|
Билл Каулитц обнял русую бледную девушку. По ее виску, на котором билась жилка, стекал холодный пот. Она дрожала, а ее парень успокаивал ее, шепча на ухо разные милые глупости.
Это был номер дешевой придорожной гостиницы, которую с трудом можно было назвать даже отелем. Серое постельное белье, которое, кажется, раньше было белоснежным. Кусочки ткани на окнах – занавески. Пауки в четырех углах плели свою паутину и совершенно не беспокоили двоих – на кровати с грязным бельем.
Это была Анна Ван Берг, голландка. Они познакомились на очередном концерте в Берлине. Как в сказке: он заметил ее в толпе фанаток. Казалось, ей поставили два фингала под оба глаза, столько на них было карандаша. Билл посмеялся и пригласил ее на обед. На удивление, обед удался. Они разговаривали на всевозможные темы: спорт, музыка, литература, живопись, наука… И, снова на удивление, она оказалась умной. Нет, не необычной. Просто – умной. Они стали встречаться чаще, благо, концерт завершал мировой тур. Она стала ему Другом с большой буквы.
Но он практически не общался с Томом.
А потом, как в мечте, его детской мечте, после Друга она стала его девушкой. Любимой, вкусно пахнущей, забавной и такой дорогой. 18 лет, по закону Билл имел право самостоятельно принимать решения.
Через полгода они тайно обвенчались в церкви Святого Томаса. В тот день было холодно, слякотно и моросил неприятный непонятный дождик. Невеста, одетая в красное платье, беспрестанно материлась сквозь зубы, наступая в очередную лужу, жених был счастлив, родители и так недавно особо близкие братья-близнецы на церемонии не присутствовали. Потом, опустошив свой лицевой счет в банке, пара вздохнула свободной грудью и отправилась в свадебное путешествие. В коем, собственно, и находилась на данный момент. Шел четвертый месяц.
За тонким стеклом пошел мокрый снег, в щели окон и двери подул ледяной ветер. Жена уткнулась мужу в плечо, и зарыдала еще сильнее. Тот с рассеянной, но отчего-то счастливой улыбкой гладил ее по спине.
Вдруг она перестала плакать, фыркнула Биллу в плечо и подняла голову. Странно, почему он выбрал Анну? От слез, она стала еще более несимпатичная, нос покраснел, по щекам текла тушь. Анна улыбнулась и поцеловала Каулитца в щеку.
- Когда мы уедем отсюда? Билл, сколько это будет продолжаться? Я так не могу, ты же знаешь, мне нервничать нельзя, вдруг что-то случится с ребенком…
- Солнышко, я не знаю, правда, не знаю.
- Но ведь это твой брат, поговори с ним!
***
Том Каулитц остановился в пятизвездочном отеле, в его vip–номере ярко горел свет, на полу лежал пушистый белый ковер, а стеклопакеты блестели чистотой. Том остановился здесь на одну ночь и сейчас развалился в кресле, печатая что-то в ноутбуке. Внезапно он захлопнул крышку и потер глаза. Под ними залегли синяки глубокого темного цвета, а над бровями появилась морщинка вечной задумчивости. Не так давно он побывал во всех самых любимых столицах своего брата, ведь тот как-то обмолвился, что провести свое свадебное путешествие хочет в городе. Это было странно, он всегда любил острова. На них Том решил отправиться после столиц. Сначала Париж, встретивший блеском огней и роскошью. Потом вечно холодная Москва. За ней родной Берлин, в котором Том тоже не нашел тех, кого искал. Немного подумав, он отправился в Англию, затем в Рим, Хельсинки и Нью-Йорк. После этого попытал счастье в казино Лос-Анджелеса. После долгого ожидания, наконец-таки получил визу в Японию. В Токио он увидел кучу сумасшедших подростков в странной одежде. И подумал, что Биллу бы понравилось. Вылетая из Токио, он все больше хмурился и зачеркивал города в блокнотике. Осталось всего несколько, и Тому казалось, что это бессмыслица, и он все равно никого не найдет. Еще вчера он прилетел в Пекин, и у него начало рябить в глазах. Идя к такси, Том выкинул блокнотик в урну и решил, что этот город – последний. Послезавтра он улетает на Мальдивы.
Его брат, Билл, сбежал со своей невестой. Том предполагал, что сбежал из-за него. Вспоминая момент своей распущенности, когда по пьянству начал нести бред, свой бред, бред своих чувств, он проклинал себя такими словами, что этим эпитетам мог бы позавидовать самый опытный сапожник. Но не особо помогало. От Билла не было вестей, хорошо, что группа распалась после того берлинского концерта, когда он и встретил ее, а то все туры сорвались бы.
Билл тогда посмотрел на него так серьезно, после того как Том произнес канонические слова всех хэппи-эндов, начинающиеся с "я тебя…" В янтарных глазах плескалось то, чего Том не ожидал даже в самых страшных снах. Думая, как рассказать все брату, Том, конечно же, перебрал все варианты высказываний и реакции Билла. Такой реакции в списке не было, а та реакция, которая стояла, как самая ужасная, под восклицательным знаком: "Назовет педиком и выбежит, громко хлопнув дверью", показалась очень хорошей и понятной реакцией. В янтарных глазах плескалась жалость, слегка присыпанная приправой страха. Том запомнил выражение глаз на всю жизнь и понял, что это - самая большая ошибка.
А следующий месяц, до того самого концерта в Берлине, ему снилось детство, их с Биллом детство на двоих. Слишком братские отношения, их вечный заливистый смех, разбитая коленка Билла, и Том, обнимающий его и целующий в мягкую прохладную щечку. А потом случился концерт.
Том лежал на высокой кровати с балдахином. Морщинка над бровями углубилась.
***
Заметно повеселевшая девушка кусает яблоко и целует Билла. Тот обнимает любимую жену, поглаживая ее животик.
- Похоже, он перестал, как думаешь, дорогой?
- Не знаю, я бы очень хотел, чтобы это было так. Он так опекал меня с самого детства, что я, признаться, устал. Наверно, так говорить нехорошо. Скорее всего, но я, правда, устал от него за эти 18 лет. И еще то признания, которым он меня огорошил… Шутник, блин. Пожить лет 20 врозь нам не помешает. Тем более, я так счастлив.
Анна странно смотрит на мужа, а потом снова целует Билла, теперь уже с нос.
- А нам всегда придется жить в такой нищете?
***
1 сентября Том сидел на пляже Мальдив и встречал рассвет с бутылкой шампанского. Поздравив себя с днем рождения, он начал пить из бутылки искрящийся напиток.
Том отмечал начало новой жизни.
Правда, он еще не знал, что будет делать. Теперь единственную любовь в своей жизни он не оставит, значит, устроится в какую-нибудь группу гитаристом.
Он лег на песок и закрыл глаза.
С острова вылетал самолет.
***
Билл открывал утреннюю почту, они с Анной поселились в пригороде Йорка. Саманта сидела в своем стульчике и кричала, напоминая, что хочет есть. Билл поморщился, а из пакета выпала открытка, на которой было изображен Индийский океан. Губы Каулитца растянулись в улыбке, на Мальдивах у него были друзья. Но по лицу было видно, что Билл не понимал, откуда они узнали его новый адрес. Он перевернул открытку. Знакомым подчерком было написано:
"От Парижа до Пекина. Я не буду тебя искать".
- Билл, ну что, есть что-нибудь интересное?
Билл поднял пустые глаза на жену. Потом улыбнулся знаменитой ослепительной улыбкой:
- Нет, свежая газета и реклама. Ладно, пожалуй, пойду на работу.
Он вышел из дома, выбросив пакет с почтой в мусор. Мужчина был коротко стрижен и безобразно худ.
***
Том Каулитц лежал на диване, укрывшись пледом. Уже какой день его температура превышала норму. От телевизора и ноутбука начинала болеть голова, и он решил сделать то, чего не делал давно - почитать. На счастье, он снимал квартиру у учительницы по литературе, которая уехала в Вену на свадьбу дочери. Встав с дивана, он подошел к полке с книгами и, закрыв глаза, наугад ткнул пальцем в книгу.
Иван Бунин. Рассказы.
Том пожал плечами: русский, значит, русский. Раскрыв книгу, тоже наугад, он увидел название "Грамматика любви". Парень присвистнул и начал читать. Дойдя до конца, он тупо смотрел на последние строчки, затем перевернул страницу.
"Новелла Кавказ".
Том быстро читал, глаза расширялись от удивления.
"Он искал ее в Геленджике, в Гаграх, в Сочи. На другой день по приезде в Сочи он купался утром в море, потом брился, надел чистое белье, белоснежный китель, позавтракал в своей гостинице на террасе ресторана, выпил бутылку шампанского, пил кофе с шартрезом, не спеша выкурил сигарету. Возвратясь в свой номер, он лег на диван и выстрелил себе в виски из двух револьверов".
Том откинулся на подушку. Он тяжело дышал, а потом схватил зажигалку и сигареты и закурил. Дышать стало легче.
Он улыбнулся чему-то и подошел к открытому окну. Классический лондонский дождь решил оставить город, и на улице сияло солнце. Том зажмурился и выкинул сигарету.
После этого он закрыл окно и даже порадовался, что врачи запретили ему пить кофе.
|