Aвтор: Finsternis
Бета: Tsurai
Пэйринг: Том/Билл
Рейтинг: R
Жанр: romance
Примечание: Для Меланхолии.
|
Билл открыл глаза, несколько секунд лежал, глядя в потолок, и пытался прогнать сон. Потом вцепился в подушку и глухо застонал. Это начинало выводить из себя. Липкие, вязкие, совершенно неуместные мысли роились в голове бесноватыми мухами. В который раз Билл просыпался, совершенно отчетливо понимая, что он видел во сне, признаться себе, что он действительно хочет именно этого, было непросто, и потому он гнал от себя эти мысли. Гнал, пока мог. А потом просто перестало хватать сил. Желания жестоки. Иррациональные желания жестоки вдвойне. Они впечатываются в мозг, заковывают в цепи. С ними сложно, как с маленькими детьми, которые не понимают слова «нельзя». Движения становятся все яростнее, а ласки все беспорядочнее, и уже почти невозможно сдерживать стоны. Наслаждение пронизывает тело, тонкой леской впивается в кожу и не дает дышать. Влажные ладони скользят по животу. А чужие глаза не позволяют отвести взгляд. И движения внутри все глубже. Воздух рваными вздохами вырывается из легких. Стон срывается с губ, пальцы крепче сжимают плечи. Последний глубокий толчок, и тело словно замирает на последней ноте. Рвутся струны. Воздуха безбожно не хватает, перед глазами все словно окутано сладкой пеленой. Голова опускается на грудь, горячее дыхание щекочет кожу. Пальцы ложатся поверх ладони. Билл взглянул на часы, показывающие без четверти десять, и выбрался из-под одеяла. Кисловатый на вкус прохладный кондиционированный воздух прошелся по коже, стирая следы прикосновений, которых не было. Он обхватил себя за плечи, пытаясь унять дрожь, и пошел в душ. Билл любил выходные, по-настоящему любил. Свободное время начинаешь ценить тогда, когда его становится катастрофически мало. Каулитц ценил. Ровно до момента, когда смирился с собственными желаниями и позволил себе мысли о брате. А думать было когда, в выходные особенно. Неразрывный контакт взглядов – зеркало предвкушения, наслаждения, страсти. Руки обнимают за плечи. Тело чуть напряжено в ожидании боли. Мгновение, и губы касаются губ почти жестко, но сладко. Пирсинг придает поцелую специфический вкус. Металл, перемешанный с нежностью. Острые коготки оставляют едва заметный след на коже. Стон в губы – эхом движений. Мягких, медленных, глубоких. Глаза блестят, а сердце колотится в одному ему понятном ритме. Горячая кожа пахнет остатками парфюма, потом и сексом. Билл чуть наклонил голову, рассматривая свое отражение в зеркале: мокрые пряди волос липнут к шее, щеки горят, последние капли воды замерли на ресницах, руки немного подрагивают. Глупое наваждение все никак не давало покоя, а ему еще предстояло весь день находиться рядом с братом. Это было едва ли не сложнее, чем лгать камерам и журналистам. Билл вздохнул и принялся приводить себя в порядок. Дэвид предложил прогуляться по магазинам. Забавно, особенно если учесть, что когда-то он говорил, что ненавидит шоппинг. Билл согласился сразу – не то, чтобы шмотки были смыслом жизни, но ходить по магазинам он любил. Том бесконечно подкалывал его по этому поводу, так же, как и по сотне других. Сколько раз Том говорил, что его брат похож на девочку, Билл считать не брался. Ему достаточно было улыбнуться и ответить что-нибудь в том же духе. За все почти семнадцать лет они с Томом серьезно поругались, может быть, пару раз. Им просто нечего было делить. Будучи близнецами, они никогда не были одинаковыми. Том, к всеобщему удивлению, тоже согласился на прогулку, а потому Билли весь день предстояло наблюдать за ним. Смотреть на брата и пытаться запрятать собственные желания в самый дальний угол. Мягкие, чуть припухшие губы спускаются к животу, кончик языка проходится от пупка вниз. Воздух с шумом вырывается из легких, обращаясь в негромкий стон. И так легко подчиняться. Этим губам, этим рукам. Легко подчиняться человеку, которому доверяешь, тому, кто дарит сладкое, запретное наслаждение. Как музыкальный инструмент в руках мастера: или сдаться, или рассыпаться бесформенным комком из струн и щепок. Когда Билл спустился в ресторан на втором этаже, вся группа уже была в сборе и мирно поглощала завтрак. Есть совершенно не хотелось, но он все же запихнул в себя пару бутербродов. Билл предпочитал не думать, что конкретно он чувствует к брату. Он вообще сомневался, что тот коктейль эмоций, который Том вызывал у него, можно хоть как-то классифицировать. Это была и чисто братская любовь, и восхищение, и интерес, но вместе с тем было еще желание, может быть, не похоть в чистом виде, но нечто такое, от чего Билл совершенно по-детски начинал краснеть. Хотя он и признавал, что любил брата, и вовсе не так, как следовало. Под вечер Билл чувствовал себя так, как будто дал с полсотни интервью. Слишком сложно было контролировать себя, находясь рядом с Томом, слишком сложно было сделать так, чтобы жесты не выглядели надуманными, слишком сложно было почти врать собственному брату. Том, как и он сам, вообще всегда замечал любые перемены настроения брата. Он и сейчас заметил - что-то не так. Билл только надеялся, что Том ни о чем не спросит и не придется придумывать какую-нибудь чушь. Стройное, почти хрупкое тело выгибается под едва уловимыми прикосновениями. Только кончиками пальцев по ребрам вниз. Тихий стон тонет в поцелуе. Губы блуждают по лицу, касаются сомкнутых век и скользят ниже, по шее, туда, где бьется пульс, чуть задерживаются, считая удары сердца, и продолжают чертить сладкую влажную дорожку. Пальцы плетут запретное наслаждение, дразнят, играют. Влага скапливается на ресницах и очень хочется посмотреть в чужие глаза, утонуть в их нежности. Пару раз Билл ловил себя на мысли, что нужно просто собраться с силами и поговорить с Томом: может быть, тот что-нибудь придумает, или просто пошлет к чертовой матери. В любом случае это хоть что-то изменит, а Билл чувствовал, что больше не может находиться в подвешенном состоянии, не может гнать от себя навязчивые мысли. А еще, время от времени, он представлял, что будет, если Том не прогонит его. Картинки начинали вспыхивать в голове, но Билл неизменно одергивал себя, прекрасно понимая, что так, как он хочет, не будет никогда. О том, что помимо Тома существует еще и общественное мнение, он тоже предпочитал не думать. Вся эта чушь про гомосексуализм и инцест казалась лексикой чужого языка, трактатом по истории параллельного мира. Вся эта грязь просто никак не могла касаться милого маленького мира Билла Каулитца. А еще он знал, что это все равно не поможет. Иррациональные желания не хотят ничего знать про общественное мнение. Билл хлопнул дверью номера и сел на кровать. Несколько минут потребовалось, чтобы прийти в себя, сбросить маски и осознать, что теперь наконец-то не нужно притворяться. Он откинулся на спину и принялся изучать потолок. Хотелось курить или выпить, хотелось как-то отвлечься. Стоило закрыть глаза, как желания начинали водить свой хоровод, рисовать картины в стиле импрессионистов: когда есть только цвет и настроение, и плевать на линии и перспективу. Кончики чужих пальцев проходятся по запястью, скользя по тяжелым браслетам, пробегают по сетке вен, ложатся на кольца и обводят накрашенные черным ногти. Прикосновения легкие, почти невесомые. Чужая рука бережно сжимает ладонь, даря тепло и ласку. Кольца легко соскальзывают с изящных пальцев, ложась в ровную линию на столе, рядом с браслетами. Губы касаются кожи, покрывают поцелуями кисть руки. Мягко, бережно. С любовью. Стук в дверь вернул мысли Билла к реальности. Невесело усмехнувшись, он поднялся с постели и, бросив быстрый взгляд на собственное отражение в зеркале, открыл дверь. Том, не говоря ни слова, прошел в комнату. Билл несколько секунд медлил, потом захлопнул дверь и обернулся. - А теперь ты расскажешь мне, что с тобой происходит, - будничным тоном проговорил Том, положив на стол пачку сигарет и зажигалку. |
Оставить комментарий Перейти к списку фанфиков