Aвтор: Ksu
Бета: Fialka
Пэйринг: Том/Билл, Билл/ОМП, Том/ОЖП
Рейтинг: NC-17
Жанр: romance, местами PWP
Предупреждения: Билл представлен в немного непривычном, неканоничном образе... Ну и, конечно, изощренные формы ПВП в главах присутствовать будут. Так что подумайте несколько раз, прежде чем читать это.
От автора: начала довольно большое произведение. Планируется более 20 глав.
|
ГЛАВА 21 Стук каблуков моих ботинок гулко отражается от мраморного пола и эхом разносится по коридору. Улыбка не сходит с моего лица, ведь вечер определенно удался, потому что сегодня у нас очередной берлинский концерт, в зале уже ликует публика, а неожиданная новость о том, что Николь уволилась, вознесла меня от счастья на седьмое небо, чем я и спешу поделиться с братом. Не хочется его расстраивать, но пускай уж лучше он узнает это от меня, чем от кого-либо еще. Кроме того, у меня будет одной причиной больше, чтобы показать и дать понять ему, кто все-таки важнее для него. Моя рука опускается на дверную ручку нашей гримерки, и я заглядываю внутрь. Брат сидит на диване в углу, перебирая струны гитары - той самой, которую я подарил ему на восемнадцатилетие. Он так хотел ее, не раз намекая на это, и я до сих пор помню, как горели счастьем и восторгом его глаза, когда я вручил ему этот долгожданный подарок. Мне приятно видеть эту гитару в его руках, ведь я уверен, что каждый раз когда его пыльцы касаются струн, он думает обо мне... Резко захлопываю дверь, прижимаясь к ней спиной. Том от неожиданности даже подпрыгивает на месте, но, заметив меня, бросает теплый взгляд, вопросительно выгибая бровь. Я невольно облизываю губы, чувствуя во рту приторный привкус блеска для губ. Но это отнюдь не подавляет моего желания. Да, я хочу его даже сейчас, даже зная, что через двадцать минут концерт, что в любую минуту могут прийти Густав с Георгом или даже Хоффман. На Йоста мне уже плевать, несмотря на то, что он тоже может в любую минуту пожаловать сюда. Он ведь все теперь знает, поэтому я не боюсь его гнева, даже когда вспоминаю, как он едва не изнасиловал меня. Все-таки он вряд ли бы совершил это безумство - скорее просто хотел припугнуть, уж слишком отеческие чувства он испытывает к нам с братом. - Через сколько начало? - спрашивает Том, аккуратно убирая гитару с колен и ставя ее на пол, прислонив к подлокотнику дивана. - У нас еще двадцать минут. - я бесцеремонно, по-хозяйски сажусь ему на колени, обхватывая его тонкую шею руками и проводя по ней языком. Том напрягается, выдыхает, но не может позволить зайти мне слишком далеко. - Билл, не сейчас... Но я не привык кого-либо слушать, мне гораздо интереснее и привычнее все делать по-своему, поэтому дабы не услышать протестующие реплики со стороны брата, я впиваюсь в его мягкие губы поцелуем, мгновенно теряя голову от страсти. Вкус сладкой мяты его жвачки сводит меня с ума, но разум, оставшийся у меня в голове, останавливает, и я разрываю поцелуй. Хотя так не хочется... - Кто-нибудь может зайти... - шепчет брат, yо не спешит спихнуть меня с колен, опустив руки мне на талию. Мне нравится его дразнить, поэтому я сам встаю и сажусь рядом на диван, поправляя воротник короткого пиджака. Я обожаю мучить его, воспламеняя желание, а потом сразу гасить его. - Прости, не удержался. - я дерзко улыбаясь, игриво убирая выбившуюся прядь волос за ухо. - Кстати, я хотел сказать тебе одну новость. - Какую? - Том откидывается на спинку дивана, отводя усталый взгляд куда-то в сторону. Кажется, его сейчас совершенно ничего не интересует и не интригует, словно его голова забита совершенно посторонними проблемами и вопросами. - Николь уволилась. У нас снова новый парикмахер. - я пытаюсь изобразить страдальческое выражение лица, но радость берет вверх, и счастливая белозубая улыбка озаряет мое лицо. Все-таки из меня никудышный актер. Неужто я теряю свои искусные навыки? Но благо, брат все равно не видит моей искренней радости от сказанного, глядя куда-то в сторону зеркала. Странно... Он почти не удивился и тем более не расстроился из-за этой новости. Это даже лучше, чем я ожидал, хотя все же подобная реакция настораживает. - Да? Очень жаль... - произносит наконец он, поправляя кепку, и вновь смотрит на меня. Абсолютно равнодушно. Том обычно всегда спокойный и тихий, но сегодня меня это беспокоит, особенно после всего того, что у них было с Николь. Я-то знаю, что он далеко не из тех людей, которые способны запросто вырвать из сердца какую-либо страницу книги своей жизни... Мой брат что-либо забывает долго и мучительно, со слезами на глазах, которые он старательно прячет. Но только не сейчас... Сейчас в его глазах лишь тревога и волнение. С чего бы это? Хочется спросить, но я больше, чем уверен: ответа не будет. - Она мне никогда не нравилась... - добавляю зачем-то я, хотя и понимаю, что эту тему лучше закрыть раз и навсегда, не поднимая больше ее, ведь обсуждать то, что было и кануло в лету - глупо. Кроме того, брат теперь принадлежит мне. Только мне... Но порой я не подчиняюсь самому себе, действую и говорю отдельно от разума, которые призывает меня к благоразумию. - Билл, давай не будем. - Том бросает на меня взгляд, полный мольбы, но я давно разучился кого-либо жалеть, даже если это собственный брат. - Ты ее любишь? - этот вопрос вдруг срывается с моих губ. А я ведь уже так давно хочу узнать на него ответ, просто раньше так и не решался брата спросить об этом. Боялся услышать ответ, хотя теперь его слова уже не могут ранить меня, ведь Николь далеко, а рядом с ним теперь лишь я. От меня он уже никуда не денется, и эта англичанка не сможет отобрать у меня его... Все в прошлом. - Билл, я же попросил! - его голос почти срывается на крик. Дрожит... Глаза блестят зловещим огоньком. Я даже чувствую его раздражение, но не могу теперь просто так отступить, замять неприятный разговор. Ответ... Он мне так нужен и важен сейчас.. Всего одно слово - да или нет. - Просто ответь... - я стараюсь быть хладнокровным, сверля его взглядом своих проникновенных карих глаз. - К чему этот дурацкий вопрос? К чему, черт возьми?! - он пытается встать с дивана, но я перехватываю его руку, силой сажая обратно. Нет, братишка, не уйдешь... И не солжешь теперь, ведь я все прочту по твоим глазам. Они так тебя выдают. - Всего один короткий ответ. - я беру в ладони его лицо и поворачиваю на себя, чтобы видеть его глаза. Я ведь все равно добьюсь своего, как же он не может этого понять? Я слишком упрям и настойчив, чтобы идти на уступки. Я ведь никогда не сворачиваю с намеченной цели, даже если заранее знаю, что эта цель - ловушка. - Оставь меня в покое, черт побери! - он отталкивает меня и, вырываясь. убегает, хлопнув дверью. Я сжимаю от негодования кулаки и обхватываю колени руками. Злость, ярость и негодование переполняют меня. Похоже, призраки прошлого еще долго будут преследовать нас, но я не сдаюсь без боя и никогда не опускаю руки. Или я не Билл Каулитц. ****** Тлеющая сигарета медленно таяла в моей руке, исчезая в воздухе облаками дыма. Я нервно потягивал затяжку за затяжкой, и вот уже третий по счету догоревший бычок падает вниз с балкона. В который раз обещаю себе бросить курить, но всегда возвращаюсь к этой вредной привычке, если совсем невмоготу. Сегодня как раз этот случай. В голове - каша, в сердце - боль, в глазах - слезы. Я становлюсь слишком слабым и сентиментальным. Скоро стану такой же размазней, как Билл... И кто же тогда будет его персональной нянькой? Ведь тогда нянька понадобится уже мне... А ведь все когда-то было хорошо... Кажется, что это самое "когда-то" было десяток лет назад, а ведь на самом деле и месяца не прошло, как все изменилось, перевернулось, разбилось. Кажется, теперь уже ничто неспособно стереть всю ту боль, которая поселилась в душе. И если бы Билл только знал... Возможно, он бы не был таким эгоистичным, но я не хочу его ранить. Пускай лучше он ранит меня своими вопросами и словами, чем я... Ведь я сильнее, я всегда был таким, а Билл слишком слаб, я не хочу причинять ему боль, поэтому снова убежал, лишь бы только не делать ему больно своими словами. Конечно, я бы мог соврать, сказать обыкновенное слово "нет", но это сильнее меня... Я устал лгать, даже если это и ложь во спасение. Я просто устал... Даже от самого себя. - Помнишь, что я говорил тебе по поводу курения? - за спиной раздается знакомый, немного насмешливый голос с крошечной толикой заботы. - Помню... Курение убивает. Но если я не сдох раньше, то не сдохну и сейчас. - отвечаю я, облокотившись о перила, и смотрю вниз, так и не поворачивая головы. Я и так знаю, что это Дэвид. Шаркающие шаги раздаются где-то совсем рядом, и я краем глаза замечаю фигуру, остановившуюся рядом со мной. Молча протягиваю ему пачку сигарет, зажатую в руке. Знаю, что не откажется. Он молча закуривает, шумно вздыхает, как будто наслаждается тишиной этой ночи. - Что стряслось? - наконец говорит он, и я с досадой сжимаю кулаки. Неужели по мне так заметно, что что-то произошло? Я ведь раньше умел прятать чувства и переживания за маской равнодушия и хладнокровия, но, видимо, вездесущего Дэвида ничто не обманет. - Все в порядке, - отмахиваюсь я и снова тянусь к пачке сигарет, но Дэвид убирает ее в карман, бросая на меня укоризненный взгляд. Наверное, он прав: еще одна порция никотина вряд ли поможет мне сейчас. - Поругался с Биллом? - Нет, - отвечаю резко я, даже не задумавшись. Хотя все равно понимаю: лгать бесполезно, ведь Дэвид слишком хорошо знает меня и брата. Все-таки он сумел нас хорошо изучить за эти годы. Порой мне даже кажется, что он знает о нас слишком много. - Брось. Я все слышал. Я замираю, не поворачивая головы и нервно теребя зажигалку в руке. Последнее, чего бы мне хотелось в этот момент, так это того, чтобы еще и Дэвид начал мучить меня вопросами о Николь и моих чувствах к ней. И так тошно... Мне хватило и брата. Я явно не настроен для разговора по душам. Единственная нужная компания мне сейчас - одиночество. Жаль, что я не могу себе этого позволить, ведь в зале уже ликует публика, ожидая нашего появления. Знали бы они, что на самом деле происходит в жизни у их кумиров и как им нелегко порой. Пожалуй, если бы им это было известно, то вряд ли бы у кого-нибудь повернулся бы язык сказать, что у нас яркая и безоблачная жизнь. Легкой жизни вообще не бывает. Ни у кого... Жизнь на то и жизнь, чтобы быть непростой штукой. - Ладно, не кисни. Я не собираюсь тебя мучить расспросами о том, в чем ты и сам еще не разобрался. - он похлопывает меня по плечу и кидает догорающий бычок в темную бездну ночи. Впервые за долгое время я благодарен ему сейчас. Искренне благодарен. - У тебя еще есть три минуты, концерт вот-вот начнется. - добавляет он, с улыбкой взглянув на меня и скрывается из виду. Темнота проглатывает его. - Спасибо. - зачем-то совсем тихо говорю я и вздыхаю, поднимая голову и глядя на звезды. Такие молодые, но такие яркие. Прямо как мы. Жаль только, что звезды гаснут и погибают так же быстро, как и рождаются... ГЛАВА 22 Ich schrei in die Nacht für Dich... Spring nicht Und hält Dich das auch nicht zurück Dann spring ich für Dich... Я на последнем дыхании, практически шепотом произношу последние слова песни Spring Nicht в микрофон и поднимаю глаза, глядя в зал. Он ликует... Сотни, тысячи рук, крики, девичий визг. Я даже чувствую ту энергию, которая исходит от них. В такие моменты я не существую - существует лишь мой прототип. В такие мгновения, за которые я готов отдать даже жизнь, для меня нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Порой я ловлю себя на мысли, что единственное место, где бы мне хотелось умереть - это сцена. И последнее, что бы я хотел видеть - это ликующую толпу... Я улыбаюсь, смахивая рукой с лица капельки пота, и перевожу взгляд в сторону. Том тоже, как всегда, на высоте. Он такой хороший актер, иногда я даже завидую этому его мастерству. Такие естественные заигрывающие взгляды, ужимки, жесты, от которых девочки-подростки падают в обморок, думая, что он действительно дарит им себя. Глупышки... Впрочем, я их не виню, ведь я понимаю, что значит любить... Понимаю, но не умею. А жаль... Том замечает на себе мой взгляд и смотрит на меня. Его лицо, влажное от пота, озаряется улыбкой, глаза сияют. И мне остается лишь улыбаться в ответ - снова фальшиво и лживо. Просто я должен помнить о своих обязанностях звезды и никогда не забывать слова Йоста о том, что лица наши должны сиять от счастья даже тогда, когда на душе скребут кошки, иначе группа не будет успешной. Ему легко говорить, ведь он не носит маски каждый день, под которыми скрывается истинное лицо. - Спасибо. До новых встреч! - кричу я в зал и с наслаждением вслушиваюсь в рой голосов, которые скандируют наши имена. Если не это счастье, то что же тогда? Бросив на публику последний взгляд, отправляюсь за кулисы. Усталость ломит тело, и ноющая боль в ногах едва ли позволяет идти дальше. Только сейчас, наконец, я могу снять свою маску и быть самим собой. И больше всего мне хочется коснуться головой подушки и провалиться в неизвестность, забывая о реальности и своих проблемах, которые меня окружают. Мне кажется, я стал слишком хрупок для этого мира... - Билл, подожди. - я слышу позади шаги брата, но не спешу останавливаться или поворачиваться. Лучше просто притвориться глухим. Том все-таки настигает меня, хватает за руку и, поворачивая к себе, заглядывает мне в глаза. Я не спешу вырываться или обиженно надувать губы, как я привык это делать. Равнодушие - лучшее оружие сейчас, ведь Том наверняка будет снова просить прощение и говорить, как же он был не прав, а потом пытаться убедить меня, что мои догадки про его чувства к Николь - это лишь мое богатое воображение. Надоело, что он принимает меня за идиота и думает, что я действительно живу в этом мире, словно с закрытыми глазами, ничего не замечая. Я ведь не последний дурак, чтобы не понять: он что-то скрывает от меня, но не говорит. Может, это его попытка оградить меня от чего-либо, но я же взрослый мальчик, чтобы уметь выживать в этом мире, порой, и в одиночку. - Том, я устал. Оставь меня в покое, ладно? - мой голос тих и абсолютно спокоен. На выяснение отношений действительно не осталось сил, и я хочу, чтобы он понял это. - Просто выслушай меня. Ты ошибаешься, если думаешь, что я... - Том, хватит! - я обрываю и отступаю на шаг, желая дать понять, что пустые объяснение ни к чему. - Не оправдывайся. Ты же любишь ее, это видно невооруженным глазом. - Дело не в ней. - он с мольбой смотрит на меня, и выглядит настолько жалким, что это единственное, что удерживает меня на месте и дает мне хоть немного терпения, чтобы продолжить разговор. - А в чем тогда? - я сверлю его взглядом и ловлю себя на совершенно безумной мысли, что даже сейчас я хочу прильнуть к его губам и вновь почувствовать на вкус то самое желание, которое овладевает мной. - В нас... - эта фраза звучит так трогательно и драматично, что я едва сдерживаю смех, рвущийся наружу. Мне это напоминает сцену из мексиканской мыльной оперы с банальным сюжетом и никудышными актерами. Смешно и грустно одновременно. Но мне отнюдь не хочется быть актером такого сериала, даже если этот сериал - наша жизнь. - В нас? Я не понимаю. - я смотрю ему в глаза и жду ответа, но Том лишь опускает голову и прячет испуганный взгляд. Уже в который раз он идет на попятную, а мне непонятна такая логика. - Молчишь? Я так и думал. Не понимаю только, зачем нужно было начинать сейчас этот бессмысленный разговор. - снова выпустив наружу свою гордыню, я вскидываю подбородок и, нарочно задев брата локтем, продолжаю свой путь, оставив его растерянно провожать меня взглядом. - Ты куда? - раздается за спиной его дрожащий голос, заставляющий меня остановиться. - В машину. Скажешь Дэвиду, что я жду вас там. - холодно отвечаю я и, даже не удосужившись повернуться к брату, удаляюсь. От обиды хочется расплакаться, но знаю, что не имею права сейчас... У меня еще будет время, чтобы пожалеть себя... ****** С ним становится все труднее... И с каждым днем мне все тяжелее хранить от него тайну об этой пленке, но и рассказать ничего не могу, потому и приходится многим жертвовать. А ведь хочется элементарного человеческого счастья и спокойствия, но похоже, что отныне для нас этого слова больше не существует. И самое ужасное во всем этом - непонимание, которое пропастью пролегло между нами. И, пожалуй, единственное, что нас может сейчас спасти и одновременно погубить - это правда. Но я не могу выложить все брату как есть, иначе это убьет его, впрочем, лучше пускай он это узнает от меня, чем от прессы. Мне даже страшно представить, если такое случиться... Поэтому я должен опередить этих журналистов, пока они не узнали о пленке и не разоблачили нас... - Где твой братец? - голос Дэвида приводит меня в чувство, и я возвращаюсь в реальность, рассеянно глядя по сторонам и осознавая, что по-прежнему так и стою на том же месте, где мы около десяти минут пытались объясниться с Биллом. - Сказал, что подождет в машине. - я вздыхаю, вспоминая холодный взгляд брата на себе, отчего невольно вздрагиваю. - Опять его выходки! - в голосе Йоста чувствуется неприкрытое возмущение, впрочем, я его понимаю: сложно сохранять спокойствие и благоразумие, если сам Билл провоцирует на обратное. - Сколько можно строить из себя принцессу?! - Может, он перестанет ее строить, если узнает правду? - я решаю подходить к этому вопросу издалека, намекая на то, что как раз пришло время, чтобы рассказать брату о пленке. Дэвид не тот человек, которому приходится повторять два раза или объяснять что-либо. Он сразу понимает, к чему я клоню, и в глазах его загораются зловещие огоньки. Нет, он явно не согласен с моим предложением, впрочем его разрешение мне не требуется: я скорее просто хочу его предупредить о том, что намерен сделать, чтобы для него это не было неожиданностью. Хотя, в любом случае, его гнева мне уже не избежать. Но все же, приходится ведь чем-то жертвовать: либо собой, либо отношениями с братом, которые висят на волоске. Поэтому нетрудно догадаться, что же я выберу. - Даже не думай! Ты же прекрасно знаешь характер своего ненормального близнеца! Хочешь, чтобы он разрушил все еще до того, как это сделает история с пленкой?! Кроме того, возможно это просто блеф, и нам нечего опасаться. Может, кто-то просто решил нас припугнуть. Пораженный такой наивностью со стороны продюсера, я невольно усмехаюсь, качая головой: - Господи, Дэвид, ты дурак или прикидываешься? Неужели ты думаешь, что ради того, чтобы просто нас припугнуть, кто-то стал бы нанимать специального подставного человека Николь, и привозить ее из Англии сюда, в Берлин? Не пытайся утешить себя. Ты и без моих слов прекрасно понимаешь, что все это не игрушки, и если сейчас пленка не у прессы, то будет там в скором времени. Поэтому я не намерен ждать, пока эти стервятники-журналисты нанесут удар моему брату этой новостью. Пускай уж лучше это сделаю я! Немного удивленный тем, что Дэвид даже не попытался меня прибить, внимательно и сосредоточенно слушая меня, я заканчиваю свою речь и смотрю на него в ожидании очередной гневной тирады о том, какой же я идиот, если собираюсь все выложить Биллу. Но вместо нее Йост лишь тихо произносит фразу, которая только придает мне уверенности в себе: - Даже не думай... - Прости, но я сделаю так, как решил. И даже ты и твои слова для меня ничего не значат. Мне восемнадцать, и я имею права сам решать, как мне поступить. Кинув на него последний в заключение взгляд, я уверенным шагом направляюсь к выходу из концертного зала, снаружи которого в автомобиле ждет Билл. И пускай кто-то назовет мое решение необдуманным и неправильным, но я считаю это лучшим выходом из сложившейся ситуации. Ведь для меня сейчас куда важнее отношения с Биллом и он сам, чем какой-то Дэвид и судьба группы, которая готова вот-вот развалиться, как карточный домик. Ведь рано или поздно это все равно канет в лету, рассыплется и растворится в прошлом, а на смену придет кто-то другой, кто сможет покорить публику так же, как это сделали мы. И у мира будет новый идол, новый объект поклонения, в то время как мы в шоу-бизнесе превратимся лишь в прах, в золу, поэтому надо пытаться сохранить сейчас хотя бы то, что намного важнее - наши отношения, дружбу и любовь... ****** Вдохнув поглубже и отбросив мысли о брате, иду по коридору к выходу. Глаза жжет от подступивших слез, поэтому единственным спасением сейчас являются солнечные очки. Надеваю их и киваю Саки, стоящему у выхода. Он открывает передо мной дверь, и я сразу ощущаю резких прилив ночного воздуха в лицо. Толпа на улице оживляется, и привычная ночная тишина раскалывается от щелканья фотоаппаратов и голосов, среди которых едва ли можно разобрать хоть слово. Чертовы журналисты... Они преследуют нас повсюду, даже не думая о том, что я сейчас не в состоянии отвечать на их дурацкие вопросы. Хотя даже если бы они знали о моем душевном состоянии, их это вряд ли бы остановило. Они безжалостны и беспощадны, а в погоне за новой сенсацией едва ли задумываются о том, что порой у артиста есть личная жизнь. Их, конечно, можно понять, ведь фотографии и интервью - источник их заработка, но все же я никогда не начну уважать эту профессию. Саки бесцеремонно расталкивает их в стороны, давая мне возможность пройти к автомобилю. Именно за это я его уважаю. Он предан нам настолько, что я даже не сомневаюсь, что если будет нужно, то он убьет кого угодно, чтобы защитить нас. Не представляю, что бы мы делали без него... Я благодарно улыбаюсь ему, поправляю солнечные очки и направляюсь к автомобилю. Каждый шаг отдает ноющей болью во всем теле. Я бы сейчас не отказался от стакана виски и сигареты, чтобы расслабиться и забыть об усталости. - Билл, правда ли, что ты спишь со своим братом? - раздается где-то совсем рядом, над ухом, каверзный, отчетливый женский голос, и я останавливаюсь на полпути, оглядываясь по сторонам и пытаясь понять, а не послышалось ли мне. Возможно, я так устал и выдохся на концерте, что это просто игра воображения. С кем не бывает? - Как вы можете прокомментировать ту видеозапись, которая появилась недавно в интернете? - еще один голос, уже мужской. Я вижу улыбающееся лицо этого мужчины прямо рядом с собой, который подсовывает мне в лицо диктофон. Это даже смешно: он хочет знать ответ на вопрос, в то время как я и вовсе не понимаю, о чем он говорит... Саки подталкивает меня слегка в спину, давая понять, чтобы я шел вперед и игнорировал их. Но я по-прежнему остаюсь на месте, испуганно озираясь. - Как долго вы состоите в интимной связи с братом? - еще один вопрос, и понимание наконец приходит ко мне - ужасное понимание действительности: они знают о нас с Томом, прессе все известно! Я испуганно смотрю по сторонам и жмурюсь от вспышек фотокамер вокруг, от которых даже очки уже не спасают. Я чувствую себя зверем, загнанным в тупик, и страх полностью овладевает мной. Дрожь волной накрывает меня, и я чувствую, как подкашиваются ноги. Кажется, что сердце остановилось, разорвавшись на тысячи кусочков. Телохранитель, уже хорошо изучивший меня за эти годы, подхватывает под локоть и буквально силой вталкивает в салон автомобиля, захлопывая дверцу. Я закрываю лицо руками, и, наконец, даю волю слезам, а в голове по-прежнему слышится ехидные голоса журналистов. Сейчас, как никогда прежде, мне хочется умереть. Прямо в эту секунду, ведь я знаю, что если пресса действительно узнала о нас, то я не переживу этого позора. Это конец всему... И жизни моей тоже конец. Впрочем, а нужна ли она мне, если группы больше не будет, а весь мир узнает о нашей небратской связи? Лучше просто умереть... ***** Впервые я горд собой, ведь я наконец решился поступить так, как считаю нужным, пойти против самого Дэвида, которому раньше едва ли решался сказать хотя бы слово поперек. Наверное, жизнь меня теперь уже научила многому, поэтому я стал смелее и искренне, я благодарен всем тем урокам судьбы, которые воспитали меня. Я невольно улыбаюсь, а мысли о предстоящем неприятном и напряженном разговоре с Биллом уже не так тревожат меня. Я даже готов к его слезам, истерикам и попыткам суицида. Впрочем, на третье он вряд ли, конечно, решится, но надо быть готовым ко всему, ведь столь сокрушительную новость моему брату еще не приходилось слышать в своей жизни. Я подхожу к выходу, уже издалека замечая знакомый силуэт Саки, который поворачивается ко мне, когда я оказываюсь ближе. - Я попросил отогнать машину к другому выходу. - Почему? Что случилось? - я непонимающе смотрю на него, но ни голос, ни выражение лица не выдают его. Хотя в этом нет ничего удивительного - профессия научила его быть сдержанным. - Ничего, просто здесь скопище журналистов. - он кивает на двери. - Так что пойдем, я выведу тебя через другой выход. В здании есть еще один - пожарный. Я пожимаю плечами и киваю. Это кажется мне немного странным, ведь довольно часто журналисты поджидают нас у концертных залов, но раньше нам не составляло особых проблем пройти через толпу и сесть в машину, поэтому все это мне кажется подозрительным, но я решаю не доставать Саки расспросами, а просто молча киваю в знак согласия и следую за ним, виляя по сумрачным коридорам и подсобным помещениям здания, пока, наконец, мы не останавливаемся перед заржавевшей железной дверью. Телохранитель открывает ее передо мной, и я выхожу на улицу, сразу ёжась от холода. Да, ночь эта выдалась прохладной. Даже слишком для такой поры года. Наш черный лимузин, припаркованный в двух шагах от выхода, поблескивает в лунном свете, поэтому я без труда замечаю его. Немного непривычно находиться на такой пустынной улице, где нет ни журналистов, ни папарации, ни фанатов. Я бы даже сказал, что это отчасти и есть счастье, о котором я порой мечтаю, когда не чувствуешь на своих плечах всю тяжбу звездной жизни. В такие мгновения, как эти, ощущаешь себя обыкновенным человеком с обычными человеческими хлопотами и заботами. Я подхожу к лимузину и открываю дверцу, садясь в салон автомобиля. Дыхание перехватывает, ведь я знаю, что сейчас мне нужно будет все рассказать Биллу. Именно сейчас, именно в эту минуту, ведь вот-вот может прийти Дэвид с ребятами, а больше такой возможности рассказать у меня уже не будет. Поэтому либо сейчас, либо никогда. Я захлопываю дверцу и поворачиваюсь к брату, решив сразу перейти к делу, но не успеваю раскрыть и рта: Билл бросается мне на шею и, прижимаясь к груди, тихо всхлипывает. Я испуганно замираю, боясь спугнуть его и пытаясь понять, в чем дело. Осторожно, не нарушая молчания и тишины, я пальцами приподнимаю его за подбородок и встречаюсь взглядом с парой заплаканных карих глаз, из которых солеными дорожками по щекам вместе с тушью бегут слезы: - В чем дело? - ласково, заботливо и в то же время обеспокоенно спрашиваю я. Неужели наша очередная ссора так расстроила его, а эти объятия - всего лишь способ примирения с его стороны? Как это непохоже на него... Но в то же время хочется, чтобы это оказалось правдой. - Том... они... они... - подступившие рыдания не позволяют ему договорить, и брат, уткнувшись мне лицом в грудь, снова плачет, вздрагивая. Я провожу ладонью по его волосам и сжимаю в своей ладони его холодную руку: - Кто - они? О ком ты говоришь? - я стараюсь не давить на него, ведь уже прекрасно успел изучить Билла и знаю, что так будет только хуже. С ним нужно быть аккуратным и осторожным, заранее продумав все движения и вопросы, ведь мой брат как дикий зверек: одно неверное слово - и он сбежит, закроется в своем крошечном мире и уже никого туда не пустит, прячась под маской эгоизма и самовлюбленности. - Пресса... Эти журналисты... Они спрашивали меня о нас с тобой. Они все знают, Томми! - Постой... - я заставляю его замолчать и ошарашенно смотрю Биллу в глаза, не желая верить в услышанное - ты хочешь сказать, что они знают о нас с тобой, о наших отношениях? Он судорожно кивает и снова всхлипывает. Я от досады сжимаю кулаки, понимая, что в очередной раз не успел, проиграл, и брат узнал все от прессы, а не от меня. Свершилось как раз то, чего я больше всего опасался. И винить кого-то я не вправе, ведь все было в моих руках и я мог это сделать раньше, морально подготовив Билла. Но не сделал... Значит, теперь у меня на еще одну причину больше, чтобы казнить себя. - А еще.... они говорили о какой-то пленке, но я понятия не имею, о чем они, Том... Пожалуйста, скажи, что все будет хорошо... Скажи, как ты ты обычно это говоришь... Пожалуйста... - он пальцами цепляется мне за плечи и тянется к губам, словно ища в этом спасение. Но я молчу, хотя мне хочется помочь ему, успокоить, спасти и сберечь в очередной раз, но я не могу... На этот раз уже ничто не подвластно мне. Сейчас я бессилен. Я печально вздыхаю и ловлю на себе любопытный взгляд водителя. - Вези нас домой, Пит. - говорю обреченно я и перевожу взгляд на Билла, отчего хочется самому заплакать. Жаль, что на слезы я не имею права, ведь я должен своим хладнокровием хотя бы немного вселять в брата надежду на счастье, которое уже практически ускользнуло из наших рук. - А как же... - Я сказал - домой. - требовательно повторяю я, и, когда автомобиль трогается с места, я наконец ловлю на своих губах прикосновение губ брата, отвечая на него поцелуем - нежным, полным любви и сострадания к тому, кто сейчас просит у меня помощи, но которому я помочь не в состоянии... Черт, как же больно быть беспомощным и понимать, что я даже не могу пообещать светлое будущее и хороший исход всей этой истории. Не могу, ведь знаю, что солгу, а я и так уже достаточно лгал и грешил в этой жизни. На этот раз я опускаю руки. Прости меня, малыш... ГЛАВА 23 Холодные струи воды наполняют мои ладони, и я, ополоснув лицо, заглядываю в заляпанное зеркало. Но в отражении уже не вижу кумира молодежи, Бога... Я вижу серую тень с прилипшими по щекам мокрыми темными волосами, среди которых пробиваются белые, почти седые пряди... Я вижу пустые, совсем темные глаза, и они уже не кажутся такими блестящими и прекрасными, как раньше. Нет, я не совершенство. И никогда им не был. Это слово просто придумано кем-то, хотя на самом-то деле его и не существует вовсе. Просто иллюзия. Ведь никто не совершенен. В том числе и я. Поэтому мне уже не жалко себя, ведь у меня уже не будет того, что было раньше. Все, что у меня осталось - это память и преданный брат. Сейчас я задаю себе вопрос: почему он до сих пор любит меня? За что? Я капризен, невыносим, самонадеян и эгоистичен. За что же меня тогда любить? А может, он и не любит вовсе, а делает вид. Или скорее это сила привычки, а может своего рода обязанность, ведь мы близнецы, а я часть его, поэтому он не может относиться ко мне плохо и тем более ненавидеть, ведь это то же самое, что ненавидеть самого себя. Но наверняка ему было бы проще, если бы у него не было такого невыносимого брата. Как же я был слеп, превознося себя! Возможно, если бы я видел в себе человека, а не божество и идола, то мне не было бы сейчас так больно падать с этих самых, выдуманных мною небес на землю, и я бы не ушибся так сильно. Жаль, что теперь нет смысла жалеть о чем-то - ничего уже не вернуть, не переделать и не переиграть, но по крайней мере я еще могу освободить себя и других от этой тяжбы. Навсегда... Сажусь на край ванной и нечаянно задеваю рукой стоящий на полке флакон с лаком, который падает с шумом на кафельный пол. Закусываю губу от досады, проклиная свою неуклюжесть. Не хватало еще Тома разбудить. Это не входит в мои планы. Не хочется его тревожить... Он ведь так вымотался. И как же я раньше не замечал этой усталости в его глазах? У него так постарел взгляд за этот месяц - стал серьезным и печальным. В нем больше нет былого задора и огня... Я чувствую на себе груз вины за это, ведь я мог поддержать его, а вместо этого обижался и делал ему только больнее. Но боюсь, что уже никогда не смогу исправиться. Я все равно буду причинять ему боль... Всегда... Такова моя сволочная натура. Но горбатого ведь могила исправит. Хорошая пословица. Она мне нравится... Вслушиваюсь в тишину за дверью ванной... Ни шороха. Значит, я не нарушил его сон. Улыбаюсь и протягиваю руку к шуфлятке под раковиной. Среди прочего барахла и хлама в глаза сразу бросается бритва, так заманчиво сверкающая при свете люминесцентной лампы... Сжимая ее в ладони и поднимаю взгляд к потолку, жмурясь от яркого света. Закрываю глаза и предаюсь спокойствию, ловя дыханием брызги ледяной прозрачной воды. И несколько шагов до свободы, к которой я так стремился всю жизнь, но так и не почувствовал ее сладостного вкуса, ведь я всегда был зависим от своей славы и популярности, неся на себе груз обязательств. А теперь всего пара шагов до границе, разделяющей два мира. Это ведь так мало. Но каких шагов, черт побери... Вытягиваю руку вперед и прижимаю лезвие к запястью. Пока не больно, но уже страшно... Сползаю медленно на пол, вдыхаю поглубже воздуха в легкие так, что все внутри сжимается от боли, и лезвием, дрожащим в моей руке, делаю резкое движение, оставляя на коже красную яркую борозду.... Первая капля крови падает на плитку под ногами, а за нею горячая соленая слеза. Может, уже последняя, которую я пророню в этой жизни. ****** Билл долго не могу уснуть после того, как мы приехали домой, и я гладил его несколько часов по волосам, впитывая его слезы, которые, казалось, никогда не прекратятся, и касаясь губами его заплаканного, но по-прежнему на удивление прекрасного лица... И только когда когда небо стало розоветь на горизонте, и потухли последние звезды, он притих, ровно посапывая во сне. Я поцеловал в его приоткрытые пухлые губы, почувствовав во рту соленый, горьковатый привкус, и тоже уснул, предавшись забвению. Жаль, что я спал недолго - непонятный шум разбудил меня. Я, не открывая глаз перевернулся на бок, протянув руку в сторону, и с удивлением понял, что кровать пуста... Билла рядом не было. И куда его опять понесло? Я зевнул, приоткрывая тяжелые веки и едва борясь со сном. Усталость до сих пор давала о себе знать туманом в голове. Благо еще, что я отключил мобильник и смог поспать несколько часов. Но я уверен практически на все сто, что Йост рвал и метал, когда узнал, что мы уехали, не дождавшись его и ребят и плюнув на афтер-пати, которая должна была быть этой проклятой ночью в одном из клубов. - Билл? - прохрипел я в темноту, но вопрос так и растаял в полумраке комнаты, не удостоив меня ответом.. Лишь только возня со стороны ванной давала понять, что брат там. Опять... В месте, где он находил умиротворение и покой, когда в душу подкрадывались депрессия и отчаяние. Обычно мне всегда казалось это странным и даже забавным, но сегодня я его понимал его как нельзя лучше. История с нашим разоблачение действительно подкосила его, если не сказать больше. Но я был уверен, что нужен ему, поэтому не мог оставлять его в одиночестве, даже если он и хотел этого. Сейчас я лучше знал, что нужно ему, ведь как нельзя лучше чувствовал на себе все то, что ощущает он. Поэтому одиночество не могло пойти ему на пользу, отнюдь... Я вышел из спальни и подошел к двери ванной комнаты. Равномерное журчание воды - и больше ни звука. Все как всегда. Я раньше не нарушал этого его уединения с самим собой, но сегодня решил сделать исключение. - Билл, ты тут? - практически прошептал я, едва слышно, опустив ладонь на дверную ручку, еще не решаясь зайти. Я был почти уверен, что в ту же секунду услышу его дрожащий голос, но ответом мне послужило молчание. Я вздохнул и открыл дверь, чуть не ослепнув от яркого света, ведь глаза уже успели привыкнуть к темноте. Только спустя несколько секунд, прищурившись, я смог разглядеть брата на полу с зажатым лезвием в руке, по которой стекала тонкая алая струйка крови, ярко выделяющаяся на фоне белоснежной плитки и производящая еще более ужасающее впечатление. - Что... что ты наделал?! Билл! Ты что?! - я упал перед ним на колени и схватил его за окровавленную порезанную руку. Брат всхлипнул, обмяк, и бритва выпала со звоном из его разжатой ладони, укатившись в сторону. Практически силой подняв его на ноги, я подтолкнул его к раковине и сунул его тоненькую руку под холодную струю воды. Билл даже не пискнул, хотя я видел, как он скривился от боли - холод воды обжигал его свежие порезы. Только спустя мгновение, смыв остатки крови, я с облегчением выдохнул, увидев, что порезы приходились не по венам, а по тыльной стороне запястья... Да, мой братец порой такой неуклюжий и неумелый, что даже попытка самоубийства у него получилась никудышной. Впрочем, возможно, он и не собирался кончать жизнь вот так, лезвием по венам на полу ванной комнаты. Хотя кто знает, какие чувства руководили им, когда он снизошел до такой глупости. Главное, что он не совершил самого страшного безумства, а остальное ерунда, точно так же, как и эти невинные порезы. - Зачем ты это сделал? С ума сошел? - я укоризненно покачал головой, доставая из шкафчика у зеркала аптечку. Хотелось отругать его, как маленького ребенка, но я не мог позволить себе этого, не желая причинять дополнительной боли. Билл поднял на меня свои глубокие карие глаза и, вырвав свою руку из моей цепкой хватки, медленно осел на мокрый пол, где кое-где виднелись капли его же собственной крови. Он беспомощно уронил голову себе на колени, и мое сердце едва не оборвалось: он напоминал сейчас сломанную куклу, а ведь еще и не знал всей правды о пленке и о том, что я уже давно храню эту тайну. Наверное, он меня не простил бы за это, но все равно рано или поздно мне придется ему рассказать, даже если потом он навсегда впитает обиду на меня. - Посмотри на меня... - я сел напротив него, пытаясь заглянуть ему в лицо, которое сейчас казалось особенно мертвенно бледным - Билл... Он поднял голову, и я, прочитав в его глубоких глазах доверие, протянул руки к брату. Он покорно прижался ко мне, и снова заплакал, частым дыханием обжигая мне грудь. Мне хотелось отдать ему все, что имею сейчас, отдать ему себя, но это было не в моих силах.. Я не всемогущий, а если бы и был, то, пожалуй, первое, что бы я сделал - так это вернул нас на десяток лет назад. Именно на десяток лет, а не дней и не месяцев. Тогда бы я переиграл всю нашу историю заново, построил бы другую жизнь, и Билл бы был тогда тоже другим... Все было бы иначе. Тогда бы у нас не было славы и денег, но и разочарований тоже бы не было. - Не делай больше таких глупостей, ладно? Брат кивнул, и, приподнявшись, потянулся к моим губам, впечатываясь в них еще одним поцелуем, как будто первым. Или последним. Неважно. Главное, особенным, через который я вбирал всю его боль и дарил немое обещание. И только в это мгновение я с иронией осознал, что давно переступил свои дурацкие принципы, уничтожил их, растоптал... Впрочем, разве важна сейчас такая ерунда, как это, если рушатся наши судьбы? Теперь игра идет по другим правилам - более жестоким, а нам лишь остается решить - принимать их или нет... ГЛАВА 24 - Иди к черту! Я не виноват в том, что журналисты все узнали! - я прижимаю трубку ухом к плечу и делаю несколько шагов по кухне, в ярости сжимая кулаки. Если бы Йост был сейчас рядом, то у меня бы хватило смелости врезать ему, но в данную минуту приходится сдерживать себя, дабы младший брат не услышал из спальни наш разговор. - Я ему ничего не говорил, но скажу, как только он придет в себя. Нет, не отговаривай меня! Я сделаю так, как решил! - пауза, после чего я обрываю речь на другом конце провода: - Да пошел ты... - трубка вдребезги разлетается о стену. Ну и пусть - не жалко. Это всего лишь вещь, точно такая же как и все материальное вокруг. А это теперь ничего для меня уже не значит. Все, что я пытался ранее нажить, теперь стало прахом, дымом, серой массой. И люди тоже... Они, как и мир, вдруг потеряли цвет, а единственным ярким пятном на моей палитре жизни остался Билл. Теперь я не задумываюсь над вопросом: на что же я готов ради него? Ответ и так сам по себе приходит в голову, стоит мне только заглянуть в его лицо с надломленными бровями и глубоким, печальным взглядом. Он зависим от меня теперь, и я особенно ощущаю ответственность за каждый его проступок. Вытряхиваю содержимое аптечки на стол в поисках жаропонижающего. Чертов закон подлости - всего одна таблетка. Вздыхаю, зажимаю пилюлю в ладони и беру в руки чашку только что заваренного ромашкового чая, его любимого, с пятью ложками сахара. Всегда удивлялся тому, какой же мой брат сладкоежка. Странно, что ему до сих пор удается сохранить идеальную фигуру, даже слишком идеальную, за что порой ему пресса приписывает анорексию. Впрочем, чего только пресса не придумает, лишь бы только найти повод перемыть косточки знаменитостям. Представляю, как же они теперь смакуют новость о твинцесте. Стервятники... Подхожу к двери спальни и в ужасе замираю в дверях: брат все-таки нашел пульт от телевизора, который я в спешке сунул под кровать, и теперь смотрит новости, пустым взглядом уставившись на пестреющий экран, а ведь я надеялся, что хотя бы этого удастся избежать. В спешке выдергиваю вилку из розетки, но что-то мне внутри подсказывает, что Билл все-таки что-то успел увидеть за те пятнадцать минут моего отсутствия. Но спросить не решаюсь, ведь я могу и ошибаться, и тогда я только лишний раз пройдусь по его свежим ранам. А топтать его и так хрупкую и истерзанную душу не входит в мои планы. - Горячий... - выношу я обреченно свой вердикт, ладонью касаясь лба брата и протягивая ему таблетку и чашку с дымящейся сладкой жидкостью. - На, выпей. Брат даже не смотрит на меня, по-прежнему не отводя равнодушного взгляда от телевизора, на экране которого теперь лишь видны только наши собственные отражения. Он смотрит и молчит... А так хочется вновь услышать его голос, который, как мне кажется, я могу скоро забыть, если брат так и будет играть в молчанку. Хотя нет, он не играет, конечно, он просто боится нарушить тишину, как будто в ней есть что-то волшебное или священное. - Покажи. - требовательно говорю я, осторожно беря в руку его исполосованное запястье. Бинтовая повязка, которую я ночью в спешке неумело накладывал, почти насквозь пропиталась кровью. - Болит? Брат глотает таблетку, запивая чаем, и морщится. Видимо, напиток оказался слишком горячим. Потом вдруг одергивает руку и судорожно мотает головой, отползая к спинке кровати. Чувствую себя чужим и ненужным. Как будто я враг или недоброжелатель. Это обижает меня, хотя обижаться сейчас на Билла - это своего рода грех. - Как знаешь... - вздыхаю и забираю у него из рук чашку, набрасывая на брата одеяло. Билл, словно желая спрятаться, кутается и отворачивается к окну, но даже так я вижу, как его знобит, и в очередной раз проклинаю тот день, когда мы коснулись славы, заветной мечты, по наивности еще не зная, что нельзя дотянуться до звезды и не обжечься... Оказывается, это больнее, чем мы думали. Мой взгляд падает под ноги, где у кровати, одиноко сверкая глазом-пуговкой, лежит его игрушка. Знаю, что без нее он не уснет, поэтому поднимаю ее и на мгновенное замираю, вглядываясь в плюшевую мордочку. Казалось бы, просто игрушка, а сколько воспоминаний из нашего детства хранит в себе и так напоминает своего хозяина - грустного и одинокого. Только в отличие от Билла у этого медведя иная, простая судьба: у него свой крошечный игрушечный мир без забот и неудач, а у брата - целая Вселенная вокруг, в которой он лишь песчинка... Я вздыхаю, качая головой, и, чувствуя на себе взгляд пары глубоких глаз, замираю, замечая во взоре брата неприкрытый интерес, отчего, с осознанием небезнадежности, невольно улыбаюсь и вижу: его глаза смеются тоже, сверкая и светлея... Я протягиваю ему медвежонка, сиротливо зажатого у меня в руке. Брат осторожно тянется к нему тонкими пальцами, замирает, склоняя голову набок, и вдруг резко хватается мне за запястье. Игрушка невольно падает на пол, а я покорно подаюсь вперед, нависая над до боли знакомым лицом, на котором, в отличие от прошлых лет, больше нет фальшивой маски - лишь следы бывшей наигранности и отчужденности. Оно сияет той естественностью, которая когда-то была забыта и скрыта под слоями грима и улыбками фарфоровой придуманной куклы шоу-бизнеса. И в этом есть та самая надежда, которая не разбилась, как я думал раньше. Она еще жива в этих глазах напротив и в той смешной, нелепой, старой игрушке, которая хранит в себе следы воспоминаний детства... ***** - Да пошел ты! - его гневные слова тают на другом конце провода, сменяясь короткими гудками. Перезванивать снова нет смысла, ведь я и так знаю, что разговора не выйдет: он слишком раздражен и подавлен, как и я, а отчаяние уже взяло над всеми верх, чтобы позволить мыслить адекватно. Раньше я всегда не понимал и даже презирал людей, подвергающихся панике, уча своих подопечных всегда уметь совладать со своим волнением и эмоциями, дабы не обрекать самих себя на провал. Но сейчас, в тишине, слыша, как стучит мое собственное сердце, отбивая ритм, я понимал, что уже сам не могу контролировать себя, и отчаяние уже одержало победу. Мы проиграли, а все мои попытки найти виновника нашего провала и спасти собственную репутацию и репутацию близнецов ни к чему не привели. Я много раз пересматривал пленку и перечитывал записку, в надежде, что, возможно, это поможет мне найти зацепку, распутать этот клубок, но вместо этого я ощущал лишь, что еще больше схожу с ума от безысходности и понимания того, что все то, что взрастил собственными руками, то, чему я дал громкое имя, просто сгорает дотла у меня на глазах, а я не могу спасти это, глядя как пляшут огоньки пламени, губя мое прошлое, настоящее и будущее... И сегодня - это как раз тот день, когда, похоже, оборвалась последняя нить, держащая наши судьбы над пропастью. Вряд ли теперь когда-то легендарная группа Tokio Hotel снова соберет ликующий зал сходящих с ума фанаток. Я ищу виноватых, смотрю в лица знакомых, пытаясь разглядеть врага, но вместо этого каждый раз сталкиваюсь лишь с собственным отражением в зеркале. Возможно, я когда-то слишком заигрался, не замечая действительности вокруг, гоняясь лишь за материальным благом, не видя, что у меня под носом близнецы переступили границы допустимого, пустившись во все тяжкие, а где-то рядом стервятником засел неприятель, выжидая удобной возможности втоптать нас в грязь. Звонок телефона заставил меня содрогнуться, но я не медля и не теряя ни секунды, схватил трубку. Кто знает, возможно, на другом конце провода мне спешат сообщить хорошую новость. - Алло, Дэвид? - Да, а кто это? - голос казался знакомым, но все мои попытки переворошить память и вспомнить, где же я раньше слышал его, оказались пустыми. - Рад тебя слышать. До меня дошли слухи о твоем провале? Ну что ж, поздравляю. - бас сменяется ехидным приглушенным хохотом, отчего я невольно вздрагиваю, но уже через секунду спешу взять себя в руки.. Я не должен позволить столь странному страху овладеть мной. - К-кто это? - дрожащий голос все же выдает меня, и от досады, с силой сжимаю трубку, так, что белеют от напряжения костяшки на пальцах. - Ты меня не узнал? Обижаешь, обижаешь... Тебе разве ничего не напоминает фамилия Миллс? Миллс... Конечно, это чертово слово вызывает у меня бурю воспоминаний, эмоций и чувств, а дерзкое лицо этого человека встает проклятым образом перед глазами. Зато я помню, как ликовал тогда, одержав в своей жизни первую большую победу и взяв руководство четверкой на себя, оставив за своими плечами конкурентов, у одного из которых как раз и была фамилия Миллс. Он злился, кипел от гнева, хоть и пытался не показывать этого, но его пунцовое лицо и горящий от ярости взгляд выдавал его. Но тогда я не обратил на это внимания, ослепленный собственным успехом, но, уже не будучи глупым юнцом, понимал, что отныне моя жизнь изменится, а недоброжелателей и врагов появится неимоверное множество, ведь я был далеко не единственным, кто хотел и мечтал продюсировать этих юных, талантливых звезд. - Напоминает. Что тебе надо? Позвонил, чтобы посмеяться над нашим провалом? - Нет, ну что ты... - я готов поспорить, что сейчас на его лице играет ехидная безобразная усмешка. - Просто хотел спросить, получал ли ты мою посылку? - Какую к черту по... - выкрикиваю я, и вдруг понимание того, что же имеет в виду этот кретин, обрывает меня на полуслове. Едва успев подхватить трубку, которая почти выпала от неожиданности из моей разжатой руки, я присаживаюсь в глубокое кресло, прижимая трубку к уху: - Мерзавец, это был ты? - Ну ты ведь знаешь, Дэвид, что я держу свое слово. - он вновь заливается зловещим смехом, который, кажется, проникает во все закоулки моей души, обжигая. Я был так самонадеян и ослеплен счастьем от того, что заполучил такой лакомый кусочек, как эта четверка, что не воспринял всерьез слова этого мерзавца, решив, что угрожать способен каждый, но далеко не всякий может потом воплотить свои слова в жизнь. Говорить ведь легко, действовать - сложнее. - Ты просто тварь... Хорошо смеется тот, кто смеется последним. - я пальцем нажимаю на сброс и отбрасываю телефон в сторону, запрокидывая голову. Кажется, что потолок вот-вот обрушится на меня, но нет больше ни страха, ни паники и отчаянья. Они отмелись вместе с этим неожиданным звонком, который принес мне решительность и желание во что бы то ни стало восстановить свое честное имя. Я ведь заслужил это, ведь слишком многое вложил в группу и отдал ей. И пускай любовь близнецов запретна и аморальна, но какая бы она ни была, она все же имеет право на существование и не должна стать причиной нашего краха. И даже если сейчас наша репутация в грязи, у нас должны быть силы подняться и снова взобраться на пьедестал, хотя бы для того, чтобы доказать что-то себе, Миллсу и всему миру... Прилив позитивных сил невольно вызывает улыбку на моем лице, которую я ловлю в отражении зеркала, набирая на мобильном телефоне номер, выученный наизусть за долгие годы. Это мой последний, роковой звонок, который будет финальным шагом: либо в пропасть, черную бездну, либо назад - к славе, звездам и успеху... - Алло, Майк, узнал? - я в предвкушении накручиваю провод на палец, когда, наконец, гудки сменяются мужским голосом. - У меня к тебе дело... Слушай внимательно..... ГЛАВА 25 Мое прерывистое дыхание сливается с его, и кажется, будто в мире не осталась ничего, кроме его горячей, раскаленной кожи подо мной и биения сердца. В минуты, подобные этим, мир вокруг растворяется в эйфории и том жаре, который наполняет комнату, и кажется, что нечем дышать. Я провожу губами по его горячей коже, собирая ими капельки пота. Брат громко выдыхает, устало откидывая голову назад, и я, вбирая губами его нежную кожу, оставляю на ней красные следы от поцелуев. Мои руки скользят по его груди, поднимаясь выше и путаясь во влажных длинных волосах. Кажется, я схожу с ума от этого букета чувств и эмоций, уже давно стерев грань между прошлым и настоящим, не заметив, что, пытаясь две недели назад взять на себя вину за наш тогда еще не свершившийся провал, я теперь не могу дышать без него, без его губ, без тонких пальцев, в порыве страсти впивающихся в мою спину, без стонов, разрывающих тишину... Я целую его в обнаженное плечо, перебираясь выше к губам, касаясь их языком. Брат сам нетерпеливо тянется ко мне, обхватывая мою шею руками. Он по-прежнему прижимается ко мне, обвивая стройными ногами талию, как будто хочет сохранить этот жар. - Билл... скажи... что-нибудь. - слова с хрипом вырываются у меня из груди, и я заглядываю ему в глаза, ведь брат так и не проронил ни слова, - не молчи... - Я люблю тебя... - вдруг признается он, улыбаясь - так искренне, наивно, по-детски, отчего хочется прижать его к себе еще сильнее, чувствуя как счастье невидимой, но ощутимой волной накрывает с головой, захлестывая этим ощущением - так, что боишься захлебнуться этими эмоциями льющимися через край. Я смеюсь и понимаю: это все, на что я готов променять свою прошлую жизнь. Лишь бы видеть этот искренний, добрый блеск в глазах напротив, лишь бы слушать слова, срывающийся с родных губ, которые тают в воздухе, пропитывая атмосферу вокруг призрачным ощущением любви и потребности друг в друге, наполняя ее странной надеждой и обещанием другой, счастливой жизни. Пускай не для него, но хотя бы для меня... - Билл, скажи мне сейчас, что твои слова никогда не потеряют цену и не превратятся в прах. Несмотря ни на что. Скажешь? Улыбка... Она ослепляет и сжигает все сомнения, придавая уверенности и решительности. - Ты же знаешь, что скажу... - он выскальзывает из-под меня, и уже через секунду мы меняемся с ним местами. Брат нависает надо мной, дразняще касаясь невесомым поцелуем моих губ. Не хочется разрывать это ощущение, рассеивать туман эйфории, но я знаю, что сейчас то самое время, когда нужно вернуться в реальность и рассказать брату все то, что я собирался. И даже сегодняшний звонок Йоста не навеет сомнений. Я должен пользоваться моментом, пока Билл снова не надел на лицо свою дурацкую маску и не поставил стену между нами, пока он рядом, совсем близко - такой естественный и настоящий. Он....Мой Билл.... А не кукла и марионетка, которой он привык быть на протяжении стольких лет в скользких руках славы, музыки и поклонников. Пускай он возненавидит меня потом, но зато я сумею сохранить в памяти эту его искреннюю улыбку, которую он дарит сейчас... - Билл, я тебе хотел кое-что рассказать... - я пытаюсь заглянуть ему в глаза, чтобы суметь прочитать в них реакцию, но он ускользает от меня. Брат опускает голову мне на грудь, покрывая кожу поцелуями и постепенно проделывая этот незамысловатый путь все ниже и ниже. - Я... должен... сказать... - последнее слово превращается в хрип - я чувствую, как возбуждение вновь накрывает меня волной, а ладони против собственной воли ложатся брату на затылок, когда наконец его губы опускаются к низу живота. - Ммм? - он вопросительно поднимает на меня свой игривый взгляд, облизывая пересохшие губы, а потом вновь касается поцелуем нежной кожи. - Пожалуйста, послушай. - я, все же овладев с собой и своими чувствами, хватаю брата за плечи и переворачиваю, подминая под себя. Он смотрит на меня, широко раскрыв свои карие глаза, но не сопротивляется. - Та пленка, о которой говорили журналисты - это видеозапись той ночи, на которой мы с тобой, у нас в квартире, - я замолкаю на несколько секунд, словив испуг и непонимание в его глазах, но решаюсь договорить, чтобы потом не винить и не казнить себя, ведь и так уже от груза на душе трудно дышать. - Нас сняли... Скрытой камерой. Нас подставили. Понимаешь? Прости, братишка, я не сказал тебе... Прости меня. - я наклоняюсь к нему, чтобы поцелуем выпросить прощение, но он вдруг отворачивается, и мои губы скользят по наволочке на подушке... Что и следовало ожидать. Больно? Нет, вполне предсказуемо. - Почему ты не сказал мне? - его голос дрожит, словно натянутая струна, и нескрываемая обида в нем режет мне слух, как острое лезвие... Прямо по сердцу. А ведь еще пять минут все было так хорошо, как будто в детском розовом сне. - Я не хотел ранить тебя. Для тебя и так вся эта история - стресс, - я осторожно касаюсь рукой его шеи и под подушечками пальцев чувствую его дрожь. Он не уходит, не прячется, не отталкивает мои руки. Просто смотрит в потолок пустым взглядом потемневших глаз. Интересно, о чем ты думаешь, братишка? Наверное, у меня все же есть шанс быть прощенным, а больше мне и не надо ничего... Медленно сокращая напряженную дистанцию между нами, я целую его в плечо, но вдруг резко отстраняюсь, обожженный пристальным взглядом шоколадных глаз. - Но кто это сделал? Откуда камера? Он уже не злится, я чувствую. Теперь им движет лишь негодование и любопытство. - Николь. - всего одно короткое слово, имя, шесть обыкновенных букв, а создается впечатление, что сразу веет холодом, отчего хочется посильнее укутаться в одеяло. Но брата даже, похоже, не удивило сказанное. Он насмешливо ухмыляется, покачав головой, и я в очередной раз чувствую себя идиотом, в одну секунду вспомнив все то, что он говорил про эту девушку, как пытался открыть мне глаза на действительность вокруг. Как будто бы все знал... Как будто все видел... - Прости, - выдыхаю я и понимаю, что это слово потеряло свой истинный смысл: слишком часто я в последнее время говорил его: брату, самому себе... Это слово стало пустым, полым и безжизненным. Пустышка... Жужжание телефона в кармане джинсов, валяющихся на полу, разрезает повисшую тишину. Я достаю мобильник и устало вздыхаю, обреченно глядя как мигает имя продюсера на экране. Уже готовый слушать попытки Дэвида отговорить меня от откровения перед братом, я отвечаю на звонок и ловлю на себе заинтересованный взгляд близнеца. - Чего тебе еще? - мой голос звучит грубо, и я не пытаюсь скрыть своего раздражения. А впрочем надо ли? Я уже не тот смирный мальчик, каким был раньше, когда боялся вставить слово поперек Дэвида, боялся своего мнения, которое держал глубоко внутри себя, молчаливо соглашаясь во всем даже тогда, когда внутри все кипело. - Ты что, издеваешься? Думаешь головой, что говоришь? - у меня невольно вырывается смешок, когда я слышу слова Йоста в трубке. Если бы я не знал его, то решил бы, что он сошел с ума. Конечно, у него бывали сумасшедшие идеи, так что нам было всем не привыкать, но все же это было чересчур. - Нет, я не согласен! И мне плевать, что ты договорился, недоумок! Хочешь нашей смерти? Спасибо, черт возьми за то, что подставляешь нас еще больше! - выкрикнув последние слова на одном дыхание и отключив телефон, я едва ли не задыхаюсь от злости, но мгновенно остываю, когда ловлю на себе пристальный и обеспокоенный взгляд близнеца. Хоть он и молчит, но в его глазах застыл немой вопрос, на который я спешу ответить. - У завтра пресс-конференция... - объясняю я и в эту секунду вдруг с ужасом осознаю: а ведь она и вправду состоится, эта чертова конференция, а отменять ее нет смысла - мы только усугубим наше положение, в то время как журналисты со зловещим блеском в глазах будут потирать руки, печатая новую, скандальную статью о том, что группа Tokio Hotel не пришла на назначенную встречу. А я не хочу прослыть слабаком и трусом, кроме того, бояться ведь так глупо... Особенно бояться правды и собственных чувств. - Но... Том... - брат жалобно смотрит меня, но к сожалению и в этой ситуации я бессилен. Остается только опустить руки и в который раз пообещать Биллу, что все будет хорошо и что наша звезда еще не погасла. Говорят, если мечта разбилась, то ее уже не склеить и не собрать из осколков, но я смогу, и сделаю это, даже если и порежу руки в кровь об острые края... ****** Дождевые прозрачные капли безжалостно хлестали по машине, оставляя рваные косые борозды на стекле. Похоже на слезы, а я ведь впервые ловлю себя на этой странной мысли, раньше не обращая на это внимания. А, может, стоило, ведь в этом дожде есть какая-то странная притягательность и тоска... Я боюсь пошевелиться, прислонившись лбом к холодному стеклу, боюсь нарушить столь идеальную тишину, разрываемую лишь всхлипами дождя и ревом грома. Только грозе позволена такая вольность - прервать таинственное спокойствие этого вечера - по-настоящему пугающего времени суток... Казалось, что в каждом из нас сейчас живет страх проронить хотя бы слово из-за напряжения и тревоги, несмотря на улыбки, иногда посещающие наши лица в пути. Даже Густав с Георгом, которые все уже знали, пытаясь разрядить обстановку до скуки приевшимися шутками, теперь молчали. Они теперь кажутся совершенно глупыми и не смешными... А так хочется вновь искренне рассмеяться - точно так же, как и вчера, когда я смотрел в счастливые, добрые глаза напротив. Теперь задаюсь вопросами: будет ли у нас то, что было когда-то? Сможем ли мы задушить в себе страх быть отвергнутыми и непонятыми? Не убьет ли это моего брата, и осталась ли храниться в сердце та его надежда, которую я дарил и дарю ему своими прикосновениями, сжимая теплую ладонь в своей руке и перебирая тонкие пальцы? Пускай во мне нет сейчас уверенности на удачу, нет ответов на вопросы, но есть еще вера в то, что в мире не забыто слово "справедливость" и что оно не потеряло свою значимость и цену. Да и кроме того: любовь ведь всегда сильнее страха, сильнее жизни и даже смерти сильнее. И что же тогда по сравнению с этим весь мир, который нас окружает? Пустота и никчемность. Серость... Быть может, наши короны упадут. Если не сейчас, то после, потом. Зато мы сохраним ту самую, невидимую нить, которую никому не под силу порвать. Нас не поймут, нас не признают, нас отвергнут... А мы? Мы все равно не выйдем проигравшими, ведь уже одержали победу. Хотя бы над самими собой... А эти стервятники с фотоаппаратами и блокнотами не поймут. Они глупы и жестоки. Акулы... Пираньи... Палачи... Нетитулованные боги, порой вершащие судьбы людей, подобных нам, которым они готовы всадить нож в спину, наблюдая с присущим им удовольствием и эйфорией, как мы падаем в грязь, не в силах подняться... Но мы не такие, мы окажемся сильнее и вырвемся из той ямы, в которую упали... - Не бойся. - касаюсь дыханием его щеки, пользуясь тем моментом, что мы остались в салоне автомобиля одни. Брат кивает, еще сильнее вжимаясь в сидение, испуганными глазами глядя в окно автомобиля, за которым виднеется размытое изображение высокого здания. Даже для меня оно кажется неприветливым и и неуютным. Куда уж Биллу... Я слышу недовольный голос Йоста. Прятаться вечно нельзя. Сжимая дрожащую ладонь близнеца, шагаю под поток холодный воды, но зонтик в руке охранника мгновенно раскрывается у нас над головами. Зачем?.. Хочется наоборот промокнуть под потоками ливня, чувствуя как вода скользит по щекам, заползая под футболку и принося долгожданное облегчение. Хочется, а нельзя. Мы должны выглядеть достойно в глазах этих стервятников, от которых нас разделяют считанные шаги. Яркий свет бьет в лицо. Невольно жмурюсь и опасливо оглядываюсь по сторонам. Ни вспышек фотоаппаратов, ни возгласов, ни вопросов. Но это лишь пока... Остается лишь наслаждаться последними минутами. - Пресс-конференция через десять минут. Побудьте пока здесь, а я пойду все улажу, - деловой, холодный тон голоса Йоста звучит так спокойно, как будто это и есть самая обычная пресс-конференция, как и десятки других, на которых мы были в нашей жизни. Мне кажется, что он издевается... Конечно, ему незачем волноваться, справляться с дрожью в ногах и руках и пытаться успокоить своего брата-близнеца, губы которого побелели и слились с цветом стен комнаты, ведь это не Девиду надо предстать перед толпой журналистов через десять минут, ведь это не его выставили на съедания этим жадным, голодным акулам Я осматриваю помещение... Похоже на гримерку - небольшой диван, зеркало, яркое освещение, теснота, а стены, кажется, давят со всех сторон. Впрочем, это лишь иллюзия от страха и волнения, которое теперь уже не так велико, как час назад, ведь я уже знаю, как поступлю. Наверное, меня потом осудят, но хуже я не сделаю, зато тяжелый камень упадет с моих плеч, и я смогу дышать свободно, как прежде. Стану свободным... Но все же хочется так быть счастливым потом не в одиночку, а с ним, братом. Видеть, как светятся его глаза безумным огоньком, когда он стоит перед толпой обожателей, как сияет его аристократически прекрасное личико искренней улыбкой, а не становится серым и блеклым от тревоги и страха. - Билл, ты в порядке? - я с беспокойством смотрю на брата, который, запрокинув голову, закрывает глаза. Кажется, его лихорадит, а это уже достаточный повод для беспокойства. Я сажусь с ним рядом, максимально близко, чтобы он чувствовал тепло, которое так нужно ему сейчас. Провожу руками по неуложенным распущенным волосам. Они мягкие, не колючие, как обычно. Смотрю на его лицо, на котором нет матового слоя грима. И недоумеваю: зачем ему весь этот шик, который делал его куклой? Красивой, харизматичной, но все же куклой... Брат едва заметно кивает и благодарно улыбается, склоняя голову набок и роняя ее мне на плечо. И кажется, время остановилось, а кроме нас не существует никого. Даже Густав с Георгом, с интересом наблюдающие за нами, как будто рассеялись в пустоте, исчезли... - Положись на меня, хорошо? - говорю я, касаясь губами макушки Билла и не требую ответа. Это скорее просьба довериться мне. Пожалуй, я могу взять на себя такую ответственность. ***** Я чувствую себя защищенным, хоть и боюсь, до сих пор не в силах поверить, что Дэвид мог с нами так поступить. Наверное, я слишком глуп, чтобы понять мотивы такого поступка, но даже такому дураку, как я, ясно, как белый день, что делает это Йост не на благо группы. Но вот зачем? Может, мстит... А если и мстит, то наверняка от зависти - у него ведь нет такого замечательного брата. Именно замечательного... Хорошо, что я осознал это сейчас, но жаль, что не раньше. Пальцы Тома касаются моих волос, отчего желание не открывать глаза только возрастает, ведь с закрытыми глазами я могу себе представить то, чего нет в реальности. Например, что нет этих проклятых десяти минут, решающих нашу судьбу, что нет толпы журналистов там, в зале, и что нас тоже здесь нет... Скрип открывающейся двери, заставляет меня все же вернуться из мира в грез в реальность и поднять тяжелые веки. Проклятый, знакомый силуэт вырисовывается в дверном проеме, и я чувствую как паника своими проворными щупальцами заползает мне в душу. - Ну что, готовы? Вас уже ждут. - невозмутимый, спокойный голос. Страшно... - Надеюсь, помните, о чем я вам говорил? - Девид бросает на нас взгляд. - Все отрицаете, говорите, что пленка - монтаж и не более. Ясно? Он думает, что это так просто - врать, когда на тебя нацелены десятки фотокамер, дрожат руки, перед глазами рябит. Он думает это легко! Дурак... - И не надо смотреть на меня волком, Билл. Я всего лишь спасаю ваши шкуры и репутацию группы. Я вам не враг. А теперь пошли... Я беззащитно перевожу взгляд на Тома, жду от него хоть какой-нибудь реплики, протеста, хоть чего-нибудь, чтобы отсрочить этот момент, но брат молча поднимается и тянет меня за руку. На его лице снова можно прочитать лишь хладнокровие. Наверное, это именно то, что нужно сейчас. Жаль, что я уже не тот, чтобы снова надеть на лицо привычную кукольную лицемерную маску, спрятав истинные чувства, и лгать невозмутимым уверенным голосом. Я ведь так делал когда-то... Почему же не могу сейчас?! Наверное, просто тот Билл умер, а мертвые не могут воскреснуть даже ради того, чтобы спасти чью-то душу... |
Оставить комментарий Перейти к списку фанфиков