|
Как только за нами закрылась дверь очередного гостиничного номера, мое сознание отпустило все: города, концерты, людей; в нем остался лишь ты: твой истощенный силуэт, уставший до хрипоты голос и несравнимый ни с одним другим запах кожи.
- Том, умоляю, не смотри на меня так…
Ты, настороженно поглядывая в мою сторону, метался из угла в угол, выбрасывая переполняющие тебя эмоции, а я молча следовал за тобой по траектории, собирая их всех для того, чтобы вскоре вернуть. Но вот углы кончились, и ты понял, что обречен, шаркая босыми ступнями по ковру, пятиться к центру комнаты, к кровати. Неудачно соприкоснувшись с ее краем, ты потерял равновесие, и тяжесть легкого тела победила, роняя тебя в глубину мягкой перины.
Склонившись над тобой, я увидел испуг в растерянном взгляде. Ты напряженно замер, стиснув губы до побеления, но уже через несколько секунд от недостатка воздуха из тебя вырвался стон с ароматом ментоловых сигарет. Втянул его носом – это и есть один из ингредиентов неповторимого парфюма твоего тела.
Наблюдая за моим поведением, ты смущенно облизал губы и только в следующий миг, когда попытался преградить ими путь к своим жемчужным зубкам, понял, что совершил ошибку, потому что теперь они стали слишком влажными и не смогли сдержать напора моего упрямого языка. Я проник меж губ, и ты недовольно зарычал, даже оголил клыки, попытавшись укусить меня, но я вовремя намотал черную гриву твоих волос себе на руку, не оставляя ни единого шанса на сопротивление. Волосы – твое слабое место, и стоило совсем легонько оттянуть их, чтобы рычание сменилось жалобным поскуливанием.
- Томми, отпусти, ну я же не девчонка… - на твоих глазах проступили слезы.
- Тебе не будет больно, Билл, я клянусь, не будет, только не упрямься… - я уже осторожнее прикусил кожу на твоей шее, и ты рефлекторно выгнул спину дугой, позволяя освободить ее от футболки, но как только я это сделал, ты отвернул от меня голову и, обреченно вздохнув, прикрыл глаза. Ты смирился. Под нежной кожей рвались бешеные отголоски сердечных ударов, а на лбу проступила испарина. Я понял, что мне снова пора найти в себе силы остановиться, потому что вся моя любовь в твоих на секунду сверкнувших зрачках отражалась ничем иным, как насилием, а я не насильник. Я просто извелся.
- Ну, что же ты, изверг, со мной делаешь?! - закричал я.
- Прости меня, Томми, пожалуйста, прости, - ты заревел и, осторожно повернувшись на кровати, подполз ко мне.
Твои руки обвили мою спину, и ты крепко сжал меня, уткнулся в плечо лицом. Я вновь замер, ощущая в воздухе запах твоего дезодоранта, смешанного с потом и еще чем-то необъяснимо вкусным и неизменно принадлежащим только тебе. От этого дурмана в глазах потемнело, а низ живота болезненно свело. Я должен был уйти прямо сейчас.
В любой стране все темные переулки после только что прошедшего дождя одинаково пахнут мокрым асфальтом. Вообще-то я люблю запах этой сырости, но по сравнению с запахом твоей кожи, который я вдыхал всего несколько минут назад, весь мир - зловонное одиночество.
Положив руку на сломанный светофор, я задней мыслью понадеялся, что он неожиданно заработает и меня убьет током, но ничего не произошло, и я, еле переплетая ногами в сильно намокших джинсах, продолжил свое шествие в темноту, в никуда…
Кап… кап… тишина… слезы уже не падали на край и прямиком летели вниз, разрываясь на ветру, так и не достигнув земли. Я нашел ее. Нашел свою тьму. Она встретила меня на вершине самого высокого здания в городе, месте, куда боятся подниматься самые смелые и откуда падают самые слабые.
Сейчас, будь ты рядом, обязательно бы ухмыльнулся банальности моего решения. Что ж, Билл, я давно понял, что не изобретателен и являюсь всего лишь отражением тебя и твоих проклятых песен. Они превратили меня в часть обреченной на погибель любви, потому что ты любил меня только в текстах, а я тебя – в далеко не поэтической реальности. И теперь я не хочу жить. Я просто больше не вынесу ни одного из тех моментов, в которые все в этом мире теряло значение ради одного твоего нежного взгляда…
- Пожалуйста, Томми, не надо…
Ветер возложил черные кончики волос на мои плечи. Я чувствовал, как твоя грудь возбужденно дышала мне в спину. Ты всегда умел находить меня быстрее, чем принимать решения.
Вечерний холод сковал пальцы, и, прикоснувшись к твоей руке, я опять не ощутил тепла, в котором так нуждался. Телом ты всегда был со мной холоден.
- Я люблю тебя больше кого-либо, но люблю как брата, как лучшего друга, как музу… И… вот сейчас ты хочешь покинуть меня. Зачем? За что? Ты не хочешь, чтобы я больше творил? Только скажи, и я от всего откажусь, но мы все равно не можем переходить границу, ты понимаешь? Мы уничтожим себя, если перейдём ее, и я докажу тебе это! Докажу тем, что прыгну следом за тобой.
- Нет, Билл, ты не прыгнешь, - еле шевеля губами, произнес я, вытирая слезы рукавом куртки.
- Я творю тобой, а творчество – это вся моя жизнь, и, значит, я тобой живу, и без тебя мне нечего здесь делать…
- Думаешь, я твоя чертова муза? Твое вдохновение? Хорошо, Билл, ладно, я все понял. Вот только границу я давно переступил, так что молись, чтобы твоя муза умела летать. Или, может, ей это и не нужно вовсе, ведь она бессмертна и попросту не может разбиться! - закричал я.
Билла передернуло от моих слов. Он отвел голову, словно только что ему влепили пощечину, а я всего лишь мысленно дарил прощальный поцелуй.
Последний скользкий шаг, прыжок… свист в ушах и его такая теплая ладошка… Только спустя бесконечность секунды я понял, что он все еще крепко сжимал мою руку. Граница была далеко позади. Он крепко за меня держался – он все-таки меня любил…
|