Автор:
Not_Your_Bitch
Бета:
Сама себе бета
Пэйринг: Том/Билл, ОМП/Билл
Рейтинг: NC-17
Жанр: Grapefruit, romance, PWP, angst, deathfic, BDSM.
| - Ну давай уже!.. – я все-таки не выдерживаю и сам тянусь к ширинке на его штанах, немного откидываясь назад и толкая его на себя. - Нет, мы же договаривались, - Том улыбается, мягко убирает мои руки со своих джинс и поднимается с меня. Отстранившись, взглядом он подтверждает свою серьезность. Я шумно выдыхаю и, надувая губы, как можно явственней демонстрирую недовольство. Но нахальная улыбочка брата не исчезает: он стоит на своем. Мне остается лишь подчиниться. Том треплет меня по голове, издевательски чмокает в щечку и направляется к выходу. Но я хватаю его за руку и с силой дергаю на себя. Не хочу подчиняться. Не удержав равновесия, он падает на кровать. Я сажусь сверху и, не дожидаясь, пока он очухается, жадно целую его в губы. Через пару секунд не особо старательные попытки скинуть меня прекращаются, и Том перестает возмущенно мычать мне в рот. Его руки отпускают мои плечи, и он начинает гладить мою шею. По телу несколькими волнами пробегает приятная дрожь. Поцелуй замедляется, и я чуть отстраняюсь, чтоб посмотреть в глаза поверженного брата. Я не сдерживаю довольную улыбку, но в тот же миг чувствую, как Том, плотно прижав меня к себе, одним движением переворачивает нас обоих, оказываясь сверху. Не скажу, что я расстроен, но на несколько мгновений это немного обескураживает меня. С интересом смотрю в его глаза и нетерпеливо стаскиваю с него футболку. Пробегаю пальцами по позвонкам, от чего Том выгибается и шепчет мне в ухо мое же имя. Он опускает голову мне на грудь и языком чертит горячую влажную дорожку от ключицы до шеи, не забывая оставить на ней хороший засос. Из груди вырывается негромкий, но достаточно глубокий стон, и я сильней прижимаю Тома к себе, запуская одну руку между нами, чтобы еще раз добраться до его ширинки. Но Том перехватывает ее и отводит назад. Его губы отступают все ниже, оставляя на теле линию мягких непродолжительных поцелуев. Сам он также отползает назад, становясь все ближе к краю кровати. Ладно, Том, если ты хочешь так… Немного прогибаюсь и стягиваю штаны с себя в тот самый момент, когда его губы уже так близко к моему члену. Запускаю руку в волосы брата и тыкаю его головой в свой пах. Том тут же стряхивает ее и поднимает на меня вытаращенные глаза. Затем снова косится вниз и снова на меня, отрицательно мотает головой: - Уговор, милый… Что ж ты так легко ведешься… - вытягивает из-под меня свою футболку. - Ну Тооом… - задыхаясь, в каком-то полубреду тяну я, хватая его за спину, не оставляя попыток вернуть его вниз. - У-го-вор… - нараспев произносит он и засовывает свою руку к себе под ремень. – Ты ведь хочешь выиграть, малыш?.. Заворожено смотрю на его сначала плавные и нежные движения и сам тянусь рукой к своему уже изнывающему желанием члену. Свободной рукой Том хватает мою, не давая мне возможности хоть как-то помочь себе. Он смотрит на мое беспомощное тело из-под полузакрытых век и ухмыляется, делая движения более быстрыми и четкими. С его губ слетает стон. Еще один. Чувствую мучительное напряжение внизу живота, которое теперь больше напоминает боль. Снова дергаю рукой, надеясь, что Том позволит мне дотронуться до себя. Но он лишь крепче сжимает запястья. - Том… пожалуйста… - еле шепчу я и ловлю ртом воздух. Он чуть заметно мотает головой и в этот самый момент кончает, пачкая ладонь и пальцы в своей сперме. Открывает глаза и сует свою руку мне в лицо. Непонимающе смотрю на него, внутри сгорая от желания, и обнимаю его тело, притягивая к себе. Но Том упирается одной рукой в кровать, а другую подносит к моему рту: - Оближи. Обалдеваю от такой наглости. Понимая, что не могу выдержать такую пытку, я высовываю язык и кончиком касаюсь его ладони. Медленным движением подхватываю пару капелек. Останавливаюсь. Во рту растекается знакомый вкус брата. Сглатываю. Затем открываю рот шире и обхватываю губами сразу два пальца. Плавно обсосав их, проделываю то же с каждым в отдельности. Хватит с него. Выжидательно смотрю на Тома, который все это время внимательно наблюдал за процессом. Но он ничего не говорит. Я жду. Секунда. Десять. Тридцать. - Ну! – я первый нарушаю эту тишину. - Что? – он удивленно поднимает брови, делая вид, что не понимает, о чем я. Я взглядом указываю на свой стоящий член. - Ах, да… Большим пальцем свободной руки он дотрагивается до кончика. Я вздрагиваю и подаюсь вперед, не в силах больше терпеть. Том ухмыляется и проводит двумя пальцами от основания до головки, делая это как можно медленнее. Я извиваюсь под ним, умоляя не мучить меня. На что он наклоняется и целует кончик моего члена, на его губах остается смазка. Брат вызывающе облизывается, выпуская мои руки, и поднимается. - С тебя хватит, - он натягивает штаны, криво усмехается и выходит из комнаты. - Подонок! – сдавленно кричу ему вслед и швыряю в закрывающуюся дверь подушку. *** - Приятного аппетита, - ну сколько можно размазывать языком джем по печенью?! - Угу… - Том поднимает глаза и расползается в довольной улыбке. Подпираю рукой голову и устало пялюсь на брата. Мне уже надоела эта игра, но отступать нельзя. Невозможно. Но меня раздражает то, с каким удовольствием он меня доводит. Я сам ввязался в это, но тогда я даже и не думал, что он будет сопротивляться настолько сильно и гнуть свою линию. Надеялся, что все будет проще. И уж точно я не думал, что когда-нибудь у меня не получится соблазнить его. Да как он вообще смог удержаться?! Том, наконец, кладет в рот последний кусочек. Он практически ложится на стол, пытаясь дотянуться до моих губ. Откидываюсь на стуле и равнодушно смотрю на него. Нет, Томми, мы уже поиграли вчера… Но Том никогда не умел принимать отказов. И сейчас он, правда, искренне удивлен. Он садится назад и смотрит куда-то в пол. - Готов? – через несколько мгновений спрашивает он. Кажется, он уже забыл о случившемся. Ну или делает вид, что ему все равно. - Ага… со вчерашней ночи … - огрызаюсь я, складывая руки на груди и бросая на него гневный взгляд. Он старается убрать с лица свою ухмылочку и сдержанно кивает мне в ответ. Поднявшись, долго роется в огромных штанах. Меня всегда забавляло это зрелище: чтобы добраться до дна кармана, ему приходится наклоняться почти до колен. Наконец, он извлекает и кладет передо мной на стол сложенный листок. - Что это? – недоверчиво поднимаю на него глаза. - Разверни, - он мило улыбается и садится на корточки, положив руки мне на колени. Странный какой-то… - Ну ладно… - растерянно произношу я. Разворачиваю тетрадный листик. Вытаращено пялюсь на картинку, от возмущения не в силах даже что-то сказать. Не ожидал от него такого. У Тома всегда было извращенное чувство юмора, но это переходит все границы… На бумаге карандашом выполнен рисунок. Парень с растрепанными черными волосами лежит на кровати со спущенными штанами. На нем сверху сидит другой – с длинными дредами и до неприличия довольным лицом. Член первого мальчика напряженно стоит, а его лицо искажено мучительным ожиданием, в то время как его брат (если не ошибаюсь) не скрывает издевательской ухмылки и усердно дрочит у себя в штанах. Ко мне (как я понял) отнесена фразочка, заключенная в небольшой овал, прямо как в комиксах: «Возьми меня… Ну же, возьми меня…», а над всей картиной угрожающе возвышаются огромные буквы, складывающие слово «УГОВОР». Стряхиваю с себя руки Тома, резко поднимаюсь со стула и, смяв листок, кидаю его куда-то в сторону. - Смешно, братец, - говорю тихо, но вкладываю в слова как можно больше презрения. Выхожу за дверь и слышу, как за спиной раздается громкий смех. Сколько можно продержаться без воздуха? Минуту, больше? Набираю полные легкие и опускаюсь. Закладывает уши. Ничего не видеть, ничего не слышать – это не так уж плохо. Даже хорошо… ни света, ни шума, ни проблем… Вспоминаю, когда последний раз хотел такого. Тогда я написал «Hilf mir fliegen». Красивая и нежная песня. Она внушает мне чувство спокойствия и надежности. Ведь ты не сорвешься, если рядом тот, кто поделится крыльями. Про себя напеваю первый куплет. Минус сорок пять секунд. Значит, осталось три минуты. Я не выдержу. Поднимаюсь, жадно хватая воздух. Снова возвращается шум. Том барабанит в дверь. Интересно, как долго?.. И что на этот раз? Он же знает, что я не запираюсь в ванной, а чаще даже оставляю дверь приоткрытой. - Что?! – пытаюсь крикнуть как можно громче, но получается только какой-то сдавленный хрип. Том не слышит и продолжает ломиться ко мне в ванную. Он что идиот?! - Открыто! – вернувшимся голосом кричу я. Не реагирует. Он что головой бился?! - Открыто! Дебил, ты не слышишь?! – я начинаю злиться. Никакого эффекта. Стуки продолжаются, а голоса брат не подает. - Входи!! – что есть сил ору я. - А ты этого хочешь?.. – тихий вкрадчивый голос за дверью. - Блядь, Том, иди на хуй!! Что тебе надо?! Снова начинает барабанить. - Что?! – я устал. Ничего не отвечает, все так же бьет кулаками по несчастному куску дерева. Тяжело вздыхаю и вылезаю из ванны, снимая с вешалки на стене белое махровое полотенце. Бросаю взгляд в зеркало, непроизвольно улыбаюсь. Но улыбка моментально сползает с лица, когда снова раздаются оглушающие удары. Еще раз вздыхаю, обматывая полотенце вокруг бедер, и открываю дверь. Том сразу хватает меня и тянет на себя, разворачивая спиной к стене, и прижимает к ней всем своим телом. Я успеваю лишь подставить руки перед собой, но не успеваю оттолкнуть. Он проводит губами по моим, соскальзывает по шее и оставляет горячий засос на плече. Тем временем его руки уже блуждают под полотенцем. Он зарывается лицом в мои волосы, касаясь уха щекой: - Билл… - Да... – стараюсь придать голосу твердость. - Отсоси у меня… - Что?! – резко отстраняюсь от него и смотрю обалдевшими глазами в его, столь наглые и возбужденные. - Ты слышал, - ухмыляется и начинает расстегивать ширинку. - Иди на хуй, - без каких-либо эмоций говорю я и пытаюсь оттолкнуть от себя брата. Безуспешно. Он еще сильнее прижимает меня к стене и снова впивается в губы грубым поцелуем. Полотенце летит вниз, а одна из рук Тома плотным кольцом обхватывает мой член. Всего несколько незамысловатых движений, и я уже забываю о только что сказанных им словах. Он целует меня, медленно перемещаясь к уху. - Отсоси у меня, - страстный шепот. Сознание сразу же возвращается ко мне. - Нет. - Да, - он с силой сжимает мой член. Издаю стон боли и забираюсь под его футболку, до крови царапая спину, надеясь, что он меня отпустит. Том лишь закидывает голову назад и закусывает губу, затем облизывается, глубоко вдыхая, и смотрит мне в глаза: - Отсоси, - рука еще крепче сжимается на моей плоти. Только нелепая гордость не позволяет мне закричать. Со слезами на глазах я коротко киваю. Том удовлетворенно усмехается, отпускает мой член и хватает рукой за шею, сильно надавливая на чувствительные места и перекрывая доступ кислорода. Придвинувшись лицом почти вплотную к моему, он четко и холодно произносит, выдыхая мне в рот: - Не смей кусаться, – резко убирает руку и спускает широкие штаны вместе с бельем. Стою и непонимающе смотрю на него, не решаясь опуститься на колени. Унизительно. Я не хочу так. Плевать, что это мой брат. Я не хочу так. Так не должно быть. Он склоняет голову набок: - Я жду. - Я не буду этого делать, Том… - Будешь, - одной рукой он хватает меня за горло, другой – снова за член и опять сжимает до боли. - Еще как будешь, - кривая усмешка и холодный взгляд в глаза. Закусываю губу, стараясь не зареветь. Больно. Но не в тех местах, где сейчас находятся его руки. В сердце. Он не умеет любить. И никогда не умел, и вряд ли когда-нибудь научится. Ну а что делать мне со своей любовью?! Что делать с тем, что горит во мне?.. Он убирает руки и резко разворачивает нас так, что мы меняемся местами, и у стены оказывается он. С силой вцепляется мне в волосы и нагибает вниз. Покорно встаю на колени, стараясь отключить сознание и подавить ком, застрявший в горле. Осторожно касаюсь его члена пальцами у самого основания и направляю себе в рот. Так же аккуратно обхватываю губами головку и провожу по ней языком. Том издает что-то наподобие стона и хватает меня за голову, заставляя взять себя глубже. Открываю рот шире и беру настолько глубоко, насколько позволяет мне моя глотка. Подавляю рвотный рефлекс и продолжаю двигаться, не забывая активно работать языком. Мои глаза зажмурены, но я все равно чувствую, как по щекам предательски бегут слезы. А во рту противный привкус его смазки. Но даже сейчас я не могу сказать, что не люблю его. Самое отвратительное, что я люблю брата именно за такие моменты, когда он тычет меня носом в грязь, а я сопротивляюсь, но в конечном итоге он все равно держит верх. Отвратительно. Том не сдерживает стонов, которые теперь без перебоя разрывают воздух и липким возбуждением отдаются у меня в паху. Чувствую, что он уже на пределе, и специально немного сбавляю темп. Он начинает кричать громче, умоляя не останавливаться, в ответ на что я лишь снова облизываю головку, задевая сережкой особо чувствительные места и придерживая остальную часть рукой. Том мечется из стороны в сторону, раскидывая руки по стене, и подается вперед, засовывая свой член глубже в меня. Ухмыляюсь про себя и делаю несколько резких завершающий движений. Брат изливается мне в рот с каким-то непонятным гортанным звуком. Я сглатываю все до капли и растираю слезы по лицу. Том опускается на колени рядом со мной, долго смотрит мне в глаза и своим рукавом вытирает мои щеки. Затем приобнимает за плечи, прислоняясь своим лбом к моему: - Спасибо, - мягко целует меня в раскрасневшиеся губы, встает и уходит. Я слышу, как он проходит по коридору, а сам остаюсь на полу. По щекам одновременно скатываются две слезинки, но больше я не плачу. Ведь верх одержу я, а не ты. Разве то, что твое поведение приносит боль, не является подтверждением того, чему ты так боишься открыться? Она есть, Том, есть. Твоя жестокость не принесет тебе ни грамма удовольствия. Я же знаю тебя. И знаю, что ты сам все поймешь. Опускаю взгляд на свой стоящий член и усмехаюсь. Да уж, Том бы сейчас пригодился, жаль, что этот засранец решил вести какую-ту свою игру, правил которой я, если честно, не совсем понимаю. Мне ведь не так много надо… Всего лишь немного внимания, тепла и заботы, а не какого-то неестественного безразличия и холодной отчужденности, замешанных в адский коктейль с неудержимой животной похотью. Том, я дам тебе все, абсолютно все, только, пожалуйста, относить ко мне как к человеку, а не как к дешевой шлюхе, которая не имеет ничего, кроме своего грязного ротика и затраханной попки. Только и всего. От таких вот невеселых мыслей эрекция постепенно сходит на нет. Я поднимаю с пола полотенце и поднимаюсь сам, заново обматываясь им. Захожу в ванную и выпускаю из ванны воду, которая уже, наверное, успела остыть, и чищу над раковиной зубы. Тихо, чтобы брат не услышал, прохожу мимо гостиной по коридору в свою комнату. Скидываю полотенце и вытираю им волосы, которые и так уже почти высохли. Не особо выбирая, что одеть, натягиваю на себя первые попавшиеся джинсы и одну из своих маек. Включаю в розетку фен, предусмотрительно захваченный мною из ванной, и завершаю процесс сушки волос, делая безуспешную попытку хоть как-то их уложить. Плевать, все равно сегодня сижу дома, а для Тома вряд ли есть какая-то разница, что творится у меня на голове, ведь главное, чтобы я вовремя открывал рот и подставлял зад, а больше ничего и надо. Кое-как приведя себя в порядок, я не знаю, чем занять себя, поэтому беру листок бумаги и карандаш. По прошествии часа мною написано лишь несколько бездарных строк и ничего больше. Я сминаю бумагу и вышвыриваю листок в открытое окно. Солнце противно светит в глаза, но тем не менее манит к себе. Это как прикоснуться к невозможному, но такому сладкому и дурманящему. Прекрасно знаешь, что неминуемо сгоришь, но ради небывалого ощущения готов даже на это, но это, как выяснилось прежде, невозможно. Поэтому остается только тешить себя надеждами или искать замену, пытаясь самому раскрасить свою жизнь в цвета солнца. Жалкая подделка. Странно, что Том все еще не зашел ко мне, хотя бы просто для того, чтоб еще раз посмотреть на мое лицо и распухшие губки. Зачем я так? Ведь я уже простил его, тем более что и прощать, в общем-то, было нечего. Мне же нравится то, что он делает. И то, как он это делает, тоже нравится. Только я никогда не признаюсь ему в этом. Теперь. Потому что тогда будет считаться, что он выиграл, а я знаю, что он неправ. Прав я. И чего это братик притих? Неужто решил отдохнуть от меня или же дать отдых мне? А может, с ним что случилось? В любом случае мне следует его проведать, вернее, я хочу его проведать. Выхожу из спальни и нахожу его в гостиной, тупо уставившимся в экран телевизора. Ничего интересного там не вижу: какая-то грудастая блондинка с не особо симпатичным лицом пытается убедить зрителей, что им непременно нужно заказать по телефону «уникальное» средство для чистки мебели. Он как-то растерянно оборачивается на меня, наверное, вообще забыв о том, что я тоже дома. Сажусь рядом с ним, обхватывая его двумя руками за талию, и кладу голову на плечо, вдыхая его запах. Он тоже склоняет голову на мою и начинает гладить меня по волосам, нежно перебирая их пальцами. - Зачем ты пришел? Хочешь еще?! – ровным голосом спрашивает Том. – Если так, то я к твоим услугам, точнее, ты к моим. - К чему это? – я все так же дышу его ароматом, чуть прикрыв глаза. - Что именно? Зачем минет? Детка, ты меня расстраиваешь… не знать элементарных вещей… - он усмехается. - Ты понял, о чем я. - И о чем же?? – с ехидством. - Ты меня понял. Почему ты стал так вести себя? – убираю голову с его плеча и смотрю в глаза брату. Том поднимается с дивана, игриво проводит указательным пальцем по своей щеке и нахально произносит: - А то ты не знаешь!.. Разворачивается и направляется к двери. Уже дойдя до нее, снова поворачивается ко мне, опираясь на косяк. - Пойдем. Я покажу тебе нечто, - многозначительный взгляд и похабная улыбка. - Снова играешь? - спокойно, без эмоций гляжу на него. - Какие игры, братик?! Мы уже выросли, если ты не заметил, - он немного закидывает голову назад и стряхивает с плеч дреды, оголяя шею. Не поможет, Том. Тяжело вздыхаю и забираюсь на диван с ногами. - Том, давай просто вместе посмотрим телек… - немного капризно говорю я, вкладывая в голос как можно больше надежды. - Ну Бииилл… - не менее капризно отвечает он, растягивая слова и смешно выпячивая нижнюю губу, - ну это же так скучно… - С тобой мне не скучно, - обиженно бурчу себе под нос. - Чего? – прислушиваясь, он чуть-чуть наклоняется вперед. - Ничего. Пожалуйста, посиди со мной… Просто посиди… Он как-то растерянно смотрит на меня, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. - Том, пожалуйста… - с мольбой поднимаю на него глаза. - Хрен с тобой!.. – раскидывает руки в стороны, подходит и садится рядом со мной. Я радостно улыбаюсь и висну у него на шее. Том немного смущенно обнимает меня в ответ, и я по-детски чмокаю его в щечку. Рукой нащупываю пульт и начинаю переключать каналы. Наткнувшись на какой-то мультик, я отбрасываю пульт в сторону, чтобы брату не удалось переключить на что-нибудь другое. - Ты ЭТО собрался смотреть?! – Том делает большие глаза. - Ага… А тебе что, не нравится?.. – с детской наивностью в глазах и в голосе. - Конечно, не нравится! С ума сошел?!.. – он, улыбаясь, глядит на меня, как на идиота. - Нет, - кладу голову ему на грудь, - просто, наверное, я еще не вырос… И знаю, что и ты тоже… *** Я еще раз провожу рукой по стеклу. Отражение выдает меня. Мне не хочется снова путаться в своих мыслях, поэтому я просто встаю и решаю пройтись немного по улицам. С детства я любил вечерний воздух, когда снаружи только-только стемнеет, а свет фонарей еще не кажется таким ярким и резким. Я накидываю куртку, надеваю очки, так, на всякий случай, скорее даже по привычке, и, не предупреждая о своем уходе, тихо выхожу за дверь. Я не намечал определенного маршрута, так что просто иду вперед, глядя под ноги. Мне навстречу несутся самые разные люди, мне нравится быть в толпе, когда она как бы растворяет тебя, и ты можешь хоть на секунду забыть, о том, кто ты и зачем ты. А кто я? И зачем я? Разве можно забыть о том, чего не знаешь?.. Странно… Но не особо важно, если знаешь, что ведет тебя на протяжении жизни, если знаешь к чему идешь. Интересно, как долго будет продолжаться наша небольшая игра? До тех пор, пока Том не откроется себе, а потом не откроется и мне. Неужели он не видит очевидного?! Почему не верит элементарному?! Каждый мой взгляд, каждое прикосновение пропитано ею. Всю нашу жизнь она цветет в наших сердцах. И никакая фальшивая оболочка не способна скрыть этого, никакая. Даже твоя внезапно появившаяся наигранная черствость, Том. Появившаяся сразу после того, как я попытался раскрыть тебя и достучаться, после того, как раскрылся сам, лишь подкрепив словами то, что мы оба и так прекрасно знали. Только ты не верил, или не веришь. Боишься поверить и отдаться самому же себе. Но я буду рядом и помогу тебе. А ты в свою очередь поможешь мне. Оглядываюсь по сторонам и только сейчас замечаю, что на улице уже совсем темно, а вокруг ни души. Вдруг кто-то налетает на меня сзади и сбивает с ног. Я падаю на холодную землю и уже хочу закричать от внезапной боли и испуга, как этот кто-то закрывает мне рот рукой, от которой очень неприятно пахнет табаком. Другой рукой он обхватывает меня под грудью и отрывает от земли. Я безуспешно пытаюсь освободить рот от огромной горячей ладони, а он лишь крепче пережимает мое туловище и оттаскивает в сторону большого куста жасмина. Пользуясь тем, что руки свободны, я впиваюсь ногтями в его запястье и, надавливая что есть силы, царапаю, чувствуя как под ногтями собирается кожа и кровь. - Сука! – он отдергивает руку и скидывает меня на траву. Я падаю, ударяясь носом о землю. Поднимаю голову и стараюсь перевернуться, замечая на траве кровь. Сделав это уже наполовину, мне снова не удается увидеть его: меня сносит сильнейший удар по лицу. В сторону брызгает красная струйка. Я опять оказываюсь лицом вниз, но на этот раз перевернуться не пытаюсь. Тяжело дышу, судорожно глотая воздух ртом. Голова кружится, в глазах прыгают неясные огоньки, но я сохраняю сознание. По щекам бежит что-то теплое, смешиваясь с тем, что течет из разбитого носа. Непроизвольно дотрагиваюсь до него пальцами и смотрю на них – кровь, но перелома, вроде, нет. Тем временем этот маньяк просовывает под меня руки и расстегивает мои штаны, затем резко сдергивает их одним рывком. Опираюсь на руки, пытаясь подняться, но он тут же хватает их и заламывает обе у меня за спиной, и я снова падаю лицом в землю, но теперь я уже успеваю подставить щеку. Я дергаюсь всем телом, стараясь высвободиться, но эта тварь упирается мне в спину своим коленом, надавливая, наверное, со всей силы. Из моего горла вырывается какой-то хрип, а из глаз новым потоком начинают литься слезы, причиной которым служит осознание собственной беспомощности и безвыходного положения жалкой жертвы. - Не вздумай орать, шлюха, - противный шепот у моего уха. Слышу, как он расстегивает свою ширинку, а следом чувствую, как стягивает с меня трусы. Всем телом вжимаюсь в холодную землю, но тут же, вздрогнув, быстро приподнимаю бедра, едва мой член касается ее. Этот ублюдок одобрительно шлепает меня по заднице, издав при этом какой-то мерзкий смешок. Собираю последние силы и ору во весь голос, практически срывая его. С тот же момент чувствую резкую боль в спине – он со всего размаха врезал мне локтем. Я не успеваю опомниться от удара, как он вводит в меня сразу несколько пальцев и начинает быстро двигать ими внутри меня. По телу разливается новая волна боли, и я закусываю губу, вдруг ощущая во рту металлический привкус крови. - Детка, если ты расслабишься, тебе, может, даже самому понравится… - снова этот голос над моим ухом. Он вынимает из меня пальцы, и я весь напрягаюсь в ожидании того, что сейчас произойдет. Он врывается в меня резким толчком, наваливаясь всем телом сверху, и сразу же начинает двигаться, даже не дав мне времени, чтобы привыкнуть. Хотя, куда уж там… Я кричу, не помня себя. Не помня ничего вокруг, кроме этой боли. Почему никто не слышит?? Почему никто не поможет?? Чувствую, как по заднице стекает кровь, служащая своеобразной смазкой. Еще чуть-чуть, и, кажется, я потеряю сознание. Но «чуть-чуть» проходит, а я все еще слышу и чувствую тяжелое надрывное дыхание этого гада у своей шеи. Перед глазами внезапно встает лицо брата. Его подрагивающие реснички и приоткрытый ротик, с которого, словно дивная песня, слетают стоны. Один за другим. Все громче и громче. И вот я уже представляю, что сейчас вместо туши этого мужика надо мной находится Том. Мой Том… Боль отходит на второй план, уступая место грязному возбуждению. Мой член напрягается и касается земли, но я этого не замечаю. Слишком много ощущений, чтобы суметь разделить и понять их. Мужчина отпускает мои руки, жадно цепляясь в мой зад и оставляя на нем синяки. Он беспорядочно хватается за различные участки моего тела, продолжая вдалбливать меня в траву. Из его горла вырывается первый стон, совсем не похожий на сладкие и сводящие с ума стоны моего брата. Пользуясь тем, что мои руки теперь свободны, я запускаю одну из них под себя и сжимаю свой член, начиная с остервенением дрочить его. И сейчас едва уловимый стон вырывается уже из моей груди. Маньяк впивается губами в мою шею, оставляя на ней не один засос. Еще немного, и он дотянется до моих губ. Я отворачиваюсь. Этого позволить я не могу. Поцелуи принадлежат только Тому. Но он крепко, до красных отметин, которые завтра, а может, уже и сегодня превратятся в синяки, сжимает мой подбородок и, насколько это возможно, разворачивает лицом к себе, языком размыкая мои сжатые губы. Я что-то мычу ему в рот, пытаясь дергать головой в разные стороны, чтобы разорвать этот тошнотворный поцелуй, но ничего не выходит – он слишком силен. Он хозяйничает у меня во рту, отнимая самое святое, самое сокровенное и отведенное только одному человечку - моему брату. Все призрачное возбуждение проходит, будто его и не было. Хотя, по большому счету, его и не было. Просто не могло быть. Я разжимаю руку с членом, выпуская его, и кладу ее под голову, которую все еще держит этот козел. Он безостановочно кусает мои губы, разрывая нежную чувствительную кожу и проникая в только что оставленные мной самим ранки. Слезы, – я уже и забыл про них – кажется, орошают собой землю подо мной, застывая на травинках, словно капельки росы, и все еще продолжая течь по лицу. Ко мне снова возвращается боль, накатывая новой всепоглощающей волной. Я невольно выгибаюсь и кричу опять, но теперь прямо в рот моему насильнику, который в этот самый момент сжимает зубы на моей нижней губе. По ушам бьет противный звук глубоко рвущейся плоти, и мне в рот теперь целой струей льется кровь. Но мне все равно. Я закрываю глаза и пытаюсь вообще ничего не чувствовать. Не получается. Я со всей силы сжимаю пальцами траву, вырывая ее из земли. Толчки становятся более четкими, резкими и настойчивыми. Неужели скоро все закончится?? А что будет потом?? Я не хочу знать. Лучше я просто покрепче зажмурю глаза и представлю брата. Такого, каким его никто никогда не видел. Только я. Он принадлежит только мне, а я – только ему. Принадлежал. Еще совсем недавно. С жутким гортанным звуком эта тварь изливается в меня. К горлу подкатывает тошнота, но мне удается подавить рвоту. Я почти не дышу, просто боюсь это делать, так и не открывая глаз. Маньяк выходит из меня, но все еще прижимает всем своим телом. - Спасибо за чудесную ночь, - склонившись над моим ухом, все так же мерзко шепчет он. Судорожно выдыхаю, чувствуя, как он напоследок проводит холодным языком по моей щеке. Затем он поднимается с меня и натягивает свои штаны. Я слышу отдаляющиеся звуки его шагов. Только когда они совсем стихают, я позволяю себе открыть глаза. Нет сил. Нет желаний. Нет возврата. Ничего нет. Ничего не стало. Только боль, пульсирующая по всему телу. Я жалок. Я именно такой, что отвергаю и презираю всю свою жизнь. Просто жалок сейчас здесь, распластавшийся на земле со спущенными штанами, с окровавленной жопой, в которую только что пихал какой-то потный мужик, с разорванными губами и красными от слез глазами. Я жалок. И мой стоящий член подтверждает это. Не хочу подниматься. Хочу остаться здесь навсегда. Один. Увидеть, как восходит солнце, освещая меня своими первыми еще не слишком теплыми лучами. Почувствовать, как они бережно перебираются по моему телу, словно изучая его, обнажают и открывают меня, вселяя заново в сердце то, чего меня лишили пару минут назад. Но дома меня ждет Том. И я просо обязан прийти. Хотя, наверное, сейчас было бы лучше вообще не появляться ему на глаза. Меня поимели. Трахнули, как какую-то последнюю шлюху. Натянули, не дожидаясь моего согласия. Просто сделали это, наплевав на мои желания. Как грязную потаскушку. Пересиливая себя, я опираюсь руками о землю и медленно поднимаюсь, превозмогая боль. Кое-как встав на ноги, мне приходится немало потрудиться, чтобы натянуть штаны на место. Дав себе время привыкнуть к боли, я делаю первый шаг и тут же складываюсь пополам. Из меня что-то вытекает, пачкая ткань джинс. Кровь. Я должен. Выпрямляюсь и делаю следующий шаг. Останавливаюсь. Дышу. Снова шаг вперед. На три шага ближе к дому… ближе к Тому… Трясущимися руками я нащупываю в кармане ключи, удивляясь, что не потерял их. Пытаюсь вставить ключ в замок. Не особо выходит. С четвертой попытки мне все же удается открыть дверь. Как только я переступаю порог, то сразу же падаю на пол, не в силах больше держать равновесия, выносить боль и просто умирая от усталости. Тут из гостиной выходит брат, все это время не спавший в ожидании меня, и застывает в двери. Он смотрит на меня, а мне хочется провалиться на этом месте. Исчезнуть, лишь бы не видеть этих глаз, наполняющихся слезами и каким-то паническим ужасом. Беспомощно с некой мольбой смотрю на него. Беззвучно плачу от своего позора. Разбитое лицо. Губы, порванные в буквальном смысле слова. Кровь, запекшаяся на подбородке, куртке и футболке. Джинсы, которые сзади также насквозь пропитались кровью. Плюс ко всему – взгляд, безжизненный и пустой, потерянный и усталый, затравленный, полный боли и отчаяния. Справившись с собой, Том подлетает ко мне и садится рядом на пол, укладывая мою голову себе на колени и слегка приобнимая. Он несколько раз открывает рот, пытаясь что-то сказать, но ни слова так и не слетает с его губ. - Кто?.. – единственное, что ему удается произнести через пару секунд. Я отдал бы все, лишь бы не слышать его дрожащего голоса и не чувствовать этих соленых капель, падающих с его ресниц мне на лицо и медленно стекающих вниз по его очертаниям. Не плачь, Том… Пожалуйста, хотя бы ты не плачь… Прости меня… Я не в состоянии что-либо ответить, губы онемели и, кажется, слиплись. Трудно дышать из-за забитого носа. Я языком пытаюсь растопить кровь изнутри, но у меня ничего не выходит, и тогда я принимаю попытку приоткрыть рот, что отзывается дикой болью. Я морщусь, зажмуривая глаза. Когда эта боль немного отступает, я протягиваю руку, нащупываю руку брата и накрываю его ладонь своей, чуть сжимая ее. Он наклоняется, убирает с моего лица налипшие на него волосы и нежно, едва уловимо целует меня в верхнюю часть щеки почти под глазом. - Все будет хорошо, Билл… - последнее, что я слышу перед тем, как потерять сознание. *** Солнечный свет проникает даже сквозь задернутые шторы, заполняя просторный гостиничный номер. Я лежу на руках у Тома, свои скрестив на груди. Он крепко прижимает меня к себе, и я снова чувствую его нежное тепло. Значит, я жив. Теперь все будет хорошо. Он здесь. Он рядом. Мой родной Томми. Он больше никогда-никогда меня не оставит. Теперь все будет хорошо. Я оправлюсь, и он – все, что для этого надо. Я закрываю глаза и тянусь к его губам. Он осторожно подается мне навстречу, и моих приоткрытых губ касается его теплое дыхание. Том замирает, а затем вдруг резко впивается зубами мне в губу и с животной жадностью рвет на себя, раздирая кожу и плоть. Я ору что есть сил, чувствуя заливающую рот кровь. В комнате вдруг становится темно. Кровь больше не течет по подбородку, и боли тоже не стало. Свет теперь исходит только из открытой двери. Около нее стоит Том. Я с ужасом пытаюсь разглядеть того, кто меня держит, но никак не могу разобрать лица. Только руки. Холодные и сильные. Это не руки Тома. Ведь Том здесь, вот он делает шаг к выходу и останавливается в двери, оборачиваясь на меня. Я пытаюсь высвободиться и кричу ему: - Том! Помоги мне! Том!!! Он, не переставая смотреть на меня, делает еще один шаг из комнаты. Я, наконец, вырываю руки из цепких пальцев этого чудовища и бросаюсь к двери. Я выскакиваю в коридор. Там тоже стало абсолютно темно. Свет есть только в другом его конце. В этом режущем глаза потоке я вижу силуэт брата. Он стоит и смотрит на меня. - Том!!! Подожди! Куда ты?! – я, сломя голову, кидаюсь за ним. Он разворачивается и начинает отдаляться. - Том! Том!!! Не уходи!! – я пытаюсь бежать быстрее, но брат становится только все дальше от меня в этом бесконечном прямом коридоре. Он уже выходит из освещенного участка, и его белая футболка пропадает во мраке. Чем меньше мне остается до света, тем тусклее он становится. Я больше не вижу Тома. Наконец добегаю до места, где он стоял, и свет гаснет окончательно. Больше ничего не видно. - Тооом!!! – в отчаянии кричу в пугающую пустоту и, задыхаясь, останавливаюсь. Грудь разрывается от рыданий и долгого бега, и я просто медленно иду вперед, рукой отталкиваясь от холодной стены. Какие-то блики постепенно перерастают в миганье, и в конце коридора появляется слабый свет. Вдруг доносится хлопок закрывшейся двери, отбивающийся от стен с того же конца. Я снова со всех ног пускаюсь вперед. Долгий мучительный бег. Я больше не могу. Но мигающая лампочка уже совсем близко. Я разбираю перед собой дверь и вскоре оказываюсь около нее. Но дверей три. Я дергаю ту, что слева – заперто. Следующую. Она тут же распахивается. Я забегаю туда. Просто квадратная комната. Без мебели, без окон, без других дверей. Значит, Том ушел через третью. Разворачиваюсь, чтобы бежать туда, но ударяюсь о стену. Выход исчез. Судорожно ощупываю поверхность – ничего. Совсем никаких следов двери, через которую я сюда попал. Становится дико холодно в ногах. Смотрю вниз – вода. По щиколотку. Она прибывает из ниоткуда, невероятно быстро заполняя это помещение, как коробку без единой щели. Кидаюсь к противоположной стене. Дрожащими руками прохожусь по ней – ничего. Воды по пояс. С трудом передвигаясь, обхожу комнату по периметру. Ничего. Вода у горла. - ТОООМ!!! – запрокидываю голову и кричу во весь голос. Вода накрывает лицо. Я бью руками, пытаясь подняться на поверхность и вдохнуть еще хоть раз. Страх, как и вода, накрыл с головой. Все внутри сжимается, и я, вдыхая, набираю полные легкие жидкости. Все затуманивается, снова переходя в яркий свет. Лицо Тома. Он испуганно смотрит на меня, забавно приоткрыв рот, и прижимает к груди мою руку. На ее запястье красуется фиолетовый синяк, ниже – темная ссадина, а кожа на костяшках содрана. Я обвожу взглядом помещение. Все в белых тонах. Ярко светит солнце. Я понимаю, что лежу в больничной палате. - Тебе приснилось что-то, да? – Том кладет руку на одеяло и с беспокойством гладит мое колено. – Ты бормотал во сне… Звал меня… А я… я и не уходил… Я здесь все время сидел… Я улыбаюсь ему, и в уголках глаз выступают слезы. Он здесь. Он рядом. Значит, я жив?.. Значит, теперь все будет хорошо?.. - Я давно здесь?.. – слабым голосом, едва открывая рот, спрашиваю я. - Около двенадцати часов. Я вызвал скорую, и тебя привезли сюда, - Том крепче сжимает мое колено. – Как ты себя чувствуешь?.. – в его глазах блестят слезы. - Не знаю… - честно отвечаю я, пытаясь не смотреть на него, но взгляд то и дело возвращается к брату. – А ты как?.. - За меня не беспокойся… - он касается губами моей руки, а потом указывает глазами на небольшой столик у изголовья кровати, уставленный цветами, фруктами и прочими гостинцами. - Тебе вот ребята передавали и желали выздоравливать… Никого ж не пускают к тебе… - он слабо улыбается. - Ребята?.. – я испуганно расширяю глаза. - Они знают, да?.. От одной мысли, что Густав с Георгом в курсе того, что произошло, по спине бегут мурашки. Том проводит рукой по моим волосам, собранным в хвост, улыбка пропадает и взгляд становится серьезным: - Не знают… и не узнают, если ты не захочешь… Я сказал, что тебя просто избили… И никто не знает… кроме врачей, конечно, но они никому не скажут… Не волнуйся, пожалуйста, тебе вредно… Я облегченно вздыхаю. Никто не узнает, это главное. - Том… - тихо зову я, и он поднимает глаза, - дай мне зеркало… Он как-то странно смотрит на меня, не решаясь ничего сделать и будто подбирая слова. - Но, Билл… - наконец выдавливает из себя, - у меня нет зеркала… Зеркало висит только в холле… - Тогда я хочу в холл… - капризно отвечаю я. - Тебе пока нельзя вставать… должны пройти хотя бы сутки, так врачи сказали… - Том нежно проводит пальцем по моей щеке. - Почему нельзя? – наивно спрашиваю, изо всех сил пытаясь сдержать рвущиеся наружу слезы. - Просто потерпи немного, ладно?.. - После чего должны пройти сутки??? – боюсь получить ответ, уже догадываясь, каким он будет, но все же задаю этот вопрос, резко приподнимаясь на кровати, желая сесть, но Том мягко, но настойчиво опускает меня обратно. - Тебе наложили швы, Билл… - он сжимает мою руку, большим пальцем гладя по ладони. Внутри все переворачивается и ноет. - Сколько?.. – полностью оседаю на постели и устремляю взгляд куда-то в стену. - Шесть… всего шесть… тебе даже повезло в какой-то мере… - он с надеждой пытается заглянуть мне в глаза, но я по-прежнему смотрю в стену. Повисла неловкая пауза. Тишина давит, а мысли бьют и режут. Я приподнимаю одеяло и заглядываю под него. Нижнюю часть моего тела перетягивает бинт. Снова накрываюсь и кладу руки на грудь. Возвращается все, что было ночью. Да и еще в таких ярких красках, что хочется умереть или хотя бы зарыться так глубоко, чтобы никто никогда не нашел и не сумел спросить о том, что со мной. - Том, я хочу зеркало… - слезы все-таки текут по щекам, и я стираю их пальцами. - Но у меня нет зеркала… С тобой все будет хорошо. Отеки спадут, синяки исчезнут, а губу тебе зашили, так что когда швы снимут, будет как новенькая… Врачи обещали, что даже шрама не останется, слышишь?.. – он аккуратно поворачивает мое лицо к себе и заглядывает в глаза. – Ты будешь все такой же красивый… самый красивый… - Том коротко целует меня в шею. Я молчу, сглатывая слезы. Почему это произошло именно со мной?? Почему мне не сиделось тогда дома?! Почему-почему-почему?! Чем я заслужил?! - Давай ты отдохнешь немного?.. - брат снова гладит меня по волосам. - Поспи… Вспоминаю свой сон и невольно передергиваюсь: - Я не хочу… мне страшно… И тут, к моему удивлению, Том забирается на кровать и, не раздеваясь, ложится ко мне под одеяло. Он обнимает меня и утыкается носом в шею: - Теперь не страшно? Я улыбаюсь, насколько это возможно, и мотаю головой, обнимая его в ответ. - Тогда давай спать, - Том удобно пристраивается на подушке рядом со мной и закрывает глаза. *** - Аккуратней… - Том, придерживая меня, помогает мне забраться в машину. Упираясь руками, я медленно опускаюсь на сиденье. Честно говоря, больше о себе дают знать рассыпанные по телу синяки и ссадины, нежели зад. Отвратительно. Еще более отвратителен этот жалостливый взгляд водителя. Что, порванный ротик больше не выглядит таким аппетитным?.. Я нащупываю руку Тома и благодарно киваю ему, пытаясь улыбнуться. Водитель не трогается с места, все еще таращась на меня, и тогда Том бросает на него выразительный взгляд, говорящий о том, что лучше бы ему поторопиться. Тот делает вид, что на самом деле он просто задумался, и быстро спохватывается, хватаясь за руль и нажимая на педаль газа. Машина трогается и набирает скорость. Я склоняюсь на плечо брата и наблюдаю быстро сменяющиеся картины города за стеклом. Глаза постепенно закрываются, и гудение автомобиля отходит на второй план. Я слышу лишь ровное дыхание Тома над своей макушкой. Вдруг он просит остановиться. Машина тут же подъезжает к тротуару и тормозит. Том проводит рукой по моим волосам, глядя мне в глаза: - Подожди чуть-чуть, - он выскакивает из машины. Ну вот, водитель снова пялится на меня, внимательно разглядывая каждый синяк и каждую царапину на моем лице. Да уж, дядя, тебе не хватает только прослезиться. Бедный-бедный мальчик, а ведь он был такой красивый, такой добрый и невинный… Тошнит. Сколько таких взглядов мне еще предстоит вытерпеть?! Интересно, как бы он смотрел на меня, если бы до конца знал, что произошло?! Даже думать не хочу. Куда делся Том?.. Оглядываю улицу из окна, но не вижу ничего такого, что может привлечь внимание. Обычный жилой район, застроенный высотными домами, в которых живут обычные семьи, дети которых ходят в обычные школы и не занимаются ничем особенным. И что он здесь забыл? Куда же его понесло? Я откидываюсь обратно на сиденье. Даже такой легкий толчок о мягкую поверхность отдается болью по всей спине. Из куртки я достаю телефон и терпеливо перебираю сообщения, удаляя старые. Периодически выглядываю в окно, всматриваясь в прохожих, но Тома нет. По прошествии минут десяти дверь распахивается, и рядом валится Том. Я так и не заметил, с какой стороны он подошел. - И это называется «чуть-чуть»?! – я сразу накидываюсь на него. - Ну простите, мисс Пунктуальность! – усмехается. - Ха-ха. И куда ты бегал? – складываю руки на груди. - Ну, я подумал, что тебе необходимо приобрести газовый баллончик… - Чего? Ты с ума сошел?! - А что?.. Я, между прочим, забочусь о твоей же безопасности… Или надо было электрошок? - Ружье, - я резким движением поддаю козырек его кепки, и та почти слетает, - палить по особо остроумным. Том с недовольством усаживает кепку на место. Я все же беру баллончик из его рук и кладу в карман куртки. Какой бы бредовой эта идея ни была, в ней все-таки есть доля смысла. Кто знает, может, и помогло бы, если б я обзавелся этой вещицей пораньше. - Спасибо, - я кладу руку на колено Тома. Он опасливо косится на переднее сиденье, где сидит водитель, а потом переводит взгляд на меня, намекая на то, что сейчас не особо подходящее время даже для такой малости. Я игнорирую его попытки и снова кладу голову ему на плечо, закрывая глаза. Пару минут мы несемся по улицам, будто опаздываем на что-то невероятно важное. На такой скорости и с таким любопытством, как у этого мужика, авария или косоглазие – одно из двух – обеспечены. Но мы уже подъезжаем к дому. Том вылезает и подает мне руку. Я вылезаю за ним и долго смотрю на наш подъезд. Боже, теперь и правда все позади. Можно подумать, я побывал в аду и вот снова дома. Том чуть подталкивает меня сзади. Но я вспоминаю о нашем озадаченном водителе, оборачиваюсь и добродушно машу на прощанье. Бедняга лишь сдержанно кивает и поднимает тонированное стекло. Неужели так жаль прощаться?! Или я в самом деле выгляжу, будто меня избили и выебали в кустах?! Видимо решив, что я уделяю слишком много времени отдаляющейся машине, Том нетерпеливо берет меня под руку и ведет вперед. Я покорно плетусь рядом, все еще не веря в то, что, наконец, окажусь дома. И вот передо мной распахиваются двери нашей квартиры. Я чувствую, как легкие наполняет родной запах, который я успел уже немного позабыть за три дня, проведенных в больнице. Я снимаю куртку и вешаю ее на вешалку, затем стягиваю кеды. Как только я слышу за собой звук закрывающегося замка, сразу же кидаюсь на Тома, крепко обнимая его. От неожиданности он отшатывается назад, упираясь в дверь, но в следующее мгновенье его руки уже тоже обнимают меня. - Я так рад, Том! – смеясь, говорю ему в ухо. - Я тоже, а хочешь, я тебе что-нибудь приготовлю, а то в больнице, небось, кормили всякой дрянью? – Том улыбается какой-то детской улыбкой. - А ты умеешь? – подозрительно щурюсь, пытаясь убрать улыбку с лица. - Нуу… Что-нибудь, наверное, умею… - он слегка краснеет, но в глазах остается этот детский энтузиазм. Я высвобождаюсь из его объятий и шагаю в свою спальню, оставляя его смотреть мне вслед. - Ну тогда готовь! – уже оттуда кричу я. - А ты будешь есть? – из кухни раздается настороженный голос брата. - Посмотрим! – отвечаю я, разглядывая себя в зеркале. Сложно сказать, какого цвета мое лицо. Но, наверное, все же ближе к какому-то сине-желтому, если так вообще бывает. От меня прежнего не осталось и следа, ну разве что родинка под губой все еще на месте. Родинка под разорванной губой, на которой виднеются несколько небольших стежков. На глаза наворачиваются слезы, и я отворачиваюсь от зеркала и начинаю тупо разглядывать комнату, чтобы хоть как-то отвлечься. Большое окно, наполовину закрытое серебряными шторами. Письменный стол около него, на котором, как и всегда, царит полный беспорядок: обрывки бумаги, различные тетради, некоторая косметика, ручки, карандаши и еще дофига всякой ерунды. Один плакат, где мы с Томом вышли настолько хорошо, что я просто не мог его не повесить. Самому смешно. Тумбочка, на которой стоит рамка с нашей детской фотографией. Еще такие маленькие, мы даже и представить не могли, во что вытекут наши братские отношения. Я и представить не мог, что в моей жизни наступит день, когда какой-то урод выебет меня ночью в кустах. Вдруг из кухни слышится грохот, затем громкий мат Тома. - Все в порядке? – высунув голову из-за двери, спрашиваю я. - Да, все отлично, - нервным голосом отвечает брат. - Ты уверен? - Абсолютно. - Ну ладно, - я ложусь на кровать и устремляю взгляд в потолок. Он же совсем не умеет готовить. Наверное, даже не знает, как газ зажигается. Конечно, приятно, что Том решил проявить заботу, но как бы он не покалечился или не поджег дом. А то ведь он может… Снова раздается грохот. Будто упала огромная кастрюля. - Твою мать! – Том, похоже, не совсем справляется. Я и не сомневался. - Ты жив? – приподнимаюсь на локтях. Я слышу шаги по коридору, и уже через пару секунд Том появляется на пороге моей спальни. - Билл… ты… эээ… - как-то виновато запыхавшимся голосом говорит брат, - не будешь против, если я… ну… просто разогрею пиццу?.. - А как же мой ужин? – смеюсь и тяну к нему руки. - Я компенсирую… - Том запрыгивает ко мне на кровать и ложится сверху. - Интересно как?.. – непонимающе смотрю на него, делая вид, что и правда не понимаю. - Вот так, - его рука сжимает через джинсы мой член, а губы касаются шеи. Я непроизвольно подаюсь ему навстречу и тянусь к губам, которые моментально находят мои. Он запускает язык в мой рот и нежно касается моего. Я углубляю поцелуй и еще крепче вжимаюсь уже возбужденным членом в ладонь Тома. Несколько секунд он трет его через ткань, а потом, прекращая мучить меня, расстегивает ширинку и приспускает трусы, высвобождая меня из ставших внезапно такими тесными штанов. Он еще раз касается моих губ своими, опускается вниз, окончательно снимая с меня ненужную одежду, и нависает над моим напряженным органом. Тут он медлит. Прикасаясь ко мне, он хочет доставить мне столько наслаждения, сколько может вынести мое тело, а может, даже больше. Я чувствую это. Он хочет услышать все стоны, какие только способны сорваться с моих губ. Но я не могу больше ждать, и начинаю возмущенно мычать. Брат проводит ладонью по моему члену и сжимает головку в кулаке. Сомкнув пальцы плотным кольцом, ведет обратно к основанию, за рукой следуя губами. Я резко вдыхаю и сильнее упираюсь локтями в кровать. Он выпускает член изо рта и начинает играть с ним, делая акцент на сережке, которая ой как не зря находится у него в губе. После несколько круговых движений языком он снова вбирает его в себя, но становится ясно, что целиком ему ни за что не заглотить. Том начинает помогать рукой. Я издаю какое-то урчание и беру его за затылок, ускоряя темп. Он слушается, чувствуя, как подрагивает все мое тело с каждым встречным движением. Я уже не перестаю разбивать воздух все более продолжительными стонами, на что Том лишь сильнее впивается ногтями в мои многострадальные ягодицы и заглатывает меня все глубже и глубже. Я практически не чувствую боли, которая разливается по телу при каждом сокращении мышц, только Тома и его рот, настолько дерзко ласкающий меня снова и снова. Еще несколько таких движений, я с громким стоном кончаю, изливаясь в него горячей струей своей спермы. Брат глотает все, а потом еще раз проводит языком по моему члену от основания до головки и целует в низ живота. Расставив локти так, что мои бедра оказываются как раз между ними, он опирается ими о кровать и кладет голову на ладони. Улыбается, заглядывая мне в глаза. - Ужин зачтен, - все, что я могу из себя выдавить, помимо легкой благодарной улыбки. Приподнимаюсь, желая встать и поблагодарить брата в более ощутимой форме. Он все понимает и не дает мне этого сделать. - Нет уж. Сегодня удовольствие получаешь ты, - он аккуратно возвращает некоторые детали моей одежды на место. – Бескорыстно. Лови момент, – Том подмигивает и садится рядом. Я удивленно смотрю на него и ожидаю, что брат вот-вот сорвется в ванную, но этого не происходит. - Ну, чем ты хочешь заняться? – абсолютно серьезно спрашивает он. - Да не знаю… - немного недоверчиво тяну я. - Ну давай же!.. Все, что захочешь! – Том открыто улыбается и выжидательно смотрит мне в глаза. Интересно, чем же мне это обойдется? - Все-все-все? – пытаюсь отыскать подвох, но что-то не выходит. - Ага… - он что-то рассматривает на потолке, а потом снова переводит взгляд на меня. - Блин… Ну почитай мне… - первое, что приходит в голову. - Почитать? – он вскакивает с постели и подходит к книжной полке в углу. – А что тебе почитать? – проводит пальцем по корешкам различных книг. Он что и правда собрался это делать? - Мне все равно, - ошарашено смотрю на его фигуру, торчащую у стеллажа с книгами. – Хотя, знаешь… давай лучше погадаем… - Погадаем? Билли, ты чего? – оборачивается и пытается увидеть во мне подтверждение того, что только что это была шутка. Но я абсолютно серьезен. - Ну по книжке погадаем… Помнишь, я так в детстве делал? Задаешь вопрос, называешь страницу и строчку, потом открываешь и смотришь, что там написано… - с надеждой смотрю ему в глаза. - Не помню. - Ну и дурак. Я так делал, - надуваю губы. - Ага, все девочки так в детстве делали! Засранец. Пошутить решил. - Да, все девочки так в детстве делали! - передразниваю его. – Ну так что? – спрашиваю уже серьезно. - Что что? Ваше желание – и я повинуюсь, - достает небольшой томик какой-то поэзии и снова усаживается рядом со мной на кровать. - Ну, ты первый! – склоняю голову набок и улыбаюсь. - Нет уж, прости, я такой фигней не занимаюсь, - он усмехается. - Сегодня – мой день, забыл? – улыбаюсь еще шире. – Задавай вопрос! Том поднимает голову и говорит, нагло глядя мне в глаза: - Диагноз моего брата лечится? Страница двести пятнадцать, строчка восьмая… - он начинает листать книжку. - Какой диагноз? – не совсем понимаю, что он имеет в виду. - Врожденная наивность, - останавливаясь на нужной странице, отвечает брат. - В смысле? – нет, я реально не понимаю. - Раз, два… семь, восемь… Ага, - пропускает мой вопрос мимо ушей. – Отчасти правым был ваятель! - громко с излишним пафосом декламирует брат. – Ну и как это понимать? И кто же этот ваятель? – озадаченно смотрит на меня. - Значит то, что я ни хрена не наивный, а вот ты – упрямый осел! – я, наконец поняв, к чему вообще был этот вопрос, раздраженно повышаю голос. - Тихо-тихо, не надо истерик… - пытаясь подавить смех, отвечает брат и протягивает мне книгу. – Твоя очередь, ваятель. Делаю недовольное лицо и все же принимаю книгу из его рук. - К чему приведет нелепое нежелание Томаса поверить себе и своему сердцу? - Мог бы спросить что-нибудь пооригинальнее… Но я перебиваю брата, не обращая внимания на его слова: - Страница восемьдесят четыре, строчка четвертая с конца, - открываю на нужной странице. - А личико попроще?! – не удерживается Том, глядя на мое сосредоточенное лицо. Еще раз отсчитываю строчку и проверяю страницу. Нет, все правильно. Глупое гадание. Закрываю книгу и отшвыриваю ее в угол кровати. - Ну и что там было? – с деланным интересом спрашивает Том. - Ничего, - коротко бросаю я. - Как? Совсем ничего? – он усмехается и делает большие глаза. - Забудь, - нежно обнимаю его за плечи и кладу голову на грудь. – Ты ведь меня любишь? - Ты и сам знаешь, - Том склоняет свою голову на мою и гладит меня по спине. Чувствую, что у меня слипаются веки и я снова хочу спать. Вечная сонная болезнь. Даже тех трех дней мне не хватило, чтобы выспаться. Закрываю глаза и сильней вжимаюсь в брата. Он такой теплый и такой милый сегодня… Он вообще теплый и милый, а еще самый любимый. И я знаю, что он меня любит, что бы он ни говорил, что бы сам себе ни думал. Любит, и я это чувствую. И верю, что когда-нибудь я добьюсь от него этих слов. Верю. - Эй! Ты чего, спать собрался? – Том легонько дергает меня за плечо. – А как же пицца? - Ага, спать… Не хочу есть… - сонно еле слышно мычу в ответ. - Ну ладно… Я тогда сейчас принесу тебе таблетку и воды, Ок? – как-то неуверенно говорит брат. - Не надо, - поднимаю голову и смотрю на него. – У меня уже ничего не болит. Не надо. Врачи прописали мне обезболивающее. Таблетку утром и таблетку перед сном. А я не хочу. Это лишь лишний раз напоминает о том, что я так хочу забыть и больше никогда не вспоминать. Тем более не хочу, чтобы Том смотрел, как я пью эти лекарства. Не знаю, почему. Наверное, просто не хочу, чтобы он меня жалел. Я же вижу, что творится в его глазах, вижу эту жалость, которая ножом вонзается в мое сердце и растворяет остатки чего-то светлого, что еще чудом сохранилось после изнасилования. Его взгляд заставляет меня чувствовать себя виноватым, будто все это действительно случилось по моей вине. А я не хочу так. Я же сильный и смогу выдержать без этих таблеток, ведь так?.. Не хочу, чтобы он смотрел на меня в таком виде. Не хочу. - Билл… - он придерживает меня за подбородок, - это просто таблетки… Ты же должен выздороветь… - Я и так выздоровею, - продолжаю упрямо стоять на своем. - Я не хочу потом всю ночь слушать твои кряхтенья!.. Пожалуйста, выпей таблетки!.. Я взрываюсь: - А ты не слушай! Проваливай к себе в комнату! Вообще можешь не заходить ко мне! Не смотреть на меня! И не жалеть! – я срываюсь на крик. - Проваливай и спи! Спи спокойно! Я не буду кряхтеть тебе!! Слышишь?! Проваливай!! Том испуганно глядит на меня, боясь сказать что-либо не то. В конце концов, он кладет свою руку поверх моей и тихо произносит: - Я не это имел в виду… - Я знаю… - отворачиваюсь, чтобы он не видел моих слез. Он гладит меня по голове, затем поднимается и выходит за дверь. Возвращается примерно через минуту, когда я уже успел кое-как успокоиться и растереть слезы по лицу. Немного постояв позади меня, Том обходит кровать и протягивает мне стакан с водой в одной руке и таблетку в другой. Подавив в себе желание разбить этот стакан ко всем чертям, я все же принимаю его из рук брата, закидывая в рот обезболивающее. Глотаю и непроизвольно морщусь. Снова этот взгляд. Больно, больно, больно. И противно. Хватит, Том! Ты что, сам не замечаешь?! Прекрати, я больше не хочу видеть это в твоих глазах. - Хватит, – я все же произношу это. - Что хватит? – он не понимает. - Смотреть так. - Как? – значит, не замечает… - Так, будто я при смерти, - хватаю его за руки и тяну к себе на кровать. - Эээ… ладно, - как-то рассеянно говорит брат, забираясь под одеяло. - Ну вот и хорошо, - я улыбаюсь. – А теперь давай спать, поздно уже. Спокойной ночи, - целую Тома в нос и переворачиваюсь набок, прижимаясь к нему грудью. - Спокойной ночи, - тихо отвечает он, обнимая меня. Похоже, все еще ночь. Я почти уверен, что на часах сейчас где-то около трех. Каждую проклятую ночь, проведенную в больнице, я просыпался именно в это время. А теперь я дома, но все равно, как оказывается, поспать спокойно мне не удается. Открываю глаза, чтобы убедиться в точности моего временного прогноза, и внутри все моментально переворачивается от увиденного. Толком разглядеть мне не удается: сонное состояние берет свое. Все, что успеваю заметить, это заплаканное лицо брата, который молча глотает слезы, устремив свой взгляд на меня, но этого достаточно, чтобы сразу же забыть о сне. Но как только я открыл глаза, он резко отвернулся, оказавшись ко мне спиной. Стараясь дышать как можно тише, я протираю глаза, чтобы зрение вернулось ко мне окончательно и предметы, наконец, приобрели четкие очертания. Я вижу, как в полнейшей тишине подрагивает его фигурка. Сердце уже начало рваться на части, даже не зная причину слез брата. - Том… - я легонько дергаю его за плечо и прижимаюсь лбом к спине. Он не отвечает, лишь больше натягивает на себя одеяло. - Том… - продолжаю теребить его плечо. Никакой реакции, кроме той, что его дрожь почти пропадает, я не замечаю. По-моему, Том хочет сделать вид, что спит. - Том… - еще раз пытаюсь достучаться до него. Понимая, что это бессмысленно, я перелезаю через него и сажусь на пол на колени, склоняясь своим лицом к его. Аккуратно пальцами убираю дреды с лица Тома и обнимаю его за плечи. Из моих глаз уже тоже капелька за капелькой стекают слезы, но я не замечаю этого. - Что случилось?.. – разговариваю с ним, как с маленьким ребенком. - Ничего… - он снова резко переворачивается на другой бок. С тяжелым вздохом вновь перемещаюсь на кровать, но на этот раз сам ложусь сверху, переворачивая брата на спину и не давая ему возможности куда-либо деться от меня. Том смотрит на меня красными глазами, периодически всхлипывая, но ничего не говорит и даже не пытается вырваться. - Том, что такое? – придав своему голосу твердость, спрашиваю я. Он по-прежнему не произносит ни слова, только его взгляд упрямо направлен в мои глаза. Я всматриваюсь и сам пугаюсь того, что вижу в нем. Снова эта жалость. Только больше. Концентрированнее. Еще более обжигающая и давящая. Опешив, я немного отстраняюсь от него, пытаясь отдышаться и вернуть самообладание. - Нет, Том… - единственное, что мне удается произнести после еще некоторого времени изучения выражения его глаз. Он громко всхлипывает и отворачивает голову набок, закрываясь дредами. - Ты не заслуживаешь этого… - сдавленный голос брата. - Хватит… пожалуйста… - я закрываю уши руками и мотаю головой в разные стороны. - Почему, Билл?.. Почему ты?.. – он будто и не слышал меня. – Кто угодно, но не ты… кто угодно… - Прекрати, Том!.. – я прижимаю ладони к лицу и закидываю голову назад. Внутри все сдавило и не желает отпускать. Зачем, ну зачем он сейчас говорит это?? По телу словно расползается огромное пятно, заполоняя и отравляя все, которое не знает ничего, кроме боли, которое не оставляет ничего, кроме тех воспоминаний. Оно душит, сжимая меня все крепче и крепче. И вот воздуха уже не хватает ни на что. А оно все еще продолжает душить. Зачем, Том?! Пожалуйста, прекрати… - …я бы все отдал, лишь бы оказаться на твоем месте… лишь бы ты не чувствовал всего этого… - его голос срывается, и всхлипы становятся громче, - я бы все отдал… - Пожалуйста… хватит… - почти рычу я, до боли надавливая пальцами на виски и раскачиваясь взад-вперед. Он резко поднимает голову и прижимает меня к себе так, что мы почти касаемся друг друга носами. - Но ведь все будет хорошо, так? – за пеленой слез в его глазах я различаю какой-то маниакальный блеск. – Все вернется, ты поправишься и забудешь, верно? – трясущимися руками он поглаживает мои щеки. – Верно? – Том несильно одергивает меня. Я все еще не могу придти в себя, поэтому брат не получает от меня никакого ответа. - Верно? – он в отчаянии повышает голос. Сейчас мне не важно, что чувствую я, важно – что чувствует он. Ему плохо, значит, я должен исправить это любыми методами. Не могу смотреть, как он плачет. А еще не могу смотреть в его глаза, но и все-таки не могу отвести от них взгляд. - Успокойся, Том… - крепко обнимаю брата, утыкаясь ему в шею. - Сначала ответь!.. Ведь все вернется, правда? – он снова срывается на рыдания. - Правда, - я целую его в макушку, а потом и в губы. – Все уже нормально… Все нормально… - Ты врешь мне?.. Зачем ты врешь мне? – Том подается вперед, но я удерживаю его и возвращаю обратно на подушку. - Я не вру… Все хорошо… правда… - осторожно слезаю с него и ложусь рядом, обхватывая брата руками. Том ничего не отвечает и больше не произносит ни слова. Я боюсь закрыть глаза и уснуть, пока не буду уверен в том, что он успокоился и заснул первый, так что я тупо смотрю в одну и ту же точку на его груди и периодически сильно моргаю, чтобы прогнать сон. - Билл… - тихо, но уже спокойно зовет Том. - А? А я-то надеялся, что он уже заснул. - Ты ведь ждешь этого от меня… - звучит скорее как утверждение, нежели чем вопрос. - Чего жду?.. – снова становится тяжело дышать. - Ты знаешь… - это его спокойствие пугает меня. - Том, я… - Хватит!.. Ты все прекрасно знаешь, - устало прерывает меня Том. – Но я не могу… Не могу сказать того, что не чувствую… Ты – мой брат, и этим все объясняется, а остальное… остальное я уже тоже объяснял тебе… Ее нет, Билл… Внутри снова все обрывается. Чем закончится для меня эта ночь? Удар за ударом, и один сильнее предыдущего. Но он сам не понимает, что говорит. Он просто не понимает… Тогда почему мне сейчас так больно?.. Почему я хочу кричать на него и доказывать обратное?.. Почему так хочется впиться поцелуем в его губы и целовать так долго, сколько понадобиться для того, чтобы он, наконец, поверил?.. - Мы оба не соображаем, что говорим… И тебе, и мне нужно выспаться… - я крепче прижимаюсь к Тому. Он опять ничего не отвечает, и я закрываю глаза, на этот раз всей душой желая уснуть. Хочу видеть красивые красочные сны и раствориться в них, уйдя от реальности, в которой мой собственный брат оказывается таким трусом, что не способен даже открыть себя. Хотя, наверное, это и есть самое сложное в жизни. Прочувствовать себя, понять, а потом отдаться кому-то, кто будет ждать этого и надеяться. Может, вообще зря этот наш спор? Или даже не спор, я и сам не знаю, как назвать то, что теперь висит над нами. Но ведь рано или поздно мы бы все равно пришли к этому. Я бы пришел. А Тома, по-моему, все устраивало. Да и меня, если честно, тоже. Тогда почему же теперь между нами происходят такие вещи? Почему каждый из нас упрямо гнет свою линию, всячески обходя точку зрения другого? Да потому что я прав, черт возьми. Не для того мы были рождены самыми близкими людьми на свете, чтобы между нами был только низменный секс. Я люблю Тома и знаю, что эта любовь не ограничивается только братской привязанностью или родственной связью. Нет, это любовь. Та самая, которую многие ждут годами и иногда не дожидаются даже за всю свою жизнь. Настолько сильная, что даже после смерти ее обладателей она не исчезает, не испаряется, не проходит и не теряется в бесконечном круговороте прочих чувств. Люди умирают – любовь остается. Так есть, было и будет всегда. Любовь есть, и я ежеминутно ощущаю, как она окутывает сердце чем-то теплым, мягким и неопределенно-сладким. Я часто не замечаю этого, но если я замру хотя бы на секунду и прислушаюсь к тому, что происходит внутри, то почувствую, что что-то горит там. У меня в груди действительно постоянный жар. Иногда более сильный, как после долгого бега, иногда – менее. Но он там уже на протяжении нескольких лет с того самого момента, когда я, наконец, открыл для себя, что мои чувства к Тому выходят за привычный диапазон чувств, которые испытываешь к родному брату. И я не верю, что у него в душе холодно, ведь я знаю, что это не так. Неужели это так сложно сказать всего лишь три простых слова. Хотя кому я вру?! Мне мало того, чтобы он сказал их. Я хочу, чтобы он верил и был уверен в том, что говорит, чтобы он хотел говорить. Я хочу, чтобы он действительно любил меня. *** Я лежал на его груди и задумчиво водил по ней пальцем, выписывая какие-то неопределенные фигуры. Мои мысли были где-то далеко, но блуждали вокруг одного и того же уже на протяжении нескольких минут с того момента, как он кончил в меня, а я – себе на живот. Том просто лежал и тоже о чем-то думал, как-то отстраненно поглаживая меня по спине. Так хорошо и спокойно было знать, что все, что тебе нужно, сейчас находится рядом с тобой и никуда от тебя не денется. Вместе навеки. Как и предполагалось еще с самого начала. - Том, а я люблю тебя, - я поднял голову и заглянул в его глаза. - Я знаю, ты же мой брат, - Том усмехнулся и стукнул меня по носу. - Нет, ты не понял… - я помотал головой. – Я действительно люблю тебя… Люблю больше, чем брата… намного… Ухмылка его пропала, и ее сменило какое-то серьезное незнакомое мне выражение. - Успокойся, Билл. Я тоже люблю твою попку, - он легонько, но ощутимо шлепнул меня. Я возмутился: - Зачем ты так, Том?? Я признаюсь тебе в любви, а ты в ответ сыплешь какими-то пошлыми фразочками, которые мало того что не имеют отношения к теме, так еще и оскорбляют меня!.. Я люблю тебя, слышишь?! - Слышу. И говорю, что тоже люблю твою тощую задницу, - он смотрел на меня нагло, но при том во взгляде остались серьезность и какое-то напряжение. Сложно объяснить, насколько это задело меня. Мои чувства были просто растоптаны и слиты вникуда именно тем, кому они были предназначены. Том лишь посмеялся над ними, но больше всего меня расстроило то, что он не принял мои слова всерьез. - Том, ну я же серьезно, - я лег обратно на него и закрыл глаза, чтобы попытаться успокоить себя хоть как-то. - Это не может быть серьезно. Любви нет, - спокойно ответил он. Я резко поднял голову и буквально впился в него глазами, ошарашенный тем, что он только что произнес, и переполненный негодованием насчет этого: - Что?! - Что что?! – как-то раздраженно спросил он. – Любви нет. - Да ты в своем уме?! Том, любовь она… - я задыхался от возмущения, - она есть… - под впечатлением от услышанного я даже не мог повысить голос, поэтому эти слова прозвучали чуть ли не шепотом. - Ее нет, Билл, - все так же ровно. - Нет?! Ну а что же тогда есть?! Может, тогда и дружбы, и счастья, и ревности нет?! Я приподнялся на локтях и с нетерпением ожидал хоть какой-нибудь реакции. Но Том продолжал смотреть на меня с отсутствующим выражением в глазах и нелепой ухмылкой на губах. - Ты не понял. Конечно, есть и дружба, и счастье, и ревность тоже есть, а вот любви нет. Я не верю в любовь и никогда не чувствовал ее, потому что не путаю ее с другими чувствами, как, например, путаешь ты, - Том скрестил руки за головой. Сделав пару глубоких вдохов-выдохов и переждав несколько секунд, я нашел в себе силы, чтобы подать голос: - Я не путаю, я ничего не путаю… Я просто чувствую, как сильно люблю тебя… - Ты не любишь меня. А я не люблю тебя. Пойми, Билл, любви нет. И между нами нет любви. Только глубокая привязанность, основанная на том, что мы братья, к тому же близнецы. Это понятно, что мы не можем друг без друга, ведь мы даже рождены вместе. Любви между нами нет, зато я хочу тебя, а ты хочешь меня, так? Я как-то сдавленно кивнул, а он продолжил: - Мы – братья, и у нас есть секс, много секса. А любви нет. Ее вообще нет. Я люблю трахать тебя, а ты любишь получать удовольствие от секса со мной. Ведь любишь? - Да, но… Том, не дослушав меня, снова начал говорить: - Вот тут и оканчивается то, что ты хочешь назвать любовью. Но это не любовь, потому что ее не существует. Билл, я понимаю, что ты романтик и все такое прочее, но пора бы уже вырасти. Стань, наконец, реалистом. Любви нет – есть секс и желание, страсть и огонь, есть мы и наши братские чувства. Но не любовь. Есть два тела, которых неминуемо тянет друг к другу так сильно, что искры, возникающие при этом, ты принимаешь за то, чего никогда не было и не будет. Ты для меня – брат, тело которого слаще любой другой девочки, слаще всего, что мне вообще приходилось встречать в жизни. А кто для тебя я? Тоже брат, которому ты так отчаянно отдаешься каждый день, получая от этого не сравнимое ни с чем удовольствие. Любовью здесь и не пахнет, только секс. Между нами не может быть любви, ее вообще не может быть, ее просто нет. Ты хочешь и получаешь мое тело, а моя душа и так с тобой с самого момента зачатия. Вот и все, - Том замолчал, продолжая смотреть на меня. А я не знал, что сказать. Просто смотрел на него и никак не мог собрать все слова воедино, чтобы осознать их страшный смысл. Наконец, проделав эту операцию в своем мозгу, я произнес, глядя даже не на Тома, а куда-то через него: - Я докажу тебе. Он снова усмехнулся и погладил меня по голове, будто маленького ребенка: - Нет, не докажешь… Это я докажу тебе… Договорились? – это было сказано даже с какой-то издевкой. - О чем? - Покажи мне любовь, а я покажу тебе секс. И докажу, что то, что ты за нее принимаешь, рассыпается в ничто перед твоими желаниями. Ведь все, что имеет смысл в этом мире – это именно желания, а не чувства. Я покажу тебе, насколько сильно ты можешь хотеть, отбросив свою выдуманную нелепость далеко в сторону. А ты докажешь мне, как же я неправ и насколько я низменный и черствый. Ты покажешь мне другую сторону и то, как она прекрасна. Идет? Я сглотнул и ответил: - Идет. Я тогда ответил это спонтанно. Во мне все протестовало и хотелось возразить ему, раскрыть глаза и предоставить аргументы. Но их не было. Потому что невозможно вытащить чувства из сердца и показать их, как вещественные доказательства. Их нужно ощущать, а не проверять на ощупь. Я же не мог просто ответить ему: «Знаешь, Том, ты прав, любви нет», тем более что прав я. А сейчас я уже не знаю, было ли это правильно согласиться на это дело. Может, лучше для нас обоих было бы вообще не заговаривать об этом? Может, лучше было бы мне вообще не говорить ему три этих слова? Я не знаю… Но так или иначе, это уже сделано, и поменять ничего нельзя. Ни тот разговор, ни того, что между нами существует, причем я знаю, что это взаимно. Том проснулся раньше меня, и в комнате его уже нет. Я подползаю к краю кровати и опускаю руку в поисках какой-нибудь одежды, но натыкаюсь на что-то скомканное, больше напоминающее пододеяльник. Футболка Тома. А что? Может, мне пойдет платье? Я надеваю мешковидную шмотку и оглядываю себя в зеркале: все бы ничего, но худые ноги из-под этого прикида смотрятся совсем нелепо. А так даже прикольней!.. Я иду искать брата. Прошлепав по коридору, я заглядываю на кухню. Никого, только на столе одиноко стоит недопитая чашка кофе. Иду обратно по коридору в гостиную. Том, поедая из огромной миски чипсы, смотрит телек, но как только я появляюсь в дверном проеме, он поворачивает голову в мою сторону. Он издает какой-то смешок, но начинает кашлять, не успев разразиться настоящим смехом из-за того, что давится чипсами. А я продолжаю стоять в проходе, глупо улыбаясь и получая удовольствие от происходящего. Наконец откашлявшись, Том снова поднимает на меня глаза, в которых от долгого кашля застыли слезы, и складывается пополам, хохоча во весь голос. Я подхожу к нему, и Том от вида моей развевающейся мантии начинает издавать все более необычные звуки, одной рукой держась за живот, а другой – за сердце. - Том, - невинным и очень наивным голоском обращаюсь к нему я, присаживаясь рядом на диван и протягивая вперед ноги, выглядывающие из-под футболки, так, чтобы Том отчетливо заметил и без того уже замеченную им комичность моего вида. Он не отвечает мне, заливаясь еще больше. Я тоже начинаю тихонько хихикать, но Том не улавливает этого, занятый вытиранием слез с лица уголком одетой на нем футболки. Тогда я осторожно глажу его по плечу, спрашивая непонимающим тоном: - Том, что такое? – голос все такой же, но в нем проглядывают нотки веселья. Том набирает побольше воздуха, стараясь успокоиться, и поднимает голову. Но как только его взгляд опять попадает на меня, он тут же, не удержавшись, выпускает весь воздух мне в лицо и продолжает свою истерику. Я терпеливо жду, выстукивая по коленкам какой-то ритм. Постепенно смех брата становится тише, а через пару минут смолкает вовсе, лишь иногда возвращаясь нервными всхлипами. - Все? – участливо спрашиваю я, придерживая его за спину. - Блин… Билл… не делай так больше, - пытаясь сдержать новую волну хохота, выдавливает из себя Том. - Не делать как? – наивно раскрыв глаза, я делаю вид, что не понимаю, вместе с тем ногой вычерчиваю на полу полукруг. - Вот так, - он трясет рукав моей/его футболки, а потом небрежно дергает ее низ. – Не одевай это больше, ладно? – просит брат, готовый снова сорваться на смех. - Почему? По-моему, очень даже ничего!.. – я наматываю прядь волос на палец. – А не нравится – сними с меня. - А ты прав… Без нее было бы лучше, - Том многозначительно улыбается, присаживаясь ближе ко мне и опуская руку на мое колено, и целует меня, настойчиво размыкая мои губы. Быстро поддаюсь брату и отвечаю на поцелуй, придавая ему еще больше страсти, делая его более глубоким и требовательным с моей стороны. Рука Тома перемещается выше, задирая огромную футболку и обнажая бедра. По телу пробегают мурашки, когда я чувствую, как Том через ткань трусов кладет горячую ладонь на мой член, не разрывая при этом поцелуя. Сам я уже запустил руки под его майку и сейчас пытаюсь справиться с ширинкой его безразмерных штанов. Когда мне это, наконец, удается, я не без усилий снимаю их, для чего Тому приходится немного привстать. И вот его штаны уже валяются где-то на полу у дивана, а мои руки проникают под резинку его трусов и, чуть надавливая, массируют его попу. Я сильней прижимаю брата к себе, откидываясь назад, постепенно ложась и раздвигая ноги. Том отрывается от моих губ и перехватывает меня за спину, чтобы я не спешил опускаться. Он слегка улыбается и, нежно проведя пальцами вниз по моему животу, снимает с меня последнее, что на мне осталось. Я обхватываю его руками и тяну на себя, немного сгибая ноги в коленях, и через пару мгновений чувствую, как его член упирается в мой живот, пробуждая во мне непреодолимое желание ощутить его уже в другом месте. Том нагибается ближе к моему лицу, но целует не в губы, как я ожидаю, а резко переключается на шею. Я немного вздрагиваю, чувствуя, как холодный пирсинг касается разгоряченной кожи, оставляя за собой дорожку невесомых прикосновений. Я совсем теряю голову, когда он снова возвращается к моей плоти и подушечками пальцев мягко играет с головкой, и начинаю шептать что-то невразумительное о том, как сильно я его хочу, и требовать большего. Тогда Том убирает руку с члена и проводит ею по промежности туда и обратно, от чего я издаю довольно протяжный стон и цепляюсь ногтями в плечи брата. Повторив эти движения еще несколько раз, надавливая с каждым все сильнее, он нащупывает дырочку и пытается проникнуть в нее пальцем. Тут же меня резко сковывает сильная боль, разливающаяся по всему телу от точки своего начала. Все мышцы разом сокращаются, мгновенно реагируя на что-то постороннее, что даже еще не успело оказаться внутри. Лицо искажается в болезненной гримасе, а из горла доносится какой-то писк. Том сразу же отдергивает руку и испуганно смотрит мне в глаза: - Черт!.. Прости!.. Я забыл, - нервно говорит он, обнимая меня за плечи и целуя щеки. Честно говоря, я и сам забыл… Подождав, пока боль немного отступит, ко мне снова возвращается это испепеляющее желание. Вот он Том. Так близко и только мой. Я чувствую его каждой клеточкой своего тела, я хочу его этой каждой клеточкой. Плевать на боль, я вытерплю. Вытерпел же в ту ночь. А теперь со мной мой Том… он будет нежен, и мне понравится… Мне всегда нравится, и это идиотское недоразумение, вмешавшееся в нашу жизнь, не сможет лишить меня того, что я хочу сейчас больше всего. Вот о чем говорил Том тогда. Именно об этом неконтролируемом желании, об этой практически ставшей материальной похоти. Но он не прав. Вернее, прав не до конца. Эта похоть в первую очередь порождена любовью, а не только шикарным телом брата. Любовью, которую я не путаю с братскими чувствами, которая остается любовью, как бы он ее ни назвал и ни переиначил. И поэтому мне сейчас плевать на боль, я хочу ощутить брата, быть с ним одним целым. Я вытерплю… - Продолжай, - полушепотом произношу я и тянусь к губам Тома. Но он отстраняется и смотрит на меня в упор: - Что?! Я с силой прижимаю брата к себе и начинаю страстно целовать его шею. - Продолжай… я хочу… - у меня, наконец, получается оторваться от недоумевающего Тома, и я буквально выдыхаю эти слова, снова возвращаясь к прежнему занятию. Том останавливает меня и долго смотрит в глаза, придерживая за подбородок, чтобы мне не удалось избежать его взгляда. - Билл, ты в своем уме?! – испугавшись бешеного огня в моих глазах, спрашивает он. - Том, я тебя хочу, - четко выговаривая каждое слово, я рукой обхватываю его член и начинаю дрочить, - потому что люблю… - последнее слово звучит шепотом. Мысли о том, что сделал со мной этот ублюдок, разъедают меня, день за днем прожигая все более невосполнимую дыру. Я хочу закрасить это, убрать из памяти. Я хочу, чтобы это еще раз сделал Том. Но по-другому, потому что он – мой брат. Я хочу, чтобы я помнил только о Томе и о боли, причиненной только им. Я хочу заменить одно воспоминание на другое, пусть даже ради этого придется пожертвовать своим здоровьем, которое и так не назовешь идеальным. Хочу, чтобы Том порвал меня еще раз. Чтобы это сделал Том. Я медленно двигаю рукой, дразня брата и заставляя его отвлечься, наконец, от своих глупых вопросов и ненужного упрямства. Том подается мне навстречу и уже сам толкается в мой кулак, уронив голову мне на грудь, щекоча кожу своим рваным дыханием. - Давай же, Том… - шепчу ему на ухо, шире раздвигая ноги и отпуская его член. Брат издает стон разочарования и невидящим взглядом смотрит на меня так, будто я ему только что вообще не дал, послав куда подальше. Тяжело дыша и явно ради приличия, он быстро спрашивает: - Ты уверен? Я лишь киваю, весь дрожа в предвкушении, и опять крепко обхватываю его спину, приготавливаясь вынести то, что мне сейчас предстоит. Том медленно проводит ладонью по животу вниз и сам спускается туда же. Я заметно напрягаюсь, когда одна из его рук ложится на мою промежность, и тогда Том, слегка поиграв с головкой моего члена языком, берет его в рот. Я закрываю глаза и откидываю голову на подлокотник, пытаясь максимально расслабиться. Том активно работает языком, не давая мне забыть о его пирсинге. Свободной рукой он хватается за мое плечо, переходя от ключицы к шее и мягко массируя ее. Вдруг я чувствую, как к наслаждению примешивается что-то иное, такое же горячее, но заставляющее биться в истерике и отвлекающее на себя внимание. Оно становится все сильнее и вот уже перекрывает меня, добавляя последнюю каплю. Я кричу. Кричу во все горло. На сколько хватает сил. Зажмуренные глаза, абсолютная темнота и крик, вызванный невозможной, просто непереносимой болью, сметающей все на своем пути и не оставляющей ничего, кроме себя самой, рвущей на части не только тело, но и душу. Воздух кончается, и воцаряется тишина. Я пытаюсь отдышаться и открываю глаза. Нервно сглатывая и дрожа всем телом, я смотрю на Тома, который закусив губу, также смотрит на меня. Затем он нежно и осторожно стирает с моего лба выступившие на нем капельки пота. Постепенно придя в себя, я осознаю, что рука Тома прикладывает к моему заду что-то мягкое. Приподнимаю голову и вижу, что это футболка. Не могу понять, что чувствует Том по выражению его бледного лица, кроме того, что ему страшно, очень страшно. - Ты как? – дрожащим голосом спрашивает он, поглаживая меня по щеке такой же дрожащей рукой. - Нормально, - я снова сглатываю и стараюсь сфокусироваться на его лице. Нет, этого не достаточно. Он же даже не вошел в меня. Всего три пальца – этого мало, чтобы стереть ту боль. Недостаточно новой боли. Нужно еще. Мысли скользят в голове, оставляя лишь обрывочные фразы, но смысл понятен. Он смутен, но понятен, смутно понятен. Нужно еще. - Продолжай, - хриплым голосом говорю я. Глаза Тома округляются, выражение лица меняется, а рука перестает гладить щеку. Он смотрит на меня, как на гребаного фрика, и, кажется, начинает злиться. - Что?! Ты с ума сошел?! Или этот урод тебе все мозги вытрахал?! – он почти кричит. – Билл, да ты ебанулся, что ли?! Ты вообще соображаешь?! Да это же только три пальца, мать твою! А ты уже кровью истекаешь! – он слегка надавил на футболку, что заставило меня выгнуться от боли. - Продолжай, - справившись с собой, тихо и спокойно говорю я. Брат смотрит на меня еще более безумными глазами. Такое чувство, будто еще чуть-чуть, и он меня ударит. Но этого не происходит, Том, напротив, заговаривает зловеще ровным и каким-то усталым тоном: - Я не буду, Билл. Ты еще нужен мне живым. Мне еще нужен брат, - он слезает с меня и начинает одеваться. – Если хочешь, чтобы тебя порвали на части, можешь пойти хоть прямо сейчас и просить об этом прохожих. Я этого делать не хочу и не буду. Твой окровавленный зад меня не привлекает, - он встает. – Я в душ. Полежи немного, я тебя накрою, - он достает из шкафа одеяло и укутывает меня в него, - а потом вернусь и отведу в душ тебя, Ок? - Пожалуйста, Том… - умоляюще смотрю на него и сам слышу в своем голосе слезы. - Что?.. – он чуть щурится и слегка сводит брови, действительно не понимая меня. - Давай продолжим… - практически неслышно прошу я, уже не надеясь на его согласие. Том делает каменное лицо: - Даже не проси, - и выходит и комнаты. Я остаюсь один. В тишине, нарушаемой только моими мыслями, со своей болью и снова кровоточащим задом. Я теперь даже не могу спать с ним. Ну я-то могу это пережить, но Том… Он ведь говорит, что, кроме секса, между нами ничего нет. Что же тогда остается? Братская забота, братский уход… и моя любовь… Я вдруг понимаю, что несмотря на все произошедшее, мой член все еще стоит. Я просовываю руку под одеяло и начинаю с остервенением дрочить его, не обращая внимания на отдающуюся боль в заднице. Разрядка приходит не сразу. Очень не сразу, если так вообще можно выразиться. И даже потом, несмотря на наступающий оргазм, мои мысли все равно где-то далеко. Там, где Том оставил меня, не сумев понять. Но ведь и я должен понять его. Смог бы я сделать такое, если бы брат попросил? Думаю, нет. Ну и чего тогда я требую от него?! Ну и почему же тогда сейчас слезы нелепо стекают по щекам, словно сами смущенные своим появлением? Ладно, это все нужно только лишь перетерпеть, переждать. Черная полоса – белая полоса – черная полоса – белая полоса, так? Все будет, просто нужно время. Тому сейчас тоже плохо, а я, эгоист, думаю только о себе. А что потом будет чувствовать он, если сейчас трахнет меня, выслушивая мои вопли и обливаясь моей кровью? Конечно, он не может этого сделать. Я просто дурак, который не может справиться с собой и своими чувствами и использует для этого абсолютно непостижимые методы. Я – дурак. Именно с этой мыслью я и кончаю, но облегчение так и не наступает, напротив, я чувствую себя еще ужасней из-за измазанной спермой ладони. *** - Том-Том!! Смотри!.. – я трясу брата за плечо, другой рукой тыкая в стеклянную витрину и улыбаясь, как абсолютный ребенок. Он поворачивает голову и недоуменно смотрит мне в глаза. Затем переводит взгляд туда, куда я указываю, и на его лице тоже появляется улыбка, только не радостная, как у меня, а больше похожая на снисходительную. - Что? Конфеты?.. – он убирает мою руку, палец которой все еще упирается в стекло. - Что значит «конфеты»?? Да ты посмотри на них! Это же не просто конфеты! – я захлебываюсь восторгом. – Это… это… блин! Ну ты сам видишь!! Я не могу отвести глаз от представившегося передо мной цветного разнообразия. Сколько я жизни повидал всего, а таких прикольных сладостей нигде не встречал. Там были всякие-всякие: забавные леденцы на палочках всевозможных форм и цветов, жвачки, формы которых также были очень разнообразны, завернутые в классные упаковки мармеладки в виде зверюшек, предметов одежды, телефонов, каких-то рожиц, ангелочков и множества других причудливых форм, шоколадки разных цветов, например, зеленые, ни когда не видел зеленого шоколада, всякие помадки и что-то совсем непонятное в прозрачных пластмассовых баночках. У меня разбегаются глаза, я не знаю, на что смотреть. Хочется ворваться внутрь этого магазинчика и закопаться во всех этих вкусностях. Я беру брата за руку и тащу его к двери. Он сначала немного упирается, но потом, сам завороженный этим зрелищем, послушно идет за мной, хотя, выбора у него, во всяком случае, не остается. Мы влетаем внутрь, и я чуть не охаю от удивления, открывая рот, но так ничего и не произнося. Взгляд скользит по многочисленным полочкам, заставленным всем, чем угодно. С трудом отрываясь от них, я смотрю на Тома, который с открытым ртом тоже оглядывает все вокруг. - Том… - я дергаю его за футболку. - Ааа?.. – он по-прежнему не смотрит на меня, захваченный тем, что перед ним открылось. - У тебя много денег? – спрашиваю я, роясь в сумочке в поисках хоть каких-нибудь средств. - Ааа? Что? – он, наконец, обращает на меня свое внимание, но все равно остается каким-то растерянным и взбудораженным. - Деньги есть у тебя? – повторяю я, про себя проклиная размер своей сумки, да и саму ее тоже. Том быстро смекает, что к чему, и тоже начинает потрошить карманы огромных штанов. А я все еще копошусь в этом «кошельке», который сам сдуру принял за сумку и который меня угораздило однажды купить. С разочарованным вздохом я извлекаю из сумки-кошелька несколько смятых купюр и начинаю тупо рассматривать их у себя на ладони. Том тоже, наконец, вытягивает из кармана бумажник. С его содержимым брату везет явно больше, и он, подняв брови, гордо демонстрирует мне это превосходство. - Ну что, братик, кто-то остается сегодня без конфет?! – с нескрываемой усмешкой спрашивает Том. Я делаю большие глаза и возмущаюсь голосом, который вдруг становится немного выше обычного: - А ты не поделишься?! - Поделюсь?? Билл, ты что, упал? Конечно, нет, - он торжественно направляется к кассе, нарочито задевая меня плечом. Я так и стою, офигевший от поведения и глупой жадности брата, глядя на жалкие бумажки в своей ладони, которые даже деньгами назвать сложно. Пока я размышляю, что же можно купить на эти гроши, Том успевает затариться, кажется, всем, что только имеется в наличии этого магазинчика: от простейших жвачек до витиеватых фигур из молочного шоколада. - Зубы испортишь, - тихо, но зло и с нажимом проговариваю я, когда он с огромным пакетом вальяжно проходит мимо меня к выходу. Еще раз бросаю обреченный взгляд на свои средства и понуро подхожу к продавщице: - Можно мне вон тот леденец и упаковку тех клубничных жвачек? – я наманикюренным пальчиком указываю в сторону выбранных сладостей. – Да и еще штучек пять тех голубых мармеладок… Женщина аккуратно складывает мои покупки в небольшой полиэтиленовый пакетик и протягивает его мне. Я в свою очередь протягиваю ей деньги, взглядом как бы извиняясь за их слегка помятое состояние. Она пробивает чек и мило улыбается мне в ответ, веселым тоном проговаривая заученное «спасибо за покупку». Я улыбаюсь и выхожу на улицу, где меня встречает лучезарный Том. - Покажи, что купил! – он сразу накидывается на меня. Я незаметно прячу пакетик за спину и пытаюсь отвертеться от него. - Отстань, ничего я не покупал, - немного обиженно отвечаю я. - Ну покажи!.. – он не оставляет своих попыток, прыгая перед моим носом в надежде отобрать и рассмотреть мои скудные покупки. Я нехотя достаю из-за спины мешочек и трясу им перед лицом брата: - Ну что, доволен? – холодно спрашиваю я. Том пытается убрать с лица издевательскую ухмылочку и лишь поднимает вверх большой палец. Уже дома Том вываливает из пакета груду сладостей и торжественно осматривает образовавшуюся на столе гору. Я возвращаю в рот свой несчастный леденец и как можно более демонстративно надуваю губы, высматривая что-то под ногами. Брат, тем временем избавившись от золотой обертки, расправляется с головой мишки из молочного шоколада. На край стола ближе ко мне он откладывает второго такого же, но уже из моего любимого белого. Я улыбаюсь, хватаю медведя и начинаю радостно сдирать блестящий фантик. Том достает с полки большую вазу для фруктов и сгребает в нее часть сладостей. Он бросает взгляд на то, как я уплетаю шоколад и, усмехаясь, кивает в сторону двери. Я хватаю со стола еще горсть конфет и совершенно счастливый, разглядывая это сокровище, плетусь за ним. Пройдя по коридору, он сворачивает в спальню и там разваливается на кровати, как всегда широко расставив ноги. Я бесцеремонно ложусь прямо между ними, опуская голову брату на живот. Том пристраивает вазу около нас и пальцами берет большой розовый мармелад, пахнущий клубникой. Я тянусь, чтобы откусить, но брат отводит руку назад. Затем снова подносит его к моему рту. Едва касаясь, проводит по губам. Я, поняв игру, аккуратно облизываю конфету и останавливаюсь в ожидании действий Тома. Он наклоняется и нежно целует меня, слизывая с губы сладкую полоску. Наконец, оторвавшись от меня, он убирает вазу на столик у кровати, позволяет мне съесть сладость и откидывается назад. Очевидно на что-то наткнувшись, тут же приподнимается и вытаскивает из-под себя карамель на палочке. Я выхватываю ее у брата, разворачиваю и с комической эротичностью обсасываю, прикрыв глаза и усердно работая языком. Но Том не меняется в лице. Я понимаю, что шутка не удалась. Он по-прежнему серьезно и выжидательно смотрит. - Что?.. – как-то неуверенно спрашиваю я. Том ничего не отвечает, уставившись на меня с тем же выражением. Смутившись, я отворачиваюсь и кладу голову обратно ему на живот. Даже так я все еще чувствую на себе его взгляд. Не по себе. Даже очень. Где-то через минуту я не выдерживаю и, поднявшись, снова обращаюсь к нему: - Да что?? – повышаю голос. Брат ухмыляется, проводя пальцем по моим губам: - По-моему, пора… - Что?.. - Ты должен отработать. - ЧТО?! - я просто взрываюсь от такой наглости. Подскочив на месте, чуть не глотаю леденец вместе с палочкой. Вынимаю его изо рта и тычу брату в лицо, намереваясь выложить все, что думаю об этом, но слова застревают где-то, и я просто глупо открываю рот. Том снова усмехается и склоняет голову на бок: - А ты что, братишка, думал, что все эти конфетки тебе просто так? Бесплатный сыр только в мышеловке, забыл? – издевательски произносит он. – Какой же ты все-таки наивный, братик… - расстегивает ширинку. - Это шутка такая, да?!.. – мои глаза, кажется, сейчас вылезут из орбит. – Я же твой брат!! Мне что теперь тебе и за завтраки расплачиваться?! И за то, что ты канал переключишь, если я попрошу, а?! Том пропускает мои слова мимо ушей, доставая свой член из штанов. Поглаживая его пальцами, он поднимает на меня глаза: - Давай же… Я отсаживаюсь подальше: - Том, я… Я не буду этого делать… - А я не спрашиваю. - Я не стану!!! - в панике резко встаю, но Том хватает мою руку, не давая отойти. Слабо пытаюсь вырвать ее, но он держит крепко: - Я жду. - Отвали! - Нет уж, - усмехается брат. - Том, я не буду делать это за конфеты!! Я не какая-то шлюха, которую можно затащить в постель, лишь поманив шуршащими купюрами!!.. - Ага, не купюрами – леденцами и шоколадками. Давай, ты должен мне теперь, - он тянет на себя. – Просто сделай. Я вытаращено смотрю ему в глаза, надеясь, что сейчас брат сменит эту непробиваемую мину на улыбку и, весело рассмеявшись, скажет, что это была шутка. Но этого не происходит. Том не отпускает мою руку, и по глазам я вижу, что он не отступится. Закусив губу, я перевожу взгляд на его стоящий член, а затем снова на лицо и ловлю победный блеск в глазах брата. Еще немного помявшись, я делаю шаг к кровати. Задумывался ли я в детстве, какую стоимость приобретут простые конфеты? Я снова сажусь рядом с Томом, откладывая леденец в сторону, и беру член в руку. Он расслабляется и откидывается назад. Недолго поглаживаю, затем наклоняюсь и направляю его в рот. Обхватив губами головку, я немного играюсь с ней язычком, провоцируя брата на первые стоны. Еще несколько секунд я продолжаю, а потом резко накрываю член практически полностью, быстро проводя губами по напряженной плоти, от чего Том выгибается и запускает руки мне в волосы, заставляя взять еще глубже. Послушно делаю это, впиваясь ногтями в его ягодицы. Я уже забыл, по какой причине я делаю это, все происходит на автомате, но в то же время заново будит во мне все чувства, эмоции и ощущения, обрекая вновь окунуться в волну желания. Я вожу языком по пульсирующим венкам, прикрыв глаза и сам еде удерживаясь от того, чтобы не застонать, в то время как хриплые стоны брата уже безостановочно наполняют комнату, отдаваясь жаром и напряжением внизу моего живота и заставляя увеличить темп. Тут Том резко отпихивает меня, и я даже не успеваю понять, что происходит, как он уже переворачивает меня на живот, нависая сверху, и стягивает с меня джинсы, спуская их до колен. То же самое проделывает и с моими трусами. Мне становится страшно, и я поворачиваю к нему голову, испуганно смотря в глаза: - Том, может… - мой голос дрожит, - Том, я… Он обрывает меня и судорожно шепчет, касаясь губами моей шеи: - Успокойся… - он берет со столика у кровати смазку, - уже можно… Я всхлипываю, но противостоять больше не пытаюсь. Понимаю, что прошла уже неделя после того, как мне сняли швы, но воспоминания прошлого неудавшегося раза еще слишком ярки, а то желание боли куда-то испарилось. Теперь на его место пришел просто страх. Но я повинуюсь брату, веря, что ничего плохого он мне не сделает. Я не вижу, что делает Том, но догадываюсь, что сейчас смазка оказывается у него на ладони. И вот я чувствую холодную субстанцию на своем проходе и быстрые растирания брата. Долго он не ждет, и сразу вводит в меня два пальца. Я выгибаю спину и зажимаюсь, Том тут же начинает нервно, но очень приятно целовать мою спину, добираясь до шеи. Я расслабляюсь, и он резко вводит в меня третий палец, приводя их в движение. Я вскрикиваю от боли и беспомощно цепляюсь в простыни, утыкаясь лицом в подушку. Том нагибается к моему уху и, надрывно дыша, произносит: - Прости, просто… - он роняет голову мне на плечо, обжигая кожу рваным дыханием, и разводит пальцы в стороны, - я не могу больше… Я всхлипываю и крепче сжимаю в ладонях ткань. Том вынимает из меня пальцы и смазывает свой член. Входит медленно, но я чувствую, как его трясет и как он еле сдерживается, чтобы не задать нужный ему темп. Начинает двигаться неспеша, позволяя мне привыкнуть. Боль постепенно уходит, уступая место наслаждению, и я уже сам подаюсь ему навстречу, тихо постанывая. Это придает Тому уверенности, и он становится более резким, наконец, позволяя себе получить то, что ему нужно. Руками он сжимает мои бедра, всаживая член все глубже и глубже. Я уже не сдерживаюсь, просто кричу от удовольствия, извиваясь под братом на мокрых от пота простынях. Он беспорядочно то целует, то кусает меня в шею, заставляя буквально задыхаться от страсти, окунаясь в нее с головой. Том берет в одну руку мой член и, подстроившись под ритм, начинает дрочить его, вознося меня практически до самой вершины. Я пытаюсь одновременно толкаться в кулак и насаживаться на член брата, понимая, что долго так не выдержу: - Тоом… я… - дыхание сбивается, я не могу договорить, вместо этого я отпускаю простыни и руками хватаю его за ягодицы и максимально прижимаю к себе, позволяя ему войти в меня до конца. Том издает громкий стон и почти полностью выходит из меня. Я двигаю бедрами навстречу брату, чтобы вновь почувствовать его внутри и уже открываю рот, чтобы высказать свое возмущение, как Том резко входит вновь. Я до боли выгибаю спину и судорожно хватаю ртом воздух, а слова замыкаются где-то внутри, так и не сорвавшись с губ. С каждым разом член Тома врывается все быстрей и сильней, а движения руки становятся все четче, приближая меня к оргазму. И вот еще один толчок, еще одно движение вверх по моему члену, и я, закатывая глаза, кончаю с громким неудержимым стоном. Том выпускает мою плоть и двумя руками сжимает мои бедра, вонзаясь в последний раз, и тоже кончает, выплескивая в меня горячую струю. Он выходит, и я обмякаю на кровати, переворачиваясь набок и блаженно прикрывая глаза. Том ложится рядом вплотную ко мне и обнимает меня за талию. Бережно целует в губы, перемещаясь на щеки, а затем и на веки. Я улыбаюсь, открываю глаза и смотрю в его. Он не отводит взгляд, продолжая изучать меня. Вдруг на лице брата появляется усмешка. У меня внутри все переворачивается, потому что я знаю, что сейчас должно что-то произойти. Что-то не совсем хорошее, скорее даже плохое. Ухмылка не пропадает, и тогда я тихо и настороженно спрашиваю, до жути боясь услышать ответ: - Что?.. – сглатываю. Том усмехается еще сильней и теперь уже в голос: - Ничего, - он поднимает брови. – Просто ты отлично поработал, - все еще глядя мне в глаза, он опускает свою руку мне на попу, раздвигает половинки и пальцами неглубоко проникает в мой еще влажный от спермы анус. – Никогда не думал стать шлюшкой? Мои глаза резко округляются, и на них выступают слезы, что-то начинает сдавливать грудь, а слова, как это обычно и бывает в таких ситуациях, застревают в горле. Я отдергиваю его руку и быстро поднимаюсь сам, но Том хватает меня и мне приходится оглянуться на него. Все тем же тихим, спокойным и таким холодным тоном он добавляет: - Моей личной шлюшкой, - и отпускает меня. Так, голый, я и вываливаюсь из комнаты, наощупь добираясь до своей. С громким звуком захлопываю дверь и бросаюсь на кровать, только сейчас позволяя выйти наружу всем рыданиям, которые изо всех сил пытался сдержать полминуты назад. Как же больно... Лежу, вжимаясь в скомканное одеяло. Впервые не хочу больше ничего чувствовать к нему. Слишком больно, слишком трудно. Грудь сжимается, отказываясь принимать воздух. Впервые вижу то, что меня окрыляло, наоборот. Теперь вижу. Все не так. Я больше не чувствую... Вернее, чувствую, но не хочу... Он не хочет. Но ведь уже поздно! Слишком поздно остановить... Ему это и не было нужно. Поздно исправить... А мне уже не надо. Больше ничего не надо. А кто остался в дураках? Только любовь. Она, имея ключи ото всех дверей, просто запуталась в лабиринте тупого спора. Нашего спора. Где-то на полпути, между правдой и тем, что он хотел показать… Хотел и показал: ему это не нужно. Он выбросил все. Все. А я лишь нечаянная жертва одураченной любви. Слепой мальчик, верующий в то, что чудеса случаются. Было бы даже забавно, если бы не было так больно. Бесполезно кричать, бесполезно плакать и биться в истерике, пытаясь догнать прозрачный миф. Бесполезно показывать что-то, что в очередной раз будет отвергнуто. Бесполезно уверять в том, что так или иначе пропускают мимо ушей, даже не стараясь вникнуть в смысл. Бесполезно верить и надеяться, потому что в итоге все равно последует оглушительный удар, несущий за собой еще несколько таких же, и тебя просто сносит если не им самим, то уж ударной волной точно, что по большому счету тоже бесполезно. Бесполезно, бесполезно, бесполезно. А уж любовь, выходит, еще более бесполезная штуковина, но помимо этого еще и разрушающая. Как паразит, который обитает в душе и выживает только за ее счет, питаясь ее частичками и выжирая до последней капли, в итоге заполняя собой все. Заполняя все, превращая это «все» в банальное ничто. Так что и я с этой пустотой внутри становлюсь таким же бесполезным. Отвергнутым и ненужным. А я не хочу так. Я хочу быть счастлив, хочу смеяться и радоваться по пустякам. Хочу ловить ртом капли дождя, хочу рассматривать на горячих ладонях затейливые снежинки, хочу щуриться на солнце, улыбаясь бликам ресниц, хочу просто улыбаться прохожим, заглядывая в глаза, и пытаясь поймать ответную улыбку… Хочу… Но наверное, я хочу слишком многого. И теперь моя очередь расплачиваться за желания. Своей любовью. Своим сердцем. Просто собой и всем тем, что у меня есть. Брат. Вместе с самого рождения. Даже раньше. Всегда вместе. Близнец. Как же легко оборвать, просто перерезать, как тонкую нить, это "всегда", когда что-то вмешивается. Зачем?? Все могло бы быть иначе. Но это теперь неважно. Важно то, что находится у меня внутри и не позволяет дышать, не ощутив раздирающей боли. Мой личный паразит. Мой личный червь. Тому проще, ведь он жив, он не отравлен и не обречен. А я чувствую, как внутри все медленно затихает. Это как порыв ветра, который либо еще больше раздует пламя, либо окончательно потушит его, но все же оставит жалкие угольки, чтобы мучения продолжались. Не хочу так. Не хочу эту отраву в себе. Хочу быть свободен. Хочу крылья. Том, слышишь? Я хочу с тобой… только с тобой… Нет, не слышишь, ведь ты не настолько болен, хотя я знаю, что эта зараза поселилась и в тебе. Но даже и она у нас одна на двоих, несмотря на то, что я и принял на себя большую часть. Но ничего. Я знаю. Я всегда знаю решения. Я знаю, что делать. И в детстве. Я помню. Ты болел ангиной. Я не мог ходить в школу один. Я хотел заболеть. И прошел к тебе в комнату так, чтоб этого не видела мама, долго сидел с тобой. Ты отказался меня поцеловать… Ты знал, что я хотел заразиться. Но я же все равно простыл. А все дождь. Холодный осенний дождь. И я гулял в одной футболке, промокший и дрожащий. А потом температура. Вызвали врача. Я принимал таблетки и много спал. Ты поправился, а я еще болел. И уже ты приходил и сидел со мной… Я открываю глаза, и первое, что вижу, это лицо Тома. Он сидит на моей кровати. Улыбаюсь и потягиваюсь. Я рад, что он снова пришел. Странно, но я совсем не одет… Сонная пелена постепенно сходит. Все возвращается, и вот я снова в этой реальности. Опять вжимаюсь в скомканное одеяло. Улыбка исчезает с губ, сменяясь отсутствующим выражением. Напряжение разливается по всему телу, отдаваясь болью в висках. И боль. Снова она. Но брат ни при чем. Теперь я знаю это. - Билл, я… - неуверенно начинает он, теребя в руках край футболки. – Просто… Я не знаю, что на меня нашло… Я сказал и… А потом было уже поздно… Ты убежал… И я понял… понял… Я обидел тебя… Я не хотел… Я внимательно слушаю с широко раскрытыми глазами, не смея перебивать, и медленно натягиваю на себя одеяло. - …у меня просто вырвалось… Я не знаю, о чем думал тогда… Билл, я дурак… просто дурак… Ты мне очень дорог, и я не хотел делать тебе больно… - Том сглатывает и несколько раз моргает, чтобы остановить непрошенные слезы. – Правда не хотел… Прости меня… Билл, прости меня… Он тянет ко мне руки, чтобы обнять, но краешек одеяла уже касается моего носа, и в этот момент я как раз накидываю его на голову, оказываясь накрытым полностью. Рука Тома ложится поверх, но он не решается скинуть его с меня. Я сворачиваюсь в калачик, подтягивая колени почти к подбородку, и едва дышу. Том молчит, продолжая гладить бесчувственную материю, но, даже не видя его, я ощущаю, как ему тяжело. Даже спрятавшись в своеобразном убежище, которым служит плотное одеяло, я не чувствую себя защищенным от него и тем более от своих чувств, но тем не менее, это позволяет мне скрыть от него себя и то, что он может прочесть в моих глазах. - Билл… - дрожащий и тихий голос. Я зажмуриваю глаза, зная, что иначе не смогу сдержать слез. Молчу. - Билл… прости меня… - он кладет руку в районе моего плеча и чуть сжимает одеяло. – Знаешь… ты, наверное, был прав тогда… Я в ужасе резко распахиваю глаза. Нет! Ты не смеешь, Том. После всего ты просто не смеешь делать этого. Все уже решено. Не смей менять этого!.. - Я знаю, что я черствый самовлюбленный идиот, но… просто ты… Еще тогда, помнишь?.. – Том наклоняется так низко, что губами наверняка касается ткани. – И ты… я просто хочу сказать, что верю… верю тебе… Я резко выныриваю из-под одеяла, откидывая его куда-то в сторону, и сажусь на колени. - Нет, Том!.. – я хватаю ладонями его за лицо. – Нет!.. От неожиданности и испуга брат отшатывается назад, но я крепко держу его. - Ты ведь просто не понимаешь, что говоришь сейчас, да? Просто не понимаешь… - я, пытаясь унять дрожь, не моргая, впиваюсь в его глаза. - Билл, я… - неуверенно начинает он. - Тихо! – перебиваю я, повышая голос. – Тише… - понижаю тон. – Лучше молчи!.. Ты не смыслишь, что городишь!.. Молчи, прошу… Том сдавленно кивает, смотря на меня с нескрываемым ужасом. - Вот и хорошо!.. А теперь слушай, - я все еще не выпускаю его лица из своих цепких пальцев. – Я ни в чем тебя не виню!.. Ни в чем… Я сам виноват!.. Я, я и только я! – последнее «я» я практически выкрикиваю ему в лицо и чувствую, как по щекам бегут горячие дорожки. – И не смей считать, что здесь твоя вина, слышишь?!.. Ты мой брат и будешь им что бы ни случилось! И я простил тебя!.. Простил! Ведь ты здесь ни при чем, понимаешь?! НИ-ПРИ-ЧЕМ!! Это все я, Том! И думать забудь об этом! – вижу, что костяшки моих пальцев побелели, и я стараюсь ослабить хватку, но отпустить не могу. – Ты сказал, что я прав?! Я, черт возьми, не прав, Том!! Слышишь?! Я НЕ ПРАВ!! – кричу я. Том несмело протягивает руку и гладит меня по влажной от слез щеке в надежде успокоить: - Билл, пожалуйста… - Молчи!.. Я же просил!.. Молчи!.. – я дергаюсь, подпрыгивая на месте и резко подаваясь вперед, затем приближаюсь к брату так, что между нами остается около десяти сантиметров. – Не верь мне!.. Я схожу с ума, Том!.. Нет, не схожу… Я сошел, понимаешь?! Я болен, Том!.. Болен тобой! Но не смей верить мне!.. Я сам не понимаю, что несу! – как бы в подтверждение своих слов я, еще шире открывая глаза, несколько раз быстро киваю. – Я твой брат, да?!.. И ты ведь простишь меня за все, верно?! Ведь простишь?! – хрустальные капельки безостановочно стекают вниз по лицу, теряясь где-то в изгибах тела. Том испуганно глядит на меня, молча глотая слезы. Затем медленно обхватывает мои запястья, желая отнять от себя мои ладони, но я не позволяю этого сделать, вонзаясь ногтями в нежную кожу брата. - Ответь!.. – истерично почти выкрикиваю я. – Ты простишь меня?! Прощаешь?! Скажи, что прощаешь!!! – я убираю руки от него и в исступлении со всей силы бью по кровати, срываясь на рыдания. Я отворачиваюсь к стене, облокачиваясь о нее локтями, и скрепляю пальцы за головой в замок. - Ты ведь… простишь… меня?.. – пытаюсь проговорить сквозь всхлипы. Том не отвечает, уставившись мне в спину. - Простишь?.. – надавливаю на свой затылок. Нет ответа. - ПРОСТИШЬ??!! – выкрикиваю, резко разворачиваясь и хватая его за руки. Том по-прежнему непонимающе смотрит на меня. Слезы быстрыми струйками бегут по щекам, а он, кажется, вовсе не замечает их, растерянно и одновременно с ужасом глядя мне в глаза: - За что?.. – тихо, чуть ли не одними губами спрашивает он. - За все, Том, за все!! Неважно теперь, за что! Я хочу знать!.. Мне просто нужно знать, что ты простишь!! - Билл, я… - ОТВЕЧАЙ МНЕ!!! – взвизгиваю я, дергая его за руки. - Конечно, Билл… - брат тяжело вздыхает. – Простил, прощаю и буду прощать… - он обнимает меня, крепко прижимая к себе, и гладит по волосам. – Всегда… Ведь ты - самое дорогое, что есть у меня… Помни… Я восстанавливаю дыхание и слегка приобнимаю Тома за плечи, утыкаясь лицом в грудь. Он бережно пальцами одной руки проходится по позвонкам на спине и целует меня в макушку. Постепенно я перестаю дрожать и всхлипывать, а все слезы уже давно впитала в себя его футболка. Окончательно успокоившись, я отстраняюсь и ловлю взгляд брата: - Том, можно я побуду один?.. Он удивляется, но глаза, скорее, выражают какое-то сожаление: - Ты уверен? – мягко спрашивает. Вместо ответа я коротко киваю и выжидательно смотрю. - Эээ… ну ладно… - как-то растерянно бросает Том и поднимается с кровати. – Только ты больше не пугай меня так, хорошо?.. – беспокойно. - Не буду. Я все еще смотрю на него, и Том, поймав мой взгляд, внимательно изучает меня, как бы прикидывая, стоит ли ему уходить или лучше остаться. В итоге, напоследок выдавив из себя слабую улыбку, он выходит из комнаты, осторожно прикрывая дверь. Я жду, пока не стихнут шаги по коридору и пока не хлопнет дверь гостиной, и только после этого резко вскакиваю с кровати. В два шага преодолев расстояние от кровати до стола, я начинаю рыться в его ящиках, все ненужное откидывая на пол. Наконец, найдя то, что искал, хватаю ручку и сажусь на стул, склоняясь вперед и нервно кусая зубами ни в чем неповинную пластмассу. *** Движение, движение, движение. Бесконечный поток бессмысленной субстанции под названием «человек». На машинах, велосипедах, скейтах или просто на своих двоих. Из ниоткуда в никуда. И так всю жизнь. Провести в скитаниях по собственным чувствам, мыслям и заморочкам, чтобы потом понять, что это полная брехня. Или не понять. И умереть, все еще рисуя перед собой красивую или не очень, но сказку. И каждый вынашивает свою бессмысленную болезнь. И у каждого есть какая-то своя страшная тайна, которая по большому счету так же ничтожна, как и ее обладатель. И каждый сходит с ума по-своему, учитывая все незначительные нюансы своего заковыристого, но подчиняющегося очень простым правилам сознания. И мы живем с этим, вглядываясь в новый день уже на автомате. Все давно приучены к системе общепринятого поведения. А кто скажет, как правильно? Почему человек должен учиться, обзаводиться семьей, выращивать детей и умирать стариком в теплой постели? Почему это является приоритетом большинства? А может, люди на самом деле как бабочки?.. Может, я и правда не люблю тебя, Том? Может, что-то просто внушает мне это? Отбирает свободу, все больше и больше опутывая в свои сети, сжимая так сильно, что я начинаю задыхаться. Я хочу быть свободен. Я хочу быть исцелен. Я хочу принадлежать самому себе, в конце концов. Меня раздирают со всех сторон, стараясь оторвать кусочек желаемого. Постоянно. А теперь даже ежесекундно. Не только снаружи, но и внутри. Не только окружающие, но и я сам. Хотя нет, не я. Это что-то лишь прикидывается мной. А меня настоящего теперь не разглядеть под этим слоем, перекрывшим мое существо. Мой взгляд устремлен вниз. Туда, где, едва колышась, гладкая поверхность отражает скопившуюся у меня внутри боль. Такая темная, практически черная вода, и мой облик в которой постепенно становится все неприметней вместе с тем, как пустеют улицы и подкрадывается ночь, оставляя меня наедине с мыслями, которые не могут сложиться в четкие очертания, разбегаясь в разные стороны, словно напуганные муравьи. А ведь это ты дал мне их, эти чертовы крылья. Это ведь они занесли меня туда, откуда мне теперь не выбраться. Уже никогда. Я слабый, Том… И я не могу держать равновесие так высоко, когда тебя нет рядом. То есть, ты есть. Но я ТАМ, а ты здесь. Я думал, что иметь крылья, это значит быть свободным. Как птицы. А на деле оказываешься бабочкой, для которой короткий период стал всей ее жизнью. Дал ей крылья и бескрайнюю голубую даль для полета. Она верила в сказку и воспаряла к небесам. Пока не была снесена и прибита к земле ледяным порывом осеннего ветра. Красивый полет, легкий, как у бабочки… И я так хотел. Только это не могло быть надолго. Жаль, что я не знал… Жаль. Тогда может быть, наверное, я бы отказался. Я бы все поменял тогда… Наверное, поменял… Может быть, появится солнце и все пройдет? Может быть… Только тогда я должен еще успеть. Последний полет. Свободный полет. Frei im freien Fall. Теперь не страшно. Я уже падал. Я уже разбился. Переломал твои крылья… Прости. Сейчас в последний раз, Том… Слышишь меня? Наверх или вниз. Вместе… Вместе навечно. Мы не смогли. Ты сам мне их дал. Помоги мне… теперь… в последний раз. Рассвет придет без меня. Встреть его за нас двоих. Небо будет розовым, я знаю. Улыбнись в него… Жаль, что я уже не вижу цветов. Жаль, если дальше ничего нет… *** Солнце всходит в этот день над городом позже обычного. Оно приходит испуганно и осторожно, будто его здесь больше никто не ждет. Оно бросает не желтые, а стыдливо опускает розовые колеблющиеся лучи. Оно приходит, ступая по собственной алой дорожке, дрожащей на замерзшей воде. Замерзшей после того, как хрупкое тело сорвалось с моста и полетело вниз. Влекомое к водной глади грузом двух переломанных судеб, чтобы просто разбиться о нее… Влекомое на дно тяжестью никогда не существовавших крыльев, чтобы уже не вернуться оттуда… Эпилог. Всю ночь он ждал, что дверь его спальни неуверенно приоткроется, что раздадутся тихие, практически невесомые шаги, что мягкие пальцы коснутся его щеки, что любимое тело заберется под одеяло и что голова брата ляжет ему на грудь. Но этого не произошло. Том так и заснул в ожидании. Проснувшись в своей постели, хранящей только его собственное тепло, Том тяжело вздыхает. Он по-прежнему один. Он переворачивается на другой бок и тут замечает на своей руке розовый блик. Том поднимает глаза на окно, где все снаружи залито неестественным розовым светом, и встает с кровати. Проведя рукой по стеклу, он вглядывается вдаль и сонно улыбается этому необычному рассвету. Через пару минут он идет в комнату Билла, чтобы разбудить и показать ему небо. Но комната брата оказывается пустой. Окно открыто нараспашку, и ворвавшийся ветер играется с разбросанными по полу исписанными и смятыми обрывками бумаги. На столе корешком вверх лежит раскрытая книга. Том подходит и берет ее в руки: в самом низу последние четыре строчки несколько раз жирно обведены черной ручкой в овал. Том внимательно читает их, а потом откидывает томик обратно на стол так, что тот скользит по нему еще несколько сантиметров. И место, где я упал, было свободой. То были лучшие дни в моей жизни. И если нам суждено возродиться, Пожалуйста, давай встретимся снова. |
Оставить комментарий Перейти к списку фанфиков