"Сволочь", - мысленно повторяет Том уже в сотый раз за последние пару минут, выстукивая пальцами ритм по подлокотнику. Кресло неудобное, жесткое, побитое молью, с прогнувшейся спинкой и просевшим сидением, но сейчас это волнует его меньше всего на свете. Его взгляд прикован к человеку напротив.
Билл сидит на краешке письменного стола, беззаботно болтая ногами и гипнотизируя своими удивительными ореховыми глазами. Шторы тяжелого бархата позади него задернуты, между ними пробивается лишь узкая полоска света, приятно грея спину. Юноша потягивается, выпрямляясь, чуть улыбается и возвращается в исходное положение.
Старший ненавидит его всеми фибрами души: за чертовы игры в гляделки, за притягательный запах парфюма, за вызываемые чувства и написанное в лихорадочно блестящих глазах вожделение. Парень нервно подтягивает джинсовую ткань на колене.
Он и сам не понял, когда природное кокетство Билла перетекло в откровенный флирт: с недавних пор это воспринималось абсолютно естественно. На каком участке пути они оступились? Какая доска оказалась прогнившей?..
Младший приоткрывает рот: меж искусанных губ мелькает влажный проворный язычок. Юноша облизывается, ненароком демонстрируя блестящий шарик пирсинга, и откидывается назад, упираясь в деревянную поверхность стола выгнутыми жилистыми руками.
Том скользит взглядом по бесконечно длинным ногам брата, худым бедрам... Низко посаженные джинсы с абсолютно бесполезным ремнем, черная полоска боксеров, выпирающие косточки, вместо блядской дорожки - выглядывающий лучик блядской же звезды, задравшаяся майка с золотым принтом, четко очерченные ключицы, очередная цацка на шее, родинки-родинки-родинки, черно-белая грива, сегодня - без укладки, волосы волнами ниспадают на плечи; острый подбородок, снова родинка, полные губы, прямая линия носа, оттененные черным глаза, невообразимо длинные ресницы, брови вразлет. И взгляд. Гипнотический, проникающий в самое сердце, огненно-пламенный.
Кожа да кости, даром, что сам такой, но Тома ведет как никогда раньше.
- Сволочь, - цедит он на грани слышимости, выдыхая сквозь стиснутые зубы. Еще не время сдаваться.
Билл усмехается, а в следующую секунду вытягивает ногу, касаясь пальцами паха близнеца. Он гладит и массирует, внимательно наблюдая за старшим: глаза брата закатываются, так, что становится виден один белок; ресницы трепещут, словно крылья пойманной в ладонях бабочки. Тело отзывается на прикосновения весьма недвусмысленной реакцией.
Билл удовлетворенно кивает и съезжает на самый край стола. Нога скользит выше, останавливаясь на груди, и Том сжимает ступню обеими руками.
- Попался, - зачем-то говорит он.
Улыбка брата становится робкой, смущенной, почти невинной. Они оба знают, что это маска, и старший наклоняется, целуя изящную лодыжку. Билл пахнет ванилью и персиками.
- Том, - произносит он, и по интонации тот понимает, что продолжения фразы не будет.
Пальцы младшего рассеянно теребят наполовину расстегнутый ремень, подцепляют ногтями шлевки, чуть оттягивая. Когда ладонь юноши скользит за резинку боксеров, дыхание близнеца учащается. Он с ужасом понимает, что почти готов сдаться.
Билл подтягивает ноги к себе и отодвигается на середину стола. Грудь мерно вздымается под тонкой тканью майки, но мышцы напряжены - это заметно с первого взгляда.
- Сдавайся, - гортанно шепчет он, прищуриваясь. Горделиво вздернут подбородок, беззащитно открыта шея. - Считаю до трех.
Юноша медленно разводит колени в стороны, и джинсы на бедрах натягиваются, будто готовые лопнуть в любой момент.
...Том обнаруживает себя нервно вцепившимся в подлокотники кресла. Пульс учащен, в висках пульсирует кровь.
- Раз...
На "два" старший срывается с места.
- Сдаюсь, - отчаянно шепчет он, сминая губами губы.
|