|
Я собираю в пустоте осколки брошенных сердец
В моей расплавленной душе из них варю я леденец.
(с) "Алхимик" Агата Кристи
Когда это началось, Билл и сам не помнил. То есть ухватить момент – такого-то числа такого-то месяца я влюбился в собственного продюсера – память отказывалась категорически. Даже дать самому себе четкое определение, чего он собственно от Йоста хочет, не предоставлялось возможным. Нагромождение ощущений: «нравится», «просто тянет к», «тепло бедру», «спокойно рядом», «уютно под рукой», «бросает в дрожь от взгляда», дополнялось навязчивыми снами с рвано-бессвязными сюжетами. В них постоянно мелькали аккуратные руки с длинными пальцами, сжимающиеся в тонкую усмешку губы, и среди этой круговерти - он сам, неуклонно скрывающийся в темную воронку стихии по имени Дэвид. Тот, кто в реальной жизни был сдержан и сосредоточен, несмотря на видимую, чуть ли ни панибратскую разболтанность, представал в снах Билла диким, жадными до удовольствий животным, которому он с радостью подчинялся.
Как дошел до такой жизни он, от одного взгляда которого заходились в оргазмических воплях целые стадионы юных прелестниц? Не говоря уж о толпах анонимных дядек, дрочащих на его видеоролики. А с его харизмой, да еще и при желании он мог бы заполучить себе любого. Почти любого. То, что Билл предпочитал думать о «любом» именного в мужском роде, его не смущало, поскольку во всех внутренних органах от мозга до печенок прочно засел образ сероглазого мужчины в потертых джинсах.
Нельзя сказать, что Билл не пользовался своим сексапилом в откровенно коммерческих целях. Порой достаточно было лишь его молчаливо-улыбчивого присутствия при разговоре с «полезными» людьми, чтобы вопрос решился в интересах ТН. Билл не зря оттачивал коготки на случайных персонажах тусовки, чтобы потом применить свое обаяние в полной мере по уже существенному поводу. С молчаливого одобрения Йоста, кстати. Про был весьма доволен талантливым подопечным и всячески оберегал его от неизбежных перегибов в виде непристойных предложений. Порой Дэвид информировал его, что очередной г-н N сулил финансирование нового клипа ТН за ночь с солистом. Но тут же добродушно ржал, что может ему пора податься из продюсеров в сутенеры – прибыльней получится! Билл обиженно кривился, но когда Йост стискивал его в дружеском объятии, уверенно шепча «никому я тебя не отдам, даже не надейся!», сердце замирало в сладкой надежде. Впрочем, надежда тут же испарялась, изгоняемая очередной поучительной сентенцией на тему «в мире много соблазнов, не ходи по кривой дорожке, хоть она и ярче освещена». Жертвы андрогинной красоты юного певца множились, сердца разбивались вокруг то с жалобным писком дешевого стекла, то с хрустальным звоном богемского бокала – в зависимости от финансового состояния их обладателей. Несчастная любовь и неразделенная страсть уравнивали всех. А носитель эпидемии сам маялся от любовного вируса, не имея иммунитета.
Итак, после долгих и мучительных разговоров по душам с самим собой, Билл, наконец, признался себе, что влюблен окончательно и бесповоротно, а объект его страсти, увы, входит в неразумно-твердолобое меньшинство, до которого не добраться его ухоженным ручкам. Осознав, что его цель находится в центре концентрических кругов мишени на левой стороне груди Дэвида Йоста, Каулиц-младший решительно перешел с якобы случайных взглядов-касаний на более осмысленные действия. Но на все попытки соблазнения Про отвечал добродушно-вежливым игнором или легкой шуткой. А предпринял их Билл не мало, начав свою компанию «охмури Про» почти с 17ти лет.
Сначала он думал, что просто не вписывается в натуралистические рамки йостовской ориентации. Но разве он не доказал всему миру, что способен стереть границы полов? Потом он решил, что недостаточно хорош для избалованного вниманием красивых женщин Йоста, из-за чего он в какой-то момент всерьез засомневался в собственной сексуальной привлекательности. Далее появилась надежда на совершеннолетие – может, Дэвида останавливало именно это? Но день рождения прошел, а ситуация не изменилась ни на йоту. Хорошо изучив Про, несчастный влюбленный понимал, что откровенный разговор о своих чувствах заводить не стоит. Дэвид давно приметил его вздохи-касания и раз уж так демонстративно его динамит, ничего хорошего озвученное признание ему не сулит. В лучшем случае пожалеет. В худшем – прочитает мораль о субординации и перспективах газетного скандала и закате карьеры.
А может он просто не в его вкусе? Но скрупулезно собираемые знаки внимания вроде искоса брошенного взгляда или чуть дольше нужного задержавшейся на шее руке, убеждали в обратном. Он нравится Дэвиду, но тот не собирается показывать своих чувств. Что же оставалось? Разорвать контракт и бросить группу, чтобы покончить со штампом «служебный роман»? Это равносильно тому, чтоб лишиться правой руки. Нет – обеих рук. И голоса в придачу. Попросить Хоффмана отстранить Дэвида от дел и дать им другого Про? Не метод: и Дэвид не заслуживал такого после всего, что он для них сделал, и не факт, что обида окажется сильнее иллюзорных чувств экс-Про к бывшему подопечному. Билл уже устал ломать голову над вариантами, не оставляя при этом попыток спровоцировать, хоть начал действовать тоньше, менее откровенно, чем раньше. Шепнуть что-то Дэвиду в шумной комнате, легко коснувшись губами уха и ждать ответа, горячо дыша ему в висок, заворожить медленным перебиранием колец на тонких пальцах. А когда жертва как кобра от флейты впадет в транс, мягко провести рукой по голому продюсерскому предплечью до задравшегося рукава футболки и с несказанным кайфом ощутить секундную дрожь. Адресовать фирменный взгляд, вцепившись глазами до последнего, пока сердечный враг не будет повержен. Впрочем, тут он неизменно терпел поражение – либо Йост оправдано отворачивался на других собеседников, либо он сам – он сам! – опускал глаза под насмешливым серым прищуром. Йост естественно замечал все эти подкаты, но ни разу не сорвался на откровенность, призвав питомца к порядку. Может, ему и самому нравился легкий флирт, а может, не хотел ворошить осиное гнездо: что не озвучено – то не проблема.
Турне ТН было в разгаре, и Билл запрятал свои страдания в глубине души, чтобы почти ежедневно сиять зажигательной улыбкой со сцен европейских столиц. Концерты и переезды выматывали настолько, что планы по взятию цитадели по имени Йост, временно отошли на второй план. В короткие моменты наедине с собой Билл продолжал мечтать о сдавшемся на его милость продюсере, но как сломить его сопротивление собственному, а заодно и его, Билла, счастью, он не знал. Разве что… шоковая терапия?
***
Шок не заставил себя ждать. Причем шок всеобщий, больше напоминающий глобальный пиздец. Билл еле слышно хрипел, измученно шевеля губами и глотал слезы обиды на злодейку-судьбу, подложившую ему прямо в горло такую свинью. Голос пропал, концерты отменили, вопрос о продолжение тура повис в воздухе сигаретным смогом нервно курящих ребят и команды. А Билл летел домой и думал, что кроме его самого главного сценического инструмента ему сейчас просто необходим рядом Дэвид, чтоб взял за руку, просто взял, успокаивающе пожимая пальцы, запуская по нервам ток уверенности в завтрашнем дне. Но Дэвид остался в Испании разруливать ситуацию.
Слава богу, все закончилось хорошо. Ну или почти хорошо – 10-ти дневный карантин на болтовню был, конечно, тяжелым испытанием, но не смертельным. Брат заботливо крутился рядом, часто навещали ребята, да и Дэвид стал больше обычного баловать выздоравливающего своим обществом. «Ну да, пока я болею да еще и молчу – можно дать слабинку», – горько думал Билл, понимая, что большая часть нежности тут же покроется скорлупой тошнотворно-наигранного веселого равнодушия как только он снова будет в норме. А пока он наслаждался вниманием и почти все свободное время сидел в сети. Насмотревшись фильмов и досыта наигравшись еще до операции, сейчас Билл взахлеб читал! Том даже не поверил, когда впервые увидел, что брат глотает не форум- дискуссии о моде и музыке, а современную классику в лице Зюскинда и Паланика.
- Интересно? – пару раз поинтересовался он. И с сомнением покачал головой в ответ на восторженные кивки и горящие глаза. «И чего только не начнешь делать от безделья, ну хоть не грустит», – решил он.
Билл же полностью погрузился в мрачновато-прекрасный мир героя «Парфюмера», и к концу романа уже страстно мечтал, где б ему раздобыть флакончик такого убойного эликсира, с помощью которого Йост падет ниц и будет целовать его ноги. Конец романа мечтателя ничуть не смутил – ему не впервой было стоять перед толпой и продираться сквозь нее, рискуя быть разорванным на кусочки и без всяких чудо-духов! Билл задумчиво оглядел свои ноги, потенциально предназначенные для лобызания, и полез гуглить феромоны. Но ничего стОящего не нашел – эта дрянь оказалась еще плохо изучена, хоть и вовсю уже использовалась в секс-индустрии. А главное, по последним данным, действовала по законам матушки-природы – только на противоположный пол. Йост к противоположному полу не относился. «Может подлить ему конский возбудитель?» – в отчаянии думал парень. Но это ничего не решит. Йост – кремень, если уж совсем припрет, он просто резко сбежит, да хоть в ванную. Вот если бы изобрели «шпанскую мушку» для души… Да разве он сам не такая «мушка»? Рыдают же фанатки при виде него в любовном экстазе? На концертах обожание постоянно накрывало сцену грозовым фронтом, а Билл словно конденсатор накапливал в себе восторженные взгляды и вязкий поток вожделения, преследовавший его повсюду. Ему нравилось чувствовать себя желанным, это придавало уверенности, что когда-нибудь его мечта осуществится.
В последние два дня «молчания» Билл, то гадливо морщась, то ахая от восхищения над поворотом событий, прочел «Дневник» Чака Паланика. И решение пришло! Давняя мысль вогнать Про в шок легла в удачно подготовленную романом почву. Звалось решение – синдром Стендаля. В романе это странное явление было частью кульминации сюжета, отвлекающим маневром для толпы. Гениальная художница представила публике свою картину, и люди застыли в восхищении при виде совершенного шедевра, не замечая ничего вокруг себя ничего, вплоть до пожара, их погубившего. Вот только не придумал ли автор все это? Не был ли этот самый синдром гениальным художественным вымыслом? Но всезнающий гугл сказал свое веское слово:
Синдром Стендаля - психосоматическое расстройство, характеризующееся частым сердцебиением, головокружением и галлюцинациями, проявляющееся, когда человек находится в зоне воздействия искусства или в месте сосредоточения большого числа объектов искусства. Человек очень остро воспринимает картины, как бы переносясь в изображенную на холсте реальность. Граница между реальностью и фантазией для таких людей стирается. Название дано в честь французского писателя Стендаля, описавшего в книге «Неаполь и Флоренция: путешествие из Милана в Реджио» свои ощущения от посещения флорентийской галереи Уффици.
Термин часто используется для описания реакции слушателей на музыку периода романтизма.
Экстаз от красоты, шок от произведения искусства. Вот что ему нужно! Неужели он не сможет поспорить великолепием с какой-то флорентийской галереей?!
Но воплотить свою гениальную идею в жизнь оказалось не так просто. Ведь делать из себя картинку и так было его ежедневной, почти рутинной работой. К тому же практически все варианты имиджей при активном содействии Наташи уже перепробованы. Дэвид наверняка не оставался равнодушным к его доведенному до совершенства товарному виду и разным завлекалочкам вроде ошейников-цепочек, но продолжал убивать в себе восторженного зрителя в пользу скептического профессионала. Потому Билл затаился и ждал подходящего случая выдать такую цыганочку с выходом, чтобы Йост взвыл аки Квазимодо «я душу дьяволу продам за ночь с тобой!».
«Это должен быть не рядовой концерт, не вью, а какой-то глобальный сейшн, но подать себя все же надо полуприватно, для узкого круга лиц. А потом уже закрепить эффект публичным поклонением. Раз уж столько ждал, подожду еще – чтоб наверняка и наповал», - размышлял Билл. И случай представился даже быстрее, чем он предполагал.
23 мая в Оберхаузене их ждала Комета, церемония крайне благосклонная к ТН на протяжении уже двух лет.
Времени на подготовку плана, правда, почти не оставалось, Каулицы и Ко одаривали своим присутствием американские клубы и вернулись на родину лишь накануне, 22 мая. Полуживой от усталости Билл, отчаянно «благоухая» свежепокрашенной буквально перед вылетом головой, рухнул на постель гостиничного номера, когда на часах была почти полночь. Хорошо, что костюм продуман и приобретен еще за океаном, так что для создания «картины»-шедевра оставалось лишь эту самую картину подретушировать и найти достойную «раму». Билл, тяжело вздохнув, заставил себя подняться с кровати и начал обход комнаты на манер кота, перешагнувшего через незнакомый порог, медленно и методично обнюхивающего углы и предметы. Задержался он в скрытой от глаз входящих нише с журнальным столиком, задумчиво огляделся вокруг на предмет декора и через пару минут стучался в номер брата. Открывший Том был похож на зашуганного голубя – сизый от недосыпания, очумелый взгляд и помятая одежда выдавали, что до ванны их обладатель так и не добрался, придремав как есть, собираясь отдохнуть лишь пару минут.
- Ну чего тебе, мелкий? Не спится?
- Слушай, тут такое дело. Нужна твоя помощь…
- Прямо сейчас? До утра не потерпит? – Том вздохнул и через секунду добавил, просыпаясь на глазах и встревожено вглядываясь в лицо своего черно-лохматого отражения:
- Чего случилось-то?
- Пошли в мой номер, там расскажу.
Том не стал спорить, а просто выцепил магнитную карту из держателя в стене и потопал за братом. Потому что «нужна помощь» было для них своеобразным паролем, когда шутки и лень отбрасывались в сторону. И это правило было нерушимым и неоспоримым. Когда Билл в двух словах объяснил, что от него требуется, глаза близнеца полезли на прикрытый распущенными дредами лоб:
- Зачем тебе это?
Билл молча расстегнул чемодан и, скинув парочку лежащих сверху футболок, извлек на свет люстры нечто серебристо-блестящее. А следом появились высокие черные сапоги на шнуровке. Том взирал на эти женские шмотки с беспомощным видом:
- Ты же не собираешься одевать ЭТО на церемонию?
- Конечно же, нет! – Билл выдержал эффектную паузу и закончил. - Я одену это на Красную дорожку!
То, что отговаривать брата от втемяшившихся в его темную голову идей бесполезно, Том знал уже практически 18 лет. А будучи матерым специалистом по Билловедению, он быстро сообразил, что к чему, и, вздохнув, обреченно бросил:
- Йост?
Что прозвучало, впрочем, почти утвердительно.
- Угу, - не собираясь скрывать очевидного, кивнул брат.
Тему его отношений с Дэвидом близнецы не поднимали, тем более, что и отношений-то в общем не было, а обсуждать свою несчастную любовь и плакаться в жилетку на упрямого Про Билл не хотел. Том же не лез в душу, точно зная, что его туда просто позовут, если что, распахнут эту самую душу, сообщая попутно, что конкретно требуется – сочувствие, помощь или просто плечо рядом. Как сейчас.
Достав из бара по банке пива, парни уселись на кровать, и Билл посвятил брата в свои наполеоновские планы, для ясности ознакомив его с матчастью о культурно-психологическом феномене.
***
Черный минивен как огромный ленивый кот грелся у подъезда в лучах уже по-летнему теплого солнышка. Георг с Густавом раскинулись в креслах в холле отеля, ребята из VSD Hamburg суровой скалой возвышались рядом. То и дело бросая взгляд на синие цифры электронных часов над стойкой ресепшена, Йост нервно мерял шагами идеально вычищенный ковер. Резко вскинув голову на разъехавшиеся двери лифта, он чуть не зарычал с досады – из кабины вышел Каулиц. Старший. Один. Несносная Дива снова испытывала их терпение. Йост, сверля недобрым взглядом направившегося к нему Тома, было открыл рот для раздражительной тирады в адрес звездной копуши, но балахонное чудо подскочило быстрей, и доверительно наклонившись к нему затараторило:
- Тут такое дело, Про. Думаю, что нам лучше вместе подняться за Биллом.
- А что такое? – язвительно начал Дэвид. – Дива не в состоянии самостоятельно дойти до лифта?
- Да Дива-то в состоянии. Но пока она пройдет до лифта все крыло… В общем, я не ручаюсь за ее целостность. Похоже, наш этаж просто кишит фанатками, а может и хуже - озабоченными мужиками, суда по тому, что практически каждая дверь приоткрывалась мне вслед.
- Хорошо, я понял, – Йост обернулся к охраннику. – Тоби?
Но Том придержал его за подол черной майки:
- Нет, Дэвид, ты не понял. Нам лучше подняться ВСЕМ.
- О бооооже, - простонал Йост. - Что на сей раз сотворил с собой этот красавец, что ему потребовался для сопровождения отряд спецназа? Том, надеюсь, он... одет?
Сказал и сам внутренне содрогнулся от услужливо явившейся в воображении картинки с голым солистом, озорно косящим черным глазом.
- О да, более чем! – хмыкнул Том.
- Ну хорошо, пошли все, если это ускорит процесс, - Йост злился и не скрывал этого.
Он решительно направился к лифтам, махнув рукой троим охранникам, а Каулиц в свою очередь пригласил ГГ принять участие в шоу «парадный выход звезды».
В ползущей на шестой этаж кабине лифта Йост упорно пытался сосредоточиться на коротком гневном спиче, который он собирался выдать вконец оборзевшей Диве, но мысли так и норовили соскочить на предвкушение ожидающего его в номере прекрасия. Строптивый фронтмен за все эти годы вдоволь попил его кровушки, изводя его своими выходками. И казалось бы, не так сложно найти на него управу, если б не… эти то широко распахнутые, то хитро прищуренные, а то и томно прикрытые ресницами глазища – сосредоточение невинного греха. Убойная сила для всего разумно-живого, радиусом поражения равная остроте брошенного на тонкую фигурку взгляда, не обошла и Дэвида. Усиливающиеся знаки внимания со стороны подопечного тоже не способствовали укреплению продюсерских блиндажей. Но несмотря на растущий как на дрожжах изобретательский талант, юный соблазнитель пока еще не пробил бетонную стену, воздвигнутую Йостом между ними. О том, что до появления огромной бреши каждый раз оставались считанные миллиметры, он предпочитал не думать.
Том, Сусаниным бежавший впереди эскорта, открыл карточкой и распахнул дверь брата:
- Прошу!
Процессия из шести мужчин гуськом вошла в номер, удивленно оглядываясь – фронтмена не наблюдалось ни в комнате, ни проеме открытой ванной.
- Готовы? – на лице Тома сияла торжествующая улыбка архангела, возвещающего о приходе мессии. Он шагнул к тяжелой портьере и резко отдернул ее в сторону. Шесть пар глаз в немом восхищении уставились на открывшуюся картину. Восторженную тишину прорезали лишь парочка приглушенных «ууууухххх!» и тихое «бляяяя!». Посредине задрапированной ниши (братья битых два часа прицепляли к стенам снятые с окон темно-серые, отливающие металлическим блеском шторы добытыми на ресепшене кнопками) в коронной позе «ноги врозь, руки на бедра» стоял Билл. Фарфоровое личико обрамляли выпрямленные черные пряди, глаза горели зовущим, но одновременно гордо-неприступным огнем «вы уверены, что я для вас?». Торс серебристой чешуей обтягивала шелковистая водолазка, а узкие черные джинсы скрывались в высоких жокейских сапогах, собирающих на себе электрические блики и жадные взгляды. Изящная статуэтка, манящая и дорогая, портрет кисти озаренного страстным порывом художника. Черт его знает как, но, кажется, Биллу удалось в нужный момент открыть свой внутренний конденсатор, вобравший в себя энергию обожания многотысячной толпы, выпуская ее наружу, заливая все пространство вокруг себя сметающим остатки разума чистым желанием. И в то же время ожившая картина излучала такую мощную квинтэссенцию красоты, что хотелось в благоговении опуститься на колени и непослушными губами шептать слова японского классика « Золотой храм, скажи мне, почему ты так прекрасен?», пока дыхание не сорвется на стон.
Висевшую с минуту тишину нарушил хриплый голос Георга:
- Бляяяя, картина маслом!
- Дааааа, Билл, - эхом окликнулся Гус, - сегодня у нас будет Kill Bill наоборот – Убей Биллом! Пожалуй, Том прав, одним Тоби тут не обойтись! Придется брать тебя в кольцо.
Том украдкой бросил взгляд на главного зрителя, ради которого и затевалось это представление. Восторженный шок уже сошел с его лица, и оно приняло обычное любезно-непроницаемое выражение. Про с равной долей вероятности мог заорать «а ну приведи себя в приличный вид!» или восхищенно зааплодировать. Пока он не делал ни того, ни другого.
А Билл, наконец-то, пошевелился – томно потянулся всем телом и с вызовом сверкнул глазами, разрушая наваждение:
- Ну как вам? Впечатляет?
- Не то слово! – искренне восхитился Кристофер.
Виновник торжества вопросительно посмотрел на Дэвида, стараясь не показать виду, что судорожно вытаскивает из сапог ушедшую в пятки душу.
- Спускайтесь в холл, мы придем через пять минут, - жестко выделив слово «мы», наконец, отреагировал Йост.
- А как же охрана? – слабо пискнул Том, почуяв, что брата ждет нехилая взбучка.
Но в качестве ответа получил лишь мрачный кивок на дверь.
Не понимая причины, но догадываюсь, что Про не хочет выносить разбор полетов и нарядов своевольного солиста на люди, чтобы пощадить его гордость, все понурив голову молча вышли в коридор.
Стук закрывшейся двери прозвучал сигналом - оба визави резко вскинули головы и скрестили взгляды. Кипящее бешенство против ироничного вызова. Дэвид шагнул вперед, и Билл понял, что он как никогда близок к хорошей смачной оплеухе. «Какая же глупая затея...» - успело промелькнуть в его голове, но тут расстояние между ними сократилось до головокружительной расплывчатости, отчего Билл невольно прикрыл глаза. И почувствовав приближающееся тепло, еле слышно всхлипнул, подался еще ближе, раскрываясь навстречу накрывшим его рот долгожданным губам. А дальше были руки, повсюду - на плечах, на спине, на талии, на поджавшихся от удовольствия ягодицах – вниз по бедрам и снова вверх. Жадно, оценивающе – дорвавшись. Дэвид молчал, лишь прерывисто дыша между поцелуями, напрочь потеряв контроль, хаотично кусал шею и плечи – прямо через серебристую ткань, Билл же лишь сладко постанывал – мечта сбылась, слова были излишни. Он так долго представлял себя во власти этих рук, что теперь, оказавшись в заветном плену, мгновенно сдался, позволяя все, что только захочет его завоеватель. Только раз он болезненно охнул – Дэвид, слишком рьяно взявшись за его шею, в экстазе ощутимо цапнул зубами. Этот звук слегка отрезвил и самого Йоста, и он, взяв «картину» за плечи, отстранил от себя, и обреченно зашептал, продолжая поедать его лицо безумными глазами:
- Ты хоть понимаешь, что ты наделал? – голос стал хрипло-неузнаваемым, именно таким, каким мечтал его услышать Билл.
- Ага, - ответная улыбка заиграла смущенными солнышками. – Это называется «синдром Стендаля»
- Стендаля? – Йост медленно приходил в себя, подключив, наконец, к голове генератор мыслей, логический процессор и справочник интеллектуала. – Шок от искусства? Дааа, в скромности тебе не откажешь!
- А что, я не тяну на произведение искусства? – к мальчишке тоже возвращалась кокетливая язвительность. - Я же заставил тебя прекратить строить из себя бесчувственное полено! – обольстительная гримаса отразила сокрушенный взгляд серых глаз.
- Об этом мы еще поговорим.., - нахмурился Дэвид.
- И не только поговорим, - ехидно перебил Билл, игриво проведя пальцами по груди Йоста. Тот вздрогнул, но сдержался – ни отстранившись, ни притянув к себе:
– С ребятами и охраной мне теперь что делать прикажешь?
– А что с ними? – притворно изумилось «произведение искусства».
– А культурный шок с ними! И хорошо если он не перейдет в ххмм… что-то другое… хронический синдром швуль-стендаля, например!! – начал заводиться Дэвид.
- Йоооост, ты уже ревнуешь? – сладко протянул довольный голосок.
- Просто я теперь уже никому тебя не отдам, и не надейся!
Те же самые слова, что Билл часто слышал от Про шутливым утешением, теперь прозвучали для него неземной музыкой, потому что их новый смысл и тон стали именно тем, чего он ждал так давно - признанием. Он смог лишь смущенно прошептать в ответ:
– Так давно хотел услышать это ВОТ ТАК, веришь? – вся ирония куда-то испарилась, остались лишь оголенные нервы и ласкающий их голос.
И вдруг стало совершенно не стыдно, а как-то правильно - назвать вещи своими именами, без смущения и опаски, что не поймут, оттолкнут. А Йост, забив на сдержанность, притянул, сдвигая губами блестящие волосы с ушка и глухо шепча:
- Конечно, верю, малыш! Прости меня..
- За что? – Билл еле понимал слова, беззастенчиво подставляя лицо и шею под ищущие губы.
- Что так долго мучил – тебя и себя.
- Обещаешь исправиться? - Билл тихонько хихикнул, прижимаясь сильнее. – Ммм, я просто на седьмом небе, - он счастливо закатил глаза.
- Тогда я – на девятом! – торопливо, между поцелуями пробормотал Дэвид.
– Что еще за девятое небо? Такого не бывает! Хочешь быть выше меня? – игривая натура Билла снова прорвалась наружу, и он показал глазами их разницу в росте.
- Это из Данте, в Божественной комедии Девятое небо – обитель ангелов, последнее небо перед Раем. Оно живет любовью, получаемой из Рая, чистой, неземной любовью.
Билл чуть прикрыл глаза, не решаясь озвучить вопрос до конца:
- Это значит…?
- Это значит, что ты - мой ангел.., - прошептал Йост и замолчал, мучительно подбирая слова, чтобы передать то главное, что давно чувствовал к этому мальчишке. Ведь он имеет право знать, на каких правах прописался в его душе. Он заслужил это, да хотя бы своей настойчивостью и смелостью. Но его снова опередили.
- Люблю тебя, - он даже не услышал эти слова, просто почувствовал их на губах легким выдохом. И снова сжал в объятьях это чудо, только что так открыто распахнувшее ему свое сердце. Замер, не имея сил думать, говорить и – отпустить. Оцепенение спало от ласковых пальцев, щекочущих его шею:
- Дэвид? Нам, наверное, пора? А то еще подумают, что ты тут порешил меня! – тихий смешок куда-то в плечо.
«Вот так потерял ты голову, господин продюсер! Яйцо курице напомнило о священном долге артиста! Но как же не хочется, просто невозможно от него сейчас оторваться. И... он ждал этого так долго, он должен знать прямо сейчас!». И Дэвид осторожно приподняв за подбородок кукольное личико, заглянул в залитые темным сиропом удовольствия глаза и нырнул в манящую глубину:
- Я люблю тебя, Билли.
Все, Рубикон был перейден, и на другой стороне его ждал благодарно-счастливо-неверящий взгляд, в котором застыл вопрос:
- Правда?
- Правда, Билли, конечно, правда. Но обо всем этом – уже потом, хорошо? А то мы действительно дико опаздываем!
Каулиц отстранился, довольно встряхнувшись, втянул в себя воздух – так пробуют на вкус морозное утро или свежесть сада после дождя:
- Дэээвид, мы сегодня всех порвем, правда же? Это будет наш день! И - наша ночь? - добавил уже тише, с мягким нажимом.
Перед глазами на миг полыхнули зарницы, и Йост последними остатками воли взял себя в руки, но тут:
- Гоооосподи! – он в ужасе провел пальцем по наливающейся пурпуром огромному пятну, контрастно выступившему на белой шее парня. Впрочем, оно было не одиноко – вокруг пестрили многочисленные крапинки – результат его необузданного порыва. Вот так прозаично – с небес на землю!
- Пометил? – довольно усмехнулся Билл, догадавшись о причине ужаса продюсера. – Да не переживай, - он подошел к чемодану и извлек из него дизайнерский шарфик из цепочек. – Кроме нас с тобой никто не узнает.
- А как же церемония? – Дэвид клял себя последними словами за порчу ценного экземпляра, зная, что неизменная футболка, пусть даже приправленная широким ошейником, не скроет следов преступления.
- Вуаля! – Билл помахал перед носом Про черной водолазкой с высоким горлом. – Я уже все продумал!
- Вот чертенок! – восхитился Йост, пораженный просчитанностью ходов, невольно скользя взглядом по будоражившим воображение сапогам. – Надеюсь, ты не оставишь ЭТО на награждение?
- Конечно, нет! «Комета» тянется долго, а потом еще и пати. Нельзя же травмировать людей весь вечер, я гуманист! И вообще - буду сама скромность, - он мило улыбнулся.
И Йост почти поверил в эту невинную улыбку. Он еще не видел, как змеятся по гибкому телу блестящие цепи подтяжек.
|