ГЛАВА 31
Длинный, пустой коридор и звенящая, сводящая с ума тишина. Белые стены давят со всех сторон. От них веет холодом и неуютом. Хочется сбежать из этого места... Я ненавижу больницы. По-моему это одно из самых ужасных мест, пропитанное атмосферой безнадежности, отчего чувствуешь себя совершенно подавленным. Поэтому я никогда не ходил к врачам, и сейчас меня бы здесь тоже не было, если бы не Билл... Двоякое чувство не дает мне покоя, когда я думаю, что он там, за дверью прямо напротив, в двух шагах, а я не могу зайти в палату и прикоснуться к нему... Это чувство убивает меня, ведь я остро ощущаю его нужду во мне. В такие минуты, подобные этим, мы обычно всегда остро чувствуем потребность друг в друге, в прикосновениях, словах, взглядах - во всем... Лишь бы только не терять невидимую и нерушимую связь...
Дверь со скрипом открывается, и я подрываюсь с места, сталкиваясь взглядом с врачом. Меня всегда страшно раздражает, какие у людей этой профессии равнодушные выражения лица. Создается впечатление, что они совершенно бездушны - ничто не может задеть их за живое, вывести из равновесия, сломать апатию...
- Ну что? - всего два слова срываются с моих губ, а голос предательски дрожит подобно натянутой струне.
- У вашего брата... моральное и физическое истощение... - врач поправил очки и взглянул в свой блокнот с записями.
- Что... это значит? - само слово "истощение" звучало устрашающе. Голова по-прежнему раскалывалась от ноющей боли, которая стала только сильнее от того напряжение, которым гудело сейчас все мое тело...
- Видимо, он постоянно находился в состоянии стресса длительное время, поэтому его организм не выдержал такой нагрузки...
Стресс? Нагрузки? Картинки, словно кадры из выученного и знакомого наизусть кинофильма всплывали перед глазами. Кадры, которые так не хотелось вспоминать, но они против воли возникали в моем воображении, связываясь в одну единую цепь из звеньев, снова сильнее и сильнее пробуждая чувство вины во мне: Николь...
пленка... Йост... пресс-конференция.... Как же я раньше не смог предугадать, что мой брат слишком слаб для всего этого? Он ведь всегда нуждался в защите, хоть и не всегда показывал этого, натягивая на лицо фальшивую улыбку. Неужели я настолько беспечный брат, что не оградил его от всего этого, хотя мог? Я ведь старший, сильный, более твердо стоящий на ногах. Я бы мог быть для него опорой, но вместо этого вместо того, чтобы заглянуть поглубже в его янтарные глаза и увидеть душу, убеждал себя в том, что я делаю все возможное, чтобы огородить Билла от дополнительной боли. Не зря проклятое чувство вины вновь вгрызается мне в душу - я это заслужил...
- ...ему сейчас нужна ваша поддержка и забота... - я, вернувшись в из собственных туманных мыслей, вновь услышал голос врача, который по-прежнему продолжал свою речь.
Я не улавливал слова, их смысл. Сейчас я думал только о брате и о том, чтобы увидеть его, прошептав лишь два слова - "Прости" и "люблю", несмотря на то, что они давно лишь стали пустыми звуками, которые растают в воздухе или
рассыплются в прах под ногами.
- Я хочу к нему, - перебил я речь мужчины, прервав его на полуслове, в то время как он по-прежнему давал мне наставления. Во мне уже закипало раздражение от того, что меня учат, как я должен обращаться с самым близким мне человеком, ведь я и так понимал, что брату нужно сейчас, потому как несмотря ни на что мы по-прежнему оставались близнецами, чувствуя друг друга, особенно в такие минуты, как эти.
- Конечно... Он пока спит, но, думаю, может проснуться с минуты на минуту, - легкая тень улыбки скользнула по лицу этого пожилого седовласого мужчины, заставив меня на мгновение смутиться,
Я проводил его взглядом и перешагнул порог палаты, когда силуэт, наконец, скрылся за углом одного из коридоров клиники.
Белая палата, белые стены, даже занавески белые. Идеальная, пугающая, уже ненавистная мне белизна вокруг, которая ослепляла своей неестественной яркостью. Казалось, я попал в ледяное, зимнее царство, отчего я невольно поежился - холодок пробежал по коже.
Брат, пугающе бледный и худой, лежал неподвижно на кровати, словно неживой. Только грудная клетка, которая поднималась и опускалась в такт его дыханию, говорила о том, что в нем по-прежнему теплится жизнь.
Я боялся его разбудить, нарушить его умиротворенный сон... Все, чего мне хотелось - это просто сесть рядом, подушечками пальцев провести по знакомым чертам лица, дотронуться до его сомкнутых губ, по цвету почти слившихся с цветом кожи его лица, запустить руку в темный шелк волос, перебирая светлые и темные пряди, вдохнуть запах его тела, губами скользнуть по бархатистой, нежной коже не шее... Я вдруг так остро ощутил свою нехватку в нем, потребность, желание, что отдал бы все, лишь бы прикоснуться к нему и прижать к себе, почувствовать ту знакомую близость между нами...
Присев рядом с кроватью, я закусил губу от досады, чертыхнувшись, - стул предательски скрипнул. Будить близнеца не входило в мои планы, особенно после слов врача о его диагнозе. Сейчас брату требовался покой, и я понимал это как нельзя лучше, хоть и боролся с желанием увидеть его глаза. Но его пушистые ресницы все же дрогнули, и Билл приоткрыл глаза. Он выглядел усталым и немного потерянным, но все же глупая улыбка, за которую я, пожалуй, его и любил больше всего, озарила вновь его лицо, зажигая искры в глазах. Он оживал, медленно возвращаясь к жизни, словно цветок, который вырвали с корнем из земли, оставив умирать на солнцепеке, а потом вдруг, сжалившись, дали глоток живительной влаги, опустив в вазочку с водой. Да, он как цветок, который едва не увял...
- Привет, - я прошептал, накрыв ладонью его руку, сразу ощутив как поток нежности к брату нахлынул на меня. Я не хотел и не мог говорить громче, боясь выдать дрожащим голосом волнение и разрушить эту вязкую тишину, волшебным туманом разлившуюся по палате, - Извини, я не хотел тебя будить.
- Я не спал... - он еще крепче сжал мою руку и скользнул взглядом вокруг по палате. Выражение его лица так и осталось неизменным. Значит, он все помнил и все понимал, - А что тебе сказал врач? У меня что-то серьезное? - спросил он как-то совершенно равнодушно, словно вовсе не боялся моего ответа, как будто ему было плевать на себя самого. Мне показалось в это мгновение, что даже если бы я сказал ему какую-нибудь страшную новость, то ни одна бы скула не дрогнула на его лице.
- Нет, все в порядке. Ты просто перенервничал, - я специально избежал того, чтобы называть диагноз, поставленный врачом - слишком уж он пугающе звучал...
- Прости... - это слово вдруг сорвалось с его губ, ударив меня словно током. Никогда не думал, что подобное слово может принести сразу столько боли и негодования. Но это было совершенно несправедливым и неправильным, что это говорит мне он, а не наоборот...
- Билл, ты что? За что мне тебя прощать? - я вцепился в его запястье, вновь пытаясь поймать его ускользающий взгляд, но он старательно отворачивался, пряча глаза за черными длинными локонами. И все же я успел заметить как черная тень печали вновь скользнула по его бледному лицу, оставив на нем свой отпечаток.
- Я... я... виноват. Ведь если бы это не случилось сейчас, то мы бы были уже в Нью-Йорке. Мы же хотели этого...
Помнишь? Хотели покончить с этой жизнью, хотели....
- Замолчи. Просто замолчи, - я перебил его, заметив, как задрожали и заблестели его глаза, наполнившись слезами. Наивный, глупый братец.... Он всегда любил искать виноватых в любой ситуации, но только раньше на роль виновника всегда находился кто угодно, но только не он сам. А теперь все наоборот. Как же он изменился... Стал полной противоположностью самому себе. И, наверное, это должно радовать меня, заставлять улыбаться, видя, как в моем брате почти не осталось этой напыщенной самовлюбленности и чрезмерного эгоизма. Но вместо этого я чувствовал пустоту и странную ноющую боль все всем теле, задумываясь над тем, что же на самом деле произошло сегодня и почему же мы сейчас не любуемся на панораму Нью-Йорка из окна нашей квартиры, в которой мы мечтали начать новую жизнь? Казалось бы - просто совпадение, но я знал, что это не так. И виноват ни я и не брат...
Здесь нет виновных, просто проклятый город, наполненный воспоминаниями и ностальгией былых лет, не хотел нас отпускать, держа в своих каменных джунглях. Судьба ли это? Или очередная жестокая шутка, игра, которой нас наградила жизнь? Немые вопросы - пустые ответы....
Брат вдруг резко замотал головой, словно отмахиваясь от моих слов, и горячие крупные слезы, проступив из глаз, покатились по щекам, устремляясь вниз, стекая по подбородку, касаясь шеи и исчезая под воротником футболки. Я взял его дрожащее, мокрое лицо в свои руки, убирая с него всю ту горечь, которую оставляли после себя эти хрустальные, прозрачные, соленые капли.
- Нет, не плачь, - сперва тихо повторил я, но Билл в ответ лишь всхлипнул и закусил губу. Рыдания стали приглушенней, но не прекратились, - Не плачь, черт возьми! Прекрати! - почти на крик сорвался я, схватив его за узкие плечи и хорошенько встряхнув. Я злился....Не на него, а скорее на ту слабость и попытку переложить несуществующую вину на себя. Его странное стремление к самоуничтожению и самобичеванию разрывало меня на куски от гнева и боли.
- Том...
- Не плачь, - как заведенный, не переставая повторял я, притягивая его к себе, скользя губами по его щекам, подбородку, векам, впиваясь ими поцелуем в его бледные губы, кусая их и заставляя гореть. Я чувствовал вкус его крови у себя во рту. Невыносимо горько, невыносимо сладко. Наши прерывистые слова таяли в тяжелом воздухе, отражаясь от ярко-белых стен, смешиваясь с дыханием, растворяясь в нем. Билл всхлипывал и цеплялся тонкими пальцами мне плечи, тянулся вперед, царапая кожу сквозь тонкую ткань футболки, как испуганный, забитый зверек. А я ловил губами его дыхание, проглатывая слезы вместе со словами, обрывками, доносящимися до моего слуха: "Прости, прости..."
******
Нарастающий звон будильника медленно возвращал меня в реальность из царства снов Морфея. Как странно...
Утро наступило так быстро, а ведь мне казалось, что я буквально пять минут назад коснулся подушки, сомкнув тяжелые веки, хотя на самом деле часы уже показывали девять утра.
Я свесил ноги с кровати и поморщился, когда голая ступня коснулась обжигающе холодного пола. Желание забраться обратно в кровать боролось с осознанием того, что пора вставать. Я натянул футболку и прислушался к тишине в квартире. Так непривычно, что она совсем пуста...
В ванной не слышно плеска воды, который частенько меня будил по утрам, ведь Билл всегда вставал раньше, чтобы успеть привести себя в порядок....Непривычно, что кухня по обыкновению не пропитана запахом свежего кофе, что не кипит чайник на плите... Здесь все непривычно, но я знаю, что это лишь пока, а скоро все вернется на свои места...
Здесь не будет больше этого холода, который пробирает насквозь, и неуюта, давящего со всех сторон и в очередной раз напоминающего о моем одиночестве.
Я даже удивлялся своему оптимизму и тому, что не потерял веру еще урвать для нас свой заслуженный кусочек счастья. Я грустно усмехнулся и повертел в руках кружку с ароматной, черной жидкостью, которую только что плеснул себе из кофейника. Кофе был остывший, горький и невыносим приторно-вязкий. Прямо как моя жизнь в последние месяцы... Сделав глоток, поморщился и затянулся сигаретой, задумчиво глядя как клочья дыма обволакивают серым туманом кухню, дурманяще
кружа голову и пепельными облаками поднимаясь к потолку. Впервые я наслаждался тишиной, пытаясь найти в ней что-то таинственное, надеясь найти ответы на многие вопросы, которые с каждым днем все больше и больше накапливались в голове, давили, словно тиски...
Я почти растворился в этом вязком беззвучии вокруг, заблудившись в собственных мыслях, если бы не резкое, пронизывающее жужжание - мобильный телефон, дребезжа и медленно двигаясь к краю стола, требовательно мигал дисплеем.
- Да? - я поднес трубку к уху и откинулся на спинку стула, поджав под себя замерзшие ноги и выпустив изо рта кольцами горький, с привкусом мяты, дым.
- Привет, Том.
Я горько, с ноткой сарказма, усмехнулся, опустив сигарету в пепельницу. Я сразу узнал голос. Его нельзя было не узнать, ведь я слышал его ежедневно на протяжении многих лет. На тот момент во мне взыграло два чувства - злость и любопытство. Второе подталкивало узнать, какую же цель преследовал этот человек на другом конце провода. минутой раньше набирая мой номер, а первое едва сдерживало меня от того, чтобы просто от гнева не запустить мобильник в стену.
- Что тебе надо? - стараясь как можно равнодушнее произнести я. Все-таки любопытство оказалось сильней.
- Есть разговор. Я бы хотел встретиться с тобой и братом... - на последнем слове мой собеседник притих. Тон голоса его был примирительным, как будто извиняющимся. Возможно, именно так и было, хоть и сложно было в это верить, ведь обычно такие люди редко признавали свою вину. Я понятия не имел, зачем мы с Биллом понадобились ему. На мгновение промелькнула одна из совершенно безумных мыслей, но я отмахнулся от нее, встряхнув головой.
- Где и когда? - почти не задумавшись произнес я. Я не стал упоминать про Билла, про попытку нашего неудавшегося отъезда и про то, что брата еще как минимум на три дня оставили в больнице под наблюдением. Я просто не посчитал нужным делиться такими новостями с этим человеком. Снова лишние вопросы и нравоучения лишний раз мне были абсолютно ни к чему.
- Сегодня через час у меня, - последовал короткий незамедлительный ответ. Видимо, он уже заранее знал, что я соглашусь, еще до звонка выбрав место и время встречи.
- Но... - вырвалось у меня, когда я вспомнил, что обещал Биллу приехать к нему в больницу к десяти. А ведь он сейчас слишком уязвим и раним, чтобы принять потом мои оправдания по поводу несдержанного обещания. Кроме того, это был не просто долг с моей стороны, не просто обязанность поехать навестить младшего брата. Это было мое желание. И если бы была на то моя воля, то я бы ежедневно сидел с ним в больнице. Как ни странно, но даже во всем случившемся есть свои плюсы: мы стали лучше узнавать друг друга, болтая о всякой ерунде часами. Например, я никогда не знал, что мой брат может быть романтичным и лиричным Да, я многого о нем не знал, теперь казня себя за это...
- Что "но"? - услышал я встречный вопрос.
- Ничего... Я буду через час, - вымолвил я и вздохнул, выдержав секундную паузу для размышления. Я старался не думать о правильности своего решения и старался не гадать, чем закончится назначенная встреча. Все мысли возвращались неминуемо к брату и теплились надеждой на что-то, пока необъяснимое и неясное мне самому....Просто вдруг надежда на будущее, на свет в конце тоннеля стала ярче и крепче...
Просто я во что-то верил... ГЛАВА 32
Когда твое пространство ограниченно пятнадцатью квадратными метрами, когда воздух насыщен не привычными ароматами, а запахом бинтов, спирта и лекарств, когда над головой, ослепляя своим едким неоновым светом, горит люминесцентная лампа, то невольно сходишь с ума. Хочется выть и лезть на стены, особенно если в попытках протянуть руку вперед руку и нащупать знакомое тепло, прижаться к родному телу, чувствуешь лишь пустоту и воздух, насыщенный влагой. Даже солнце, пробивающееся через плотные занавески не спасает и не вызывает улыбки на лице. Оно все равно уже не греет - его лучи холодны...
- Я завтра приду... Утром. Обещаю, - он улыбается и проводит руками по моим темным волосам, уже стоя в дверях. Не хочется его отпускать.
С трудом разжимаю руку, выпуская его запястье и мельком замечая, как оставил на коже глубокие, красные следы. А ведь он даже слова не сказал, как будто и не чувствовал этой боли. Лишь улыбался... Заботливо и мягко, отчего на душе рождалось тепло, растапливая страх, застывший ледяной коркой на сердце. И мне было уже почти не страшно, когда я засыпал в пустой палате, укутавшись в одеяло и глядя в потолок. Не страшно.... Хотя и холодно.
А утро пришло даже на удивление быстро. И, стоило лишь первому лучу ударить мне в лицо и заставить поморщиться от этого навязчивого утреннего света, как страха уже не было. Оно сменилось грустью, чувством одиночества и тоски по брату...
Сигарета за сигаретой, которые я старательно прятал от врача, затяжка за затяжкой. Холодный, деревянный подоконник и еще один, очередной осенний дождь. А ведь на календаре всего лишь середина августа - бархатного, теплого месяца. И несмотря на то, что я любил дождь, порой отражающий мое внутреннее состояние и мысли, я почти возненавидел этот месяц. Слишком он угнетал своей серостью и монотонной дробью дождевых капель. И погода менялась так спонтанно и неожиданно: еще пять минут назад светило солнце, теперь спрятанное за огромной пепельной тучей, приплывшей из-за горизонта ,которая, вместе с дождевыми каплями, роняемым на землю и стекающими по стеклу, смывала со струями воды еще теплившуюся надежду, что в любую секунду откроется дверь и мое одиночество отступит....
Но нет... Тишина густела, нарушаясь лишь тихим тиканьем часов на стене, которые еще больше сводили меня с ума. Я поджал под себя ноги и тихо застонал вдруг от слабой, но резкой боли в спине. Я спал всю ночь, но даже сейчас глаза против воли закрывались. Может, действие табачного дыма, а, может, дробь моросящего дождя, убаюкивающего меня...
Все вдруг растворилось, стены комнаты перестали существовать...
И было лишь небо с голубой лазурью и перистыми белоснежными облаками, так похожими на пушистую мягкую вату. Зеленая трава под ногами, наши руки, глаза, улыбки и смех... Разноцветная яркая радуга, ощущение свежести и....вкус твоего поцелуя на губах....Такой сладкий и....
- Билл, - кто-то настойчиво потряс меня за плечо, и я распахнул глаза. Ничего не было...
Ни облаков, ни неба, ни цветов. Все те же белые стены и надоедливый дождь. А еще...
Том?! Я почти поддался мимолетному порыву, чтобы обнять его, но взгляд, упавший на часы, не позволил мне этого сделать - стрелка замерла на цифре три, а ведь брат обещал прийти еще утром. Конечно, он не обязан приходить ко мне каждый день, сидеть до вечера, срывая, возможно, свои какие-то личные, немаловажные планы, но зачем давать пустые обещания? Зачем тешить меня надеждой и заставлять ждать?
- Извини, что не пришел раньше, - он улыбался, но отнюдь не от того, что был рад видеть меня. Это была другая улыбка - довольная, немного лукавая делающая его взгляд искристым. Я давно не видел его таким...
В это мгновение любопытство и обида смешались в единое чувство внутри меня, приведя в замешательство. Я просто молчал, ничего не говоря, в надежде, что его объяснения последуют сами собой.
- У меня для тебя сюрприз, - только сейчас я заметил, что Том держит одну руку за спиной. Его глаза так горели, а сам он так светился, словно в предвкушении чего-то, что это даже немного напугало меня. Я отстранился в сторону и попытался ненароком заглянуть ему за спину, по-прежнему храня ледяное молчание, - Закрой глаза...
Я, даже не задумавшись, послушно выполнил его указание, и, уже спустя мгновение, мне на колени опустилось что-то почти совсем невесомое. В нерешительности я нащупал это руками и понял, что это папка. Обыкновенная папка для бумаг, которая продавалась в каждом канцелярском магазине. Но я был почти уверен, что дело вовсе не в ней, а в ее содержимом.
- Открой, - выдохнул Том. Он почти подпрыгивал от нетерпения, ожидая моей реакции. Я послушно выполнил его очередную просьбу, и мой взгляд упал на бумаги, пестреющие мелким текстом, в который я не стал вчитываться, потому как в глаза бросился ярко-красный заголовок, почти ослепивший меня. Я на секунду зажмурился, не веря прочитанному, а потом вновь взглянул на бумаги у себя на коленях. Глупая улыбка расплылась по моему лицу, но на душе не было ликования...
Было лишь удивление и негодование от мысли о том, как это произошло, и самое главное, почему?
- Том... Это... это...
- Да, братишка, да, - закивал он, подхватив мои слова, и они эхом отразились от стен. Букет из чувств переполнял меня, а воспоминания цветными картинками врывались мне душу. Я и Том.. Наша группа, тысячи фанатов...
Былое счастье и страх тогда, что мы все это можем потерять. А после крах, который принес с собой ощущение того, что жизнь
закончена. И только теперь, взвешивая и оценивая, я понимал, что был пустым, ставя придуманные мной ценности намного выше таких, как любовь и обычное человеческое счастье, которым живут миллионы и которое, как мне казалось еще буквально месяц назад, не для меня. Тогда я питался фанатской любовью, думая, что погибну без этой пищи, изголодаюсь, однако я ведь до сих пор жив...
И жив благодаря чему-то более ценному и дорогому для меня....Чему-то, что греет и спасает меня все эти дни...
Чему-то, что отражается в наших глазах...
******
Погода капризничала и менялась каждый полчаса. Вот опять прозрачное летнее небо, такое чистое, от красоты которого едва можно было оторвать взгляд, залюбовавшись этой притягательной лазурью, теперь темнело, становясь серым и каким-то безжизненным. Еще мгновение - и первые косые капли упали на лобовое стекло, оставляя мокрые дорожки. Я распахнул дверцу автомобиля и шагнул наружу, накидывая капюшон и направляясь к высокому зданию, которое казалось бесконечно высоким, утопая в грозовых облаках.
Пока лифт поднимал меня на один из последних этажей, я тщетно пытался дозвониться до Билла, вслушиваясь в молодой, навязчивый голос в трубке: "Извините, в данный момент абонент недоступен или заблокирован. Попробуйте перезвонить позже...." Чертыхнувшись в очередной раз, я отправил телефон в карман и прислонился к стене лифта спиной, вздохнув. Какие-то противоречивые чувства, ощущения и ожидания переполняли меня, словно чашу, готовые в любую секунду хлынуть через край. Нутром я чувствовал что-то необычное и странное, трепещущее, но проклятая интуиция словно играла со мной, заставляя теряться в собственных ощущениях, путаясь в них и завязываясь в еще более тугой узел....
Я надавил пальцем на звонок около двери и едва не подпрыгнул от неожиданности - дверь открылась спустя всего несколько секунд. Видимо, я был даже более желанным гостем, чем думал.
- Итак, я здесь, собственной персоной. И внимательно слушаю, - я скрестил руки на груди и смерил
Дэвида внимательным взглядом, вздернув правую бровь. Я старался, чтобы разговор был несколько небрежным с моей стороны, чтобы не выдать любопытство и заинтересованность. Хотя, наверное, уже то, что я стою здесь, на пороге квартиры, говорило несомненно о моем интересе.
- Проходи, - он отступил в сторону, пропуская меня в гостиную.
Я не мешкался и не церемонился - на это не было времени. Кивнув, зашел в квартиру и сразу опустился в глубокое кресло, вальяжно развалившись в нем по привычке. Йост скользнул по мне каким-то странным взглядом, а потом встряхнул головой, словно отгоняя мысли, которые посетили его в этот момент. Меня немного раздражала его хладнокровность. Ни улыбки, ни расстройства на его лице. Ничего. Абсолютно.
- Где твой брат?
Я и не сомневался услышать этот вопрос. И даже совсем не удивился тому, каким тоном он был произнесен. Эта интонация в голосе напоминала о былых временах. Видимо, Йост еще не мог никак смириться с тем, что все давно кануло в лету, а мы, наша четверка, не находимся в его подчинении. Впрочем, он сам виноват, раз поставил свою подпись о расторжении контракта, а потом прислал нам уведомление по почте. Это было настолько низким поступком, что я в тот момент рассмеялся, не зная, как по-другому на это реагировать. Все же
Дэвид был трусом, раз даже не смог вручить нам лично уведомление о расторжении или хотя бы позвонить. Зато у него сейчас хватило совести зачем-то пригласить нас с братом к нему.
- У него дела, - холодно бросил я, пытаясь дать понять, что не собираюсь отчитываться перед ним.
- Какие дела? - я почувствовал в его голосе раздражение, и меня это даже позабавило, заставив улыбнуться.
- Прости, Дэвид, но это тебя не касается. Не касается ровно с того момента как ты перестал быть нашим продюсером и руководителем вот уже целых три дня, - я смерил его победоносным взглядом и гордо выпрямился.
- Ошибаешься, Том, - на его лице появилась самодовольная ухмылка.
Я насторожился и, нахмурившись, спросил с нескрываемым подозрением в голосе:
- Что ты имеешь в виду?
Дэвид усмехнулся и направился к письменному столу, на котором среди беспорядка, состоящего из множества бумаг и каких-то писем, он в одно мгновение отыскал ярко-красную папку и, раскрыв ее, небрежно бросил мне в руки, сев в кресло напротив, скрестив руки на груди, как будто специально хотел понаблюдать за моей реакцией.
Я уронил взгляд на бумаги и замер, уставившись на заголовок и чувствуя как дыхание перехватило. "Контракт с Universal" Далее я не вчитывался в текст, потому как буквы скакали перед глазами от волнения, перепрыгивая со строчки на строчку. Я перевернул последнюю страницу, в поисках даты заключения контракта, чтобы быть уверенным, что это не розыгрыш и не старая копия двухлетней давности.
"19 августа 2008 года" - увидел я в самом низу, разглядев рядом с цифрами две знакомые подписи Хоффмана и
Дэвида.
Значит... правда? Значит... не ложь?
Предательская дрожь пробежала по телу, и я поднял немного затуманенный взгляд на Йоста.
- Но... как? - это все, что я смог выдавить из себя в тот момент. Точнее, эти слова совершенно непроизвольно и неожиданно даже для меня самого сорвались с губ
Еще один смешок в мою сторону и совершенно хладнокровный взгляд. Как он может быть настолько спокоен в такую минуту?
- А вот это самое удивительное. На следующий день после того, как вы с братом приезжали в офис к Хоффману, он позвонил мне и сообщил, что ваша песня по рейтингу вышла на первое место во всех хит-парадах! А новый альбом по продажам превысил даже наши изначальные ожидания, когда он только поступил на прилавки магазинов. Как ни странно, но даже количество попыток суицида среди фанаток после столь ошеломляющей новости о ваших отношениях с Биллом не увеличилась. Мир проглотил эту новость, как очередную сенсацию. Понимаешь? А что уж говорить гей-сообществах....
Я молча слушал, переваривая все сказанное. Это означало, что нас не отвергли, не сделали изгоями общества, а приняли все именно так, как мы мечтали, как мы хотели?
- Так что... Universal снова готов заключить с вами контракт. И я хотел, чтобы вы с Биллом узнали об этом первыми. Вам лишь осталось поставить свои подписи, - я не сразу сообразил, как в моей руке оказалась ручка. Но вдруг, появившееся сомнение, где-то глубоко внутри мне и нарастающее с каждой секундой, не позволило мне поставить подпись на этом белом листе - билету в жизнь, которая раньше для нас так много значила.
- Я должен сперва показать контракт Биллу... - я поднял растерянный взгляд на Йоста.
- Ты не подпишешь? - на его лице отразилось искреннее удивление, ведь наверняка не такой реакции с моей стороны ожидал он, предполагая, что я буду прыгать от радости до потолка. Я явно не оправдал его ожиданий.
- Я... я... сперва поговорю с Биллом, - я закрыл папку и поднялся из кресла.
- Ладно, как знаешь... Я позвоню вам завтра.
Я кивнул, даже не расслышав последней фразы, покидая квартиру продюсера и пытаясь распутать свои мысли. Но не могло не вызвать улыбку мое предвкушение радости Билла, его сияющие глаза...
Ради его счастья я готов был подписать, что угодно...
Даже смертный приговор самому себе.
*****
Когда я вошел в палату, он спал, свернувшись на подоконнике, прислонившись щекой к холодному стеклу и чему-то безмятежно улыбаясь во сне. Трогательная, умилительная картина. Безумно не хотелось рушить его сон, однако желание поделиться с ним столь ошеломляющей новостью оказалось сильнее, и я положил ладонь ему на плечо.
- Билл, - я его слегка потряс, и брат через несколько мгновений распахнул свои карие глаза. На секунду в них мелькнул восторг, который сразу же заволокла обида. Я и не сомневался, что он обижен на меня, ведь я не сдержал свое обещание и не пришел утром навестить его, однако я был уверен, что его обиду сотрет радость, когда он узнает новость...
- У меня для тебя сюрприз, - я держал руку за спиной, сжимая папку и лукаво смотрел на близнеца, на лице которого отразилось недоумение и оттенок страха. Он не ответил, молча пытаясь заглянуть мне за спину. Я уже предвкушал его радость...
Мне казалось, что я ее уже чувствовал всем нутром, всем своим существом...
- Закрой глаза, - в нетерпении выдохнул я, и брат, как ни странно, послушно сомкнул свои веки. Его ресницы дрожали, а пальцы нервно выводили незатейливые узоры на темных джинсах. И я не мог больше мучить брата неведением, потому, положив папку ему на колени, улыбнулся, выжидающе сверля Билла взглядом. Он не спешил открывать ее, чтобы заглянуть в содержимое. Он лишь молча смотрел на трофей в руках, словно ожидая чего-то еще или не находя в себе смелости открыть папку. А, может, брату просто нравилось чувство неизвестности, которое завораживало, от которого в крови закипал адреналин. Это было так на него похоже.
- Открой, - попросил я, кивнув на папку. В его взгляде мелькнуло сомнение, но руки все-таки послушно извлекли документы. Чего же я ожидал? Широкой улыбки, вспышки света в глазах, озарения и крепких объятий со словами, что это именно то, чего он ждал? Пожалуй, так... Однако увидеть я смог лишь удивление, когда Билл рассеянно поднял взгляд. Там не было радости и не было восторга - лишь немое изумление и негодование.
- Том, это... это...
- Да, братишка, да, - я закивал головой, расплываясь в улыбке, ожидая ответной, однако Билл лишь рассеянно скользил взглядом по палате, иногда останавливая его на мне, замирая и пытаясь что-то сказать. Казалось, он просто боялся сказать о том, что чувствовал в это мгновение. Его тонкие пальцы еще сильнее вцепились в белый подоконник, практически слившись с ним из-за напряжения, с которым он впивался руками в деревянную поверхность.
- Ты не рад? - эти слова шепотом, едва различимым сорвались с моих губ. Нет, я не расстроился, не разочаровался...
Я просто замер, пытаясь понять, почему же мой брат, Билл, мой близнец, который жил и дышал сценой музыкой, питался, словно вампир энергией фанатов, которую они дарили нам на концертах, теперь не ликует, а на его лице не отражается никаких признаков счастья - лишь равнодушие и рассеянность.
- Знаешь, - начал он, уставившись в пол, словно боялся или стыдился встретиться с мной взглядом, думая, что обидит меня своими словами, - Раньше для меня сцена значила все... Я не мог без публики, не мог без концерта и бесконечного внимания к нашим персонам, но... эти месяц так изменил меня. И я вдруг понял, что же мне на самом деле важнее... И я боюсь это потерять, вновь окунувшись в звездную жизнь... Я боюсь потерять тебя....Я боюсь потерять себя....Понимаешь? - он наконец поднял на меня свои глаза, и я увидел в них столько мольбы и грусти, что едва сдержал нахлынувший на меня порыв рвануться к брату и прижать его к своей груди. И его слова....Я никогда не думал и не предполагал, что могу услышать такие речи из уст моего брата. Отражение моих мыслей... Отражение моих чувств. Он как будто заглянул ко мне в душу и произнес вслух все то, о чем я думал все это время. И, если нам столько всего пришлось пережить ради того, чтобы Билл наконец осознал то, что должен был понять и принять еще давно, то, наверное, это стоило того. И теперь все эти неприятности, вся та боль и слезы казались такими никчемными и ничего не значащими, что казалось мы сможем теперь запросто перевернуть эту страницу нашей жизни, начав новую....
- Понимаю... Конечно понимаю, - я поймал твою улыбку и, наконец, увидел тот самый блеск, те искры, пляшущие огоньками, которых я так долго ждал, чтобы почувствовать и разделить то счастье, которое переполняло тебя, отражаясь в твоих темных глазах.
- Значит, к черту это? - я кивнул на бумаги на коленях брата. Теперь они уже не казались мне чем-то спасительным для нас, уже не были билетами в нашу прошлую жизнь, которая была еще буквально несколько дней растоптана....Теперь этот контракт стал лишь кипой ничего не значащих бумажек, макулатурой, ненужным мусором.
- К черту! - подхватил Билл и, секундным движением разорвав их, подбросил под потолок, засмеявшись и наблюдая за тем, как клочки бумаги разлетаются по комнате....
Я шагнул к брату и притянул его к себе, касаясь губами лица и чувствуя на них влагу и солоноватый привкус его слез. Он улыбался сквозь слезы и смотрел, как бумажные клочки оседают на пол, устилая его белый рваным полотном, как снег...
Как осколки нашей жизни, мечты, обломки когда-то неоправданных надежд, обрывки воспоминаний....Как то, что уже не заставит нас сделать шаг назад и играть по чужим правилам...
ЭПИЛОГ
- Я люблю тебя, - я улыбнулся и сжал его хрупкую ладонь, второй рукой проведя по черным, шелковым волосам, убирая выбившееся пряди за уши.
Он улыбнулся и, склонив голову на бок, и закусил губу, блеснув глазами. В них не было страха и неуверенности подобными тем, что жили в нем все эти дни и которые его едва не погубили. Казалось, чувство эйфории и счастья даже затмили боязнь перелетов. Он не дрожал сейчас и не вжимался в кресло, судорожно пристегивая ремень. Он лишь расслабленно перебирал мои пальцы и улыбался, встречаясь со мной взглядом. А сейчас, услышав от меня слова, которые я так давно уже не говорил ему, вздрогнул, но улыбка не слетела с его лица - такого естественного и настоящего, на котором не было ни грамма косметики.. Он молча потянулся ко мне и впился поцелуем в губы, не обращая ни на что внимания, словно мы были во всем мире одни или стали невидимками, растворившись в воздухе. Голоса, шум, разговоры и предупреждения стюардессы о том, что самолет влетает через минуту - все это исчезло, как будто этот мир, салон самолета и люди остались в другом измерении и наши мысли вместе с ними. С нами остались лишь чувства, ощущение безграничного счастья и понимание того, что вся наши жизни - это просто игры судьбы - жестокие, беспощадные, но при этом справедливые, которые воспитали в нас бойцов и дали понять то, что мы бы никогда не поняли, если бы хотя бы на шаг не
сошли со своего престола идолов молодежи....
- Спасибо... - шепчет Билл, отрываясь от поцелуя, и выдыхает, касаясь горячим дыханием кожи на шее. Я улыбаюсь и, притягивая брата поближе к себе, кладу его голову себе на плечо, пристегивая ремень, и отворачиваюсь к окну, глядя как мелькает асфальт посадочной полосы, который вскоре сменяется голубой синевой и перистыми облаками, оттеняемые закатом и кажущиеся розовыми, как сахарная вата. Смеюсь и провожаю взглядом город, темным пятном виднеющийся где-то далеко. Почти не жалею и совсем не скучаю, ведь знаю, что там, за океаном, нас встретит совсем другой город, другая страна, другой мир, который мы часто видели на открытках и картинках в книжке, тайно желая побывать там, пройтись по красочным незнакомым улицам. Так странно осознавать, что детские мечты сбываются, вызывая ухмылку на моем лице.
Город почти исчезает, прячась за огромным белым облаком и превращаясь в почти невидимую черную точку... Где-то там мы оставили прошлую жизнь и воспоминания, боль и слезы, разочарование и одиночество. Оставили, как ненужный багаж, тяготивший нас...
Я грустно улыбаюсь и чувствую прикосновение горячих губ на щеке, отвечая на него еще одним поцелуем, последним для прошлого и первым для будущего, подобным заключительной подписи на нашей забытой жизни, оставляя о себе лишь воспоминания в памяти людей, дату на календаре и заголовках пестрящих бульварных газет:
"28.08.2008 популярная немецкая группа Tokio Hotel официально прекратила свое существование..."
Назад
|