Автор: FeierDich
Бета: medsGirl
Пэйринг: Йост/Билл
Рейтинг: R
Жанр: Angst
| Он разламывает спелый фрукт, боязливо морщась, но всё равно разбрызгивает ярко-бордовые капли по столу. Сок попадает на пальцы, и он тут же облизывает их, а затем спешно принимается есть. Пробует, сразу так отправляя в рот целый кусок, и сосредоточенно жуёт, одновременно рассматривая плоды своего творчества на белоснежной тарелке. Тёмно-красная россыпь сочного граната в почти что уже мягкой кожуре, тонкие белые прожилки, которые он осторожно отделяет и аккуратно складывает на один конец тарелки, косточки – на другой. Он откусывает смачно, захватывая зубами красные, наполненные кисло-сладким соком капельки и тут же отплевывается, потирает пальцы друг о друга, но лишь сильнее усугубляет – под белые типсы забивается желтоватая мякоть, и он злится, принимаясь вычищать, но со следующим куском всё повторяется. Тогда он меняет тактику и начинает отрывать по одной штучке. Ему надоедает ровно на третьей. Поэтому, плюнув на аристократичность, он отправляет в рот сразу целую гроздь и от удовлетворения слегка покачивает головой, безмолвно одобряя свои действия. Он ест долго, хотя и не медлит специально. Просто гранат большой. И есть его как-то неудобно. Липко. Но ему нравится процесс, поэтому в следующий раз он не решает просто купить пару литров сока, а думает попросить снять ему типсы. И ещё запастись слюнявчиком. Дэвид выходит из душа почти вовремя. Он подходит к столу и облокачивается, наклоняясь к Биллу, и пару секунд смотрит на довольное мальчишеское лицо без всякой штукатурки. И ничуть не девчачье, пролетает в его голове в тот момент, пока он обводит взглядом знакомые линии носа, скул, наполовину открытого лба. - Испачкался, - констатирует он в конце концов, и чуть улыбается, лишь самыми уголками губ, но всё равно чувствует, как мелкие морщинки собираются у глаз. - Где? – Билл наигранно удивляется, облизывая перепачканный красным рот, и выставляет вперед подбородок. Дэвид трогает его, нежно, осторожно касается пальцами контуров лица, проводит маленькие дорожки по нежной липкой коже и тихо вторит: - Здесь… здесь… и здесь, – медленно обводит нижнюю губу, а Билл жмурится от удовольствия и тихо просит: - Поцелуй. Йост сразу чувствует горячее дыхание на пальце и убирает его, тянется вперед, слизывая подсохший сок, и, наконец, целует. Как-то уж очень невинно, чмокает просто раскрытыми губами. Но Биллу нравится, и он отвечает точно так же. Подтягивается на стуле, подъезжая ближе к Дэвиду, и обнимает того за шею всё такими же липкими пальцами. Отрывается. Хихикает. Йост не выдерживает первый, садясь рядом, и с ходу запускает язык Билли в рот, рукой проводит вниз по спине, заставляя прогнуться и пересесть к нему на колени, не разрывая влажного прикосновения. А дальше он думает, что до спальни слишком далеко, а тут неудобно и жёстко, поэтому он подталкивает Билла в гостиную. Тот не сопротивляется и на ходу снимает футболку. И во время сильных ритмичных толчков в своем теле он решает, что всё-таки зря не снял типсы. Билл не закусывает губу – неудобно это, да он и не сдерживается. Он даже не кричит, лишь стонет еле слышно. Потому что это как-то естественно, думает он, когда член Дэвида снова и снова задевает простату. Билл ничего не говорит во время секса и молчит, когда кончает. Лишь вскрикивает сильнее и напрягается всем телом, поджимая пальцы на ногах. А потом они ужинают почти что по-семейному, и Дэвид уходит в кабинет, чтобы еще немного поработать. Билл звонит Тому, потому что не виделся с ним уже больше двух часов, с момента очередного интервью. Тот берет трубку после третьего гудка и говорит, что спал. И, не дожидаясь вопроса, сразу же начинает в подробностях расписывать увиденный сон, а Билл даже не замечает, что всё это время улыбается и сильно-сильно сжимает в руке телефон. Поэтому через пару минут у него начинают неметь пальцы. Потом Билл сидит на диване и вертит свой сотовый. Два десятка входящих с неизвестных номеров. Он не удивляется, потому что давно привык и к этому. Просто отключает в такие моменты звук или вырубает совсем, а через некоторое время меняет номер. Билл думает о том, а что если бы он всё же позвонил одной или одному из них? Но почему-то он не хочет развивать эти мысли дальше. Становится как-то очень грустно и одиноко. Ведь он понимает, что их любовь кончается ровно там, где начинается он сам. Как раз на границе, когда красивый и сексуальный парень с андрогинной внешностью переходит в обычного миловидного подростка со своими проблемами, комплексами и переживаниями. Он не винит их. Иногда ему даже интересно знать, каким он предстает в их мечтах. И интересно проверить – сколько они смогли бы выдержать с настоящим Биллом, с его темпом жизни? Вместе со всеми переездами, перелетами, плотным графиком, когда видишься не чаще пары раз в месяц, и то в закрытом номере отеля. Он горько усмехается, когда представляет, что мечты в таком случае наверняка сводятся к какому-нибудь фееричному сексу после долгой разлуки. И чтобы обязательно не меньше трёх раз, да с одновременным оргазмом. Он сразу вспоминает свой первый и единственный раз с девочкой. Еще в школе. И до сих пор ему стыдно, что всё получилось как-то неловко, несуразно и… малоприятно. Билл бесцельно просматривает телефонную книжку, пытаясь неизвестно зачем подсчитать количество номеров, но на пятом десятке сбивается. Когда доходит до буквы «М». Некоторое время он медлит, а потом всё же одним движением закрывает слайдер и бросает его на другой конец дивана. Когда из кабинета выходит Йост, потирая виски от напряжения и накопившейся за последнее время усталости, Билл смотрит на него. Внимательно следует взглядом за неторопливыми движениями, пока Дэвид идёт к бару и достает алкоголь. Спрашивает безмолвно, одними глазами, на что Билл отрицательно качает головой. Он наливает из какой-то пузатой бутылки полстакана и залпом опустошает примерно одну треть. А затем подходит тихо и садится рядом, откидываясь назад. Билл поворачивается к нему и в очередной раз решается сделать себе больно. - Домой хочу, - просто говорит он и смотрит на него в ожидании. Не шевелится. Но Дэвид ясно чувствует, как под тоненькой футболкой начинает быстрее биться его сердце. - Нельзя, Билли. У вас же съёмка завтра. - А когда? И Дэвид отвечает, даже не задумываясь: - Скоро. Билл понимающе кивает, делая вид, что верит и забирается на диван с ногами, обнимая коленки. И нет, он не плачет, не истерит и не закатывает скандал, хотя уж лучше бы орал, чем вот так, думает Дэвид и прижимает к себе, устраивая взъерошенную макушку на груди, и гладит медленно. - Билли, - тихо на выдохе. Он не реагирует, лишь дышит размеренно через нос, даже не закрывая глаз, просто позволяет обнимать себя. Молчит. - Билли, - чуть громче. И сказать-то больше нечего. Ведь оба знают, что до Рождества еще чёртовых три месяца. А значит, не будет никакого «дома» всё это время, где-то среди многочисленных, давно смешавшихся в одно бесконечное «саундчексессияконцертсъемкапремия» на последнем месте, скромно значится долгожданное слово «отпуск». Где-то там, в декабре. Билл понимает это и уже не спорит. Смирился, поэтому всегда спрашивает по привычке. А вдруг? «Нельзя, Билли» Вот только почему каждый раз всё больнее? Почему так тяжело слышать в трубке её радостный голос и привычное: - У вас с Томом всё хорошо, родной? «Всё хорошо, ма». И, наверно, он даже не врёт – во Франции, Италии, Испании…везде одинаково хорошо и одинаково сумасшедше любят. Поэтому Билл всегда улыбается им. - Я спать, - однотонно говорит он и мягко высвобождается из рук Йоста. Уходит в спальню, не оборачиваясь и шлепая босыми ногами по полу. Дэвид встаёт и идёт следом, хотя и время-то детское, и сна ни в одном глазу, просто хочет быть рядом. Билл снимает футболку, бросая ту в сторону, стягивает спортивные штаны и быстро забирается под одеяло. Утыкается в подушку, чуть подтягивая ноги к груди, и Йост замечает, что он трясётся. Несильно так, еле заметно, но всё же трясётся. - Билли, - и снова начинается сначала. Когда нечего больше сказать, проще вот так… позвать и, может быть, ответит. Может…. - Всё хорошо, Дэвид, - удивительно спокойно отвечает Билл и лишь сильнее натягивает одеяло на голову. Дэвид стоит ещё некоторое время. Смотрит просто. Ждёт. Он знает, что Билл не спит, когда тихо прикрывает за собой дверь. Он знает, что тот, пусть и подсознательно, но всё равно ждёт другого ответа. Поэтому Йост не обнимает и не ложится рядом. Он сидит полночи на диване, щёлкая пультом по бессмысленным картинкам, и… просто засыпает. * * * На следующее утро Билл снова приходит в норму, то есть заставляет себя не думать об этом. По крайней мере, до следующего раза. Когда опять заноет в сердце и станет тоскливо. Да если честно, у него не остается на это времени, потому что с утра перелёт и в полдень их уже встречает Париж. Как всегда с оглушительным визгом, плакатами, подарками в пёстрых бумажных пакетиках и десятками фотоаппаратов, из-за которых непрерывно слышится щелчок за щелчком. Как из-под конвейера, только скорость космическая. Они проходят быстро, хотя и улыбаются на объективы, махая руками в камеру. А ор стоит такой, что у всей команды без исключения закладывает уши, и Дэвиду даже становится страшно, поэтому он делает себе пометку – в следующий раз непременно запастись большей охраной. Тем более что его уже может не быть рядом. В Plaza Athénée они приезжают часам к двум, и Билл первым делом закрывается в ванной. И пока набирается вода, он стоит у большого прямоугольного окна, обрамленного золотистыми вставками, и смотрит на главный символ этого города. Он проводит пальцами по стеклу и понимает, насколько это странно – смотреть на Эйфелеву башню вот так – одному, через окно большой ванной комнаты. Когда он, наконец, выходит, Йост всё ещё разговаривает по телефону, что-то стремительно записывая в своем ежедневнике и впаривая кому-то на том конце про какие-то цифры и рейтинги. - Долго? – тихо уточняет Билл, и Дэвид быстро кивает, не переставая писать. Тогда он переодевается, скидывая пушистый белоснежный халат, натягивает потёртые джинсы и серую футболку, наскоро сушит волосы. Всё равно ведь укладывать будут. - Я к Тому, - сообщает он и, дождавшись очередного кивка, исчезает за деревянной дверью. Том немного ошарашен размахом отеля, поэтому сходу огорошивает Билла, предлагая передвигаться по Парижу все эти три дня исключительно на Maserati Quattroporte. Точнее, это отель им предлагает. Билл понятия не имеет, что это за машина и что в ней такого крутого, но ему и не нужно знать этого. Он всё видит по лицу Тома, по той интонации, с которой он произносит неизвестное название, по мечтательному взгляду и довольной ухмылке. Через пару мгновений Билл уже загадочно улыбается и говорит, что в таком случае придумал для них идеальный маршрут. Том заметно напрягается и готовится к худшему, потому что… впрочем, на этот раз его мысли не успевают материализоваться, и он слышит победоносный возглас брата: - Christian Dior! Они тут же заливаются смехом, но так же быстро успокаиваются, потому что все эти шутки далеко не новы для них. Везде одно и то же. Они единогласно решают не спускаться в ресторан, а просто позвать Густава с Георгом и поесть в номере. Зачем привлекать к себе лишнее внимание, если и здесь так много места? Им приносят меню, и у всех четверых глаза лезут на лоб, когда на столик перед ними гордо ставят плоский экран, на котором одно за другим мелькают разнообразные блюда. Они в очередной раз смущаются, потому что это так похоже на все рестораны, на все те места, где так сильно стараются произвести впечатление. Консоме из фазана с трюфелями и тунцом, улитки по-бургундски, карамелизованная зобная железа теленка с пюре из фиг, сыры с голубой плесенью, террин из фуа-гра… и еще десятки непонятных названий, от которых у них не резко обостряется чувство голода, а, наоборот, пропадает аппетит и неприятно ноет в области желудка. И не объяснишь ведь, что они не выходцы из богатых семей, не дети нефтяных королей или миллиардеров, у которых в порядке вещей иметь парк из нескольких высококомфортабельных джетов и едва ли не с пелёнок пить текстурное красное бордо. Что весь этот пафос и внешний блеск… не нужны им по существу. Да, удобно, конечно, заходить в магазин и не смотреть первым делом на ценник, прикидывая – а хватит ли? Удобно не считать дни до очередной зарплаты или годами копить на подержанную машину. Это просто удобно. Но это не есть смысл жизни – где подороже и попрестижней. Чтобы потом было чем козырнуть в компании своих «друзей». Они заказывают пиццу и потом довольно едят её руками. И если у кого-то валится начинка, остальные не обращают на это совершенно никакого внимания. Потому что для них важно совсем другое. К пяти часам они едут на радио. Волосы Билла уже привычно стоят, а у Георга наоборот – гладко уложены и блестят. Они отвечают на типичные вопросы в прямом эфире, и их зачем-то снимают. В принципе, они даже не спрашивают – зачем. Не интересно уже. Для какой-нибудь передачи, наверно. Для чего же еще? Большую часть времени, как обычно, болтает Билл, Том лишь поддакивает или привычно бросает пошлые шуточки в адрес одного из участников группы. Георг с Густавом терпеливо сидят с большими наушниками на головах и вдумчиво кивают, безмолвно соглашаясь с вокалистом. - По дому не скучаете? – легко бросает парень-интервьюер, и ребята тут же переглядываются. А камеры не улавливают того, как сжимается у Билла рука. - Конечно, скучаем. Но мы всегда можем взять выходной. Это, в общем-то, не такая уж проблема для нас, - Том говорит быстро и старается выглядеть убедительно. Его сразу поддерживает Георг, начиная развивать эту тему дальше, и Билла отпускает. Он, наконец, выдыхает и расслабляет напряженные мышцы руки. Чуть улыбается и смотрит благодарно на Тома, так, чтобы только он понял. Билл уже давно привык врать про свою романтичность, про вечный поиск и ранимую душу. Привык к мачо-брату, который отбивает у него всех девчонок и каждую ночь ведет к себе в номер новенькую. Пусть это и так далеко от правды, он действительно привык и иногда даже сам верит. Ровно до того момента, как гаснет красная лампочка, и кто-то облегченно хлопает его по плечу. А тут он не может врать. Словно ком застревает в горле, и наружу-то рвутся совсем другие слова. «Да, чёрт побери, мы скучаем! Скучаем, но что с того? Кого-нибудь это волнует разве? А мы четыре месяца уже не были дома, если хотите знать. Ни дня не были, потому что сами выбрали такой график. Сами хотели этого, поэтому и не возникаем. У нас ведь Европа, Азия и Америка – весь мир в одном флаконе, выбирай - не хочу. Тыкай на глобус и лети, всё равно там будет истерика фанатская, по-другому у нас никак. Вот только закон подлости-то какой – палец лишь на одну точку указывает. А нельзя туда. Нельзя, Билли, и хоть лбом бейся об стену – бесполезно. Планка слишком высокая просто, потому и тяжело так. Но Дэвид прав, что иначе нельзя тут, сожрут и не пожалеют даже, поэтому… Конечно, скучаем. Но мы всегда можем взять выходной. Это совсем не проблема для нас» На выходе с радиостанции их уже поджидает как минимум сотня возбужденных фанатов. А как только появляется Саки, они начинают натурально орать и стараются как можно ближе протянуть листик для автографа. Ребята делают это быстро и уже давно профессионально – пара закорючек за полсекунды, зато все довольны. Они не раз видели, как из-за вот этих по существу ничего не значащих отметин на бумаге фанаты на самом деле таскали друг друга за волосы. У отеля их тоже ждёт очередная толпа в чёрно-розовой гамме. Но они проходят, не останавливаясь, потому что всего лишь опаздывают на интервью для журнала. На нём ребята стандартно улыбаются, делясь обширными планами на будущее и красочными заокеанскими перспективами, а фотограф прыгает вокруг них как заведенный заяц и старается достигнуть эффекта неожиданности. Наивный. К десяти вечера у Билла уже не остается сил ни на клуб, ни на обещанный Тому поход в Stringfellows, ни на что-то подобное. И никто из ребят даже не спорит, как раньше. Том, конечно, не против, но желания особого тоже нет. Но этой ночью Билл наоборот, прижимается к Дэвиду всем телом, целует его долго и чувственно, мечтая забыться. Он стонет громче, выгибается сильнее и раздвигает ноги шире. Он позволяет больше и принимает глубже. Он не думает ни о чём. Он ярко кончает. * * * А весь следующий день, несмотря ни на что, проходит в приятном волнении. И, пожалуй, это единственное, что еще осталось неизменным за всё это время. Когда концерт сегодня. Именно поэтому они никогда не халтурят на саундчеках. Потому что они всё так же сильно любят музыку. Йост почему-то уезжает после репетиции, объясняя это возникшими проблемами. И Билл волнуется, путая слова Шрая и несколько раз не попадая в ноты. И лишь поклонившись 15-тысячному залу и спев последнюю песню, он спешит в гримерку, доставая сотовый. Читает новое пришедшее десять минут назад смс и… слышит голос брата. - Билл? – Том входит следом, обнаруживая того застывшим с телефоном в руке и таким образом интересуясь – в чём дело? Он устало валится на диван, скидывая мокрую кепку, и непонимающе смотрит на странную реакцию Билла. Он выглядит сейчас так, словно только что узнал нечто нереальное и фантастическое. Как если бы ему сообщили, что через пару часов он полетит на Луну. Или лучше вообще в другую галактику. - Том, - только и говорит Билл, подходя ближе и молча протягивая ему раскрытый слайдер… Йост нервно курит в их с Биллом номере, когда к нему заходят близнецы. Билл первый, а Том следом. Несмело так заходят и видно – волнуются. Дэвид тушит сигарету в пепельнице и внимательно всматривается в их лица. Замечает, как Том незаметно пихает брата сзади, подталкивая вперед, а тот слабо отвечает, шлёпая его по руке. Если честно, Дэвиду хватает одной секунды. Он уже знает, зачем они пришли, когда только открывается дверь, и за чёрной макушкой появляется еще одна в кепке. Билл сцепляет пальцы в замок и теребит массивное кольцо, делая глубокий вдох и открывая рот, чтобы сказать. Чтобы снова сделать себе больно. Только на этот раз вместе с братом. И на этот раз он хочет в первый раз потребовать. Не попросить, а именно что потребовать. - Дэв… - Не надо, - Йост поднимает руку, заставляя Билла замолчать, и пару раз качает головой. Он удивляется сам себе, насколько хорошо чувствует то, что младший Каулитц собирался только сейчас сказать. Он видит по их лицам, по неуверенности Тома, который, несмотря на то, что прекрасно знает, какие у них с Дэвидом отношения, всё же пошел вместе с братом, и, наоборот, по блестящим глазам Билла, что у него нет другого выхода. И это так нелогично и абсурдно, думает он, так иррационально и глупо – поддаваться им. Ведь знает же, что потом огребет за это по полной, что могут возникнуть проблемы, и вообще так нельзя. Рискованно слишком. Но он не слушает свой разум, даже не думает о последствиях и уже запланированных на завтра, несмотря на сорванную фотосессию, «обязательном» походе в клуб и дневном шоппинге вместе с главным модником группы. Он отчетливо понимает, насколько ничтожными и пустыми кажутся эти аргументы в сравнении с их отчаянным желанием провести случайно выдавшийся единственный выходной за долгое время не в столице самой романтичной в мире страны, не в шумном клубе, где они по-прежнему будут сиять как четыре отшлифованные звезды, и не в закрытых бутиках, где их непременно оближут с ног до головы. Потому что им там всегда рады. Потому что таких, как они, там очень любят. Ведь на их карточках всегда много-много денег. Дэвид прекрасно понимает, что совершает ошибку. Причём намеренно так, осознанно совершает. Но ему почему-то плевать. И в душе он знает, что так нужно, и в первый раз не чувствует вины за то, что делает с ними. К чему приучает по существу ещё не наигравшихся в самолётики детей. Йост резко хватает телефон и быстрым движением нажимает пару кнопок, находя нужный ему номер. Близнецы следят за ним внимательно, замерев, и кажется, что не дышат даже. Дэвид говорит быстро и чётко. Чтобы без сомнений и лишних вопросов, пока он сам не передумал. Заказывает три билета на завтрашний утренний рейс и еще три на послезавтра. Потому что дальше Милан. Договаривается о сопровождении их в Германии. Хоть и тайно, всё равно ведь узнают. Фанаты… они же сумасшедшие просто, думает он и нажимает на отбой, сходу прокручивая в голове план действий и проверяя, ничего ли не забыл? И, убедившись, что вроде бы сделал всё, что нужно, переводит взгляд на близнецов. Замечает, что те уже держатся за руки. Наверно, так и простояли все десять минут, пока Дэвид, в общем-то, безумствовал. - Самолёт в семь двадцать, - только и говорит он, потому что знает – остальное сделают за них. Остальное им знать не обязательно. Он даже не говорит, для кого заказал третий билет. И в душе ему даже больно, что вот так вот всё и закончилось с ним. Что теперь отговорка такая не прокатит больше, будто бы опекун и значит никакой личной жизни – всегда с ними. Каждый концерт за сценой и в каждом отеле номера рядом. И, казалось бы, радоваться должен, что завтра не ранний рейс, а свободное утро с видом на Эйфелеву башню. Горячие круассаны и никакого давления. Никаких обезумевших фанаток, потому что Густав с Георгом не в счёт. Но ничего такого он не чувствует. Знает ведь, что звонить им будет каждые полчаса, пока не пошлют его на том конце провода веским аргументом типа «Достал, Йост». А он всё равно на следующее утро помчится в аэропорт, хоть и не обязан. В том то и дело, что может, но больше не обязан. Пару месяцев назад он бы сгрёб всех в охапку и отправил бы по домам, при этом сопровождая Каулитцев до входной двери и передавая тех непосредственно в руки Симоне, а на следующий день снова бы собрал, как хозяин сбежавших щенков. Но так было бы пару месяцев назад. А сейчас им уже восемнадцать. Поэтому Дэвид отправляет с ними Саки. Он не хочет так, но по-другому… просто не поймут. Йост старается не думать о том, что будет дальше. Он смотрит на близнецов. Как за секунду меняются выражения их лиц – из напряженно-выжидательного в неверящее, когда абсолютно синхронно у двоих расширяются глаза и брови лезут вверх. Потом Билл приседает немного, словно готовится к прыжку, расцепляет руку с Томом и… визжит. Натурально визжит, высоко, что Дэвид на полном серьёзе думает, у того снова прорезался фальцет. Он начинает прыгать, зажимая рот ладонями, потому что всё еще не верит. А Том смотрит на него и смеётся, хлопая брата по плечу, и просит успокоиться. В ответ тот бросается на него и виснет на шее, щекоча кожу своими длинными волосами, громко охает прямо над ухом, переходя на крик, отчего Том морщится, но всё равно не злится. Даже наоборот. Приятно видеть улыбку Билла без механического голоса откуда-то спереди. «Улыбайтесь». Билл не контролирует себя. Не сдерживается. Хватается за голову, потом снова за брата, за собственные коленки, лишь успевая вставлять между криками надрывное и переходящее на визг «Тооом». Дэвид поражается, как давно он не видел их двоих настолько счастливыми. То есть без всяких обязательных игр на камеру, если премии, выступления и прямые эфиры. Нет, он правда не помнит, когда Билл в последний раз так искренне радовался чему-то. Разве что ещё тогда… когда их первый сингл взорвал все чарты. Билл прыгал точно так же и лез обниматься. А сейчас Йост видит, как сильно они изменились за эти два года. Густав с Георгом не так, они всегда держались в тени, и всю «любовь» на себя принимали Каулитцы. Дэвид думает, что это просто поразительно – они всегда мечтали вырваться из своей глуши и обыденности, а теперь, имея то, чего так долго добивались, целыми днями только и делают теперь, что грезят о доме и своих кроватях. Дэвид знает, что это всего лишь усталость. И он не допускает мысли о чем-то большем. Не позволяет себе даже задумываться о таком, потому что они уже не принадлежат самим себе. Единственное, что сильно волнует Йоста, так это то, что устали они совсем не от концертов и многочасовых репетиций. Он прекрасно видит по Биллу, что тот устал бороться. Тяжело, когда давят со всех сторон сразу. Фанаты, антифанаты… гневные письма с жуткими угрозами вперемешку с душераздирающими признаниями в любви на грани истерики и самоубийства. Все требуют чего-то, критикуют и унижают, выкрикивая оскорбления посреди улицы, когда кто-то из ребят опускает затонированное стекло в машине. Им свистят прямо во время живого выступления, показывая средний палец и гордясь своей смелостью. Их обзывают педиками, отчего Йост сжимает кулаки, злясь, прежде всего, на самого себя, потому что… он виноват. Им посвящают песни отнюдь не хвалебного содержания и, не боясь, жёстко стебут прямо на камеры. А они лишь улыбаются и повторяют раз за разом, что у них нет врагов и со всеми хорошие отношения. Они ведь типа гламурная рок-группа, им не подобает опускаться до каких-то там разборок. Они типа выше этого. «Нельзя, Билли». Только за кадром остаются их срывы, когда нет сил больше терпеть. Когда они репетируют с самого утра, а вечером на концерте прямо с первого ряда доносится брошенное кем-то ради забавы «Токио Отель уроды». И этого уже достаточно. «Большое спасибо». И ребята улыбаются залу из тысяч огней от сотовых телефонов и непременно благодарят всех присутствующих. А по дороге в отель в голове у каждого звенит лишь одна фраза и остаётся ужасный осадок. Говорить ведь всегда легче, нежели делать. Поэтому кто-то только так и самоутверждается, потому что на другое не способен просто. Зависть - она ведь как червь, целыми днями гложет и гложет. И Йост очень боится, что однажды ребята не выдержат и сорвутся. Близнецы уходят вдвоём спустя некоторое время, когда Билл немного успокаивается. Причём уходят настолько в своих мыслях, что толком забывают поблагодарить Дэвида. Они, конечно, сделают это позже. Просто сейчас они слишком погружены в обсуждение, оживленно перебивая друг друга и представляя, как удивится мама, увидев их на пороге. Как они проведут завтрашний день, и что будут делать там… дома. Они спорят и решают – следует ли позвонить заранее или всё же лучше сделать сюрприз? Том настаивает на последнем, но Билл не может ждать, поэтому специально капризничает и строит из себя обиженного ребёнка, а Том лишь смеётся по-доброму и легонько хлопает его по надутым в трубочку губам. Они сидят в номере весь вечер, забравшись на кровать с ногами. Билл не уходит к Йосту, а Том не идёт в клуб. Они так и засыпают прямо в одежде на разных концах постели. Уже потом, посреди ночи, когда Билл случайно просыпается, он чувствует руку Тома чуть выше своей талии. Его дыхание щекочет Биллу ухо, и до него доходит, что лежат-то они давно уже в самом центре, в обнимку. Как раньше, ещё до рождения, пролетает в его голове, и он прижимается чуть сильнее и понимает, что счастлив. «Мы завтра приедем, ма». |
Оставить комментарий Перейти к списку фанфиков