|
Драббл № 1,
за образы которого я искренне благодарю двух мальчиков лет девяти, увиденных мною в автобусе, и своих любимых детей из 5 класса. Говорите мне почаще, какая я у вас замечательная, и будут вам всем десятки))
На мгновение стало легче.
Я из-за тебя ничего не могу.
Даже общаться с людьми нормально.
Шарахаюсь ото всех. Для меня молчание уже становится нормой.
Ты меня отравляешь. Твой яд уже у меня в крови.
Хочу противоядие.
© Stana
Они всегда были слишком самостоятельными.
Симоне это говорили столько раз, что она уже попросту перестала обращать внимание на подобные замечания. Просто привыкла, что её дети всегда вместе, что Том всегда отвечает за поступки как свои, так и брата, что серьёзный, отнюдь не детский взгляд всегда с ними. Ей не страшно было отправлять их куда-то одних – разве за взрослых стоит переживать?..
Даже в те моменты, когда она заходила в тупик и не знала, как быть дальше, единственная её вера была только в них – в Билле и Томе. И пусть они кому-то покажутся странными, ненормальными, недоразвитыми, для неё они были исключительными.
Потом эта самостоятельность сыграет с ними злую шутку. Она превратится в зависимость, такую, когда одна секунда одиночества становится равнозначной вечности. Один из них обязательно будет чувствовать давящую зависимость от второго, зависимость, которая не будет давать ему спокойно спать по ночам и обязательно будет разрушать все его попытки стать Личностью.
Они не смогут быть раздельно потому, что не поймут, как это бывает.
И всё, что у них будет, это божественность в глазах матери и низменность наедине.
А ещё однажды кто-то из близнецов скажет:
- Я больше не могу так. Мне нужно общение. Другие люди.
И уйдёт.
А второй станет молчаливым, тихим, тенью себя. Он будет день и ночь, ночь и день стоять на коленях в своей комнате, стоять и молить, чтобы на него снизошло облегчение. Чтобы кто-нибудь дал ему противоядие от этой – уже не раз проклятой – зависимости.
И он будет вечно прощать первого, ибо сущность его в подчинении, постоянном и непреложном.
- Скажи что-нибудь.
- Ты самый красивый. Ты самый любимый. Ты самый лучший.
- Только я?
- Только ты.
Драббл №2,
главная мысль которого в эпиграфе.
Сказка о двух непохожих людях:
Мы были непохожи в корне.
Я была веселой, ты - грустной.
Ты знала английский в совершенстве, а я еле бормотала на нем.
Ты сочиняла стихи, а я корябала прозу.
Ты любила готику, а я вообще терпеть не могла субкультуры.
Ты любила размусоливать свое дурное настроение, а я любила его себе поднимать.
Я была эгоисткой, а ты любила других куда больше, чем себя.
Ты говорила красивыми, возвышенными словами, а я простым русским языком с его матами.
Ты любила ночь, а я любила день.
Ты была вежлива и тактична, а я была груба.
Ты была неревнива, а я ревновала тебя ко всем.
Ты была нелюбима одноклассниками, а я была душой своей компании.
Ты была замкнутой, а я открытой.
Ты могла без меня, а я без тебя - НЕТ.
Я любила тебя и люблю. И скучаю. И жду твоих сухих фраз.
Ты больше не любишь меня. Я знаю. Ты любишь эту ***. Я любила имя *** . Пока *** не забрала у меня душу.
Люблю. Скучаю. Жду. Чего?
© Schadel
- Я люблю тебя. Я не могу без тебя. Когда тебя рядом нет, мне кажется, что я – не я. И что единственная причина, по которой я всё ещё живу – надежда на встречу, момент, когда я снова смогу увидеть тебя. Я знаю, что ты сейчас ТАМ, за стенами этой квартиры, этого дома, может быть, даже этого города. Пьёшь кофе или смеёшься. И я знаю, что ты не думаешь обо мне. Ни минуты, ни секунды, ни даже половины секунды. А я – всегда. Тебе легче было рассечь эту нить потому, что условно ты способен понять прелесть самостоятельности. Но если бы ты смог познать угнетающую тяжесть зависимости, ты не стал бы этого делать. Я уверен. И знаешь что: я тебя жду. Несмотря ни на что. Пусть даже ты будешь любить не меня, ты просто приди. Приди, чтобы остаться.
В любовных романах нет ничего необычного, за что бы их можно было отнести к категории более или менее достойной литературы. Но их читают из-за одной только особенности: никто так красиво не пишет о любви, как человек, который сам не испытывает чувства влюблённости в конкретную минуту. И поэтому ему верят. И поэтому его книги покупают – ведь там, у героев всё хорошо, так, как не будет никогда у реальных людей.
- И я буду всем, чем ты хотел бы меня видеть. Абсолютно всем.
- Ты когда-нибудь замечал, что Каулитцы на самом деле – диаметрально противоположны?
- Нет, зачем мне это?
- Уже незачем. Они просто разные.
Драббл №3,
цвет которого – красный.
Конечно. Да. Проблемы есть только у других людей. У меня их нет.
У меня всё хорошо. Как всегда.
Всё прекрасно, честно.
© Stana
У него появился электронный дневник. Правда, он не думал, что вести его будет так сложно, куда сложнее, чем обычный, бумажный. Постоянно нужно было чем-то заполнять пространство, публиковать свои мысли, взгляды на какие-либо события или выплёскивать гнев, боль, редкую радость и частую обиду. Постоянные читатели жаждали его эмоций, охотно разделяли их с ним, не подозревая, кто он. Ибо он всё продумал очень точно, и умел красиво замаскировать предмет, о котором шла речь, парой-тройкой расплывчатых, ничего не значащих фраз. А лучше всего у него получалось рассуждать о красном – цвете, в который стало окрашиваться его чёрное Одиночество.
- Ты что там читаешь? – лениво поинтересовался Том, разглядывая обложку книги, которую брат держал в руках.
- Неважно, - бесцветно отозвался тот. Но Том явно был намерен высказать своё мнение:
- А я читал её. То есть, начинал читать.
- И как?
- Де*ьмо. Всё такое туманное, что мозги сломаешь, пока догонишь мысль.
- Ты не прав. Просто писатель, хороший писатель, если он великолепно знает предмет, о котором пишет, может запросто позволить себе опустить о нём многое в книге так, что читатель сумеет увидеть опущенное, и даже больше того.
Том вздёрнул правую бровь.
- Ты хочешь сказать, что я бездарь, раз не понял суть этой нев*ебенно талантливой книжки?
- Нет.
- Почему?
- Ты лучший.
- Именно. Я – лучший.
"...Иногда мне кажется, что единственное живое существо, которому я нужен и которое меня искренне любит - это Томас.
Мой зелёный меховой медведь, внутренности которого состоят всего лишь из синтепона и круглых твёрдых маленьких шариков".
Драббл №4,
условно называемый "Смех сквозь слёзы".
Запись из дневника.
Исправься, легче станет. Пока ты не поймёшь, что ты - эгоист и гордец, тебе хорошо не будет. И люди так и будут отворачиваться от тебя. Но я почему-то этого делать не хочу. Слишком многое связано с тобой. И сейчас я думаю, что мне важнее, ты или эти воспоминания.
И прихожу к выводу, что, похоже, в равной мере...
Но твой характер... твоя манера общения... твоё воспитание... твоё видение жизни и даже твоё положение... мне это чуждо. Это не то, к чему привыкла я. Мы словно из разных миров. Словно и живём не на одной планете, не в одной стране и не в одном городе. Словно не в одно время.
Я надеюсь, что когда-нибудь ты поймёшь моё к тебе отношение.
Что однажды буква "Я" перестанет быть твоей любимой.
Ты делаешь мне больно.
© Stana
"Неизвестно, что хуже: когда тебе весело так, что на глазах выступают слёзы, или когда плохо так, что из груди вырывается истеричный смех.
Сегодняшний день он такой – никакой. Двойной. Лживый. Непостоянный, как всё вокруг. Но в этом, несомненно, есть своя прелесть, не находите?
Допустим, вы любите кого-то. Сильно, до одури. Так, что часто даже становится неважно, ответна эта любовь или нет, главное находиться рядом – пусть и принадлежит этот человек кому-то другому. Вы жизнерадостны, вы улыбаетесь, вы шутите, но стоит только ему отвернуться – вы теряете сознание от ощущения, что вот-вот задохнётесь, что вам настолько х*еново, что больше уже ничего никогда не будет. И если на вас в это мгновение свалится потолок, вы и в этом событии найдёте особенную милость Провидения.
Утром хотелось сдохнуть. А днём – жить.
Как сейчас – не знаю.
Но мне радостно оттого, что, кажется, время и вправду лечит. Мы вместе, и пока что этого достаточно.
И уже всё равно, что меня почти нет. Есть другое моё "Я" - оно нужнее, важнее, чем собственное. И это же так смешно – разбивать реальность.
И это же так смешно – верить ни во что.
И это же так смешно – терять себя".
Драббл №5,
ситуации которого взяты из реальной жизни. Имена героев изменены, но я очень надеюсь, что эта зарисовка никогда не попадётся им на глаза.
Я человек с острой потребностью быть несчастным. Мне хочется изорвать её на кусочки, когда я читаю её дневник на "Беоне". Она любит тебя. ЛЮБИТ, черт возьми. А я? Разве я тебя не люблю?
© Schadel
"Какая же дура! Любит? ЛЮБИТ?! Да чёрта с два! Я не верю. Другие верят. Потому что идиоты. Онанелюбитнелюбитнелюбит. Ведь не любит же?"
- Ты брал мой ноутбук? - Том внимательно посмотрел на брата, сощурив глаза. Тот оторвался от книги, и, мягко улыбнувшись, покачал головой:
- Неа. А в чём дело?
"Мне не нужна такая бля*ь, как ты. Убирайся вон из моей жизни, су*ка".
- Да... так, пустяки.
- Ну скажи-и-и, - заныл Билл, преданно глядя на Тома тем покорным щенячьим взглядом, таким тёплым и непосредственно-искренним, от которого люди обыкновенно теряют всякую бдительность.
- Какой-то козёл мой дневник взломал и написал всяких гадостей от моего же лица моей же девушке, - он вздохнул. - Ладно, забудь. Тем более, мне даже оказали услугу: давно хотел её кинуть.
- Это тебе, - белоснежный конверт упал на колени Билла. Тот хмыкнул, облизнул губы и нетерпеливо вскрыл письмо.
Он знал каждую строчку и каждую букву.
Он потратил на эту записку четыре часа двадцать семь минут.
Выкинул в корзину для бумаг порядка двухсот листов.
И всё это только ради одного вопроса.
- От кого?
- Какая разница.
- От кого?!
- Тебе какое дело?!
- ОТ КОГО, МАТЬ ТВОЮ, СПРАШИВАЮ?!!!
Билл вскинул подбородок и прижал конверт к груди.
- Тебя не касается.
Том выругался. Подойдя к брату вплотную, он крепко стиснул пальцами его подбородок и прошипел:
- Пока что здесь Я старший. И всё, что касается тебя, касается и меня.
Хлопнула дверь.
"У меня получилось.
Осталось совсем немного".
Всё почти правильно.
Драббл №6,
который я дарю себе по случаю ДР) И который, наверное, во всём цикле для меня самый важный. Ибо в нём мы: я и моё прошлое.
Господи, а сколько мы "вместе"? Три года? Или четыре? Три с половиной примерно...
Я до сих пор помню, как той осенью кинула в тебя грязью xD
Это был шикарный повод для знакомства xD Сам напросился)))
И странно, как ты стал для меня таким близким...
Хотя я и относилась к тебе поначалу настороженно.
Но потом ты смог эти сомнения стереть... только ты так можешь)
Жаль, что ты уехал. Думаю, у нас могло бы получиться и что-то бОльшее, чем дружба. Мне остаётся только слышать твой голос в трубке, который очень изменился. Но я об этом не жалею) Мне страшно подумать, что было бы, если бы мы сошлись. Наверное, это был бы глобальный катаклизм))) Огонь и вода) Пожалуй, я буду бушевать здесь, а ты у себя) Но скоро мы опять увидимся... и я хочу опять устроить грязевые бои xD
© Stana
Они застряли в пробке. Билл курил, стряхивая пепел в полуоткрытое окно, Том напряжённо держал руки на руле, периодически постукивая по нему пальцами и негромко матерясь сквозь зубы. Настроение у обоих было такое, что задеть, обидеть, разозлить – проще простого. Хотя Биллу нравилось такое состояние – мысли в голове становились какими-то острыми, своенравными и дерзкими.
Он вздохнул и сполз вниз по сиденью, широко расставив ноги.
Том скосил глаза, хмыкнул, но ничего не сказал.
"Ну, давай же, скажи хоть что-нибудь. СКАЖИ!!!"
- Наверное, долго ещё здесь проторчим.
- Ага...
Кто-нибудь понял, что произошло потом? Нетнетнетнет, и ещё тысячу раз – нет! И миллион – Нет, и миллиард – НЕТ!
- Странный сегодня день.
- Почему?
- Всё, как ты любишь: дождь, солнце, ветер. Прохлада.
- И только поэтому?
- Да. Потому что всё, что любишь ты – странно.
- Тогда поцелуй.
И был первый поцелуй – робко, нерешительно. Второй – уже смелее. Третий – жадный, необузданный.
А следующие – разве уже считали?!
И, наверное, они бы ещё долго не двигались, молча прижав губы к губам, если бы не настойчивые сигналы автомобилей позади них.
Чудеса случаются, особенно если в них верить.
Ведь вы верите?..
Драббл №7,
где открываются карты.
Грядёт смерть.
© Stana
Этот день никогда не забудут оба.
Билл трепетно и нежно любил обои в своей комнате. Чёрно-белые перемежающиеся полосы с серебристыми надписями на разных языках. Под них он подбирал мебель. Под них он подбирал статуэтки, вазы и картинки.
Это были великолепные обои.
БЫЛИ.
- Это что?
- Не узнаёшь?
Белые листы бумаги формата А4 были прикреплены ко всему, к чему только их можно было прикрепить. И количество их поражало. Они находились всюду, наползали друг на друга, подобно черепице. И на каждом – один и тот же текст. Много-много-много копий.
- Как ты нашёл?
Билл яростно сдирал бумагу со стен, ломая ногти. Кидал смятые комки на пол и принимался за новую партию. Выл. Кричал. Ругался. Всхлипывал. Молчал. И так до тех пор, пока у его ног не выросла гора испорченных бумажных листов.
- А как ты это объяснишь?!
- Я люблю тебя.
Молчаниемолчаниемолчание.
Сотня зим – дикий холод.
Сотня вёсен – томная надежда.
Сотня осеней – душащее непонимание.
А лето?
Костёр. Пожар. Страсть.
Об этом думал Билл, стоя на полу на четвереньках и упираясь лбом в мягкий матрац своей кровати. Об этом думал Том, тра*ающий Билла неторопливо и мягко, гладящий руками его спину и шею. А ещё они думали, что их уже затянуло, заволокло так, что не выбраться, не уйти. Вязкая, странная, непонятная любовь их сожгла. И пепел развеялся по ветру.
- Прости.
- Прощаю.
Они застряли в лете.
Драббл №8,
последний. Дарю его всем своим ПЧёлкам, а также тем, кто просто мне дорог, несмотря на то, что некоторые из них никогда это не прочитают.
Продолжение сказки о разных людях:
Другие видели в тебе гения, а я видела просто излишне пафосную девушку.
Другие превозносили твои таланты до небес, а мне просто нравилось, как звучат твои стихи.
Другие считали твои рассуждения о смерти и об ангелах чем-то необыкновенным, а я считала это твоими глупыми причудами.
Другие говорили, что ты не такая, как все, а мне казалось, что ты всего лишь чуть более вычурна в своих эмоциях, чем остальные.
Другие находили верх блаженства в общении с тобой, а мне было частенько трудновато говорить с тобой.
Другие с радостью принимали твое обращение на "Вы", а я ненавидела его.
Другие, другие, другие... Эти другие смотрели на тебя сквозь розовые очки. Многие считали тебя совершенством. А я видела тебя с твоими недостатками насквозь. Другие поражались, удивлялись тобой...
Но любила тебя только я.
© Schadel
Вселенная бесконечна.
Прекрасна.
Непостижима.
Загадочна.
Таинственна.
Необъятна.
Билл вздохнул. Он смотрел вверх, туда, где одним огромным чернильным пятном разлилось небо, на котором золотой крошкой кто-то рассыпал звёзды. И его охватывало приятное, томительно волнение, когда он думал о том, что и он и Том, они вместе – ничто в сравнении с этими жёлтыми точками. Что их значимость, важность, она придумана. Просто для собственного спокойствия. Что, может, это и глупо – рассуждать так, но...
- Ты тоже об этом думаешь, да?
Но в тот момент, когда он чувствовал под своей ладонью тёплую, мягкую ладонь Тома, казалось, что он тоже там, наверху, над небом, над облаками, над звёздами – над миром.
- Да. Это необъяснимо.
- Я знаю.
А Том внимательно слушал, как неровно – оттого, что слишком восхищён – дышит Билл. И оставался на земле. Чтобы поймать, если вдруг что-то пойдёт не так. Ведь это же непреложно – что он отвечает за всё. Что он ведёт, но так, что кажется, будто он – ведомый. Это искусство. Искусство быть радостью, быть светом, быть утром и быть улыбкой. Быть всхлипом и быть стоном. Быть поцелуем и... и просто быть. Рядом.
- Навечно.
"Я люблю его. Он добрый, умный и очень тёплый. Он красивый и невероятно сексуальный. Смешной. Да-да! И просто самый лучший. Других таких нет.
Он единственный".
- А как же иначе?..
Подул ветер.
19/01/2008 – 08/02/2008,
Минск.
|