Автор:
Keine Dort
Бета: меланхолия
Пэйринг: Йост/Билл
Рейтинг: NC-17
Жанр: Angst, POV Jost, POV Tom (Alternative player’s parts)
Предупреждение: нецензурная лексика, насилие, гет, набирающий обороты психоз, цинизм Дэвида местами зашкаливает.
Саммари: сиквел к "Play the Game".
Примечания:
[1] «Nothing Looks the Same in the Light» – «Fantastic», Wham!
[2] «This is the New S***» - «The Golden Age of Grotesque», Marilyn Manson
[3] «Мy band» - «D12 World», D12
Реально существующие объекты, упомянутые в тексте:
- BMW 760Li рестайлинг 2006 года
- Вилла под Геттингеном
- Nokia L’Amour Collection 7370
Модификация той же модели - Nokia L’Amour Collection Limited Series 7370lux, – на моей совести. Да, мне было мало существующих мобильников.
- Gibson Les Paul Standard Premium Plus
| 11. ALTERNATIVE PLAYER - PLAY Билл спит по пути на вокзал. На заднем сидении тесно, но ему каким-то образом удалось улечься. Из-за него мне некуда девать руки. Я упираюсь правым локтем в подлокотник на двери, а левой без-думно глажу брата по руке. Он был таким грустным утром. Я не собирался ничего говорить, но даже если бы я придумал, как спросить у Билла о нем и Йосте, наверное, так и не спросил бы. Потому что Билл, не поднимая на меня взгляда, сел в машину, и мы ехали молча, а потом он вздох-нул и устроился головой у меня на коленях. И уснул. Я знаю, под не смытой краской у него покрасневшие веки. И засосы. Под одеждой. Но об этом я стараюсь не думать. - Билл, мы приехали, - я легонько трясу его за плечо, когда водитель тормозит у вокзала. - Билли. Он вздрагивает, просыпаясь. - Мы уже дома? - спрашивает он. - Нет, - я улыбаюсь. - Нам еще на поезде ехать, забыл? - А. Точно. Он вылезает из машины, опускает козырек кепки ниже и кутается в шарф. Мы идем в окружении этих гребаных телохранителей, которые не заходят с нами разве что в туалет и спальни. Но это фигня. Это нужно, да и я уже привык. И Билл. - Я очень хочу спать, - устало говорит Билл в поезде. Когда мы заходим в купе, Билл ложится в одежде, положив под голову подушку, и я накрываю его пледом. Замерзнет ведь, хоть здесь и не холодно. Три с лишним часа до Лойтше. Я включаю плеер и тупо смотрю в окно, через час это надоедает, я перекидываюсь смс’ками с Густа-вом и Георгом, и еще с кем-то, не знаю, просто ткнул в телефонной книге первый попавшийся номер, отправляя шаблон «как дела?». Дела хорошо. А у нас паршиво. Но никому, кроме нас, это не нужно знать. Даже маме. Тем более маме. …Она ждет нас на вокзале с отчимом. Какая-то другая, не такая, какой я помню ее, но это потому, что мы давно не виделись. Я знаю. Так бывает всегда, когда уезжаешь надолго. - Билл, Том… Она обнимает нас, мы вернулись домой, вернулись, вернулись. Домой. И все так же. Только Билл совсем мало улыбается, и на все вопросы отвечаю я - потому что когда де-ло касается любой херни, связанной с Йостом хоть косвенно, он бросает на меня короткие, просящие взгляды, и я говорю о турах, о концертах, о записи альбома, клипа, мама испуганно прижимает ладонь ко рту, когда я начинаю рассказывать про злополучный клип. Но потом, к концу, она смеется вместе с нами и ласково треплет Билла по голове. Он ершится и уворачивается, как ежик. Как в детстве. И я думаю, что ему стало чуть-чуть лучше. - Билл, ты вообще решил больше не есть? - с улыбкой спрашивает мама за ужином. - А? - Билл отрывается от ковыряния вилкой в гарнире. - Нет, мам. Я ем. - Во снах, - ухмыляюсь я. Он тоже улыбается, но натянуто, не знаю, может, только я замечаю это, потому что мама говорит Биллу, что за полторы недели обязательно приучит его есть наяву. …Мы сидим в гостиной до позднего вечера, Билл уходит спать раньше всех, сославшись на уста-лость - и я тоже хочу уйти, но мама останавливает меня за руку, когда я поднимаюсь с дивана. - Том, - она хмурится и сжимает мою руку в своих ладонях. - У Билла что-то случилось? - Нет, он просто устал, - отвечаю я. - Нет, ты просто врешь, - мама встает с кресла и начинает собирать со стола посуду. - И ты будешь сидеть здесь, пока не созреешь для того, чтобы рассказать мне все. - Мам, я не вру. Все хорошо. Я знаю, это не подействует. И никогда не действовало. Она не отвечает, и я сажусь обратно на диван. Дерьмово. Все так дерьмово, мама, думаю я. Ты зна-ешь, Билл влюбился в Дэвида Йоста, да-да, того самого Дэвида Йоста, которого ты видела пару раз. То-го, про кого ты как-то сказала, что он совсем не тот, кем кажется. Мы смеялись, говорили, что ты его просто не знаешь, что он такой классный. Только получилось, что его не знали мы. А Билл… - Помоги мне унести это на кухню, Том. А Билл, дурак… как его угораздило? - Я надеюсь, ты еще помнишь, как включать посудомойку? Он спит с Дэвидом, он любит Дэвида, я же знаю, мама, я чувствую, но Йосту плевать на него. Скажи, что это не так. Ты же всегда знаешь. Скажи, что все хорошо. А то, что Биллу не нравятся девчонки, ты, наверное, и сама понимала. Чувствовала. Я надеюсь. - Послушай, Том, - мама подвигает свой стул к моему и внимательно смотрит на меня. - Я ведь вижу, что Биллу плохо. 12. ALTERNATIVE PLAYER - REW Я помню, один раз ей удалось меня расколоть. …В школе, когда мы были в разных классах, у Билла в один день занятия закончились раньше, чем у меня. Я тогда отсидел последний урок как на иголках. Знал, что что-то не так. А потом увидел в окно Билла, скорчившегося у стены, уткнувшего лицо в подобранные к груди ко-лени, - и, наверное, класса три ублюдков, столпившихся вокруг него. Его не били. Эти твари просто загнали его в угол и глумились, издевались над ним, а ему даже бе-жать было некуда. Мне не оставалось ничего, кроме как пойти к директору и рассказать ему, потому что только супер-герои бьют морды ста злодеям одновременно. …Потом Билл не разговаривал со мной неделю. Из-за вплетенного во все это дерьмо директора не было никого, кто не знал о «той байде с сестренкой Каулитц, которую спас директор, потому что ему настучал братишка Каулитц». И тогда, на третий день, маме все-таки удалось вскрыть эту дрянь, и мне стало легче. Потому что я сказал, какие они все козлы и придурки. А она пообещала, что переведет нас в другую школу. …Только и там было все то же самое. 13. ALTERNATIVE PLAYER - PLAY - Он просто устал, - гну я. - Мам, мы так вымотались, а Билл еще хуже, чем остальные. Она молчит. Я смотрю, как секундная стрелка ползает по циферблату кухонных часов. - Хорошо, - произносит мама. - Иди спать. - Спокойной ночи, мам, - улыбаюсь я. - Спокойной ночи, - отзывается она. - И, Том… Я оборачиваюсь от двери. Мама опять хмурится. - Не давай его никому в обиду. - Я помню, мам. Бля. Я поднимаюсь в свою комнату, мне хочется дать кому-нибудь в рожу, сломать что-нибудь… Как же я могу не давать его никому в обиду, если уже слишком поздно? 14. PLAY - Дэвид, телефон… твой… - Забудь. Мобильник орет где-то в спальне. Мне плевать. - Дэйв, он меня раздражает. - Я не хочу, - я целую Нову, лаская пальцами ее упругую грудь, - ни с кем говорить… Тем более с Золотой Деткой. Кто еще может звонить мне в час ночи? Да еще и несколько раз подряд? Ничего страшного с ним не случится, если я не возьму трубку - потому что рядом мамочка и братик, они не дадут ему броситься под машину. А у меня есть дела поинтереснее. - Кто там тебя так хочет, что не может потерпеть? - Нова улыбается, сладко выгибаясь под моими ласками. - Готов спорить, ты, малышка, - усмехаюсь я. - И не там, а вот здесь. Она горячая и влажная, уже очень влажная, я смотрю, как она облизывает губы, и гребаный мобиль-ник снова начинает звонить. Надо было его просто отключить. - О, черт, - Нова мягко улыбается, и мы перекатываемся так, что она оказывается сверху. - Я ведь за-была выпить таблетку. Блядь. Ей память отшибло? Она накидывает на себя мою рубашку и уходит в спальню за презервативами. Я откидываюсь на диванные подушки. Вспомнить в такой момент и улизнуть - какие же они все-таки суки. - Дэйв, раз уж я здесь, - говорит Нова из спальни. - Ты ведь все равно не хочешь ни с кем говорить, я возьму трубку. Я не успеваю сказать «нет». - Алло, - произносит Нова. - Алло. Каулитц не отвечает. А потом он, наверное, отрубает связь. - Кто это был? - Нова забирается на диван и передает мне мобильник. - У тебя только номер опреде-лился. Черт, как хорошо, что я не успел внести новый телефон Детки в контакты. Придурок потерял симку - и ему крупно повезло, что я взял его Нокию с подключением. - Кто был до этого, не знаю, - я жму на кнопки, делая вид, что смотрю список упущенных вызовов. - А вот это… это с работы. Мне нужно перезвонить. - Вот видишь, - Нова целует меня в губы. - Надо было сразу ответить. - Надо было слушать тебя, милая, - я беру с журнального столика сигареты и встаю с дивана. - Я на кухню, покурю заодно. - Иди, - Нова включает телевизор. - Но когда придешь, учти, я могу уже и спать. - Я тебя разбужу, - усмехаюсь я. …На кухне я закрываю дверь и перезваниваю Диве. С минуту он не берет трубку. Я закуриваю, соображая, что ему говорить, если он ответит. Что он ошибся номером? Идиотизм. - Да? Его голос в трубке глухой и очень тихий. - Я не слышал звонков, детка, - с ходу вру я. - Все в порядке? - Да. - Почему ты не спишь? - блин, кому это больше надо - ему или мне? Почему я должен вытаскивать из него фразы? - Уже поздно. - Я выспался. В поезде. Я делаю глубокую затяжку. Не знаю, что еще сказать ему. И зачем он вообще звонил столько раз, если теперь отвечает, как робот? - Это потому, что я парень, Дэвид? - тишина в трубке сменяется почти шепотом, и мне приходится прислушиваться. - Билли, детка… - Не называй меня деткой, - он перебивает дрогнувшим голосом. - Зови так ее. - Хорошо, - я тушу сигарету о дно пепельницы и вытаскиваю из пачки еще одну. - Зачем ты так поступаешь со мной? Сопливый придурок. Идиот. Наверное, это было ошибкой - трахнуть его тогда, в первый раз. Но у меня не было другого выхода. - Мне нужно с кем-то спать, Билл, - и плевать на то, что ему будет очень больно. - Пока тебя нет. И появляться на людях - не с тобой ведь, правда? Какой же я ублюдок. - Я люблю тебя. У него голос дрожит. - Я знаю. - Я люблю тебя, я так люблю тебя. Связь обрывается. Я слушаю гудки. …Когда я возвращаюсь в гостиную, телевизор уже не работает. Нова спит. Как меня все заебало. 15. ALTERNATIVE PLAYER - PLAY Не знаю, почему я решаю зайти к Биллу в комнату. Просто не могу уснуть. Он сидит в углу своей кровати, обхватив колени руками, в одних трусах, и никак не реагирует на то, что кто-то зашел. Я подхожу к нему, подобрав по пути его мобильник с пола, и сажусь рядом. Он плачет. И последний звонок на телефоне - от Йоста. Я не знаю, что этот мудак наговорил Биллу. - Билл… - Уйди, - глухо просит он. - Пожалуйста, Том. - Я не уйду. - Я хочу остаться один. - Ты не хочешь. Так глупо врать своему близнецу. Билл ведь знает. А все равно обманывает. - Что он сказал тебе? - негромко спрашиваю я. - Ничего. Ничего он мне не сказал. У Билла срывается голос. И так тихий, я не понимаю вообще, как он может сорваться. …То, как больно сейчас мне - ничтожная доля чувств Билла. Я обнимаю его, он кажется мне таким маленьким, почти ребенком, как будто я старше его не на ка-кие-то минуты, а на годы. Мы долго сидим так. Как в детстве - Биллу снились кошмары, ночью он приходил ко мне, и я успо-каивал его. Теперь у него кошмар наяву. …Билл засыпает сидя, в моих руках. Я аккуратно укладываю его в постель, укрываю одеялом, и тихо прикрываю за собой дверь, чтобы не потревожить его сна. …Утром он спускается завтраку. - Доброе утро, Билл, - мама улыбается ему, разливая по чашкам горячее какао. - Выспался? Вот только он не отвечает. Вернее, не совсем так. С его губ срывается оборванный, недоделанный звук, а потом как будто гитарная струна рвется - и Билл прижимает ладонь ко рту, испуганно глядя на маму. - Билл? У нее какао льется мимо чашки. - Мам, какао, - я встаю из-за стола и обхватываю Билла за плечи, заставляя посмотреть на меня. - Билл, что случилось? Он пытается что-то сказать. Вместо слов получается сорванный хрип, шипение какое-то. Как если бы у него сел голос из-за ангины. - Я… - тихо, сдавленно шепчет он, и у него в глазах ужас. - Я… я не могу… громче. Билл опускается на стул, ошеломленный, испуганный, мама вкладывает ему в руки чашку с какао. - Выпей, - она даже договорить не успевает, а он уже подносит чашку к губам, как запрограммиро-ванный робот, и пьет большим глотками. Потом Билл так же механически опускает пустую чашку на стол и трясущейся рукой заправляет мокрые, только что вымытые волосы за ухо. - Попробуй что-нибудь сказать, - прошу у него я. Он открывает рот, как в немом кино. Теперь даже шепотом не получается. В том, что он выдавливает из себя, невозможно угадать слов. Я бы вытащил йостовы кишки наружу и станцевал на его трупе, если бы мог. - Мам, пожалуйста, отведи Билла в его комнату, - я заглядываю матери в глаза, и она кивает. - Я по-звоню врачу. Билл не сопротивляется. Он похож на оглушенного взрывом. Мама берет его за руку и ведет к лест-нице как маленького, только теперь уже он намного выше нее, а не наоборот. Я достаю мобильник и ухожу на кухню. Пожалуй, сначала я позвоню нашему Про. Ему не будет все равно. - Дэвид? - Да, Том, - у него немного удивленный голос. - Что-то случилось? - Да, - отвечаю я. - А тебе не кажется странным, что я звоню тебе, а не Билл? - Том, давай ближе к делу, - помолчав, говорит он. - У Билла пропал голос. Из-за тебя, хочется добавить мне. Но я не говорю этого. - Что, прости? Он заболел? - Нет. Просто ночью он так радовался, что поговорил с тобой, и от восторга у него пропал голос, зна-ешь, так бывает? Ты должен знать, Дэйв, ты же продюсер. - Ты вызвал врача? - Йост не обращает внимания на мои слова. - Еще нет. - Так звони ему, - резко произносит Йост. - Быстро, понял? Я не успеваю ответить - в трубке идут гудки. Позвонить врачу. Я нахожу в списке контактов телефон. Через три с лишним часа врач будет здесь. Он сказал, что сейчас Биллу нужна спокойная обстановка, тишина, и, что еще лучше - сон. Я поднимаюсь в его комнату 16. DIM - Дэвид, все в порядке? Нова касается рукой моего плеча. Я докуриваю вторую сигарету. - Я бы так не сказал, детка, - бычок - в пепельницу, и, блядь, какое же дерьмо. Безголосый певец не нужен никому. Это однозначно. А я - продюсер группы с немым вокалистом. Замечательно. Даже если это временно. Я надеюсь, что это временно. - Скорее всего, мне придется прервать отпуск, - говорю я Нове. - Не знаю, насколько это растянется. - Ты не сказал, что случилось. Билл заболел? - Нет, - я поднимаюсь с кровати и застегиваю рубашку. - У него пропал голос. Давай не будем об этом, милая. Иначе мне придется заткнуть твой милый ротик кляпом и запереть где-нибудь, что бы ты никогда больше не лезла в чужие дела и не отвечала на чужие звонки. …Весь день как ожидание. Я не могу найти себе места, меня бесит Нова, бесит телевизор, бесит мол-чащий мобильник. Вечером звонит врач. Я слушаю. Сроки неизвестны. Это не простуда, не ангина, не какая-нибудь еще зараза. Это нервный срыв. Под удар попал голос. - Вы можете назвать мне хотя бы приблизительные сроки? - еще раз спрашиваю я. - Герр Йост… все зависит от того, насколько быстро улучшится его психическое состояние. Я не мо-гу ничего сделать со своей стороны. В худшем случае это может быть навсегда, но… Я не дослушиваю. Я медленно кладу трубку на стол, и только тогда нажимаю на отбой. Мне плевать, что еще говорит врач. Моя карьера осыпается, складывается как карточный домик, как долбанные башни-близнецы один-надцатого сентября, у меня на глазах. Черт, я наконец-то нащупал золотую жилу, я потратил на это десять лет… а с этими детьми – до хре-на нервов. Я не могу допустить, чтобы все пропало. Я не могу допустить того, что собственными руками разрушу свою карьеру. …Я заказываю билет на ночной рейс. На вечерние уже нет. - Мне срочно нужно в Магдебург, - говорю я Нове. - Я буду ждать, - она забирается с ногами ко мне на диван и коротко целует в губы. - Постарайся вер-нуться как можно скорее. Непременно. Перед домом Каулитцев я оказываюсь в два ночи. У них свет горит в гостиной и на застекленной веранде, машины на залитой бетоном площадке нет - значит, у отчима близнецов ночная смена. Меня встречает Том. - Зачем ты приехал? - спрашивает он вместо приветствия. - Я думаю, твой брат захочет меня видеть, - отвечаю я. Томми, если ты не скрываешь, что прекрасно понимаешь все - не стану и я. Мы ведь оба знаем, что нужно Билли, верно? - Только попробуй сделать ему больно, - шипит старший Каулитц, впуская меня в дом. И что, Томми? Подвесишь меня за яйца? Закатаешь в асфальт? …Он провожает меня до комнаты Билла. Золотая безголосая Детка спит. Я осторожно пододвигаю к его постели стул и разглядываю выдран-ные из блокнота листы, исписанные его рукой. «Я хочу апельсиновый сок» «Я не буду есть, я не хочу» «Я хочу посмотреть телевизор в гостиной» Хочу - не хочу. Те же капризы. Я перебираю бумаги, и натыкаюсь в конце на одну, смятую, скомканную. Это текст песни на английском, распечатанный с какого-то сайта. Я читаю, потому что мне нечего делать. I watch the sun, upon the sheets. I hear a car, out on the street, And gently pull you close, it's over too soon. What can I do, but wait and see, Hold on to you, please stay with me, Because you're the first, and I want to stay here with you. Черт. Ничего не выглядит таким же в свете дня, да, детка? Я знаю эту песню. Такая тоска. Только не говори, что я серьезно был у тебя первым. А, впрочем, ты ведь и говорить не можешь. …Билл просыпается полтора часа спустя. Открывает глаза и видит меня. Облизывает пересохшие губы, как будто хочет сказать мне что-то, но потом вспоминает, что с его голосом полный пиздец, и просто смотрит на меня. Как гребаная Русалочка. Ариэль, мать его. С тумбочки валятся листы, когда он пытается найти чистый. Я впихиваю ему в руку блокнот, кото-рый он умудряется не заметить, и протягиваю карандаш. «Я думал, ты не приедешь» - Но я приехал, видишь. Билл слабо улыбается. Я глажу его по лохматой голове, хоть раз его волосы под моими пальцами мягкие и чистые, не уделанные лаком, и Золотая Детка берет с тумбочки тот самый смятый лист с тек-стом. Он обводит какую-то фразу в овал и кладет лист мне на колени. «please stay with me» Я убираю из его пальцев карандаш, склоняясь, чтобы поцеловать, и он опять такой мягкий, нежный, податливый, что мне хочется трахнуть его. Под носом у Симоны, да. Мне повезет, если я не загремлю в тюрьму. …Как хорошо, что он молчит. Ни одного тупого вопроса. Ни одной претензии. Если бы голос нашей Дивы не был так важен, я предпочел бы немого Билла Каулитца говорящему. «Насколько ты останешься?» У Детки немного дрожат руки, когда он выводит строчки. Я забираю у него блокнот. Черт, мне так неохота говорить. Я смотрю Билла, на его бледное, усталое лицо с синяками под глазами и опущенными уголками губ, и понимаю, что мой ответ будет много значить. Что там говорил врач? Психическое состояние. Я пишу в блокноте «Столько, сколько захочешь ты». И мне хочется обвести карандашом в тексте то самое «Nothing looks the same in the light / Only fool like me would take to heart the things you said you meant last night» Но, детка… раз ты распечатал эту песню. То ты сам должен все понимать. 17. PLAY RANDOM Ночь я провожу в комнате для гостей. Вернее, не ночь даже - утро. Мне пришлось сидеть с Биллом до четырех, пока он не заснул, наконец. …И придурок не соображал даже, что я могу не выдержать. Я нацеловался с ним, как гребаный под-росток, прислушиваясь к малейшему шуму за дверью, и ничего больше - но Детке хватило. Он кончил себе в трусы, когда я погладил его под одеялом, - беззвучно, только тихо выдохнув, зажав мою руку между горячими, влажными ляжками. - Герр Йост, добрый день, - за поздним завтраком Симона любезно доливает мне кофе. - Как вам спа-лось в нашем доме? - Очень неплохо, благодарю, - я мило улыбаюсь. - Здесь такой чистый воздух. - По сравнению с Берлином, конечно, - она подвигает Тому миску с салатом и садится за стол. У меня такое ощущение, что я в гадюшник попал. Том смотрит на меня исподлобья, и в его взгляде такая ненависть, что ее на истребление половины района хватит. А Симона… сука с материнскими прибабахами, не помню, как это называется - но она-то все чувст-вует. То, что Том так и мечтает дать мне в морду. И потом - я знаю, я никогда не вызывал у нее доверия. Есть такие… особо проницательные сучки. Но это херня. Том не сможет ничего сделать, а вот с какого хера я останусь в их доме? Идиотизм. Нет ни одной причины, по которой продюсеру надо торчать рядом с потерявшим голос вокалистом. Ни одной. Даже то, что я вообще приехал - блядь, да еще и в ночь, - это уже лишние подозрения у Симоны. Из нее так и прет спросить, какого хрена я приехал. …Остаток завтрака проходит в молчании. Под конец со второго этажа спускается Билл - нечесаный, весь помятый после сна. Он листает детский альбом для рисования и разворачивает его к нам на ярко-красной надписи «При-вет». И лыбится, как идиот. У него под «приветом» нарисовано кривое солнышко. Я бы на его месте нарисовал крест. На Tokio Hotel. Почему нет контрактов, по которым певцам запрещается терять голос?! - Фрау Симона, спасибо за теплый прием, - я поднимаюсь из-за стола. - И завтрак, разумеется. - Пожалуйста, - она, кажется, и не слышит меня. - Билл, садись, тебе сок, какао или кофе? Я ухожу из кухни, и, обернувшись назад уже в гостиной, вижу, как безголосая Детка мотает головой и вместо тарелки с омлетом подтягивает к себе миску с фруктами. Если он еще и жрать перестанет, крест можно будет заказывать на его могилу. …Решение приходит к вечеру. Я ставлю на будильник мелодию звонка. Пожалуй, так. Почему бы врачу не позвонить мне? - Фрау Симона, герр Трюмпер, - мы сидим в гостиной, близнецы смотрят телевизор. - Я говорил се-годня с врачом, он предложил забрать Билла в специализированную клинику, возможно, там он быстрее пойдет на поправку. Я говорю об этом так, чтобы Билл тоже услышал. Он поворачивает в нашу сторону голову, хмурит брови и хватается за карандаш. - Герр Рольв говорил, что Биллу нужен покой дома, - Симона приподнимает бровь. - Дорогая, он наверняка лучше знает… О, герр отчим, плюс один на моей стороне. - Мам, Билл хочет… сказать, - произносит Том с дивана. «Я никуда не поеду». Маленький придурок. Хотя, с другой стороны, откуда ему знать? - Билл, ты понимаешь, что это может растянуться больше, чем на десять дней? - объясняю ему я. - Тебе нужна помощь. «Мне ничего не нужно», - царапает он в альбоме. - Билл, послушай… У меня срабатывает будильник. Как удачно. - Да, герр Рольв? - я прижимаю мобильник к уху, бля, как весело говорить с тишиной. - Да, я пони-маю. Это настолько необходимо? Младший Каулитц вскакивает с дивана, и альбом слетает с его колен на пол. - Билл...! Детка недовольно машет рукой на Тома и уходит наверх. Я слышу, как громко хлопает дверь в его комнате. - Я поговорю с фрау Каулитц, - валяю я в трубку. - Обязательно, герр Рольв. Всего доброго. …Ну, кто-то еще будет возникать? - Фрау Симона, вы все слышали, - я встаю с кресла. - Да. Я согласна. Умница. - Я постараюсь убедить Билла, - произношу я. - Будем надеяться, что он здраво оценит ситуацию. Симона кивает. Папаша меланхолично тянет пиво. Я уверен, у Томми чешутся руки швырнуть в меня чем-то тяжелым. Фигня. …У Золотой Детки не заперто, и я без проблем захожу в его спальню. «Я не хочу с тобой говорить» Он сидит на кровати, и комната освещена только ночником. - Ты и не можешь, - я сажусь на край письменного стола. «Иди на хер» Я мог бы сказать ему, что специально наврал его мамочке - но нет. Я хочу, чтобы он подчинялся мне. - Билл, это действительно нужно, - с нажимом произношу я. - Если голос не появится за эту неделю, мы можем смело отменять концертный тур. Понимаешь, что это такое? Он смотрит в окно. Блин. А с чего я так уверен в своих силах? Почему я решил, что за полторы недели наедине с Дивой к нему вернется его пищалка? «Ты обещал» Он нервно обкусывает ноготь на левой руке, калякая какую-то херню в блокноте. Я подхожу к нему и опускаю ладони на его узкие плечи, несильно сжимая. - Билл, ты должен. Он наклоняется вперед и утыкается лбом мне в живот, обнимает за талию, и сидит так, тихо-тихо дыша. - Так что? Он приподнимается и мягко целует меня в нижнюю губу. - Я понимаю, это твое «да?». Я провожу большим пальцем по его губам, и он кивает. Что ж, детка, правильный ответ. …Утро и полдня - на то, чтобы договорится о вилле под Геттингеном. У меня достаточно хорошие связи для того, чтобы не платить - тем более, хозяин в Будве, и дом понадобится ему разве что к лету. И то не факт. …Потом, пока все в доме - кроме папаши - заняты Билли, я звоню врачу, и он одобряет мою идею - еще бы, чем плох загородный дом? К тому же, Рольв действительно предлагал оформить нашу детку в какой-то гребаный закрытый санаторий, но, учитывая свободолюбие Дивы, такой вариант не подошел. Билл хоть и согласился… он все равно затрахал бы мозги всему персоналу, какое уже там психиче-ское равновесие. Да… и ведь огорченные родственники своей заботой постоянно напоминают Билли о его проблеме, верно, герр Рольв? - Если возникнут какие-либо изменения, сообщите мне, - говорит он. - Я приеду. Непременно. Еще один звонок, аренда машины нам не помешает, - и мамочка с братиком обнимают ненакрашен-ную, бледную, замотанную в шарф суперзвезду. Том пожимает мне руку так, будто кости переломать хочет. Ну-ну, дерзай. Я сажусь за руль, Билл поднимает тонированное стекло - наверняка мерзнет, на улице столбики тер-мометров еле доскребаются до плюс четырех. Кто бы сомневался - по дороге немая дрянь засыпает, я заезжаю в супермаркет и оставляю его в ма-шине, навряд ли он проснется. Я оказываюсь прав. Остается только забрать из камеры хранения в местном банке ключи от виллы - похоже, дом на три-ста квадратных метров и участок, на котором можно спокойно маневрировать танковой дивизией, дей-ствительно на хрен не нужен хозяевам. Впрочем, мне это оказалось только на руку. «Мы что, приехали?» Билл протягивает мне листок и с сомнением озирается по сторонам - в сумерках виден только блед-ный силуэт дома и какие-то хозяйственные постройки. Под колесами тихо шуршит гравий. Детка, неужели ты все еще веришь, что это больница? «А где же санитары с каталкой?» Он улыбается. Дошло, значит. - Бери из багажника продукты, - бросаю я ему, поднимаясь на террасу дома. - Не надорвешься, наде-юсь? Он хватает сразу два пакета. В какой-то момент мне кажется, что он сейчас переломится пополам, но, видно, в нем обнаруживаются какие-то скрытые ресурсы. …В доме пахнет теплым деревом. Я спускаюсь в подвал, чтобы включить электричество и отопле-ние, пока Билли, как примерная девочка, разгружает пакеты на кухне. Черт, хорошо, что я хоть смутно помню планировку дома - иначе на поиски входа в подвал ушло бы куда больше времени. Квест, мать его. Найди вход в катакомбы, герр Йост. …Дива жрет йогурт, усевшись на свободный участок заваленного продуктами стола, когда я возвра-щаюсь. Ни хрена в холодильник он так и не запихнул. «Хочешь чего-нибудь?» Не прошло и дня, а эти листочки меня уже затрахали. - Да, - я закуриваю и открываю банку «Heiniken». - Чтобы ты отвечал мне, только когда я спрашиваю. Он калякает «О.К.» и уходит с кухни, утащив с собой пачку чипсов и питьевой йогурт. …Я забрасываю в холодильник то, что в ближайшее время может испортиться, и беру еще пива. Для того, чтобы найти засранца в этом доме, мне потребуется терпение - потому что мобильник он оставил на столе. Звезда обнаруживается в мансарде третьего этажа. Сидит и слушает радио, уставившись в окно. Что он там видит, если дом соседней виллы отсюда представляется тремя рядами крохотных желтых точек, а на улице кромешная тьма? Я сажусь рядом и допиваю пиво. - Ты написал матери, что доехал? Детка кивает. Из динамиков аудиосистемы начинает звучать «Живи Секундой». Билл вздрагивает и выключает центр. - Все будет о'кей, детка, - говорю ему я. Он опять отворачивается к окну и пьет йогурт, а потом у него все губы вымазаны в белом. Я смотрю, как он их облизывает. Немое кино. Я его никогда не понимал. Я забираю у Каулитца бутылку и ставлю ее на подоконник, свободной рукой притягивая Диву к себе. Он обнимает меня за шею, осторожно целует, и я укладываю его на застеленный холщовой тканью пол. Детка приподнимает бедра, помогая мне стянуть его штаны, и я глажу его ляжки с внутренней сто-роны, он так тяжело, прерывисто дышит, когда я провожу пальцами вдоль края трусов, там, где кожа совсем тонкая, уже влажная от пота. Блядь, я наконец-то могу целовать его так, как хочу - жестко, грубо. Трахать языком его нежный рот. Трахать пальцами его дырку, горячую, тесную. У него в сгибах локтей солено, и запах его тела чувствуется особенно сильно. …Smells like the teen spirit… Я задираю его ногу, целую лодыжку, под коленкой, чуть ниже, и Детка задыхается и беззвучно шеве-лит губами. - Держи, - шепчу я Диве на ухо, положив его руку ему на ляжку. - Вот так. Он, по ходу, уже ничего не соображает - подтягивает ногу к груди, согнув в колене, раскрывая себя. Мне нравится смотреть, как мой член растягивает его. Как Детка прикрывает дрожащими ресницами глаза, расслабляясь и впуская меня до конца. Как его пальцы судорожно сжимаются, царапая ногтями покрытую испариной кожу. …От меня на нем остаются синяки. Он цепляется за меня свободной рукой и тянется к губам, прижимается к ним влажным, горячим ртом, и замирает, и я чувствую, как каждый новый толчок внутри выбивает из его легких воздух вместе с тихими хрипами, и как Детка все сильнее напрягается в моих руках. Давай, Билли, кончай. Я уже скоро. Его сперма выплескивается мне в руку, еще несколько глубоких движений - и я прижимаю его к полу своим весом, выравнивая дыхание. - Идем в спальню, - шепчу я ему потом. - Здесь жестко. У Дивы на заднице и лопатках красные пятна, натертые о грубую ткань, застилающую пол. Он поднимается на ноги, непослушными руками натягивает на голое тело штаны и тянется к своему недопитому йогурту. Совсем недавно я хотел, чтобы он молчал. Теперь меня это бесит. 18. SYSTEM FAILURE Скоро я сам перестану говорить. Просто разучусь. - Я так замотался, милая, - я курю на улице, разговаривая по мобильнику с Новой. - Не думаю, что смогу вырваться раньше, чем через пару недель. - Ты сейчас в Берлине? - спрашивает она. Если бы, детка. - Нет, в Гамбурге. Здесь так холодно. Я скучаю. Да, так, пожалуй. Я скучаю без человека, который бы тупо поговорил со мной. Смотреть на бледное тощее создание, общающееся со мной взглядами и записками, я больше не могу. Меня тошнит от Каулитца. - Я могла бы приехать, - произносит Нова. - Но, знаешь, Дэвид… мне надоело. - Что, милая? - Мне надоело, - поспешно повторяет она. - Я много думала о тебе… о нас. Поздравляю. Ты думала. Для блондинки это несомненный успех в развитии. - И что ты решила? Я знаю, что она ответит. «Между нами все кончено», например. Мда? Да что между нами было, кроме секса? - Я устала, Дэвид. Давай сделаем перерыв. Больше, чем на две недели. - Как ты пожелаешь, милая, - я стряхиваю пепел за перила балкона. - Тогда… - она делает паузу, что, надеялась, что я переубеждать буду? - До встречи, Дэвид. - Всего хорошего, детка. Я убираю мобильник в карман и докуриваю, глядя, как постепенно рассеивается туман в низинах виллы. К этому все и шло. …Детка еще спит, раскрывшись. Взглядом я цепляю синяк на его костлявом бедре и ворох листков, рассыпанных на полу у кровати. Еще чистые, уже исписанные. Я представляю, как на концерте он открывает рот под фонограмму. Чушь. Нужно было отправить его в ту больницу. Моя авантюра… если она не удалась… Я спускаюсь на первый этаж, жрать хочется невыносимо, но еще больше - выпить. Я разогреваю в микроволновке пиццу и открываю банку пива. Потом еще. Мартини? Сойдет. Золотая Детка появляется на пороге кухни ближе к обеду. Он замирает, увидев на столе пустые пив-ные банки и мартини, но потом чуть улыбается и подходит ко мне. «Доброе утро» Проклятый листок ложится передо мной на стол, детка наклоняется и мягко целует меня в губы. Я сминаю исписанную бумагу в руке. Почему эта дрянь до сих пор не заговорила? - Хватит писанины, - я резко поднимаюсь со стула, и Каулитц отшатывается назад, непонимающе глядя на меня. - Давай, скажи что-нибудь. Он молчит. Блин. Где он включается? Гребаная кукла. - Ну, давай, Каулитц, говори, - я подхожу к нему вплотную, мне кажется, меня несет не в ту сторону. - Давай, поработай ротиком. Дива делает еще один шаг назад. И взгляд становится испуганным. Немая дрянь. Дрянь… - Ты оглох к тому же, а, Детка? Я сжимаю пальцами ворот его футболки. Он дергается, и я слышу треск ткани. Сучонок. Такой беззащитный - даже кричать не может. Да и кто бы его здесь услышал? - Давай, детка, может, у нас так получится? - Я подаюсь вперед. Он отворачивается. Что, Билли, от твоего Про так мерзко воняет выпивкой? Я опускаю руки ему на бедра, облизываю его шею, и Каулитц пытается оттолкнуть меня. Царапает ногтями кожу на руке, слишком слабый для того, чтобы справиться со мной. Я хочу слышать его «нет, Дэвид, пожалуйста, не надо», но, блядь, я не слышу ничего. - Давай, Каулитц, - я сдергиваю с него штаны, и он бьется в моих руках, как пойманный звереныш, шумно втягивая воздух, вырываясь изо всех сил. Молча это выглядит неправильно. Он верткий, как глиста. Я притискиваю его к холодильнику, вжимая колено между ног, но Детка вы-кручивается. И я не контролирую себя, когда с размаху бью его по щеке, удержав за тощее запястье. Он прижимает ладонь к скуле. Я понимаю, что ударил его. Он пятится назад, потому что я разжал пальцы, ударяется задницей об стол и вдруг срывается с мес-та, сшибив рукой пустые банки из-под пива. Я понимаю, что это была пьяная дурь. - Каулитц! - за ним, в гостиную, черт, он же ненормальный, он повернутый. - Каулитц! В холле гремят ключи. Он роняет что-то, потом хлопает дверь, я вылетаю следом - а он уже несется по гравиевой дорожке от дома, в одной футболке и криво натянутых штанах. И куда ты собрался удрать, детка? Я иду за ним, он бежит вдоль пруда, огибая по берегу, почти у воды, оглядывается пару раз, и взбега-ет по лестнице летнего домика. Я вижу, как он судорожно подбирает ключ к двери. Связка падает на пол, он наклоняется за ней, и втыкает очередной ключ. Облом, детка? Я уже близко. - Не дури, Каулитц. Он затравленно смотрит на меня, дергает дверь, и мои пальцы хватают воздух, а по ту сторону разда-ется щелчок замка. Дрянь. Какая же он дрянь. Но разве он сможет проторчать там долго без еды? Я подожду. …Через полчаса промозглая погода дает о себе знать. Я одет не многим теплее засранца - не успел зацепить из холла куртку, не до того было. В доме тихо. Забился, наверное, куда-нибудь, идиот, и распускает нюни. Не имею никакого желания замерзнуть здесь. Я выкуриваю сигарету и стучу костяшками пальцев по стеклу окна, выходящего на открытую терра-су. Не слышит? Или не хочет слышать? Блядь, я ведь действительно напугал его. Стучу еще. Он мог уйти на второй этаж, в другую комнату. Но нет. Я вижу, как он отодвигает шторы на окне. Смотрит на меня. У него щека красная. Не стоило мне портить обложку. - Откроешь? - я киваю на дверь, похрен, что он не услышит - поймет как-нибудь. Немая Детка медлит. Я мягко улыбаюсь ему. Веришь? Он отходит от окна, и я слышу, как в замке проворачивается ключ. Один, два. Три оборота. Все. Я не успеваю перешагнуть порог - Каулитц уже обнимает меня, отчаянно цепляясь пальцами за ткань футболки на спине. - Зачем? - я сначала не врубаюсь, что это его голос. - Зачем ты так сделал, Дэвид? Он тихо, сорвано говорит. Как будто у него ангина. - Прости, детка, - я глажу его по спине, по плечам, черт, неужели у меня получилось. - Прости, я не хотел. Сейчас я ему какую угодно чушь могу сказать. Лишь бы он опять не заглох. Он весь в мурашках под футболкой, и ладони холодные и влажные. Трется щекой об мою шею. - Пойдем в дом, - мне даже накинуть на него нечего, не хватало, чтобы он еще и заболел. - Ты, навер-ное, есть хочешь? Я приподнимаю его лицо за подбородок, у него покрасневшие глаза со слипшимися ресницами, и на скуле, скорее всего, будет синяк. - Да, - Детка слабо улыбается мне, и я чувствую, как его голос опять начинает садиться. - Идем. Значит, не нужно ему пока много говорить. …В доме я разогреваю идиотскую овощную смесь, отощавшая с голодных суток Звезда сметает раз-ноцветную мутотень враз - оставив на тарелке только какие-то избранные, очевидно, совершенно не-съедобные, по его мнению, ошметки. Потом, вечером уже, я сижу на ступеньках террасы и курю - пока Детка торчит в душе. - Можно? Притащился все-таки. Я усмехаюсь. Из всех, с кем Диве приходится работать, наверное, только у меня он спрашивает раз-решения. - Можно, - я подвигаюсь в сторону, и он садится рядом, подтыкая себе под костлявую задницу плед, который приволок с собой. От его волос пахнет шампунем, от кожи - гелем для душа. Я целую его, когда он прижимается ко мне ближе и обнимает тощими руками за шею. - Я завтра позвоню Тому, скажу, что все хорошо, - сообщает Детка. - Дэвид, а мы… Что, детка? Можем ли мы остаться здесь еще - теперь, когда твоя пищалка заработала? - Я звонил врачу, он сказал, тебе вредно много говорить, - я закрываю Диве рот ладонью и целую в проколотую бровь. - Ты разве не соскучился по ним? Он смотрит на меня таким умоляющим взглядом, какой, наверное, бывает только у оборванных ни-щенок. - Хорошо, - я тушу сигарету о кованую решетку перил. - Я посмотрю. Детка целует мою ладонь, прижатую к его рту, и устраивается лохматой головой у меня на коленях. Вечером за городом звуки слышны особенно сильно - за километр отсюда гудит шоссе. Каулитц копошится под пледом, натягивает его на свои плечи, и снова затихает. Я едва чувствую, как он дышит. Блин, зачем я здесь сижу. - Скоро и под пледом будешь мерзнуть, - говорю я Детке. - Пойдем. Дива не выпадает из своего оцепенения, а просто, вздрогнув, садится прямо. Замотанный в плед, как в кокон. Нечесаный, не накрашенный. Только на потрескавшихся губах ги-гиеническая помада таким слоем, что кажется матовой, непрозрачной. Я поднимаюсь на ноги и ухожу в дом. Каулитц остается на ступеньках. Не знаю, о чем он там думает. Вернее… да нет. Знаю. И то, что он сейчас придет и ляжет рядом со мной. …Через полчаса. Он весь холодный, продрогший, жмется ко мне, согреваясь моим теплом. - Зачем ты там так долго торчал? - спрашиваю я. Бля, так холодно, как будто мне лягушку подсунули. Придурок. - Я задумался. Ага. На полчаса, детка. Не многовато ли для тебя? А, впрочем… Я обнимаю его правой рукой, и он закидывает свою ногу поверх моих бедер, прижимается так плот-но, что все его кости впиваются в меня. Жрал бы хоть больше. - Спасибо, - зачем-то говорит он мне. - Дэвид. - Спокойной ночи, детка, - я касаюсь губами его лба, чуть повернув голову. Мы с ним говорим на разных языках. …На следующее утро я слушаю, как он виртуозно врет сначала Тому, а потом матери. Он сидит на краю постели, опустив ноги на пол, в одних только трусах, сползших на заднице так низко, что видна ложбинка. Я провожу рукой по его пояснице. - Мне нельзя много говорить, мам, - жалуется он. - Так сказали врачи. Я придвигаюсь ближе, бля, что я делаю, и пробую скользнуть пальцем под сбившиеся трусы. Детка поворачивает ко мне голову и пытается отодвинуться, но я обхватываю его рукой за талию и не пускаю. - Да, мам, все уже хорошо, - он облизывает нижнюю губу, чувствуя мою ладонь у себя под задницей. - Мне нужно идти на процедуры, я перезвоню тебе, хорошо? Процедуры. Ага. Я подволакиваю Детку к себе, когда он кладет мобильник на тумбочку, и целую в обкусанные губы. Он морщится от прикосновения к правой скуле, я убираю руку, красного пятна уже нет - зато теперь есть синяк. Светло-лиловый. Пройдет. Каулитц легкий, я затаскиваю его на себя, его волосы свешиваются по обеим сторонам моего лица и щекочут шею. Я глажу его задницу, и Детка приподнимается, упершись коленями в кровать. Рукой - по его выпирающим ребрам и поджавшемуся на вдохе животу. Билл водит ладонью по моей груди, быстро, жадно, будто боясь, что я остановлю его, сползает ниже и мокро целует в шею. Решил взять инициативу в свои руки, да, детка? Я протягиваю руку к тумбочке и беру смазку - что ж, на этот раз Диве повезет, - и выдавливаю себе на руку. Пальцы входят легко. Каулитц жарко выдыхает мне на ухо, подаваясь чуть вперед, и влажными гу-бами обхватывает мочку. Черт. …У детки совершенно невменяемый взгляд, когда я убираю пальцы и надавливаю ему на бедра, прижав член к его растянутой дырке. Он закусывает губу, опускаясь на меня. Непривычно, Билли? - Давай, детка, - я провожу рукой по его впалому животу и сжимаю в кулаке торчащий член. - Еще. Он выдыхает что-то неразборчивое. Прикрывает глаза. У него внутри очень тесно, он неуверенно обхватывает ладонями мои бедра и начинает двигаться, низко опустив голову. Я удивляюсь, как еще можно стесняться чего-то, когда спишь со своим продюсером и каждый день врешь родной матери. Но я не против. Мне нравится, как Детка вздрагивает, опустившись слишком резко, как наклоняется вперед, потянувшись к моим губам, и нет, Билли, нам так будет неудобно. - Дэйв… я… - Заткнись. Я притягиваю его к себе за волосы, сминаю в поцелуе мягкие губы и мне уже все равно, в какой позе его трахать. …Я могу его сломать. - Пожалуйста, Дэйв… У него распахнуты глаза, губы пересохли и он все время облизывает их, вздрагивая подо мной каж-дый раз, когда я вдалбливаю в него свой член, о чем он просит? Я целую его мокрую шею, слизываю горько-соленый пот, и Детка так сладко дрожит, сжимая меня внутри, выдыхая стонами мое имя. Его пальцы на моем плече. Ногти оставят царапины. Я упираюсь лбом в его лоб, стискивая рукой тощее бедро, загоняю Детке как можно глубже, сильнее, блядь, он слишком… …Слишком красивый. Я касаюсь губами его горячего лба. После секса с Билли Каулитцем его хочется целовать, как ребенка. Осторожно. Не в губы. - Дэвид, слышишь? Он так тихо говорит. - Да. Я целую его в кончик носа. Он улыбается. Мне насрать, что это та самая капризная дрянь Каулитц-младший. Только что оттраханный, он сей-час меньше всего похож на привередливую заразу. - Давай погуляем потом? Я видел в пруду рыб. Да сколько угодно, детка. Хоть обгуляйся. - Хорошо, - соглашаюсь я. - Ага. Он гладит меня по волосам, тонкими пальцами касается кожи за ушами, и меня не отпускает ощуще-ние того, что система дала сбой. 19. REBOOT Он наслаждается свободой. Каково это - с телохранителями за спиной, ни шагу без охраны? Я могу предположить. Но Bed&Breakfast никогда не была настолько популярна. …Когда я возвращаюсь из дома с пачкой сигарет, Каулитц кормит рыб в пруду хлебом. - Не сиди на земле, - говорю я ему. У него кроссовки мысками почти в воде, модно обтрепанные по низу штанины изгвазданы влажным песком. - Распугаешь, - он разламывает ломоть хлеба и бросает мелкие куски в воду. - Они только приплыли. - Ты себе на хрен все отморозишь, - я наклоняюсь к нему и поднимаю с песка за руку, как ребенка. - Тебя разве не предупреждали об этом? Под задницей у него все-таки есть подстилка - журнал какой-то. Значит, не все мозги еще проебал. - У нас жрать нечего, знаешь? - Я закуриваю. Каулитц переводит взгляд на хлеб в своих руках, а потом улыбается. Не надо испытывать на мне свои взгляды, детка. «Ешь меня» - это в камеру, ага? - Мы ведь завтра уезжаем, - он отворачивается к пруду, методично кроша в воду хлеб. - А в холо-дильнике еще есть сосиски. Не получилось, да, детка? Не расстраивайся. Я обнимаю Билла сзади за талию, прижимая спиной к себе, и чувствую, как его напряженные плечи расслабляются. Он мягко обхватывает пальцами мою руку и откидывает голову мне на плечо. - Я не хочу уезжать, - тихо произносит он. - Брось, детка, - я целую Диву в шею и шепчу ему на ухо. - Ты же понимаешь, что мы оба ничего не можем изменить. - Но я бы… Я закрываю ему рот ладонью и целую в скулу, в бледнеющий, почти выцветший синяк. До завтра не сойдет - надеюсь, Каулитц взял с собой тональник. …Он уже не пытается ничего сказать, просто разворачивается лицом ко мне и касается обветренны-ми губами моего рта. Вечером заезжает врач. Я курю на террасе, пока он разбирается с Каулитцем. - Высоко брать уже не сможет, - говорит он потом мне. - Насколько высоко? Я стряхиваю пепел. Мы выкручивались, когда у Золотой Детки ломался голос - придумаем что-нибудь и сейчас. Он ведь не в опере поет. И его фанаткам абсолютно все равно, контральто у него или меццо-сопрано. Да хоть тенор. И ваши рассуждения, герр Рольв, не так уж и нужны, поверьте. - Думаю, это не повлияет на результат работы, - произношу я, дослушав врача. - Верно, герр Рольв? - Да, - соглашается он. - Но постарайтесь, чтобы он не напрягал связки на прежний уровень. - Я прослежу, - улыбаюсь я. - Всего доброго, герр Рольв. Вежливость - проводить до машины. - Он сказал тебе про мой голос? Детка сидит у камина, забравшись на диван вместе с ногами, и пялится на огонь. Как кукла - мне ка-жется, что отблески пламени скользят не по коже, а по холодному фарфору. - То, что ты не сможешь брать высоко? Я сажусь рядом. - Да. - Не волнуйся, - я касаюсь пальцами его щеки, и почему-то удивляюсь, что она оказывается теплой. Мне интересно, понимает ли он, какая это все фигня. Главное в Золотой Детке - обертка. Красивая, блестящая, завораживающая. А песни… они могут быть хитами, но хитами своего времени. Не больше. - Мне кажется, что я хотел чего-то другого, - тихо говорит детка. - Я думал, это все будет не так. Не совсем так. Ну а как же иначе, а, Билли? Шоу-бизнес - это всегда не так, как хочется в детских мечтах. И если в таблоидах и на телевидении говорят «сказка» и, как там они еще любят? - «история золуш-ки», кажется? - то на деле… Знаешь, пожалуй, «история сутенера и шлюхи» стала бы действительно оправданным названием на-шей сказки. Грубо? Но это потому, что я продаю. Потому, что это и есть реальный шоубиз. - Дэвид, но ведь по-другому не бывает? - Билл поворачивается ко мне и закусывает нижнюю губу. - Так должно быть, да? - Ты сам знаешь ответ. Он кивает, поджав губы. Опускает голову на мое плечо и пропихивает узкую ладонь мне за спину, крепко обнимая обеими руками. Мне в бок бьется его сердце. К двум ночи дрова в камине прогорают полностью. Каулитц спит. …Кажется, за эти пять дней он отощал еще больше - я не повар, чтобы кормить его три раза в день по полной программе, а сам он даже не пытается сожрать что-нибудь, кроме йогуртов. Он не просыпается, когда я негромко зову его по имени - просто морщится и трется щекой о мою футболку. Чешется, наверное. Мне приходится осторожно отцеплять с себя его руки, так, чтобы не разбудить. Билл бледный, со спутавшимися волосами, и во сне у него смешно опускаются вниз уголки рта, придавая лицу обиженное выражение. Не знаю, почему я замечаю эти мелочи. Я укрываю его пледом и ухожу в спальню. …Под утро я просыпаюсь оттого, что рядом что-то усиленно шевелится. Каулитц. Ну, кто же еще? Он устраивается у меня под боком, на хера приходить сюда из-за пары часов? - Прекрати копошиться, - я обхватываю Диву поперек тощего тела рукой, прижимая к себе. - Я не хотел будить тебя, - извиняющимся шепотом сообщает он. Мне так дико хочется спать, что даже отвечать неохота. Я натягиваю одеяло выше, и Детка затихает, утыкаясь носом мне в шею. …Будильник срабатывает в семь ноль-ноль. Дел до хера. Из-за паршивца по дому разбросаны бутылки и стаканчики из-под йогуртов - мусорное ведро на кухне он игнорировал с самого первого дня. - Дэйв, доброе утро, - Детка спускается со второго к десяти, зевая и почесывая всей пятерней живот. - Ты чего делаешь? - Лови, - я бросаю ему пакет с парой бутылок внутри. - И собирай. - Ага… Он начинает вяло перемещаться по гостиной, закидывая в пакет мусор - видно, не до конца еще про-снулся, раз не возникает по поводу и без. …Потом я напоминаю ему замазать бледные пятна на скуле. - Том, здорово! - он торчит у зеркала, одной рукой прижимая мобильник к уху, а второй размазывая тональник по щеке. - Да, Дэвид меня заберет. Он уже тут, ага. Ну, часам к трем, думаю. Маме привет. …На сборы уходит два с лишним часа - блин, немудрено, что владельцам осточертела вилла - пока закроешь все двери и находишься от летнего дома к зимнему, проклянешь все на свете. - Я хочу вернуться сюда, - говорит Детка, когда я выруливаю на шоссе, и вилла остается за перелес-ком вдоль дороги. - А ты? - Конечно, детка. Он улыбается, включая магнитолу. Три песни и «Сквозь Муссон». Золотая Детка делает громче и подпевает в полголоса, хлопая в такт по своей коленке. Дорога свободная. За полтора часа мы доезжаем до Магдебурга. - Подожди, Дэйв, - в квартале от своего дома Каулитц мягко сжимает пальцами мою руку на руле. - Останови. Я понимаю, о чем он. Я торможу у обочины и целую его, у машины тонировка и на лобовом стекле, так что не о чем бес-покоиться. Детка пытается перелезть ко мне, но водительское место определенно не предназначено для двоих. Я глажу его задницу через грубую ткань джинсов, он прижимается ко мне, как может, и его коленка упи-рается мне в пах. Блядь. Я не могу трахать его в машине. У него звонит мобильник. Томми, мать твою, ты вовремя. Удивительно вовремя. - Да? - Детка облизывает губы, стараясь переводить дыхание тише. - Том, мы уже почти приехали. Совсем рядом, да. …Вылеченную суперзвезду встречают на улице. Разве что плакатов с надписями «С возвращением, Билли» не хватает. Младший Каулитц счастливо улыбается. Врет наполовину, знаю. - Дэвид, ты останешься на ужин? - спрашивает он у меня. - Мам, ты же не против? Я останавливаю себя, чтобы не погладить его по щеке и не сказать «Я не могу, детка, дела». Хотя… посмотрел бы я на лица его семейки после этого. - Разумеется, не против, Билл, - вежливо улыбается Симона. - Герр Йост, вы знаете, мы всегда рады вам. Какая восхитительная ложь. - Мне приятно слышать это, фрау Симона. …Билл не затыкается весь вечер. Выдумывает новые подробности о способах лечения. …После ужина близнецы провожают меня вдвоем. Билл кусает губы - когда брат не смотрит. Том хмуро смотрит на меня - когда Детка не видит. Но потом Дива ломается. Я пожимаю руку Швабре, дружески хлопаю его по спине - и Детка, дождавшись своей очереди, сжи-мает пальцами мою ладонь и быстро целует в щеку. Я вижу, как кривится лицо Тома. - Я буду, - шепчет Детка. - Я знаю, - обрываю я его. Они еще долго стоят у тротуара, я вижу в зеркало заднего вида. Первым уходит Том. А Билла я уже не вижу, свернув к шоссе. 20. ALTERNATIVE PLAYER - ON - Ну что, там правда было так прикольно? У нас с Биллом одна ванная на двоих, и когда я захожу, он собирает волосы в хвост, чтобы умыться. - А? - он включает воду. - Ну да. Мне даже понравилось, прикинь? - Ага, - я выдавливаю на зубную щетку пасту. - А ты думаешь, я наврал маме, а на самом деле там было ужасно? Билл поднимает голову, и, улыбаясь, смотрит на меня в зеркало. И я вижу. У него синяк на скуле. Бледный, почти выцветший. - Билл… Его что, в больнице били? Идиотизм. - Что? Он отходит от зеркала, распуская волосы - неужели думает, что я не заметил? Я наскоро полощу рот водой, пока он еще не сбежал, и останавливаю его уже у двери. - Это я хотел спросить, что это. Он отпихивает мою руку, когда я пытаюсь убрать его волосы с лица. - Ударился. - Врешь. Да еще так слабо, братишка. Ты умеешь лучше, я знаю, но что толку...? - Объясни мне, что происходит, Билл. - Я сказал, ничего! - он повышает голос. - Я ударился! - Щекой? - бля, меня это уже раздражает. - Обо что? Тебя санитары дверью долбанули? - Отвали, - резко отвечает он, открывая дверь. - Я не на допросе. А вот тут ты не прав. Я захлопываю дверь, не выпуская его - а он только фыркает и разворачивается, чтобы выйти через вторую. - Ты мне соврал, - я хватаю его за футболку. - Отвечай, Билл. Если это то, о чем я думаю. Если это действительно так. Билл молчит, глядя на мой кулак, сжатый на оттянутом вороте его футболки. - Он тебя бьет, да? - негромко спрашиваю я. - Этот урод тебя ударил? Когда? Ублюдок. Он сегодня был здесь, я ему руку пожал, если бы я знал раньше! И что бы я сделал? Ничего - ровным счетом. Потому что… - Том, отпусти меня, - Билл пытается разжать мои пальцы. - Отпусти. - Скажи мне правду. Я опускаю руку, и Билл поджимает губы, низко опустив голову. - Это не имеет значения, - произносит он. - Правда, Том. Для меня не имеет значения? Не думаю. - Мы не врем друг другу, помнишь, Билл? - спрашиваю у него я. - Помню. Он сползает по стене на пол и обхватывает колени руками, как будто пытается закрыться - от меня? Зачем? - Я не был ни в какой больнице, - Билл смотрит в пол справа от себя, так и не подняв на меня взгляда. - Дэвид увез меня загород. Охренеть. И Билл врал мне - всю эту неделю. А я верил. Потому что и подумать такого не мог. А теперь… я боюсь, что это еще не вся ложь. - Значит, это дерьмо с голосом… - Нет, - Билл мягко перебивает меня. - Это правда. - А это? Я касаюсь рукой своей щеки, и Билл опять отворачивается, сцепляя пальцы, отдирая с ногтя на большом пальце черный полустертый лак. - Ты не поймешь, - почти неслышно говорит он. Он прав. Я не пойму того, что он и Дэвид… Но я должен. Потому что я всегда понимал моего брата. Потому что так должно быть. - Если Дэвид бьет тебя, это… - Он меня не бьет, - голос Билла становится чуть тверже. - Он ударил. Это разные вещи. - Хорошо, - я не понимаю, блядь, я не понимаю. - Мне… - Билл поджимает губы, царапая ногтем по лаку. - Мне хорошо с ним, Том. Он улыбается - не мне, своим мыслям, - тихо и не наигранно, и я знаю, что он хотел бы сказать больше. Просто он боится говорить. И я не виню его, потому что это, наверное, действительно сложно. - Пойдем спать? - я тоже улыбаюсь, и подаю ему руку. - Вставай. Он сжимает мою ладонь пальцами, и я помогаю ему подняться. - Всего пять дней, и опять заново, - зачем-то говорит он мне у двери в свою комнату. - Да? Я хочу сказать что-нибудь вроде: «это круто, мы увидим Амстердам и Париж», но кроме отелей и стадионов мы не увидим ничего. И я говорю правду. - Да. Зимой отдохнем. - Ага. Билл кивает мне, открывая дверь, и мы желаем друг другу спокойной ночи. …Мой братишка такой, какой есть. И даже если я не понимаю - я обязан принять. Потому что это его выбор. |
Оставить комментарий Перейти к списку фанфиков