|
- Бля*ь, Том, ну не мучай меня, давай, - Билл призывно вильнул бёдрами, опираясь руками о гладкую поверхность стола. Голова была опущена вниз, и волосы падали на лицо. Он был полностью обнажён, а филейная часть отставлена немного назад для большего удобства.
Том, тоже абсолютно голый, стоял позади Билла и оценивающим взглядом скользил по упругим ягодицам брата. Нежная кожа была кое-где приукрашена синеватыми следами - последствиями прошлого «развлечения» с применением кожаной плётки.
- Что давать? – Том усмехнулся и провёл пальцем по анусу Билла, который заметно дрогнул от этих прикосновений. Сам же Билл охнул, и его руки на столешнице сжались в кулаки.
- Тра*ни меня наконец, что! Я тебе просто так отсасывал разве?!
- Можно и тра*нуть, если моей су*ке так хочется, - лениво улыбнулся Том, кладя ладони на попу Билла и разводя половинки в стороны.
Аккуратно введя в дырочку палец, он стал двигать им в стороны, расширяя проход. Затем ввёл другой палец, и, сделав несколько резких движений вперёд, задел простату Билла. Тот охнул, и в этот момент Том, вынув пальцы, резко и до упора вошёл в него. Билл содрогнулся от боли, пронзившей его тело, но спустя несколько мгновений та прошла.
Проталкиваясь в брате и удерживая его за худые, с выступающими косточками бёдра, Том недовольно поинтересовался:
- Ты клизму делал?
- Ну...
- Бл*, да или нет?
- Ну Том...
С большим трудом, но всё же прекратив движения, Том рявкнул:
- Ты можешь мне ответить?! Иначе я больше к тебе и пальцем не притронусь!
Билл недовольно вздохнул и повернул голову вправо. Его глаза скользнули по китайской вазе какого-то там далёкого века, которая по своей форме очень напоминала фаллос. В принципе, по этой причине она и была приобретена.
- Вчера делал.
- Би-и-илл... А сегодня?
- Ну я же ничего не ел даже!
- Как видно, твоей заднице это по*уй, - Том подался бёдрами вперёд. – А моему члену это не очень нравится, - ещё толчок.
- Ну не злись, я в следующий ра... раз... сдееееелаю... - Тому удалось несколько раз подряд задеть простату. В эти моменты тело Билла прогибалось так, что, казалось, у него кости в принципе отсутствуют в скелете. Изо рта с каждым новым толчком вылетали всё более громкие и страстные звуки, которые Том уже не пытался заглушить, как это делал раньше. Билла затыкать было просто бесполезно, да и самому Тому это было весьма приятно.
- Скажи...
- Что...
- Тыы.. са-амая моя... только... только моояя...
с*каа... Дааааа...
- Ещё... твоя... и тооолько твояяяяя...
Резко вколачивая член в Билла, Том, придерживая его тело левой рукой, правой обхватил живот брата и прикоснулся к его члену. Тот уже давно просил ласки и незамедлительно ответил на прикосновение ладони Тома.
Дро*а Биллу член и одновременно проталкиваясь в нём Том ощущал, что скоро кончит. Но также он ощущал, что скоро кончит и Билл, потому что его дыхание участилось, а внутри стало во много раз жарче.
Проведя ещё несколько раз по стволу, рука Тома залилась тепловатой жидкостью. В ту же секунду внутренние мышцы ануса Билла стали сокращаться быстрее, отчего Том получал ещё большее удовольствие.
Наконец, выплеснув сперму в попку брата, он, отдышавшись, вышел из влажного тела и с досадой ругнулся:
- Бля*ь... Ну я о*еваю... Теперь весь член в го*не... – Том взял свой агрегат пальцами у основания, чтобы не запачкать ещё больше, и направился к ванной. Уже закрывая дверь, он крикнул Биллу, который тоже постепенно приходил в себя:
- В следующий раз, если не сделаешь клизму, даже с резинкой х*ен с тобой тра*нусь! Идиот. - И громко хлопнул дверью.
*****
Сладко зевнув и приоткрыв один глаз, Билл перевернулся на правый бок. Одну ногу он закинул на бедро Тома, а рукой обвил его шею, устроившись головой на груди. Том, улыбнувшись спросонья, крепко обнял брата, и чмокнул в макушку.
Будильник прозвенел, как всегда, не вовремя.
- То-о-омм...
- Ммм?
- Разбей его... Я спать хочу, - Билл, словно в доказательство своих слов, засунул голову под подушку и накинул сверху одеяло. Том, зевая, швырнул пишащий аппрат в противоположную кровати стенку. Но звон не прекратился. Не высовывая головы, Билл промычал:
- Это мой. Ответь, а?
- Бля*ь, вот именно, это твой, а отвечать должен почему-то я, - возмутился Том, принимая сидячее положение. Телефон Билла дребезжал на стеклянном журнальном столике возле телевизора, и весело подмигивал разноцветной заставкой.
- Да?
- Билл, это Дэн. Я...
- Дэн, это Том, а не Билл. Минуту, - Том кинул трубку прямо в руки уже ждущему этого Биллу. Тот быстро прислонил телефон к уху.
- Да... Угу... Не знаю... А долго?.. А, ок, ну мы будем, - Билл сомкнул половинки слайдера и посмотрел на Тома.
- Нам надо сейчас собираться, через два часа интервью для «Yam!».
Том приподнял брови.
- А почему Дэвид не сообщил об этом?
- Не знаю, - пожал плечами Билл. – Но собираться надо в любом случае.
Том пулей метнулся к ванной.
- Я первый! Иначе ты займёшь ванную до самого выхода!
Билл улыбнулся.
- Ладно, иди уже. Я на кухне буду.
*****
Интервью проходило по стандартному плану. Когда группа прибыла в редакцию журнала, их уже ждала журналистка, что, в принципе, уже никого не удивляло – журналисты-мужчины делали это крайне редко.
Вот и сейчас особа лет двадцати с крохотным хвостиком задавала дежурные вопросы, поочерёдно стреляя глазками в каждого из участников. Том на эти взгляды лишь мило улыбался, Густав отводил глаза в сторону, Георг начинал беспричинно поправлять волосы, завязанные в хвост, а Билл ещё быстрее и эмоциональнее лопотать.
Наконец, когда поток красноречия Билла иссяк, как и вопросы, интервью объявили успешно завершённым.
- Очередная искательница лёгких денег, - задумчиво пробурчал Георг, спускаясь по лестнице. Билл, шедший впереди, хмыкнул:
- Очередная, но не последняя.
- В любом случае, ей не светит ничего, - улыбнулся Густав. – Ты с Томом, да и мы с Гео уже «заняты», - теперь улыбнулся Георг.
- Да, и это наша маленькая тайна, о которой никто не должен знать, но о которой знает практически всё наше окружение, - подытожил Том, садясь в машину. – Ладно, ребят, увидимся через неделю!
Билл тоже попрощался с Густавом и Георгом, которые сели в другой автомобиль, и присоединился к Тому.
*****
Тусклый свет фонарей царил в окружении ночи, лёгкими шагами пришедшей на смену погожему и ясному дню. Моросил мелкий дождик, отзвуками стуча по крышам и капотам автомобилей, попадая на прозрачные стёкла окон.
Том сидел в тёмной кухне, держа в руках кружку с горячим шоколадом. От неё исходил восхитительный сладкий аромат, правда, с лёгкой ноткой горечи. Но от этого желание попробовать напиток только усиливалось.
Глядя на улицу через запотевшее стекло, он испытывал одиночество. Нет, Том прекрасно осознавал, что рядом есть его половина, которая его никогда не предаст и никому не отдаст – Билл, и эта самая половина в данный момент была совсем близко, за стенкой, в дУше. Это одиночество было другого рода, такое, какое иногда бывает, когда ждёшь чего-то, что может в корне изменить твою привычную жизнь.
Холодно.
Не снаружи, а внутри.
В самом сердце.
- Эй, ты чего здесь сидишь? – Билл, шлёпая босыми ногами по паркету, вошёл в кухню. Протянув руку к выключателю, он хотел уже было включить свет, как Том поспешно воскликнул:
- Нет!
- Что? – удивлённо приподнял брови Билл. Том уже тише попросил:
- Не включай лампочку. Пожалуйста.
- А... Впрочем, как хочешь… - Билл опустил руку, и подошёл к столу. Включив чайник, он насыпал в кружку три ложки растворимого кофе и кинул один кубик рафинада. Залив смесь кипятком, Билл опустился на стул и осторожно отпил крохотный глоток напитка.
- Билл?
- Ммм? – промычал тот, делая очередной глоток.
- Скажи, ты одинок?
- Что за странный вопрос? Конечно же, нет.
- Почему?
- Потому что у меня есть ты, есть мама, Гордон, Георг, Густав, Энди, Скотти, Казимир... Как я могу быть одинок?
- А я могу… - грустно улыбнулся Том. Он поставил свою чашку на стол, и потёр пальцами переносицу.
Билл тревожно посмотрел на брата. Встав со стула, он подошёл к Тому, и тронул его за плечо:
- Дай-ка я к тебе сяду...
Том убрал руки, и Билл уселся к нему на колени. Взяв лицо Тома в ладони, он прижался к его лбу своим, и, неотрывно глядя в такие же, как у него, глубокие шоколадные глаза, тихо, но отчётливо проговорил:
- Ты не одинок, запомни. Пока у тебя есть я, ты не будешь одинок. Никогда. Я люблю тебя.
- Я тоже тебя люблю, Билл...
*****
Блёклое осеннее солнце заливало своими яркими, но отнюдь не тёплыми лучами улицы. Билл, натянув пониже козырёк кепки, зябко кутался в широкий тёплый шарф. Тонкие кожаные перчатки на руках уже не спасали от холода, да и изначально они не были созданы для этого – только как аксессуар.
Небо было чистым, без единого облачка. Дождя не предвиделось, и это не могло не радовать – уже порядком поднадоевшие капли только навевали ещё большую тоску. Ветер трепал сухие, жухлые листья, кружа их в разноцветной метели.
Том молча шёл рядом с братом по глухой аллее, шаркая подошвами кроссовок по неметеному асфальту. Огромная толстовка и такие же огромные джинсы насквозь продувались холодным ветром, создавая некое подобие «палатки». Взгляд его был устремлён вперёд, к ряду заброшенных лавочек с облупившейся коричневой краской. Те, словно стайка маленьких птичек, были поставлены друг к другу плотным кольцом, с узкими проходами между ними.
Юркнув через небольшое пространство, Билл, протерев рукавом скамейку, сел на неё. Том приземлился рядом.
- Красиво, да?..
- Наверное… - Том пожал плечами.
- Чего ты такой?
- Какой?
- Чёрствый.
- Билл, я просто устал и хочу домой. Всё.
- Я тоже хочу, но почему всякий раз именно ты начинаешь занудствовать?! Нам так редко удаётся выбраться куда-то одним, без охраны, без каких-либо посторонних людей рядом, а ты всё портишь! – воскликнул Билл, и глубоко вздохнул. На его лбу запульсировала тонкая жилка, а руки сжались в кулаки. Он обижено засопел, и выше приподнял ворот пальто.
- Билл, не дуйся, - Том шутливо пихнул брата локтем, отчего Билл дёрнулся.
- Не трогай меня.
- Эй, ну прости, серьёзно. Я слишком вымотан, чтобы что-то замечать.
- Ладно, иди сюда, - Билл улыбнулся уголком губ, и притянул Тома к себе. Оглядевшись по сторонам, и никого не заметив, он быстро чмокнул того в щёку.
- Мне так хорошо...
- Угу, - подтвердил Том. – Знаешь, я недавно понял, что кое-чего боюсь...
- И чего же боится мой маленький глупенький братик? – засюсюкал Билл, пощекотав Тома за тонкую полоску кожи на запястье, что виднелась из-под резинки рукава его куртки.
- Билл, я вполне серьёзно. Я боюсь, что когда-нибудь, а это непременно произойдёт, я уверен, правда о нас дойдёт до семьи. Я не знаю, как смотреть им в глаза потом...
Билл нахмурился.
- А зачем сейчас думать об этом? Том, жизнь только начинается, нам двадцать, всего двадцать! Для чего что-то загадывать наперёд?
- Я не загадываю, я просто думаю реально.
- А я – нет, - Билл щёлкнул Тома по носу. – Ладно, пойдём домой, я что-то замёрз...
*****
Ни один звук не прорезАл тишину комнаты.
Том, открыв глаза, провёл по телу руками – озноб. Повыше натянув на себя одеяло, он поближе придвинулся к брату. Обняв его свободной рукой, Том прижался всем существом к излучающему телесное – а в данный момент только так и могло быть, - тепло, Биллу.
Тот недовольно фыркнул, и сонно зевнул. Протерев кулаком глаз, он мягко накрыл губы брата своими, и стал медленно их посасывать.
Том нехотя, но ответил на эту нежность, и запустил свой язык в рот Билла. Нащупав горошинку серёжки, он провёл языком по языку Билла так, чтобы задеть этот металлический шарик, а затем несильно захватил его зубами и легонько потянул на себя.
Билл в это время вёл руками вниз по спине Тома, поглаживая его прохладную кожу. Подцепив ногтями резинку боксёров брата, он опустил руку на его правую ягодицу, и сильно сжал, наслаждаясь упругостью плоти. Но из уст Тома не вылетело ни стона. Он только углубил поцелуй, и переместился так, чтобы лечь на Билла.
Оторвавшись от его губ, Том нарочито медленно стал опускаться вниз, стараясь постоянно задевать уже вставший член Билла, на что тот тихо охал, вжимаясь в кровать.
Спустив боксёры Билла, Том взял в руку его член и провёл языком вниз от головки по стволу. Выпустив струйку тёплого воздуха на нежную плоть, он одним движением насадился ртом на пенис, впуская его до самой глотки.
Двигая головой вверх и вниз, Том одновременно работал и языком, стараясь доставить как можно больше удовольствия Биллу. Билл же уже не контролировал себя, и, положив руки на голову брата, стал сильнее давить на неё, заставляя Тома брать ещё глубже.
Наконец тёплая струйка брызнула в горло Тому, но вкуса он не почувствовал – слишком глубоко. Выпустив ещё не обмякший член изо рта, Том произнёс единственные за всю ночь слова:
- Ты делал?..
Билл только кивнул. Том встал с кровати и направился в ванную. Вернувшись, он сел на кровать перед Биллом, который уже широко расставил ноги, и снял с банки колпачок. Надавив на кнопку так, чтобы из дозатора вытекло побольше смазки, он растёр лубрикант ладонями, согревая его.
Придерживая одной рукой Билла за живот, два пальца другой он ввёл в отверстие брата. Билл непроизвольно дёрнулся, но Том, крепко удерживая его, стал быстро двигать пальцами внутри, расширяя проход. Вскоре он добавил и третий. И тогда Билл сам стал насаживаться на руку Тома, тем самым прося более существенную замену.
Том вынул пальцы, и, смазав член, ещё шире развёл ноги Билла в стороны. Придерживая правой рукой член, он стал пропихивать головку в анус Билла, что проходило достаточно легко, благо после растяжки и смазки дырочка была более расслаблена.
Войдя до конца, Том выдохнул. Обхватив ладонями бёдра брата, он неспешно вынул член до половины, и резко подался вперёд. Билла тряхнуло так, что он вскрикнул, и вцепился ладонями в простынь, грозя разорвать ту в клочья.
Том двигался резко и быстро, остервенело насаживая Билла на себя. В таком темпе долго продолжать было невозможно, и вскоре Том, сделав последний толчок, с криком: «Би-и-и-илл!..», выплеснул сперму в брата. Отдышавшись и заметив, что член Билла снова стоит, он быстро стал двигать по плоти рукой, помогая ему достичь оргазма, и скоро комната вновь наполнилась криком, только уже с другим именем.
Билл притянул к себе Тома и укрыл их тёплым одеялом. Гладя ладонями его спину, он прошептал: «Согрелся?», и, когда Том вместо ответа потёрся носом о его шею, удовлетворённо улыбнулся, и погрузился в сон.
*****
Билл прислонился спиной к двери автомобиля и глубоко вдохнул холодный воздух. Немного болела голова от внезапной смены температур – в клубе она явно зашкаливала за все 30 градусов, а на улице было около восьми. Лёгкие на мгновение словно сжали железные тиски, и тогда Билл только широко распахнул глаза и закашлялся, с трудом удерживая своё неустойчивое равновесие.
Вскоре из дверей показался Том. Выглядел он получше, чем брат, но его немного пошатывало. Подойдя к своему «Cadillac Escalade», Том неодобрительно посмотрел на Билла, который ждал, пока он откроет ему дверь.
- Чего ждёшь?
- Тебя, - удивлённо ответил Билл, потирая пальцами виски.
- И какого *уя я тебе нужен?
- Бля*ь, ты обкурился, что ли?! Я домой хочу!
- Тогда на*ер было Саки отсылать?
- Чтобы он нас запалил?
- Ты пи*ор, - заключил Том, нажимая на брелке синюю кнопку. Замки щёлкнули, и Билл, надавив на ручку со своей стороны, охая, залез в салон. Захлопнув дверь, он открыл бардачок, и достал оттуда бутылку виски «Jack Daniels». Открутив крышку, он запрокинул голову и стал делать жадные глотки.
Том, уже усевшийся на своё место, рывком выхватил алкоголь у Билла, и сам приложился к стеклянному горлышку. Тот, поперхнувшись, и с трудом откашлявшись, возмущённо завопил:
- Том, ты е*анутый на*ер?! Я же чуть коньки не отбросил!
- Заткни е*ало, тебя тут вообще никто не спрашивал! - Том допил виски, и швырнул бутыль на заднее сидение. Билл от шока не мог произнести ни слова, поэтому со стоянки братья выехали только под тихий аккомпанемент автомобильного движка.
Первым нарушил молчание Том. Сплюнув в открытое окно, он пробурчал:
- Я сегодня с Дэйвом говорил.
Билл не ответил. Том продолжил.
- Знаешь, что он сказал? Что нам с тобой надо прекращать тра*аться! – он заливисто засмеялся, чуть вильнув рулём влево.
Билл оживился.
- Что, так прямо и сказал?
- Ну нет, конечно... Он сказал: «Ваши с Биллом «отношения» больше не могут продолжаться. Это ненормально, и, к тому же, скрывать всё и дальше вряд ли будет возможно. Я помогал вам все эти полтора года, но больше не буду. Решайте сами, что будете дальше делать, но на меня не рассчитывайте». Во как.
- Блин, я даже не знаю... – Билл поёжился, чуть втянув голову в плечи. – Это на него не похоже. Он же первый пришёл тогда на помощь...
- Ну, я, бл*, тоже так подумал, и сказал, что, мол, Дэйв, отличная шутка. А он сказал, что не шутит, и, если мы не прекратим, то вынужден будет поговорить с матерью. И ещё потом добавил, что мы слишком заигрались в любовь…
- И что будем делать? Я уже не смогу по-другому...
- ...
Билл прислонился головой к окну. Скинув ботинки, он притянул ноги к себе, и сжался на сидении в небольшой комочек. Том кинул на него быстрый взгляд и довольно трезво спросил:
- Замёрз?
- Ага. Печка, по ходу, сломалась.
- Я знаю, всё никак не могу до автосервиса доехать. Подожди, - Том выпустил руль, и перегнулся через сидения назад, потянувшись за пледом. Отбросив гору ненужного хлама, он только ухватился за кусок ткани, как авто резко вывернуло вправо под истошный вопль Билла.
- Идиот? – Том швырнул в Билла пледом. Тот округлил глаза.
- Я? Сам идиот! Мы чуть не врезались в тачку, и я идиот?
- Какого хе*а было руль трогать?!
- Чтобы сдохнуть? Ну спасибо, Том, за благодарность, - Билл укутался в плед, и зло посмотрел на Тома, который, в свою очередь, старался сосредоточиться на дороге.
- Бля*ь, для тебя же лез за этой хе*нёй!
- А я просил?
- Слушай, заткнись, пока я не разозлился!
- Заткнись, пока я не разозлился, а то дрочить будешь в туалете, понял?
- Ты меня тут не запугивай, не подействует!
- Ну-ну, посмотрим...
- Су*а, ты нарвался, - процедил Том, и с размаху ударил Билла по лицу. Тот охнул, и схватился за него рукой. На ладони, прислонённой к губам, остались капли крови.
Билл отбросил плед, и накинулся на Тома. Молотя его кулаками и царапая ногтями, он кричал:
- Тварь! Я ненавижу тебя, НЕНАВИЖУ!!! Су*а, это из-за тебя у нас столько проблем, му*ак ты! Сдохни, Я ХОЧУ, ЧТОБ ТЫ СДОХ, СУ*А!!!
- Нееееееееееет!!! – яркий свет фар на встречной полосе больно ударил по глазам белёсой вспышкой. Секунды потянулись, как густой мёд, завлекая в свою паутину.
...Последний вздох, и удар, от которого, в сотые доли секунды, вверх призывной вспышкой взлетело красно-рыжее пламя...
*****
- Капельницу!
- Пульс?
- Дорогу!
- В третью! Вызывай Крейга!
- Кислород!
«Доктор Крейг! Доктор Крейг! Третья операционная, срочно! Доктор Крейг, третья операционная, срочно!»
- Нужна кровь.
- Группа?
- Четвёртая отрицательная.
- У нас её нет!
- Тогда донора, срочно!..
*****
Тонкий писк, чем-то похожий на комариный, настойчиво впивался в мозг.
Билл, едва приоткрыв веки, вновь их сомкнул от яркого света лампы, которая светила прямо над его кроватью. Сделав над собой усилие, он всё-таки открыл глаза. Обстановка вокруг него была довольно скучной: белые стены, белые жалюзи на окнах, белые двери, белая кровать, белое постельное бельё, белая рубашка на нём...
Билла охватила паника. А количество капельниц, которые окружали кровать с двух сторон, привело в ужас. Он не помнил и не понимал абсолютно ничего, и от этого по его телу пробегала судорога, а ладони покрывались холодным липким потом.
Внезапно он увидел возле окна знакомую толстовку, и её обладателя. Тот стоял спиной к Биллу, чуть сгорбившись, и, судя по всему, скрестив руки на груди.
Собравшись с силами, Каулитц негромко позвал:
- Том?
Брат обернулся, не произнося ни слова.
- Том, что происходит? Я... я ничего не понимаю, Том...
Том подошёл к кровати вплотную. Склонившись над лицом близнеца, он посмотрел на него ТАКИМ взглядом, что Биллу показалось, что вот он, момент его смерти – сердце остановится, не выдержав этого.
Помучив окончательно запутавшегося в происходящем брата, Том резко выпрямился, и сел на стул, который стоял справа от койки. В эту минуту дверь палаты открылась, и в комнату вошла полная медсестра. Заметив, что Билл уже очнулся, она быстро вышла.
Буквально через несколько мгновений вместо неё появился доктор, вслед за которым семенила Симона, которая хоть одним глазком хотела посмотреть на сына – пока он находился без сознания, это было строжайше запрещено.
- Доброе утро, - поздоровался врач. - Ничего не говорите, просто кивайте вместо ответа. Вы себя хорошо чувствуете?
Кивок.
- Голова не болит?
Отрицание.
- Тошнота?
Вновь отрицание.
- Что-нибудь о себе помните? Если да, назовите имя и дату рождения.
- Вильгельм Каулитц-Трюмпер, 01.09.1989, Лейпциг.
- Братья или сёстры есть?
- Том, брат-близнец, - удивлённо ответил Билл, скосив глаза на стул, где смирно сидел брат. – Вот он.
- Здесь его нет, Билл, - мягко ответил доктор. И, прежде чем Билл возразил, задал новый вопрос:
- Помните причину, по которой здесь оказались?
- Нет, не помню.
- Герр Бауманн, можно ему сказать о ... ? – осторожно поинтересовалась Симона. Бауманн потёр переносицу.
- Думаю, да. Как врач, я бы не рекомендовал, но чисто по-человечески – лучше сейчас. Я оставлю вас, - докто развернулся. Уже прикрывая дверь, он попросил:
- Фрау Трюмпер, только постарайтесь не слишком его травмировать.
- Хорошо.
Как только родственники остались наедине, Симона присела на край кровати Билла, и взяла тонкую руку сына в свою. Поглаживая внутреннюю сторону его ладони большим пальцем, она, опустив глаза в пол, начала:
- Билли... Мне нужно тебе кое-что сказать... Только пообещай, что попробуешь это принять как можно спокойнее.
- Обещаю...
- Билли, солнышко... Том... Тома больше нет, - женщина с трудом произнесла эти слова, и закусила губу, чтобы не расплакаться. Билл ошарашенно взглянул на мать.
- Мама, ты что?! Вот же он! Вон, на стуле сидит!
- Билл, кроме нас, здесь никого нет! – рьяно возразила Симона, вскакивая на ноги. Внутри неё стали зарождаться первые сомнения отосительно стабильности морального здоровья сына.
- Томми, скажи ей, что... – Билл обратился к Тому, но стул, на котором тот сидел, пустовал. Юноша повертел головой, и ощутил, как внутри всё замерло.
- Билли, маленький, я понимаю, что тебе тяжело, - Симона пригладила непослушные чёрные пряди Билла, - но Том действительно ушёл от нас в мир иной. Вы попали в автокатастрофу, и Томми, он... – она вобрала в себя побольше воздуха, - он не справился с управлением...
- Мама, он был здесь... – ошалело улыбнулся Билл.
- Нет, малыш, похороны были позавчера, - женщина сильнее сжала ладонь сына. Но тот, проявив неожиданную для его состояния силу, поспешно выдернул её.
- Он был здесь, мама! Я не сумасшедший, я клянусь, чем угодно, но ОН БЫЛ ЗДЕСЬ!!! Он стоял возле этого самого окна, сидел на этом самом стуле, понимаешь???!!! – Билл прокричал эти слова, принимая сидячее положение. Тонкие иглы капельниц выскочили из-под его прозрачной кожи.
- НЕТ!!! ЕГО НЕ БЫЛО ЗДЕСЬ!!! ОН УМЕР, ПОНИМАЕШЬ??? ЕГО БОЛЬШЕ НЕТ!!! – Симона схватила руками тщедушного Билла за плечи, и стала его трясти, приговаривая дрожащими от страха и злости губами:
- Он умер... погиб... понимаешь?.. УМЕР ОН, ПОНИМАЕШЬ ТЫ ЭТО ИЛИ НЕТ???!!! УМЕР!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
- Нет, мама, нет-нет-нет-нет-нет-нет-НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!! – в ответ ей кричал Билл, а из его глаз катились крупные слёзы. Его била крупная дрожь, а разум отказывался принимать какую-либо информацию.
Дверь палаты снова открылась, и в помещение вбежали два санитара. Расцепив противоречащих друг другу Билла и Симону, один из них вывел отчаявшуюся мать, а другой вколол крепкую дозу успокоительного сыну, от которого тот почувствовал сильную усталость и мгновенно отдался забытью.
*****
Билл не спал, когда за окном забрезжил рассвет. Покрывая землю розовато-оранжеватыми лучами, он не знал, что не всем приносит удовольствие своим визитом. Он просто пришёл, как приходил всякий раз, стоило стрелкам часов замереть в определённом положении.
Парень повернул голову к окну. Мысли, гложущие его с самой ночи, к утру стали гораздо запутаннее и тяжелее, чем были ранее. Он пробовал сопоставить то, что вчера услышал от матери, с тем, что видел собственными глазами. Но мозаика событий упорно не желала складываться.
В палату с утренним обходом тихо вошла медсестра. Поправив Биллу подушку и взглянув на показания приборов, она спросила: «В туалет не хочешь?». Билл отказался, и она, предупредив, что завтрак принесут через полчаса, удалилась.
Поглощая жидкую манную кашу с ложечки из рук заботливой «медички», и запивая еду ненавистным морковным соком, Билл вспомнил, как вчера, во время визита Симоны, он почувствовал себя необыкновенно сильным. Поблагодарив Розу (именно так звали сестру), за завтрак, он спросил у неё:
- Роза, а может быть такое, чтобы человек, даже если он очень слаб, на какое-то время приобретал силу?
- Может. Если испытываешь мощный прилив отрицательных эмоций, включается так называемое «состояние аффекта», то есть состояние, абсолютно неконтролируемое мозгом. Ещё может быть шоковое состояние, или стрессовое, но они послабее, чем аффект, - женщина выкатила тележку в коридор, а сама остановилась в проходе. – Хотя, знаешь, это всё зависит и от самого человека – темперамент у всех разный.
- Понятно, - протянул Билл, слабо улыбнувшись. – Спасибо.
- Не за что.
*****
Попавшее в ноздрю пёрышко заставило Билла чихнуть, и тем самым проснуться. Разлепив тяжёлые веки, в полумраке комнаты он снова увидел Тома, который сидел теперь уже на левом краю кровати. На нём была белоснежная толстовка, голубые джинсы, голубая кепка и белая дюрага. Сцепив пальцы в замок, он неотрывно смотрел на Билла.
- Том?.. – тихонько позвал брата Билл, прижимаясь к спинке кровати. Притянув коленки к груди, он затравленно смотрел на близнеца, ожидая ответной реплики. Но тот только продолжал сверлить младшего брата глазами, не произнося ни слова.
- Том, почему ты молчишь?
- ...
- Том, мама сказала, что ты умер, что тебя похоронили, что это было позавчера, что мы попали в аварию, но я не верю, как ты тогда можешь быть здесь, да? Это же неправда? Мама просто пошутила, Том? – речь Билла была быстрой, и немного путаной от количества эмоций, которые раздирали его изнутри. Том отвернулся, и ответил:
- Нет.
Для Билла это коротенькое слово стало зацепкой, с помощью которой он хотел разговорить брата, чтобы понять ситуацию.
- Нет что? Не было похорон? Или мама не врёт?
- Нет, - упрямо повторил старший, вставая с койки. На том месте, где он сидел, не осталось ни вмятинки, ни просто малейшего признака того, что здесь находился человек.
Живой человек.
Билл крепко стиснул кулаки.
- Том, почему ты со мной не разговариваешь? Я в чём-то провинился перед тобой? Если да, ты только скажи, я сразу же исправлюсь! Только не молчи, Том, я прошу тебя... не молчи, Томми...
Но эта отчаянная просьба юноши осталась без внимания. Том как-то снисходительно улыбнулся Биллу, и, подойдя к нему вплотную, наклонился к его шее. Тот затрепетал, ощущая кожей только присутствие кого-то рядом с собой, но не ощущая его дыхания. Внезапно он ощутил сильную боль от укуса, и почувствовал, как мертвецки ледяные руки стискивают его рёбра.
Хлопнула неплотно прикрытая дверь. Тут же «нежные» тиски разомкнулись, и Билл остался в комнате один. Где-то с полминуты он сидел не шевелясь, а потом позвал:
- Том! То-о-ом! Том, это не смешно! – однако брат не отзывался. – Том, выходи сейчас же!!!
С последним восклицанием Билла в палату заглянула Роза с весьма обеспокоенным лицом.
- Билл, ты почему не спишь? – она подошла к своему подопечному и потрогала его лоб. Билл увернулся и, схватив медсестру за локти, посмотрел ей в глаза:
- Где мой брат?
- Билл, его здесь нет, - пожала плечами та.
- Я ещё раз спрашиваю: ГДЕ МОЙ БРАТ???!!!
- Билл, я не знаю! – женщина вырвала руки, и полезла в карман за крохотным шприцем. Парень посмотрел на неё, как на умалишённую:
- ОН-БЫЛ-ЗДЕСЬ-МИНУТУ-НАЗАД. Понимаете?! Он был здесь!!! А сейчас его нет! НЕТ!!!
Роза одним ловким движением воткнула тонкую иголку в кожу Билла, и, выпустив успокоительное в его тело, проговорила:
- Всё-всё, Билли... Сейчас всё будет хорошо... Спи.
- Я... – Билл устало прикрыл глаза, но вновь открыл их, - я точно знаю, что он здесь был, Роза...
- Его не может здесь быть. Тебя единственного спасли. Постарайся это принять, - сестра погладила юношу по спине, легко переворачивая его на бок. – Он умер, но ты жив. И должен бороться за своё право на прежнюю жизнь. И должен научиться жить сам, Билли...
- Но он был здесь... был... Я его вижу, Роза... Я вижу его... – бормотал Билл, погружаясь в медикаментозный, но крепкий сон.
- Билли, к тебе можно? – Симона, улыбаясь, вошла в палату к сыну. Тот лежал на спине, и смотрел в белоснежный потолок. – Я принесла тебе виноград, будешь?
- Уходи, - приказным тоном произнёс Билл. На его лице не дрогнула ни одна мышца.
- Билл, что это значит? – Симона немного опешила, не ожидая такой реакции со стороны своего ребёнка. – Как это – уходи?
- Ты мне врёшь. Том жив, а ты говоришь, что он умер. Уходи, - вновь повторил парень, и повернулся спиной к матери. Женщина помедлила, но всё-таки подошла к Биллу.
- Билл, послушай, я не вру. Мне самой это достаточно тяжело осознавать, но Том умер. Его больше нет в живых, и точка. Ты просто устал, и это разыгралось твоё вообра...
- Нет! Я вижу его! И он жив, ясно тебе? А теперь проваливай! Я не хочу тебя видеть. Никогда. Ты лгунья. Наглая лгунья. Ненавижу! - перебил Билл мать. Натянув одеяло так, чтобы укрыться им с головой, он свернулся в клубочек, и больше не произнёс ни звука.
Симона, тихо вздохнув, была вынуждена выйти – дальнейшее её пребывание здесь становилось просто бессмысленным.
*****
Рабочий день доктора Герберта Бауманна начался с визита к нему матери одного из его самых тяжёлых пациентов. Тяжёлых не в физическом плане – в душевном. Билл Каулитц просто отказывался воспринимать происшедшее с ним и его братом, и это не могло не беспокоить Герберта.
За время своей практики он привык к тому, что большинство его больных адекватно оценивали своё состояние и вполне спокойно относились к процессу реабилитации.
Билл же словно абстрагировался от окружающего мира.
Громкий стук по деревянной двери, и в кабинет заглянула немолодая, но очень ухоженная женщина.
- Добрый день, герр Бауманн. Можно?
- Конечно, фрау Трюмпер, проходите, - доктор встал со своего места и протянул руку Симоне. Та рассеянно ответила на этот жест и перешла непосредственно к своей проблеме.
- Знаете, я бы хотела посоветоваться с вами по поводу Билла. Я... я... Я просто не знаю, как мне с ним себя вести.
- Да, я понимаю, о чём вы.
- И что мне делать? Я потеряла одного ребёнка, и не хочу сейчас терять второго... Он же отказывается меня видеть!
Бауманн снял свои очки – обыкновенные стёкла без оправы, и положил руки на стол.
- Я бы хотел, чтобы он ещё немного побыл у нас. Если наша терапия ему ничего не даст – придётся смириться с тем, что он будет вести воображаемые разговоры с братом.
Симона приложила кулак к груди, и стиснула другой ладонью подлокотник кресла.
- Но как же так? Это же... ненормально...
- Пройдёт. Просто соглашайтесь, когда он будет упоминать о чём-то, что делал вместе с близнецом. Сейчас главное – чтобы он от вас ничего не скрывал: так нам будет легче подобрать ключик к его сознанию, и понять, в чём же кроется причина этого отторжения реальности. Ведь что-то же должно быть – просто так такие вещи не возникают.
- Я постараюсь.
- Постарайтесь, Симона... Можно вас так называть?
- Да-да, - подтвердила та.
- Так вот: постарайтесь... Сейчас вы нужны Биллу, как никогда...
- А что будет с его карьерой? – воскликнула Симона.
Герберт вздёрнул брови.
- А что вам важнее: здоровье сына или его деньги?
Симона промолчала, и, шурша подолом юбки, вышла из кабинета.
Билл рассматривал свои руки. Ему ужасно не нравилось то, что кожа на их внутренней стороне была вся в мелких красных точках от иголок капельниц, и поэтому немного саднила и чесалась.
Взглянув на часы, которые повесили напротив кровати по его просьбе, он отметил, что скоро будет вечерний обход, и это значит, что к нему снова заглянет доктор Бауманн, которого Билл успел возненавидеть до глубины души.
Эта нелюбовь возникла из-за того, что герр на все уверения своего пациента в том, что он морально здоров, только улыбался и согласно кивал. На самом же деле ничего не изменилось – Билла продолжали пичкать теми же таблетками, что и раньше. Вот только капельницы уже убрали.
Взяв из вазы с фруктами сочный персик, Билл задумчиво повертел его в руке. Рассматривая спелый, изнывающий от сока фрукт, он запустил в податливую мякоть кончики пальцев. Добравшись до косточки, юноша почувствовал приятную, даже сладкую волну от ощущения этой мягкости в своей руке. Это было похоже на то, когда сжимаешь кусок тепловатого от держащих его рук пластилина, только куда нежнее и ароматнее.
Слизнув текущий вниз по руке сок, Билл выбросил персик в корзину и встал, направившись в ванную. Вымыв руки и причесавшись, он вернулся обратно в постель, и вовремя: в тот момент, когда Каулитц накрывался тонким одеялом, в палату вошёл Бауманн.
Будучи в весьма хорошем расположении духа, Герберт так же весело начал разговор:
- Привет, Билл! Как успехи?
- Никак, - пробурчал едва слышно тот. Сцепив пальцы в замок, Билл испытующе смотрел на доктора, надеясь, что тот не выдержит зрительной атаки и скоро уйдёт. Однако герр Бауманн сделал вид, будто ничего не происходит, и бодро поинтересовался у парня:
- А как самочувствие?
- Х*еново.
- А вот я бы так не сказал, - доктор улыбнулся. – Судя по результатам обследования, за эти несколько недель твой организм восстановился процентов на 80-90. Так что недолго тебе осталось терпеть всё это.
«А тебя - особенно», - подумал Билл, но вслух произнёс совершенно другое:
- Вот и замечательно. Это всё на сегодня?
- Не совсем. Я могу присесть? – Герберт кивнул на стул. Каулитц пожал плечами, мол, вам никто не запрещает.
Отложив планшет с записями о состоянии пациентов, Бауманн посмотрел в глаза Биллу.
- Скажи, ты всё ещё видишь своего брата?
- Даже если я скажу, что это так, что оно вам даст? Всё равно вы считаете меня сумасшедшим, - усмехнулся тот. – Вы думаете, что я на нервной почве так распереживался, что мне кажется, будто Том жив, хотя вы постоянно мне твердите, что он мёртв. Но он не может быть мёртв, просто не может!
- Почему ты так считаешь?
- А вы что-нибудь слышали о связи близнецов? – сказав эту фразу, Билл на мгновение подумал о её неоднозначности, однако доктор ничего не заподозрил, только кивнул:
- Да, знаю. Я много читал об этом.
- Тогда вы должны знать, что между близнецами существует связь, благодаря которой один чувствует другого, так?
- Так, - подтвердил Герберт. Он понимал, к чему клонил Каулитц, но перебивать его не стал.
- И я его чувствую! Понимаете, если бы он умер, я бы тоже умер! Но я чувствую, что он... – Билл запнулся, глядя, как в открытую дверь палаты, по-хозяйски ухмыляясь, вошёл Том. Руки он держал в карманах своей толстовки, снова белой, как в прошлый раз. Старший близнец дошёл до самой кровати своего брата, и, поравнявшись с Бауманном, стал за его спиной.
- Билл, что ты чувствуешь? – Герберт всерьёз обеспокоился, глядя на то, как взгляд Билла постепенно стекленеет. – Билл?..
- Привет, Том, - юноша словно не услышал того, что сказал ему Бауманн. – Ты надолго?
Том, продолжая ухмыляться, неоднозначно вздёрнул плечом. Затем расхохотался, и, послав брату на прощание воздушный поцелуй, вышел.
- Том! Том, вернись!!! – Билл вскочил с постели, но его быстро перехватил доктор. Каулитц ещё немного подёргался в его руках, порываясь бежать вслед за близнецом, а потом затих.
Он позволил уложить себя в постель, а когда Герберт вышел, уткнулся лицом в подушку. Его плечи мелко подрагивали от всхлипываний, но вскоре он уснул – и от переживаний, и от усталости.
*****
Захлопнув двери палаты №384, доктор Бауманн задумчиво почесал бороду. Подойдя к стойке медсестры, он дождался, пока та вернётся на место, и спросил у неё:
- Роза, вы же неплохо знаете Каулитца из 384-й?
- Ну... да, хороший мальчик, только вот жалко его. Всё никак не может смириться с потерей брата, вечно ему кажется, что тот здесь, - разоткровенничалась женщина. Герберт понимающе улыбнулся.
- Да-да, об этом я и хотел спросить. Вы когда-нибудь видели, как он зовёт близнеца?
- Было один раз... Прямо среди ночи. Он проснулся, и кричал что-то вроде: «Том, это не смешно, давай выходи!». Пришлось вколоть ему успокоительное.
- Когда это было?
- Может, пару дней назад, но не больше трёх суток, это точно. И ещё одно... – Роза немного задумалась, вспоминая детали. Бауманн нетерпеливо поинтересовался:
- Что?
- Знаете, как-то раз, перед завтраком, я услышала в его палате громкий смех. Ну и подслушала... – она немного покраснела, но доктор поторопил её:
- Это не столь важно, Роза. Продолжайте.
- Так вот: я услышала, что Билл словно говорит с кем-то, но не так, как при обычном диалоге, а односторонне. Если бы он не был в палате один, я бы решила, что его собеседник просто не хочет отвечать.
- Хм... Ясно... Спасибо, Роза, - Бауманн отошёл от стойки и побрёл в свой кабинет. Вдогонку ему донеслось: «Не за что!».
*****
- Том, ну сколько уже можно играть в молчанку? Я устал от твоего «красноречия»! Меня здесь сумасшедшим уже считают, - Билл вздохнул и сложил ладони на коленках. Он сидел на подоконнике в белой больничной рубашке, а Том стоял напротив, скрестив руки на груди.
- Ты что, хочешь, чтобы меня в «дурку» заперли? А? Скажи, ты этого хочешь?!!! Ну же, скажи, скажи хоть слово, Том!
- Слово, - насмешливо произнёс Каулитц-старший, чуть сощурив глаза. Билла уже лихорадило, и он часто дышал, закрыв глаза.
- Томтомтомтомтомтомтом!!! Боже, я уже ненавижу твоё имя, - проговорил он, откидываясь спиной на оконное стекло. Оно было холодное, и приятно остужало разгорячённую кожу. Распахнув веки, младший близнец, словно чего-то пугаясь, шёпотом спросил:
- Ты хоть что-нибудь знаешь о том, что с нами происходит?
Том пожал плечами.
- Заткнись.
- Что?
- Я сказал: заткнись, - он вскинул глаза на Билла. – Ты мне уже надоел.
- Я не понимаю...
- Тебя заткнуть?
- Ты о чём? – глаза Билла расширились, когда Том вплотную подошёл к нему и положил ладони брату на талию. Поглаживая его спину через тонкую рубашку, он спросил, щекоча губами ухо близнеца:
- Отсосёшь?..
- Но... но, Том...
- Что не устраивает? – Том приподнял рубашку и дотронулся ледяными ладонями до нежной попы Билла. Провёл пальцем по пояснице, погладил ложбинку. Младший выдохнул.
- Что ты делаешь?
- Ничего... – палец проскользнул в узкую дырочку. Из-за того, что последний раз Билл занимался сексом достаточно давно, его анус трудно было растягивать – мышцы плотным кольцом обхватывали палец, не позволяя ему войти глубже. – Расслабься...
- Нет! – Билл сильно толкнул Тома в грудь, и тот сделал несколько шагов назад, с трудом удержав равновесие. – Не трогай меня. Пока не расскажешь то, что знаешь.
- Нет.
- Господи, Томмииии, - Каулитц обхватил голову руками, и стал раскачиваться вперёд-назад. – Зачем ты всё усложняешь?..
- Добрый день, Билл, - в палату без стука вошла Роза. В её руках были стакан воды и контейнер с разноцветными таблетками. Билл вздрогнул, а Том исчез.
- Как самочувствие?
- Тоооммм... – прошептал парень. – Я люблю тебя, Том...
- Что, Билл? – поинтересовалась медсестра, протягивая ему воду и пилюли. Билл покачал головой.
- Ничего. Вам послышалось.
- Хм... Наверное. И не сиди на подоконнике...
*****
Штрих. Ещё один штрих. Тонкая линия. Жирная линия. Чуть-чуть стереть. Снова штрих. Затереть. Несколько связанных линий. Готово.
Билл выключил лампу и потёр рукой глаза. У него на коленях лежала готовая зарисовка Тома – того Тома, которого он видел всё время, прошедшее после аварии. Он всегда неплохо рисовал, и когда попросил принести ему листы и карандаши, его страхи, заключённые в подсознании, вылились в этом рисунке. Том на картинке разительно отличался от привычного образа: резкие черты, острый взгляд, нахальная улыбка... Рисунок поражал своей натуральностью, несмотря на то, что являлся графикой. Биллу так точно удалось передать незначительные штрихи, что становилось немного жутко.
Парень зевнул и положил картину в тумбочку вместе с карандашами и ластиком. Сегодня его навещала Симона – но не выдержала и пяти минут. Билл упорно пытался доказать ей, что она просто ничего не понимает.
Иногда ему самому казалось, что он сходит с ума, но, вспоминая материальность Тома, он отталкивал от себя всяческие мысли о том, что брат может быть мёртв. Он считал, что его всего-навсего ходят довести, чтобы упрятать в психушку.
*****
«Да, я попытаюсь, но...он боится...».
«Вы – мать, это в ваших силах, Симона».
«А если замкнётся?».
«Не дайте этому случиться...».
Билл как ошпаренный отскочил от двери, услышав торопливые шаги в коридоре. Забравшись под одеяло с фантастической скоростью, он натянул тёплую материю по самые уши и свернулся в клубочек.
Буквально через несколько секунд в палату, крадучись, вошла Симона. Аккуратно прикрыв дверь, она подошла к кровати сына и коснулась его плеча, мягко поглаживая.
- Билл... Сынок... Просыпайся...
Каулитц открыл глаза и резко обернулся.
- Я не сплю. В чём дело?
Немного растерявшаяся мать сначала открыла рот, чтобы что-то сказать, но затем махнула рукой.
- Ни в чём... А, вспомнила! Собирайся. Мы едем домой.
- Домой? – Билл сел на койке, опираясь на руки. Его глаза странно блестели из-под косой чёлки, упавшей на лицо. – Домой?! Я не поеду!
- Билл, пора, - Симона развела руками. – Тебе помочь собрать вещи?
- Я же сказал, что я не поеду!
- Билл, почему?
- Ты мне не веришь, а я не хочу находиться с человеком, у которого я не вызываю доверия.
- Я тебе верю.
Брови Билла поползли вверх.
- Да ну?
- А почему бы и нет, Билли? – фрау села рядом с сыном, и погладила его руку. – Всё может быть, и я не отрицаю того факта, что я была неправа. Я потеряла Тома, и не хочу терять тебя, пойми.
- Как ты можешь утверждать, что веришь мне, если сказала, что потеряла Тома?!
- Ох... Я просто неправильно выразилась, Билл... Я и вправду тебе верю, сынок.
Билл вздохнул и закрыл глаза. Спустя несколько минут, в течение которых Симона нервно кусала губы и непроизвольно сжимала руки в кулаки, он ответил, отрывисто процедив сквозь зубы:
- Хорошо. Иди. Я скоро выйду.
*****
Кап. Кап. Кап. Кап.
И так до бесконечности – одна и та же мелодия, мелодия сырости, холода, прошлого. Музыка стихает – начинается новый день.
Рассвет ознаменовался именно дождём. Сидя на подоконнике, укрытый пледом, Билл внимательно следил за тем, как капли тихо скатываются по оконному стеклу. Было нестерпимо холодно, и всё, чего он сейчас хотел, это просто отмотать плёнку назад, до того момента, как его жизнь пошла вверх тормашками. Разве он много просит – всего лишь вернуть себя?..
- Кажется, мы скучаем? – насмешливо поинтересовался знакомый голос.
- Привет, Том, - Билл не повернул и головы в сторону брата. – Что нового? Может, наконец сообщишь мне последние новости обо всём этом дерьме?
- Не-а, - Каулитц-старший уселся на подоконник напротив близнеца. Сцепив ладони в замок, он внимательно изучал глазами лицо Билла, тщательно осматривая его на малейшие изменения.
Младший брат терпеливо проходил эту проверку на прочность, продолжая глядеть на просыпающуюся ото сна улицу, по которой сновали первые прохожие. Высокий мужчина в рыжем пальто поспешно шёл к парковке, где, нажав на кнопку брелка и отперев замок, сел в свой блестящий, судя по виду, новёхонький автомобиль. А молоденькая девушка, спотыкаясь на каблучках, пыталась успеть на остановку автобуса, что уже выглядывал из-за поворота. Мысленно пожелав ей удачи, парень вновь заговорил:
- Что, накраситься? Или так сойдёт?
Том молчал.
- Ладно, значит, так сойдёт. Можно задать вопрос?
- ...
- Ты можешь хотя бы ответить, ЗАЧЕМ ты это делаешь, а, Том? Неужели тебе самому не надоедает так со мной обра... – слова застряли в горле, когда Билл увидел, что брата в комнате уже нет.
- ТОМ!!! Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ, ТОМ!!!
*****
И снова бессонная ночь. Очередная в списке ночей, которые Билл провёл дома. Два часа, с беспрерывными метаниями на влажных простынях, не в счёт. Это был не сон; так, полудрёма, полубодрствование – можно назвать как угодно, но полноценным отдыхом вряд ли.
Его комната, которая постепенно обживалась заново, выглядела мрачновато. Тяжёлые бордовые шторы с массивными кистями золотистой бахромы сменили когда-то им же выбранные светло-зелёные струящиеся занавески. Пол устлали два ковра чёрного цвета, а свет включался всё реже.
Теперь Билл стал много писать. Конечно, он это делал и раньше, но настолько редко, что и новые тексты песен, и стихи, и просто мысли, созданные им самим и нашедшие отражение на листах бумаги, были для Каулитца в новинку. Как только рука выводила рифмованные строки, он радовался, как ребёнок – лицо расплывалось в умильной улыбке, а глаза загорались двумя огоньками.
Мысли тоже посещали его довольно часто. Он действительно научился думать, причём довольно хорошо, логично и последовательно. Чаще всего Билл думал о Томе. Он вспоминал, как смешно начались их отношения. Вспомнил и первый поцелуй, и первое признание, и первый секс. И первый совместный отдых в новом статусе – любовников, любящих... Вспомнил те волны, которые омывали ступни, когда они, только вдвоём, вышагивали по пустынному песчаному пляжу под седой старушкой Луной, абсолютно счастливые... Вспомнил и неприятный опыт, связанный с мыслями о более «свободном» сексе с применением плетей, наручников и прочих «игрушек» из данной области, и чем это закончилось... И чем больше он вспоминал, тем крепче становилась его уверенность в том, что всё-таки окружающие его люди правы, и Том больше не является живым существом. Но это порождало и лавину вопросов, на которые парень пока найти ответ был не способен.
Симона, которая не могла в свою очередь не заметить таких перемен в сыне, придерживалась позиции наблюдателя. Постепенно её ощущение потери притуплялось, и его заменяло собой только безграничное беспокойство о судьбе Билла. Попытки вызвать его на разговор были безуспешны – солист оставался при своём мнении, и был достаточно замкнут.
Со временем женщина устала бороться, и поэтому соглашалась со всеми пунктами постулатов Билла. И теперь и кивок, и понимающий взгляд настолько приросли к её собственному мнению и видению, что иногда фрау начинала верить в существование старшего сына настолько же искренне, насколько верил и её младший сын.
*****
То утро началось для фрау Берты Миттельхофманн с сильнейшего приступа кашля. С трудом переведя дух, старушка отбросила тканое одеяло и, нашарив возле кровати мягкие тапочки, кряхтя направилась в ванную. Там, открыв зеркальный шкафчик, висевший на стене, она достала большую банку пилюль от кашля, которыми запаслась ещё с весны, и повернула синюю крышку.
Проглотив несколько таблеток и запив их стаканом воды, она с ужасом обнаружила, что опаздывает на работу, а этого допустить ну никак нельзя было. За весь свой практически сорокалетний стаж работы в библиотеке фрау никогда не опаздывала на службу, и только один раз взяла себе выходной у начальства – когда её дочь родила внука. Да и то, нельзя было сказать, что она уж очень рада малышу – ведь главным её детищем были книги, которые огромными стеллажами стояли в огромнейшем пространстве, по площади превышающему три стандартных двухэтажных дома*. Это же именно благодаря её стараниям, фонд переехал в хорошо проветриваемое помещение с кондиционерами, и только её!..
Накрасив дряблые ниточки-губы ядовито-розовой помадой, к какой обычно имеют необыкновенную страсть пожилые женщины, она, взглянув на часы, взяла со стула свой ридикюль из крокодиловой кожи, и вышла на улицу. И спустя пятнадцать минут ржавый железный ключ неторопливо отпирал массивную деревянную дверь.
_______
* - автор не имеет точной информации, есть ли в Берлине подобные библиотеки и подобные сотрудницы. Любые совпадения случайны.
*****
Симона вздрогнула, когда в тишине кухни, где она читала книгу, раздался звонкий и твёрдый голос сына:
- Доброе утро, мама.
- А, Билл, - женщина улыбнулась, отложив потрёпанный уже роман очередной бульварной авторши в дешёвой бумажной оболожке, на надраенную до блеска поверхность кухонного стола. В последнее время её душевных сил только и хватало на подобного рода... книжонки, который полноценной литературой назвать язык даже не поворачивался. – Доброе. Как спалось?
- Хорошо, мама. Что у нас на завтрак? – Каулитц сел за стол, по-детски сложив руки на худых коленках, и вымученно улыбаясь. Волосы, собранные в хвостик, придавали его лицу ещё большую худобу, чем было на самом деле.
- Тосты с джемом, яичница и овсянка. Тебе полезно, - словно оправдываясь, ответила мать.
- Клубничный джем есть?
- Клубничный?.. Нет, нету... Может, я схожу в магазин?
- Да, мама, если не трудно, - Билл встал. – Я буду у себя в комнате. Спасибо, - и он вышел, оставив Симону в полном недоумении. Которое, впрочем, вскоре сменилось заботами о хлебе насущном, точнее, о том, что нужно бы поскорее сходить в магазин за джемом, чтобы Билл поменьше находился в квартире в одиночестве.
Каулитц же в это время вернулся в свою спальню, где его уже ожидал, блистая великолепием своей царственной особы, Том. Сидя на офисном стуле синего цвета, он весело разглядывал вошедшего близнеца, и отчего-то прыснул в кулак.
Билл, уже абсолютно равнодушный к каким бы то ни было выходкам брата, молча, и не меняя выражения лица, лёг на кровать, устремив взгляд в потолок. Эта привычка осталась у него ещё со времени, проведённого в больнице – развлечения там, откровенно говоря, хромали, зато роскоши в виде кипельно-белых потолков было хоть отбавляй.
- Том... Ты знаешь, Том, что значит каждый день жить вот так? Жить, не зная, где твоя правда граничит с вымыслом? Жить, притворяясь, будто тебе совершенно всё равно, что творится вокруг? Не знаешь, Том, ничего ты не знаешь... Ты ведь моя выдумка, да? Только выдумка, а я – обыкновенный шизофреник, они ведь так все считают?.. А ты знаешь, знаешь что я по тебе скучаю, Том? Чёрт побери, ты не представляешь, как я по тебе скучаю! Я так давно не ощущал ТЕБЯ, твоего ТЕПЛА, нежности, заботы... ЛЮБВИ. Да, когда ты мне последний раз говорил, что ты меня любишь? Ты же только тра*ал, тра*ал и тра*ал, используя меня, как дешёвую подстилку. Которая не заслуживает иного обращения... Ты разве спрашивал меня хоть раз, чего хочу Я? Ты спрашивал, нравится ли это МНЕ? Не спрашивал, Томми, не спрашивал... Мы делали так, как хотел того ТЫ. Хотел целоваться – мы целовались, хотел секса – мы тра*ались, хотел быть отдельно – мы спали в разных комнатах... – Билл перевернулся на бок, закусив губу. – Скажи, ты меня любишь вообще? Хоть самую капельку, хотя бы как брата, любишь?
Том сощурил глаза. Смотря так на соблизнеца минуты три, он молча отвёл взгляд, теребя хвост из дред, лежавший на его правом плече.
- ... а я люблю тебя, Том, - Билл вздохнул, и подложил ладони под щёку, чтобы было удобнее. В этот момент Том накинулся на абсолютно беззащитного брата, и сдавил его горло руками. Билл захрипел, пытаясь ослабить хватку.
- То-о-о-м... Пу... пусти... Тоо...
- Су*а... Ненавижу... Почему ты жив?!!!
В этот момент в комнату вошла Симона с подносом в руке, на котором стояла чашка апельсинового сока и аппетитной горкой лежали тосты, намазанные клубничным джемом. Увидев Билла с широко распахнутыми глазами, пытающегося сделать глоток воздуха, она подлетела к нему:
- Сынок... Сынок, что с тобой?
Том в это время слез с Билла, и, прислонив к губам палец, приказал, чтобы тот молчал. Каулитц-младший кивнул, и посмотрел на мать.
- Всё в порядке, мама. С Томом просто говорил.
- А... С Томом?.. – произнесла отрешённо Симона. – На вот, выпей, и поешь, - она всучила Биллу в руки стакан с соком и протянула пригоршню таблеток. Билл послушно всё проглотил, и женщина, оставив тосты у него на прикроватной тумбе и потрепав сына по волосам, вышла.
Прикрыв за собой дверь, она жадно прильнула к ней ухом. Через несколько секунд раздался горячий шёпот:
- Вот видишь, Томми... Хоть ты и не любишь меня, а я тебя не выдал...
*****
«Не волнуйся. Я вышел прогуляться. Вечером буду. Билл», - такую записку парень оставил на кровати, где спала мать. Повязав на шею длинный тёплый шарф, он накинул куртку, и вышел из квартиры. На улице стояла ранняя весна: молоденький Март шаловливыми лучиками дразнил прохожих, смеялся серебряными потоками воды, подмигивал блестящими лужами. Он был хорош, он вселял надежду и тепло даже в сердца тех, кто, казалось, потерял к жизни всякий интерес. Старуха с клюкой, зажмурившись, запрокинула голову назад и устремила взгляд в небо. Её старое, испещрённое шрамами-морщинами лицо приобрело оттенок былой девичьей красоты. Пусть на секунду, но она вновь ощутила себя двадцатилетней девчонкой, полной сил и энергии. И плевать, что она давно уже разменяла седьмой десяток, и что губы её уже бледные, а не нежно-розовые, как тогда, и что длинная русая коса тоже осталась где-то там, в прошлом. Она жила СЕЙЧАС, этим моментом, который, несомненно, был прекрасен в любом своём проявлении.
Свернув за угол, Билл двинулся вдоль по кварталу к огромному зданию городской библиотеки, - самому старому архиву. Неприятный серый цвет немного раздражал, но, вспомнив о том, что его всё же сюда привело, парень усмехнулся, и вошёл в здание.
Сразу же на него пахнУло тем особенным запахом, какой обыкновенно витает в библиотеках... Этим запахом прошлого, смешанного с настоящим и будущим. Немного горьким, терпким, но так удачно составленным, что хочется вдыхать его снова и снова, пока не закружится голова или не участится до предела сердцебиение... Запахом, который присущ пожилым леди, умудрённым опытом, и лишь изредка молодым девушкам, которые предпочитают активным забавам мёртвую, созерцающе-наблюдательную тишину книг.
Медленно двигаясь вдоль рядов, Билл с интересом пробегал глазами по разноцветным корешкам. Глаза выхватывали самые различные названия. Были там и «Хроника»*, и «Прикладная психология», и «Сказки братьев Гримм», и множество других книг. Эта строгость внушала собой некое благоговение, ядом разливавшееся по венам, и одновременно неутомимую жажду знаний, неисчерпаемое желание прочесть как можно больше из этого дома науки.
- Что вам угодно, мой юный друг? – уже знакомая Вам, читатель, фрау Берта Миттельхофманн, улыбаясь весьма располагающей к ней улыбкою, возникла из-за стеллажа совершенно неожиданно. Теперь же она ждала ответа на свой вопрос, и вряд ли собиралась уходить, пока не услышит его.
- Я... О... Мне надо... Что у вас есть о призраках?
- Призраках?
- Да. Ну, когда вот человек умер, а потом, предположим, продолжает являться, например, своим родственникам...
- Вам сюда, - старуха развернула Билла на 180 градусов и подтолкнула вперёд. – Вот, нижние два ряда, от начала и до конца.
- Но... их так много! – воскликнул Каулитц, вымоко подняв брови. – Я же не прочитаю всё!
- О, ну это не беда, - фрау Берта подошла к стеллажу. Ловко вынув оттуда четыре книги со звуками: «Раз, раз, раз и раз», она вручила их Биллу. – Вы будете в читальном зале работать или вам записать их?
- В читальном, - твёрдо ответил Билл, и спустя несколько минут уже с головой погрузился в содержимое выданных ему экземпляров.
_______
* - в данном контексте «Хроника» не несёт под собой какой-либо информации, как, например, аналогичная «Хроника прошлых лет»(«Аповесць мінулага часу») или «Хроника Быховца»(«Хроніка
Быхаўца»), повествующие об истории Беларуси (Белоруссии).
*****
Целый день провёл Билл в библиотеке. Время от времени фрау Берта приносила ему всё новые и новые экземпляры книг, попутно расспрашивая обо всяких мелочах. Было видно, что сейчас читатель в библиотеке – редкий гость, и она цеплялась за любую возможность хоть как-то восполнить живое общение. Ведь, по сути, даже самая замечательная книга, а их Миттельхофманн повидала действительно немало, не приносила ей такого удовольствия как разговор с тем, кто ничего не смыслил в литературе. Как Билл. Ведь здесь у неё было неоспоримое преимущество в информации, и в итоге получалось что-то вроде формулы «рассказчик - слушатель», причём второй был отнюдь не добровольным. Но отказать старушке никто не мог, боясь показаться невежливым, и поэтому она старалась всегда вести разговор как можно дольше, независимо от количества свободного времени своего «собеседника».
Когда Каулитц, наконец, переступил порог дома, а это было около восьми вечера, Симона уже спала в гостиной перед включенным телевизором. Очевидно, она ждала сына уже давно, потому что в правой руке у неё был зажат мобильный телефон, а рядом стояла огромная кружка с остатками крепкого чёрного кофе.
Аккуратно укрыв мать одеялом и подложив ей под голову подушку, Билл выключил телевизор, и поднялся наверх, прижимая к груди увесистую стопку бумаги с отсканированными страничками книг, которые ему особенно приглянулись.
Запершись на замок и приставив к двери для пущей надобности стул, он сел на кровать и включил ночник. Судорожно перебирая тонкими пальцами листы, парень, наконец, нашёл тот, который сейчас был ему необходим. Выудив его из стопки, он сел удобнее и, иногда шевеля губами, принялся перечитывать строки. Он так увлёкся своим занятием, что даже не сразу ощутил прикосновение влажных губ к своей шее.
- Что это мы читаем? – Том вынул у Билла из рук листок и с усмешкой пробежался глазами по тексту. – Это всё глупости, Билли... Ничего ты этим не добьёшься, - он, усмехнувшись, поцеловал его в щёку, а затем в уголок губ. Билл сглотнул, не в силах пошевелиться. На душе у него стало неспокойно от этих прикосновений, хотя телу... Телу было нестерпимо приятно и хорошо.
- Хочешь немного поиграть?
- Что ты имеешь в виду, Том?
- Просто хочу кое-что тебе напомнить, ты ведь не против? – старший Каулитц коснулся паха младшего рукой и слегка сжал ладонь, ощущая твёрдость плоти даже через джинсы. – Думаю, что нет.
- Откуда ты знаешь?
- Я чувствую, Билл, - улыбка очертила его губы. Он встал и потянул за собой брата. Положив руки на его талию, Том коснулся своими губами губ Билла, нежно и осторожно, словно впервые. Мягко всасывая в себя то верхнюю губу, то нижнюю, он запустил ладони под джинсы Билла и сжал упругие ягодицы. Тот отозвался стоном, выпущенным через поцелуй, что становился постепенно всё глубже и жаднее.
- У тебя же остались ещё наши «игрушки»?
- Том...
- Я спрашиваю.
- Ты же обещал, что больше не будешь!
- Значит, есть. Неси, - ухмыльнулся Том, отстраняясь от Билла. – Я буду аккуратен.
Когда Билл дрожащими руками подал брату неприметную коричневую коробку, тот быстро открыл её и удовлетворённо кивнул, хмыкнув.
- Ложись.
- Но...
- Ложись! – плётка просвистела в воздухе возле самого уха Билла. Он быстро забрался на кровать, и сел, подобрав к груди ноги. Том достал из коробки пару наручников и чёрный резиновый фаллоимитатор. Оценивающе взвесив на обеих ладонях и то и другое, он положил искусственный член на тумбочку и подошёл к близнецу с наручниками.
- Снимай майку и джинсы.
- А сам не хочешь? – с вызовом ответил Билл.
- Нет. Снимай.
Билл кивнул и снял с себя одежду, оставшись в одних боксёрах. Сейчас была особенно заметна его худоба и бледность, ставшая просто критической после больницы.
Том взял одну руку Билла и, поцеловав запястье, пристегнул к деревяшке на узорной спинке кровати. Сделав то же самое и с другой рукой, он начал раздеваться сам. Кепка, дюрага, майка, кроссовки, джинсы... Оставшись, как и брат, только в трусах, он сел на кровати, расставив свои ноги так, чтобы взять ноги Билла в своеобразные тиски, и наклонился к его лицу. Поцеловал лоб, кончиками ледяных пальцев проведя по шее, так, что волна дрожи пробежала по коже близнеца. Затем провёл языком влажную линию ото лба до кончика носа, и резко впился в губы Билла. Тот что-то промычал, но ответил на это вторжение, чуть подавшись вверх бёдрами. Прекратив поцелуй, Том знаками показал близнецу, чтобы тот встал на четвереньки. Перевернув его ладони, чтобы наручники не слишком впивались в кожу, Каулитц-старший, сев на поджатые ноги, начал снимать с брата трусы. Покрывая кожу ягодиц лёгкими поцелуями, под которыми Билл просто таял, он неожиданно схватил плётку и что есть силы стеганул его по правой ягодице. Билл взвыл от этой боли и попытался освободить руки. Но Том крепко держал его, зализывая кровоточащую ранку, высасывая из неё кровь.
- Том! Том, мне больно!
- Тшшш... Всё будет хорошо, - пальцы коснулись промежности. Проведя несколько раз рукой по члену и легонько ущипнув мошонку, Том начал гладить указательным пальцем крохотную дырочку между ягодиц брата. Выдавив прямо внутрь ануса смазку, он стал понемногу проникать внутрь.
Билл только тихо всхлипывал в ответ на эти действия. Шрам, оставленный плёткой, сильно саднил и болел, но то, как Том компенсировал эту боль, ему нравилось. Он стал подаваться бёдрами назад, насаживаясь на палец. Внезапно его отверстия коснулось что-то холодное и достаточно большое, и спустя несколько секунд он взвыл от сильнейшего болевого шока.
- ТООООМ!!!
Том, улыбаясь и удерживая близнеца за талию, быстро и резко двигал в нём фаллоимитатором. Резиновый член был достаточно большим, и поэтому его было тяжело уместить в Билле, но упорства Тому было не занимать. Не обращая внимания на его слёзы и крики, он продолжал вгонять в него фаллос.
- Тихо... Тебе же лучше будет...
Наконец, вынув скользкую от смазки «игрушку» из ануса Билла, Том спустил боксёры до колен и, смазав член, одним движением вошёл в брата. Насаживая его на себя и хлестая плёткой, он сдавленно стонал, тогда как Билл, захлёбываясь слезами, но тоже находясь в возбужденном состоянии, рыдал, уткнувшись лицом в подушку. Это соединение боли и наслаждения, порочно прекрасное, придавало свою особенную красоту ситуации, которую невозможно было понять с первого раза, ведь её надо было вкушать и вкушать, день за днём, зубами отрывая сочную мякоть... лишь тогда становилось возможным обрести её понимание.
Том кончил. Снова перевернув брата на спину, он взял его член в рот и всунул два пальца в растра*анную дырочку. Посасывая пенис и надавливая на простату, он помог кончить близнецу, который громко простонал его имя. После чего Том снял с Билла наручники, нежно поцеловал в щёку, укрыл одеялом, оделся и... исчез. А Каулитц-младший крепко уснул.
*****
Утро. Мучительно-сладостное, нежное, молодое и по-детски непосредственное. Мягкое и тёплое, только-только набирающее в грудь побольше воздуха, чтобы согреть его и поделиться им с кем-то ещё... Укрывающееся солнечными лучами, жёлтыми, как первые одуванчики, и смешными, как отражение в кривом зеркале.
Утро. Тяжёлое, свинцовое, пасмурно-хмурое и недоброе. Отчасти настороженное, и бесконечно беспокойное... По-родственному строгое и тёрпкое, привносящее холод в едва согревшийся мир.
Два утра.
Два человека.
Один вопрос.
Один ответ.
Чашка с крепким растворимым кофе подрагивала в руках Симоны. Она сидела на стуле напротив Билла, который, чему-то хитро улыбаясь и о чём-то думая, даже не пытался сделать вид, что он слушает то, что ему говорит мать.
- Билл.
- Да, мама?
- Билл, ответь, откуда у тебя эти синяки и шрамы?
- О чём ты, мама?
- Билл, не зли меня.
- Я не понимаю, о чём ты говоришь.
- Не понимаешь? – женщина резко, с характерным стуком поставила чашку на столешницу. Секунда повисла в воздухе, растянутая, натянутая, хрупкая и беззащитная, такая ломкая и неправильная... Она громко треснула. Симона схватила Билла за руку, рывком подняв с табуретки, и задрала его майку. Белоснежная, как лист бумаги или пушистый снег, кожа была «украшена» розовато-фиолетовыми следами, едва-едва затянувшимися ранками... Отвращение накрыло мать с головой, вызвав приступ обидных слёз и непонимание, за что именно ЕЙ достался такой сын. Она громко прокричала, тыча пальцем в самый большой синяк:
- Что, ЭТО ты тоже не понимаешь???!!! Вот скажи, как ЭТО можно не понимать, а?!
- Мама, не кричи, пожалуйста, - спокойно-равнодушный тон Билла, казалось, должен был заставить успокоиться и Симону, но она закричала ещё громче, как тогда, в больнице:
- ТЫ ВООБЩЕ НОРМАЛЬНЫЙ?! БИЛЛ, ТЫ МОЙ СЫН, МОЯ ПЛОТЬ И КРОВЬ, ЕДИНСТВЕННЫЙ БЛИЗКИЙ ЧЕЛОВЕК, КТО У МЕНЯ ОСТАЛСЯ, И ТЫ СМЕЕШЬ МНЕ ГОВОРИТЬ ТАКОЕ?! БИЛЛИ, Я ПРОШУ, НЕТ, Я УМОЛЯЮ ТЕБЯ, ОТВЕТЬ, КТО ЭТО С ТОБОЙ СДЕЛАЛ???!!! Билл... – она притянула сына к себе и уткнулась лицом в его живот, крепко обнимая и рыдая навзрыд. Каулитц громко вздохнул, словно напоказ.
- Том.
- Что Том? – Симона взглянула в лицо Билла, не выражающее никаких эмоций.
- Это Том. Он вчера ко мне приходил... Ты этого не одобришь, мама, но я так ждал его... Правда, он теперь другой, но я готов терпеть, только бы он НЕ МОЛЧАЛ... Мама, это так тяжело, когда он приходит и молчит... Так тяжело... – парень потёр виски. – Но главное, что он приходит... Да, это главное... Пожалуй, самое главное...
Женщина быстро стёрла со щёк слёзы и усадила Билла к себе на колени. Убаюкивая лёгкого вопреки возрасту и росту ребёнка, она гладила его по спутанным волосам, тихо приговаривая:
- Что ты, Билли... Я не злюсь... Прости меня, что накричала... Конечно, это главное... Тебе помогут, обязательно помогут... А остальное неважно... Это главное... Самое главное...
*****
- Герр Бауманн, вам звонок по общей линии, от фрау Трюмпер, - Роза окликнула доктора, который выходил из кабинета очередного пациента. Тот живо отозвался:
- Переведите ко мне, пожалуйста, - и меньше чем через минуту он уже сидел в своём кресле, держа телефонную трубку возле уха:
- Герберт Бауманн, слушаю.
- Доктор, это Симона Каулитц-Трюмпер, мать Билла Каулитца...
- Да, Симона, я вас помню. Добрый день.
- Да, здравствуйте... Доктор Бауманн, у меня проблема...
- Какая?
- Билл очень изменился. Знаете, он не делится со мной ничем, совершенно...
- Но вы пробовали с ним поговорить?
- Конечно, доктор, и не раз! Но вчера вообще случилось из ряда вон выходящее происшествие...
Герберт заинтересованно спросил:
- Какое именно?
- Знаете, за день до этого всё было более или менее спокойно. Утром я проснулась и нашла возле себя записку, в которой Билл писал, что ушёл гулять до вечера. Мобильный он ставил дома, по-моему, с собой у него были только кое-какие деньги и ключи... Ну да это ещё ничего... Я прождала его весь день, весь вечер, но уснула. Утром я обнаружила, что накрыта одеялом, под головой подушка, а телевизор выключен. Я успокоилась. Но когда Билл спустился к завтраку... это... это ужасно... Его тело... Там сплошь синяки и кровоподтёки... И шрамы... Тонкие, но глубокие... Понимаете?.. А он сказал, что это сделал ТОМ... ТОМ, которого мы уже похоронили почти полгода назад!!! Боже...
- Успокойтесь, Симона... Вы правильно поступили, что позвонили мне.
- Герберт, я плохая мать? Я потеряла своего первенца-близнеца, и теряю второго... Мне больно... И страшно... Так страшно...
- Симона, вы молодец. Не зацикливайтесь на этом. Вы делаете всё, что в ваших силах.
- Но Билл... – попыталась заикнуться женщина, но Бауманн решительно прервал её:
- Доверьтесь мне, Симона. Я всё улажу в ближайшую неделю, - и, попрощавшись с фрау Трюмпер, он нажал на телефоне клавишу внутренней связи и попросил:
- Роза, принесите мне историю болезни Вильгельма Каулитца.
*****
Ещё несколько дней подряд Том приходил к брату. Сначала он был нежен, СЛИШКОМ нежен, позже компенсируя это чрезмерной жестокостью в отношении Билла, которую хочется опустить, чтобы не травмировать, уважаемый читатель, Вашу хрупкую психику. Фаллоимитаторы, плётки, связывания, избиения были лишь малым набором «внимания», которым Том одаривал соблизнеца. Билл же был покорен, словно овечка: он плакал, стонал, кричал, кусал подушку... но терпел, находя в этом унизительном для себя положении некое удовольствие.
На пятый день, прежде чем должно было начаться обыкновенное для него действо, Билл достал из-под подушки несколько листов, и протянул их Тому, который почему-то был грустен.
- Что это?
- Прочти, пожалуйста, - попросил Билл. – Это важно.
Томас кивнул и дочитал всё до конца, как и просил того брат. Затем, глубоко и шумно вздохнув, он покачал головой и горько усмехнулся, прикрыв глаза:
- Нет, Билли, это не выход... Я не останусь... У меня нет незавершённых дел, вернее, совсем скоро уже не будет... То, что здесь написано, не про меня... Не про НАС.
- Что ты имеешь в виду? – брови младшего Каулитца взлетели вверх двумя линиями. Работа, проделанная им, вдруг оказалась НЕНУЖНОЙ? – Ты же призрак, да?
- И нет, и да, - туманно ответил Том. Взяв Билла за руку, он посмотрел в его глаза. – Прости меня за всё, Билл. Так было нужно, но прости...
- Том... – испуганно. – Том, что это значит?
- Дай мне вторую руку...
Билл послушно протянул ладонь брату, и в тот же миг всё перед его глазами закружилось в бешеном ритме. Комната смазалась в очертаниях, уступив своё место ТЕМНОТЕ.
*****
- Том, ты здесь? – Билл повернулся вокруг своей оси, но во тьме он не мог разглядеть даже собственной руки. Он снова позвал брата. – Том?
- Иди на мой голос, - ответил тот. Каулитц послушно направился туда, где предположительно находился его брат. Темнота расступалась, постепенно светлея, и вскоре парень вышел к белой двери, возле которой стоял его близнец.
- Том...
- Ммм?
- А мы где?
- В аду, - усмехнулся Каулитц-старший. Билл тактично промолчал. Том надавил на железную ручку с золотым напылением и жестом позвал брата за собой.
Каулитцы оказались в просторном помещении, напоминающем кабинет какого-нибудь начальника крупного предприятия: всё дорого, в какой-то мере авангардно, но сочетаемо и со вкусом. Повсюду висели портреты разных людей, довольно известных в мире кино- и музыкальной индустрии. И портрет близнецов Каулитц занимал в этой странной галерее почётное место.
- Присаживайтесь, господа, - насмешливо произнёс низкий красивый мужской голос позади Билла. Он испуганно обернулся. За ним стоял мужчина, внешне походящий на испанца: загорелая кожа, атлетический вид, чёрные как смоль короткие волосы и аккуратная чёрная бородка, холодный взгляд и искусственная улыбка, обнажающая жемчужины зубов.
- Я не кусаюсь, - выдохнул он в лицо парня и вмиг оказался в кожаном кресле за лакированным письменным столом. Том уже сидел напротив мужчины, и Билл поспешно опустился на пустующее рядом с братом место.
- Итак, Вильгельм, вас здесь не должно было быть... Но Томас вёл себя неправильно, почему я и попросил вызвать вас ко мне.
- Вы можете рассказать, что вообще происходит? – удивился Каулитц-младший. Мужчина кивнул.
- Да. Только будьте терпеливы.
Билл кивнул. Мужчина начал рассказ.
- Итак, всё началось в тот день, когда вы впервые переступили границы своей любви... Родственной любви, хочу заметить. За это вы, пусть и не получив наказание земное, должны были получить наказание небесное. И я стал исполнителем. На чашу весов была положена ответственность за ваши поступки, общие поступки. Отвечать могли только вы, только ваш брат, или же вы вдвоём. Поскольку Томас является старшим, я пришёл к нему. Он долго не мог принять решение...
- И?..
- И выбрал себя в качестве виновного. Я дал ему срок – год, за который он должен был рассказать всё вам, подготовить вас... Но он этого не сделал. Теперь вспомните день, когда вы попали в автокатастрофу. Вы заметили какие-либо странности в поведении Томаса?
Билл наморщил лоб.
- Ну... Он много ругался матом... Был достаточно резок... Но он был пьян...
- Нет, - мужчина улыбнулся. – Алкоголь здесь ни при чём. Просто я напомнил ему о долге. Авария была его возмещением. Вы остались живы, Томас стал нематериален... для всех, кроме вас. Он сам этого пожелал, так ведь, Томас?
Том только отвёл глаза. Он боялся посмотреть на Билла, потому что его, как ни странно, мучила госпожа Совесть, наверное, уже неуместная ввиду всех событий...
- Я советовал ему поделиться с вами всем, и как можно скорее, пока вы не начали сходить с ума. Два часа в сутки, ровно два часа – я считал это время достаточным. Я запретил разглашать условия нашего контракта, впрочем, я умалчиваю о них и сейчас, говоря только то, что касается вас, Вильгельм, но он мог поделиться с вами... Однако в какой-то момент Томас смалодушничал и попытался задушить вас, - ручка, которую мужчина вертел в пальцах, сломалась пополам. Том резко ответил, обращаясь к Биллу:
- Это неправда! Просто... Билл, ты тоже меня пойми... Ты остался жив, а у меня было только грёбаных сто двадцать минут, и никто, кроме тебя, меня не видел! Как мне следовало поступить, Билл?!
Каулитц тихо вздохнул.
- Рассказать обо всём, Том... Ещё тогда... Просто довериться мне...
- Я могу продолжить? – прервал парня мужчина.
- Да, конечно.
- Итак, сейчас ситуация такова: за провинность Томас останется здесь. Если он успеет заслужить прощение, я позволю ему навещать вас на «грёбаные сто двадцать минут», - передразнил он Тома, - но уже дважды в сутки. Но не раньше, чем через десять лет, Вильгельм. Так что придётся подождать...
- Я подожду, - сказал Билл. – Но что теперь?
- Живите, Билл, просто живите... И попрощайтесь с Томасом, поскольку вам пора, а впереди десять лет...
Ничего не говоря друг другу, братья одновременно встали. Крепко обнявшись, они мягко поцеловались, старательно запоминая оттенки вкусов и запахов, которые источал каждый из них. Том, прервав поцелуй, приблизил губы к уху Билла, и тихо прошептал:
- Я люблю тебя... Только дождись... – и услышал в ответ:
- Дождусь, потому что тоже люблю...
Том растворился. Наблюдая за тем, как брат постепенно исчезает, Каулитц то и дело снимал с уголков глаз слёзы...
- Вам пора, Вильгельм, - голос мужчины вернул парня в реальность. – Выйдите в дверь, и вы окажетесь дома.
- А вы кто? – вопрос слетел с уст слишком поздно, но ответ был услышан:
- Дьявол. Всего лишь дьявол, Вильгельм...
*****
Билл пулей вылетел из своей комнаты. Сбежав по лестнице, он вихрем ворвался в кухню, где сидела мать в компании двух молодых людей, о чём-то тихо с ними беседуя. Переведя дух, парень выпалил:
- Мама, я знаю, Том не мёртв!
- Да? Почему? – Симона повернулась к сыну лицом, в то время как её гости встали и медленно стали подходить к Биллу, который, казалось, этого вовсе и не замечал.
- Его просто похитил дьявол, мама! Он сам мне... Ай, пустите меня!!! – Каулитц стал дёргать руками и ногами, пытаясь вырваться из крепких рук санитаров, но те уже тащили его к выходу.
- МАМА!!! ЧТО ТЫ НАДЕЛАЛА, МАМА!!! Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ, МАМА!!! ТОМ ЖЕ НЕ НАЙДЁТ МЕНЯ!!! СЛЫШИШЬ, ОН ВЕРНЁТСЯ, А МЕНЯ НЕ НАЙДЁТ!!! ЧЕРЕЗ ДЕСЯТЬ ЛЕТ!!! МАМА!!! МААААМАМААААААМААААААААААААААА!!!!!!!
Симона уткнулась лицом в ладони и прислонилась лбом к стене. Её сотрясали рыдания, сопровождающиеся всхлипываниями, хрипами и кашлем. Всё её существо рвалось к сыну, туда, наружу, но она не могла... Или не хотела?..
- Вы правильно поступили, Симона, - крепкие ладони погладили спину женщины. – Мы ему поможем...
- Клянётесь, Герберт?..
- Клянусь, Симона, конечно клянусь...
*****
Решётка. Переплетение прутьев. Железных, толстых, крепких прутьев. Ограничивающих свободу. Мысли и желания. Себя и окружающий мир. Гармонию. Доверие. Страх. Радость. Печаль. Веселье. Искренность. Слёзы.
Пара пустых, удивительной формы карих глаз отрешённо смотрела сквозь решётку на синее, густое полотно неба. Оно было в ту ночь особенно прекрасно: с голубовато-сиреневыми разводами, нежными огнями звёзд, то и дело подмигивающих друг другу, оно словно насмехалось над теми, кто был ниже его... Кто не видел дальше того круга, в который сам же и загнал себя...
На мгновение глаза ожили, тонкие изящные пальцы обвили прутья, и сухие, искусанные губы тихо произнесли, разбив слова о равнодушную тишину небосвода:
- Я жду тебя, Том... ведь Я Т Е Б Я В И Ж У...
Молитва Богородице
Богородица Дева радуйся,
Благодатная Мария Господь с тобой
Благословенна ты в жёнах
И благословенен плод чрева твоего
Яко Спаса родила еси души наших..
Молю тебя о душе заблудшей,
Подари ей покой...
Вечный покой...
...
Аминь
|