|
Ты меня интересуешь. Ты особенный. Ты очарователен. В тебе есть что-то, чему невозможно противостоять. Ты забавный. Ты заставляешь меня волноваться. Когда звонит телефон, я начинаю дрожать, ожидая услышать твой голос. Когда icq предупреждает о новом сообщении и я вижу твой НИК, я перестаю дышать ровно. Когда есть ты, есть радость, когда есть ты, есть надежда, когда есть ты, есть... я.
© Natelka
Радость
У них нет ни приветствия, ни прощания.
Иногда это переносится спокойно, а иногда – бесит. Вот как сейчас, когда на тихое "привет" Том только фыркает, щуря правый глаз, и молча кивает, мол, и тебе тоже. Ну, неужели, неужели так сложно сказать в ответ одно-единственное слово?!
- Чтоб у тебя язык отсох, изверг, - недовольно говорит Билл, цепляя носком правого сапога пятку левого и отшвыривая его затем к двери. Он смотрит в зеркало в форме сердца, висящее здесь же, в прихожей, и довольно улыбается: и д е а л ь н о. Так и должно быть. Губы он заранее чуть тронул бальзамом, чтобы не потрескались на ветру, и теперь они мягкие-мягкие, приятного нежно-розового оттенка. Он прикладывает к нижней губе указательный палец и осторожно трогает нежную чувствительную плоть, отчего по телу пробегает волна необъяснимого тепла.
- Ты где застрял? - недовольно кричит Том. Вероятнее всего, он сейчас сидит перед теликом в зале, положив на живот пакет чипсов с солью, которые, кажется, никогда не заканчиваются. Во всяком случае, в последний свой визит Билл обнаружил на балконе три нераспечатанные коробки с этим мусором.
- Сейчас иду, - говорит он, зная, что Том его всё равно не услышит – слишком тихо. И вновь смотрит на себя в зеркале, смотрит – и у него дыхание перехватывает, смотрит – и мысленно преклоняется перед собою же, смотрит – и больше ничего не видит. Его будто засасывает собственная красота, заключённая в "смотрящем стекле"*. Словно есть только он – его отражение – и голос. Голос Тома. Голос, от которого ему становится хорошо. Светло. Радостно.
Билл улыбается. Теперь он – само обаяние.
Зеркала не врут.
В гостиной, садясь к Тому на колени и пристально глядя в его глаза, такие тёмные и такие... свои, родные, он говорит:
- Том?
- Что?
- Ты знаешь, кто ты?
- Ещё утром я это знал, а сейчас – уже нет, - улыбается Том. Ему приятно оттого, что Билл в это мгновение такой спокойный и такой тёплый, и что часть этого тепла теперь принадлежит и ему. Он гладит Билла по волосам, мягким и немного вьющимся на кончиках, думая, что у брата наверняка сломался утюжок – иначе пряди так не лежали бы. Гладит по спине и думает, что тот слишком мало ест. Забывает, как обычно.
- Том, ты – Радость.
Слова комком застревают в горле.
Глаза начинает жечь.
- Эй, ты того... ну... не плачь, ладно? - Билл шепчет это, проводя большими пальцами под веками Тома. Тот кивает, запрокидывая голову назад.
- Я не плачу.
Вот и хорошо.
Только это Билл уже не говорит вслух. Он просто обнимает Тома покрепче и думает, как же это хорошо, что у него есть своя собственная Радость.
Что у него есть Том.
Надежда
- Я не могу.
- Ну, давай...
- Я не могу.
- Можешь.
- Немогунемогунемогу! – Билл кричит. Тембр режет слух. Это не крик. Это писк. Что-то непередаваемое.
Но люди н е м о г у т издавать подобных звуков.
Две девушки-консультантки испуганно вжимают головы в плечи.
Том смущённо улыбается им, указывая подбородком на брата, и крутит пальцем у виска. Девицы хихикают, и тогда новая волна не заставляет себя ждать:
- ТОМ!!!
Жилетка, которую Билл никак не мог застегнуть (к слову, она была явно на несколько размеров меньше требуемого и явно на ОЧЕНЬ хрупкую мадмуазель с минусом во всех по логике выпуклых местах), угрожающе трещит. Девушки ойкают. Вместе, как по команде.
Дрессированные собачки, мать их.
- Она не расстёгивается, - бесцветно сообщает Билл, наматывая прядь волос на палец. Пресловутая жилетка, задранная почти до груди, слишком плотно облегает его торс.
Том вздыхает.
- Милая, принесите ножницы, - говорит он одной из консультанток. Та округляет глаза:
- Зачем?!
- Распарывать тряпку будем, иначе её с этого урода не снять, - поясняет Том, одновременно делая "страшные глаза" Биллу, чтобы тот заткнулся. И говорит второй:
- Не волнуйтесь, мы всё оплатим.
- ТЫ оплатишь! Я за это говно ещё деньги отдавать должен? – вдруг визжит Билл, брызжа слюной.
Том соглашается:
- Хорошо, Я оплачу. Вопрос исчерпан?
Молчит. Билл молчит. Смотрит в пол, скрестив на груди руки.
Возвращается первая девушка-консультант, держа в руках портновские ножницы. Том забирает их у неё и сам аккуратно распарывает жилетку по швам.
Холодок от металла заставляет кожу Билла покрыться мелкими пупырышками.
- Всё!
То, что некогда было вполне симпатичной чёрной жилеткой, падает на пол.
В машине, едва пристегнув ремень безопасности и вставив ключи в зажигание, Билл смотрит на дорогу, туда, где, обгоняя друг друга, спешит куда-то не один десяток машин, и говорит:
- Ты не только Радость...
- Правда? – Том ухмыляется.
- ...с тобой можно ни о чём не волноваться, - продолжает Билл. Он кладёт руки на руль, и снова говорит: - Я знаю, что когда ты рядом, ты поможешь. И когда не рядом – приедешь.
- И кто я? - спрашивает Том.
- Ты – Надежда.
Которая заставляет верить в лучшее.
Ты... я
Сегодня время бежит так медленно, что хочется взять его за шкирку, как котёнка, и с силой швырнуть в стену, чтобы потом с удовольствием понаблюдать за тем, как кровавые ошмётки сползают по ней вниз, на пол.
Том пьёт одну таблетку успокоительного.
По телевизору идёт какой-то вестерн.
Том пьёт ещё одну таблетку успокоительного.
По телевизору идёт боевик.
Том пьёт третью таблетку успокоительного.
По телевизору рассказывают, что разбился авиалайнер. И показывают горящее месиво из обломков самолёта и людских тел. И толпу зевак. И плачущего ребёнка.
Билла нет.
Успокоительное закончилось.
А потом его что-то сжимает внутри. На лёгкие словно ложится ледяная рука и сдавливает их, и от этого становится невозможно дышать. Закатываются глаза и уходит сознание. Слёзы сами текут из глаз.
Когда Том приходит в себя, то первое, что он слышит – всхлип.
Первое, что чувствует – тёплую ладонь где-то на шее.
Значит, Билл проверяет пульс.
И ему хочется закричать, что всё в порядке, что он – живой. Да, ЖИВОЙ!
И обнять Билла.
Сказать, что он едва не сошёл с ума без него.
- То-о-ом... - у Билла такой сиплый голос!.. - То-о-ом... Ты... ты слышишь меня?
Том кивает.
И Билл взрывается. Он плачет навзрыд, целуя брата в шею, в щёки, в лоб, в губы – везде. Он смеётся, громко, неестественно.
Он счастлив.
- Я подумал, что ты умер, - шепчет он Тому на ухо. Том шепчет в ответ, не открывая глаз:
- Я п о ч т и умер.
- Не говори так.
- Не буду.
- Я люблю тебя.
- Я тоже люблю тебя.
Ведь если есть ты – есть я.
* - «смотрящее стекло» - от англ. «looking glass», аналога слова «mirror» - зеркало (прим. автора)
03-04/01/2009,
Минск.
|