Aвтор: Capricorn
Пэйринг: Том/Билл
Рейтинг: R
Жанр: angst, POV
От автора:
От автора: POVа три. Отчасти выбрала именно такой POV главным, ибо, во-первых, этот человек одновременно является частью Tokio Hotel и при этом не является, во-вторых, он как никто другой всё знает, всё видит и… всегда молчит, ну, и, в-третьих, никто из нас ничего о нем не знает, поэтому предполагать можно что угодно. Думаю, вы уже поняли, о ком я…
А вообще – сумбур и мыслеблудие. И отдельное спасибо
Eva_Lauren.
*…* - выделены возможные мысли поклонниц. Только не маленьких. И не глупых. Хотя, может быть, глупых. Не знаю.
"Иди вперёд. Иди! Иди… Иди, не спотыкайся, не падай, не попадайся. Загнанных лошадей пристреливают, никто не будет ждать сошедшего с дистанции. Ты несешься вперёд, в толпе сверкающих, весёлых людей, мимо каких-то огней, неоновых реклам. Купите, купите, купите! Получается, ты живёшь для того, чтобы другим, незнакомым, было весело, и в этой мысли есть определенное благородство. Смотрите на меня, слушайте меня, я такой красивый, такой молодой, такой сильный! Купите меня! Купите мой талант, мои слова и мои мечты! Купите!.." (с) *** - Ну, вы, конечно, знаете, что будет, если, не дай Боже, уроните его или если схватите слишком сильно! Так что сразу к делу – ждете сигнала от него – он повернется спиной и постоит секунд 5. Потом ловим, потом аккуратно ставим на место. Не переборщите и не закиньте его одним махом сразу за кулисы – ему еще поклониться надо будет. - Да, хорошо, всё понятно. Сделаем. - Ох уж эти гениальные продюсерские идеи – ну вот зачем ему прыгать в толпу? - Эффектно. - Да куда уж эффектнее, с такой-то прической! Думается, Эхо 2007 этим вот и запомнится, так что идите – вам предстоит вершить великие дела. *** POV Том Ну вот зачем ему прыгать в толпу? Один дурак придумал, второй дурак прыгать будет. И хрен его теперь отговоришь. Конечно, мы же типа смелые такие звезды, нате вот вам нас. Сам бы, если мог, спустился в зал, встал перед сценой, поймал бы его и унес. На руки, в машину и туда, где много-много людей не будут тянуть к нему свои чужие и незнакомые руки. И вообще, несправедливо то, что он поет большинство песен мне, а я ни разу по-человечески-то их и не послушал. На саундчеке, в студии, на концерте – я всегда вижу лишь его правый бок, ну да, и спину еще. Иногда хочется очень – чтобы большой зал, маленькая сцена, перед сценой – один стул, на сцене – он. Сесть на стул и слушать его. Он, конечно, всё равно всегда мне поёт, но постоянно при свидетелях, а я хочу тет-а-тет. Личный персональный концерт. Я его точно заслужил. *** *Хоть на голову встань, хоть новую планету открой, а всё равно - не будет от этого ни счастья, ни толку... не изменишь ничего. Никак. Всё равно он – где-то, а ты – тут. 6 миллиардов людей. Разных. Если весь наш мир полетит к чертям, его мне будет жалко больше всех. Да что уж там – по-настоящему мне будет жаль только его. Мне нравится тот образ Билла, который я сама себе придумала. ТАКОЙ он только у меня. Мой, персональный. И, по идее, мне должно его хватать. Возможно, он имеет мало общего с Биллом-настоящим, но я очень не хочу думать на эту тему. Пусть хоть что-то в моей жизни будет идеальным и таким, как я хочу. Я закрываю глаза не случайно, а намеренно. С этим всё в порядке. Только иногда, после бессонных бесконечных одинаковых ночей, после сдавленных слез, после несостоявшейся весны, после пустоты, боли, мнимого спокойствия, рухнувшей надежды на то, что когда-нибудь обязательно будет по-другому… НЕТ, НЕ БУДЕТ! Только после всего этого выныриваешь в реальность и понимаешь, что кроме придуманного образа есть он. Он, такой, который на самом деле! Не придуманный – живой и настоящий, дышащий, чувствующий. И, может быть, он не хуже, нет, может быть, он в сотни раз лучше того, что ты себе придумала! А ты живешь и даже теоретически не можешь себе представить, лучше ли и на сколько? А если намного? Так, как ты и не предполагала? И тогда образа не хватает, хочется убедиться, сравнить, посмотреть. И думаешь, почему нельзя? Почему НИКАК НЕЛЬЗЯ?!.. Такое сладкое обманчивое впечатление - после просмотра энного количества видео, фото… ошибочно думаешь, что он - вроде как родной. Ты же его практически всего вдоль и поперек знаешь. И родинки, и гримасы все, и как ноги ставит, и как руки кладет. Получается всё очень неправильно – твоя тотальная зависимость и полная привязанность к абсолютно чужому и незнакомому человеку, который об этой твоей привязанности даже не знает. И тебя он не знает. С одной стороны это кажется несправедливым, с другой - вполне логичным, но совсем неприемлемым... Интересно, какие они на самом деле? Иногда мне кажется, что и нет вовсе никаких "на самом деле". Потому что нет никаких образов. Они такие и есть. А иначе когда же ещё им быть самими собой? Их жизнь – это жизнь на публике и на сцене, они, может быть, как раз там-то и настоящие. Потому что как-то нехорошо в самые радостные и главные моменты жизни играть. В такие моменты хочется просто жить. Как жил и раньше, как всегда живешь. Жить и радоваться, что тебя любят. Именно тебя, именно такого, какой ты есть. Может быть, они играют лишь тогда, когда нельзя показать, что вопрос журналиста тебя обидел. Когда нельзя дать понят фотографам, что у тебя болит голова, и ты всю ночь не спал. Когда хочется выть от усталости, а ты должен сидеть на какой-то очередной «нужной» вечеринке, делать вид, что коктейль очень вкусный, а собеседник – очень приятный. Или, возможно, они настоящие, такие, как внутри, только друг с другом и с мамой. Или только друг с другом. Или вообще ни с кем. Только с собой. Нет, не верю, всё-таки тогда, наверно, только друг с другом. Друг с другом – это в любом случае.* *** Хм, интересно, кем приходится мне этот худой, накрашенный, смеющийся мальчик? Никем. Но уже нельзя так сказать, наверно. Сколько там натикало? 3 года? Не просто работа, а 24 часа в сутки 7 дней в неделю с ним. Сонный, бодрый, злой, радостный, счастливый, уставший, смеющийся, плачущий, нервный, больной, пьяный. Я даже привык к нему, и если когда-то такая жизнь для меня закончится, я всё равно буду периодически думать о том, как там Билл. О, да, ночной кошмар – просыпаюсь лет так через 10 в холодном поту, а в голове стучит мысль – так, в каком он номере? Он дверь хорошо закрыл? Во сколько завтра из отеля выезжаем? Да, думаю, подобное меня точно не минует. Он сильный. Иногда и у меня-то сил нет уже, хочется хотя бы сесть, а он скачет и улыбается, как утром включился, так и прыгает до отбоя. А отбой этот и в 2, и в 3 ночи бывает. И в отеле, и в самолете, и на полке турбуса, и на коленях у Тома – не выдержат, лягут на первое попавшееся кресло, руки-ноги друг на друга сложат и сопят. Дети. И не верится, что за такими вот двумя толпы бегают – ведь лежат вроде ненакрашеные, в штанах смешных, лохматые оба, без побрякушек всех этих. Мальчики и мальчики. И похожие, как 2 капли, и бог с ним, что волосы разные, не мешает это. К сожалению, на меня возложена обязанность даже большая, чем вы можете себе предположить. Ибо в далеком 2005 я был наречен другом Билла самим же Биллом, теперь я, как друг, и тайны его хранить должен. Нет, ну не те, что и сколько он пил, как матом ругался или еще что-то такое, нет. Я, взрослый человек, сам не знаю, чего молчу, но молчу и молчать буду. Всё у них публичное, пусть хоть это себе оставят. Братья, блин. *** - Саки, а вот если ты сейчас выйдешь к ним и скажешь, что – "Ой, вы знаете, Билл, конечно же, тут, но у него жутко болит голова, он напился таблеток и вообще лежит при смерти. Да, он может к вам выйти, но черт его знает, хватит ли ему до конца дня сил. Что делать будем?" Саки, вот хоть кто-то скажет – "Пусть Билл отдыхает и поправляется, а мы пойдем домой, чтоб не мешать ему своим ором под окнами!" Как думаешь? - Билл, мы выходим через 10 минут. Я понимаю всё. - Да, ок, конечно. Том, потрогай – у меня лоб не горячий? Нет, не надо рукой, лучше губами – губами надежнее. *** Все эти девочки. Все они. Немки, француженки, испанки, русские, американки. Блондинки, брюнетки, черно-розовые и билло-подобные. Маленькие и взрослые, толстые и худые, кричащие и молчащие. Господи, сколько же их. Я никогда не думал, что в мире столько девочек-подростков. Или, может, это всегда одни и те же? Если бы направить их силы в нужное русло, наверно, запросто получится совершить политический переворот. Но они не хотят переворот, они хотят всего лишь Билла. Или Тома. Каждая. Любая из них. Я вижу их каждый день утром, днём и вечером. Самый худший момент – когда мы с напарником до того, как выйдут ребята, выходим сами на разведку – как и что. И они, черт, смешно даже – фоткают нас, что-то говорят на понятном нам языке, а иногда и на своем – непонятном. И у всех в глазах мольба, ожидание, страх, надежда, слезы. Я не выношу, когда они ко мне обращаются, когда в аэропорту подбегают и дергают за руку, плачут, пихают фотки и маркеры. А что я могу – мотаю головой и отворачиваюсь. Я же не скажу – у меня контракт, мне всё это запрещено за десятью подписями. Но чаще, конечно, хочется эту 13-15 летнюю заплаканную встряхнуть, вернуть в реальность, пальцами перед носом пощелкать и сказать, чтобы домой шла, уроки учила, любила одноклассника, пироги для будущего мужа училась печь, а не торчала сутками на холоде или полулежа на скамейке в зале ожидания. Ради чего? Ей лучше что ли будет, если ее Бог – Билл мимо нее прошествует? Или автограф ей жизнь спасет? Уверен, не этого они все хотят. А чего – сами сформулировать в голове не могут. Оттого и получается – группа уходит через другой выход – они плачут. Билл подходит к ним, расписывается и уходит – они плачут. Плачут, потому что всё равно, чего бы там не было до, конец один – он УХОДИТ. Мы все уходим. Девчонки-то, и сами, наверно, понимают, что что-то не так, но разве в те же 15 лет разберешь, что в голове творится, когда от одного вида в обморок падаешь. Хотя тут палка о двух концах – и не знаешь даже, что лучше – когда им по 13 или когда по 20. В 13 оно всё как-то на эмоциях, поверхностно иногда, временно – вырастут - забудут. Кто-то просто слепо гонится за модой. А вот когда уже 20 – это серьезнее. Тогда и обдуманно, и понято что да как, и глубоко, по-взрослому где-то. Такие уже не кричат у отеля, не рыдают в аэропортах, не стоят до посинения у концертного зала. Нет, они в себе копят, а выплескивают дома, наверно, когда нет никого и когда сил уже нет. Или не выплескивают, не знаю. Но это, думаю, еще хуже. Нельзя такое, как у них, в себе держать, оно разрушать изнутри будет. Бред. Но не смешно, нет, - жалко. И Биллу тоже их жалко. Хотя вот кто точно понять ничего не может, так это он. Чаще на его лице после а-ля автограф-сессий у отеля весьма глуповатая улыбка и искреннее недоумение. Почему? И еще ему обидно. От того, что знает, что что бы он не сделал, всё равно им не хватит, им не будет радостно, одна истерика перетечет в другую. А он честно хочет как лучше. Всегда и всем. Но не может. Никак. Даже если на мелкие кусочки себя порвет, всё равно всем не хватит, всё равно кто-то останется недоволен. У кого-то кусочек маленький, кому-то кусочек не достался. Нет. Нет и никогда не будет удовлетворенности, спокойствия, так, чтобы без слез. *** POV Том Наверно, не было никакого ДО. И страх сказать/начать – он был минутным. Сильным, но минутным. Я просто чувствовал, что он поймет, что он и в этом – такой же, как и я. Во всём. Наверно, мой день неосознанно, но четко разделен на ОТ и ДО. От его полуденного сонного «С добрым утором» до мокрых брызг с его распущенных и спутанных после душа волос. От легкого прикосновения рук в лифте, до быстрого поцелуя в полосочку кожи между футболкой и слишком низкими джинсами – в пустой гримерке перед концертом. От его прерывистого дыхания по вечерам, до нашего одновременного вскрика. *** В принципе, я понял сразу, что между близнецами намешано как-то очень много. Если сравнить обстановку перед отелем – собрать в одну кучу все эмоции девочек – и просто сесть между братьями на диване – убедился, что второй вариант гораздо больше напряжен и заряжен непонятно чем. Однажды на выступлении Билл прыгнул со сцены в толпу. В следующий момент я посмотрел на Тома и почувствовал, что спасать сейчас нужно его, а не его брата, мерно покачивающегося на крепких ладонях охранников. Тогда я окончательно всё понял. Я мог бы видеть гораздо больше, чем вижу, но я смотрю мимо них, не фиксируя ничего ни в зрительной памяти, ни в голове. Зачем мне? Я не психиатр и не мама, я всего лишь охранник. И, если когда-нибудь понадобится, я защищу их. Их обоих. *** *Наверно, пройдет время, и я забуду всё это. Нет, не так. Сначала я остыну, забуду – позднее. Останется где-то на дне памяти светлой-слезной частичкой, будет всплывать в снах или когда в поезде едешь, смотришь в окно, а на тебя – солнечные лучи, отражаясь, преломляясь, бьют в лицо. Улыбаешься. И вдруг так заноет на душе, как будто там сидит что-то живое, а ты его запер, ты в него не поверил, ты его бросил как маленького котенка, ты про него забыл. И вот оно плачет, царапает коготочками, рвется вместе с тобой на солнышко, но это всё в голове только – в реальности его уже нет, а это… так – отголосок… Или не останется ничего. Но не верю, что не останется. И подло то, что время лечит. Как саму себя предаешь. Сейчас что-то очень важно, а потом сам же это и обесценишь. Да еще и на время всё свалишь. Нечестно. Нет, не так. Неправильно. А сейчас… в общем-то, какая разница, кто там кого любит? Любить, когда тебя не любят – то же самое, что и отвечать, когда тебя не спрашивают. Поэтому я промолчу. Не из-за трусости, не из-за страха. Я себе позволю. Но не теперь. Может быть, позднее. Если это позднее наступит для того, что сейчас еще во мне. Плохой финал. Грустный. Но я его вырву – эти листы… Их же можно вырвать? Пусть только у них двоих всё хорошо будет. Всегда.* *** POV Билл Ведь это всего три слова. Такие ценные. Они должны звучать в нашей жизни редко, чтобы сохранить свое волшебство и важность таких моментов. Обычно мне эти слова кричат. Не знаю, сколько голосов сразу. Не знаю, как всем ответить. Не знаю, что думать. Приятно, непонятно, неразборчиво, эгоистично, хуже всего – когда мне просто безразлично. И где-то внутри осознаю, что для них это значит много, и для меня значит много, но после перелета – переезда – недосыпа уже теряется та грань, когда голова способна реагировать. И тогда – всё равно. И не правильно это, и неизбежно. Еще их может говорить мама. Тогда – тепло, уютно, по-детски улыбчиво и сразу хочется обнять. Но когда мама – это привычно. Так ведь и должно быть. Это не удивительно, не так, что сердце выпрыгивает – нет, спокойно, с очевидной и неоспоримой любовью. И только если говорит он. Только тогда эти три слова перестают быть просто словами, а становятся звуковым выражением того, что живет в нас – половина в нем, половина – во мне. Но, хотя, говорить об этом – совсем не важно, зачем? Оно неоспоримо. И я готов терпеть всё что угодно. Я выдержу и вынесу всё, потому что я абсолютно уверен в том, что любой груз мы поделим с ним напополам. Всегда. Что бы это ни было. Я не знаю, что такое «быть одному», я уже родился вместе с ним. Наша самая главная разлука – всего лишь те 10 минут от его рождения – до моего. |
Оставить комментарий Перейти к списку фанфиков