристраивая их для удобства, чтоб не на весу, у меня на спине или груди... Ты просто сиял от такого количества внимания, а из складочки губ словно выглядывало: это все мне? неужели мы этого добились?
Мальчишка-непоседа, с которым всегда было полно хлопот, но твоя улыбка искупала все, согревая как весеннее солнышко.
А потом ты отрастил волосы, угловатость движений постепенно сменилась плавностью. В глазах поселился странный голод, вкупе с провоцирующим, почти женским кокетством. Для журналов, для поклонниц, для всех. И я стал в шутку назвать тебя «маленькая фройлян». Ты не обижался, лишь смешно фыркал, но я видел – тебе нравилось это обращение. Нравилось, что я зову тебя девчонкой, хотя любой другой, посмевший так тебя назвать, тут же схлопотал бы. Ты всегда мог за себя постоять, и твои аккуратные накрашенные коготки вовсе не помеха тому, чтоб дать обидчику в нос. Впрочем, слова порой бьют не хуже точного хука. Уж что-что, а ужалить ты всегда умел. Словно не пирсинг блестит в твоем остром язычке, а настоящее осиное жало.
Помню все, как будто прокручиваю пленку нашей жизни... Как будто это было вчера.
Тот знаменитый стейдж дайвинг. Закрываю глаза и вижу твое перепуганное лицо на репетиции: нет, я не могу! Сколько там лететь, метра полтора-два? Все равно страшно, а прыгнуть спиной вперед страшно вдвойне. Это как на аттракционах, американских горках или вроде того – все визжат гораздо сильнее, когда кабинка срывается вниз задом.
Вскидываешь руки, и... останавливаешься, делая шаг назад, отступая от края. Хоть и знаешь, что тебя поймают – не зря же почти весь состав VSD у сцены! Третий раз уже? Том с парнями начинают хихикать, а ты зло стреляешь глазами – попробовали бы сами! Оборачиваешься на зал, глядя мне в лицо: Саки?
Да прыгай уже, Билли, не трусь! И ты, выгнувшись, толкаешься ногами в край сцены – и вот он, полет! Тонкое тело, взметнувшиеся волосы и запрокинутое красивое до нереальности в свете софитов лицо словно зависают на миг в воздухе, чтобы я успел сделать свой персональный фотоснимок – скан в ячейку памяти, где, кроме меня, его никто не увидит. Сильные руки подхватывают тебя и осторожно опускают на пол. Не страшно больше? Некомфортно, знаю, зато как эффектно! Еще несколько прогонов. Я сам страхую тебя, подхватываю за бедра, чуть пружиня руками, чтобы не оставлять синяков.
Нет, фройлян, я не смогу там стоять на концерте. Ты же понимаешь, я слишком узнаваемая фигура. Зачем демонстрировать, что это хорошо отрепетированное шоу? Конечно, все и так это знают, но девчонкам так хочется верить в причастность, в возможность дотянуться до звездного тела.
Ты не смог выйти на сцену тем мартовским вечером. Для тебя это просто катастрофа – подвести такое количество народу. Ты убит, раздавлен собственным бессилием. Рейс на Берлин уже заказан. У Йоста чуть подергивается уголок рта, а ты почти в истерике трясешь его за плечи - скажи им, что мне нужно еще укол, я смогу!!! Белое лицо Тома мелькает мимо, ребята выходят на сцену – без тебя. Сжимаю кулаки – до хруста в пальцах, чтобы потом расслабить руки и, ласково обхватив тебя за плечи, увести в машину.
«Саки, ты же поедешь со мной?» - шепчешь почти без голоса, а в глазах такая боль… и надежда, что я помогу, что поддержу, что разделю ее с тобой.
Конечно, фройлян, конечно, Саки полетит с тобой. Йост знает, что МНЕ можно доверить тебя. Он бы сам сорвался, но... надо оставаться здесь, разруливать этот чертов форс-мажор.
В самолете ты засыпаешь на моем плече, так и не разжав своей руки, вцепившейся во время взлета в мою ладонь. Осторожно высвобождаюсь, разжимая тонкие пальцы, ты что-то жалобно бормочешь, и я успокаивающе глажу твою кисть, задевая черный ремешок браслета на запястье. Он кажется неуместным на твоей нежной коже, словно путы, сковывающие твою свободу. Такими же прочными, пусть и незримыми путами я привязан к тебе, фройлян. Хорошо, что ты пока еще не заметил их.
Помню как сейчас сладкую тяжесть твоей головы, постоянно сползающей с моего плеча, так что я, наконец, просто обхватываю тебя, почти уложив себе на грудь. Ты тут же прижимаешься, обвив меня руками вокруг пояса, и так и не проснувшись, умиротворенно сопишь дальше. Я помню. Ведь я скрупулезно собираю в памяти все моменты нашей нечаянной близости.
Когда обязанность быть рядом переросла в желание быть ближе?
Когда я стал замечать горячие толчки твоего сердца в мою ладонь, даже если прижимал тебя к правому боку? Рикошетом – через ребра?
А черные волосы становились все длинней и теперь постоянно то кололи, то щекотали мою щеку, когда мы подобно влюбленной паре в обнимку пробирались через толпу. Ты все больше стал походить на хрупкую стройную девушку. Это стало заметно и по поклонникам - к истерично визжащим девчонкам стали добавляться парни, сквозь зубы цедящие мне вслед «старый пидор!». Не со злости, а от безысходного желания оказаться на моем месте. Да что парни, сколько я видел мужиков, гораздо старше себя, завистливо пожирающих глазами мою руку на твоей тонкой талии, глотая похотливые слюни.
Боже, когда же я осознал, какое сокровище я приставлен сберечь? Когда на меня опустилось это безумие? Билли, когда же ты вырос? Когда озорной детский блеск в глазах сменился точно бьющим прищуром? И хотя я уже понял, что пропал окончательно и бесповоротно, все же благоразумно старался не попадать под прицел. Огня хватало на всех, фройлян не знала жалости, оттачивая, может и неосознанно, свое мастерство быстрого поражения. Том тряс головой, сбрасывая наваждение, Георг с Густавом отводили взгляд, Йост вздыхал и отворачивался, не в силах противится хлесткому приказу темных глаз «взгляни на меня и пади в пыль к моим ногам!» А что до техников и прочей обслуги, так те просто откровенно пялились на тебя, открыв рот.
Но ты, наслаждаясь всеобщим обожанием, явно не собирался пока одарить кого-то своим персональным вниманием. Улыбки-взгляды предназначались всем, а вот почетное право притискивать-прижимать к себе эту груду горячих костей досталось в основном нам с Томом. Я видел, как порой он закусывал губу и прикрывал глаза, чтоб не показать обуревавших его чувств, когда ты с размаху вис у него на шее и, слегка поглаживая по спине, шептал в ухо очередной секрет для двоих. Эх, Билли, а главный-то секрет своего брата ты и не почувствовал? Надеюсь, и мой тоже.
Тому еще придется хлебнуть с тобой, ведь ты все продолжаешь совершенствовать образ Дивы – на погибель миру. А я... я уже отрезанный ломоть. Тебе нравилось вожделение в направленных на тебя взглядах: а почему бы и нет? Ведь пока рук никто не распускал, это было игрой полуприкрытых ресниц, стремительно взмывающих вверх, чтобы унести остатки разума. Зачем тебе это было нужно, фройлян? А зачем девчонки собирают вокруг себя стаи поклонников, мороча им головы? Спортивный интерес, пьянящее чувство собственной неотразимости, выплескивающейся за рамки возрастов и полов.
Я молился про себя: не надо, Билли, не играй! Только не со мной! Разве тебе мало других объектов для заточки твоих черных когтей? Фройлян, зачем тебе старый дурак, готовый носить тебя на руках? Эти мечты не для меня, так не мучай, не дразни!
И фройлян, словно услышав мои молитвы, тушила огонь в глазах, превращаясь в милого, пусть и капризного, мальчишку, которого я знал давно.
До того момента как...
Первым сдался Йост. Я наблюдал за его многолетними мучениями с затаенным страхом. Сорвется, не выдержит? Но он терпел, стискивая зубы и колени. Ваше совершеннолетие сорвало один из трех основных запретов. Осталось половая принадлежность и рамки субординации. Впрочем, при взгляде на мою фройлян первое препятствие рушилось как карточный домик, задетый мизинцем. А второе трещало по швам под шоколадным арт-обстрелом накрашенных глаз. И крепость по имени Дэвид пала.
Однажды в плохо освещенном углу я увидел его руку на твоей маленькой попке. Я ждал, что ты возмущенно сбросишь ее, зашипишь: «Дэйв, ты че, охренел?!» Но ты подался навстречу, утыкаясь носом в его шею, обнял, обхватил руками.
В этом момент я понял, что моя маленькая фройлян выросла. Фрау. И уже не моя. Фрау Йост? Да моей и не была никогда, собственно. Даже в сладких мечтах. Я ведь никогда не позволял себе думать «а если бы...», так мне ли сетовать о вдребезги разбитом сердце? Коснуться, коротко взглянуть из-под очков – одно, а позволить разгоряченной фантазии увлечься – не уж, увольте. Именно увольте – только это мне и останется, если пустить в свою голову этих демонов. Но Йост же пустил? А если бы я бы не таился, не душил в себе зарождающихся чувств? Может, это я бы был сейчас на его месте? И мне в шею дышали бы твои разгоряченные губы? Приподнять краешек майки, скользнуть рукой по чуть влажной нежной коже... Саки, стоп! Не смей даже думать!
Ретте мих... интересно, Йост написал эту песню до того, как понял, что помощь-то нужна ему? Или это стало своеобразным признанием?
Что тебе нравились домогательства Дэвида, меня уже не удивляло – стройный и моложавый, креативный и симпатичный мужчина, такое внимание польстило бы многим. Всякий раз, когда я слышал чуть смущенный смешок моей фройлян, у меня все сжималось внутри.
Но сам ты к нему не лез, лишь благосклонно принимал сначала осторожные, но становившиеся все настойчивей знаки внимания. Это просто глупый интерес, ласкающий самолюбие, что сам Про не устоял перед магией твоего взгляда, так же?
Йост для них бог... а я... богомен, как зовут меня фанатки. Человек-забор, человек-винт, готовый порубить в капусту все вокруг и вынести на своих лопастях драгоценную хрупкую ношу из любого пекла. А в аду мы побывали, и не раз. Ты доверчиво жался к моей груди в надежном кольце моих рук, и мне порой казалось, что ты... Бред! Не стоит приписывать тебе МОИ желания.
Тоби так не сможет тебя защитить. Опять вру себе. Тоби и Дирк – Бодигарды с большой буквы, вот только... Черт, как представлю Тоби, обнявшего тебя и ведущего через толпу... Ревность?
И все же. Я профессионал. Моя задача - сосредоточить все свое внимание на ситуации, на людях нас окружающих. Мои руки должны отражать натиск фанатов, а не тянуться к твоему теплу. Но я больше не могу. Ты тяжело дышишь, твои ресницы дрожат совсем близко, ты бросаешь на меня короткие взгляды. Это всего лишь страх перед толпой, но мне снова мерещится иная природа твоего волнения. Ты дурманишь меня, мое сознание плывет туманом, постоянно отвлекаясь на то, чтоб не коснуться тебя лишний раз сверх необходимости. А малейшая моя ошибка может тебе дорого обойтись... Я устал одновременно бороться с собой и с внешним миром.
Я все решил. Я вижу боль и недоумение в твоих глазах, когда говорю тебе о своем уходе. Ты так привязался ко мне за эти годы, понимаю. Так привязываются к любимой собаке. Няня-Саки всегда был рядом. Если бы только знал, чего мне стоит этот уход. Ты спрашиваешь – почему? Конечно же, я рассказываю сентиментальную историю о жене и детишках, тоскующих без отца, мотающегося по всему свету за юной звездой. И это вполне объективная причина. Но недоверие из твоих глаз не исчезает. Ты смотришь в упор, настойчиво пытаясь прочитать на моем лице – что? Горечь утраты моей несбывшейся любви? Нет, малыш, я покажу тебе только грусть расставания с любимым подопечным, практически сыном. Если я молчал столько лет – не для того же, чтоб расколоться в последний момент, так ведь?
Нет, Билли, я еще не говорил Дэвиду. Но билеты на самолет уже у меня. Увы, мне придется поставить его перед фактом.
С тобой? С тобой останется Тоби, ты же сам знаешь – он справится.
Нет, я не бросаю тебя. Просто так сложилась жизнь.
Йост? А при чем тут Йост?
Билли, что за чушь ты несешь? Как это я ухожу из-за него? Мы с ним в нормальных деловых отношениях, никаких конфликтов не было.
И ты с ним в деловых отношениях? Охотно верю, но при чем тут..?
Билли, это совершенно не мое дело, кого ты там отшивал, и уж тем более, я не хочу знать, что этим кем-то был твой продюсер!
Ты что - заплакать собрался? Мальчики не плачут, забыл? Дааа, не стоило мне звать тебя «фройлян», признаю, моя вина.
Неужели это я сказал «иди сюда»? Если я еще пару минут поглажу его по голове, я порву этот чертов билет! Прижался несчастным зверьком к моему плечу, трется. Ну что, богомен, ты об этом мечтал? Чтобы эти губы касались твоей щеки, прерывистым дыханием обдавая шею?
А ты сбивчиво и невнятно шепчешь, что специально играл с Дэвидом, чтобы я заметил вас, чтоб, наконец, понял, как тебе приятно внимание взрослого мужчины. Но внимания-то ты хотел моего, и раз за разом провоцировал Йоста, зная, что я это вижу. Что боялся сказать мне, признаться, попросить... И сейчас тоже боишься, но...
Дурачок, какой же ты глупый маленький дурачок, Билли! - даже не понимаю, говорю я это вслух или все же сдерживаюсь. Наверное, все-таки вслух, потому что ты поднимаешь виноватые глаза и, споткнувшись о мой не менее виноватый взгляд, вдруг все понимаешь. Вглядываешься с пытливой надеждой, и я больше мне могу и не хочу притворяться – все мои чувства в ответном взгляде. Всего на миг, пока я не спохватываюсь и не отвожу глаза. Но поздно - ты уже увидел.
Что ты делаешь, Билл?
Пытаюсь отстранить тебя, оторвать от себя тонкие руки. Впервые делаю все наоборот: не прижимаю тебя к себе, а отталкиваю. Но ты прильнул ко мне и еле слышно шепчешь в ухо: «Саки, хоть сейчас... пожалуйста... я так мечтал об этом... а теперь уже все равно, ты уходишь... ну пожалуйста...»
И тянешься к моим губам. А я не имею больше сил остановить тебя. Соприкосновение как вспышка. Ничего не соображаю уже, послушно приоткрывая рот. Как ударом тока меня пронзает касание металлической бусинки в твоем языке. Твои губы мягкие и податливые, но ты целуешь меня с таким жадным отчаянием, что я, не выдержав напора, отвечаю со всей нерастраченной нежностью и страстью.
Господи! Теперь я знаю, радуга бывает не только оттого, что солнце разбивается вдребезги о стену дождя. Моя маленькая фройлян, что ты же ты натворила? Наконец, отстраняешься и смотришь на меня сияющими глазами: «Ты останешься? Ты же боялся меня, боялся себя, так? А теперь видишь - бояться-то нечего», - влажно шепчешь мне в губы.
Нет, фройлян, это неправильно. И ты сам это знаешь.
- Прости, Билли… Мне пора.
Если бы ты знал, чего мне стоило медленно повернуться и уйти не оглядываясь... Ты не остановил, привык за столько лет не спорить со мной. До мучительных спазмов хотелось обернуться, чтоб взглянуть в твое лицо. Что на нем сейчас – боль? обида? разочарование? Но это бы ничего не решило. Ты напридумывал, насочинял, сам не знаешь что, в своей романтической головке. Привязанность и влечение – совершенно разные вещи, про что-то сильнее я даже и не говорю. Ты забудешь этот бред, вся жизнь впереди и весь мир у твоих ног. Я лишь минутная блажь и твой старый верный охранник. Хотя уже и не верный даже. Ведь я же бросил тебя.
На следующий день я улетел в Гамбург. Мне надо теперь о многом подумать. Когда я стоял в кабинете Йоста, уже открыв рот, чтобы оборвать все, что связывало меня с этой жизнью, на поясе пискнул телефон. Палец завис над коротким именем отправителя. Ты же знал, что я не смогу сдержаться и прочту твою смску? «Саки, не уезжай... я просто не могу без тебя. ТВОЯ фройлян». Ты всегда побеждаешь, я же совсем забыл.
И я… попросил отпуск, которого у меня не было уже почти 5 лет.
Скоро звездные детишки, покорив еще один континент, вернутся на родину. И если моя фройлян посмотрит на меня своими манящими глазами и прикажет «тони!» - я подчинюсь, утону в них и... будь что будет.
|