Автор:
Keine Dort
Бета: меланхолия
Пэйринг: Йост/Билл
Рейтинг: NC-17
Жанр: Angst, POV Jost, POV Tom (Alternative player’s parts)
Предупреждение: нецензурная лексика, насилие, гет, набирающий обороты психоз, цинизм Дэвида местами зашкаливает.
Саммари: сиквел к "Play the Game".
Примечания:
[1] «Nothing Looks the Same in the Light» – «Fantastic», Wham!
[2] «This is the New S***» - «The Golden Age of Grotesque», Marilyn Manson
[3] «Мy band» - «D12 World», D12
Реально существующие объекты, упомянутые в тексте:
- BMW 760Li рестайлинг 2006 года
- Вилла под Геттингеном
- Nokia L’Amour Collection 7370
Модификация той же модели - Nokia L’Amour Collection Limited Series 7370lux, – на моей совести. Да, мне было мало существующих мобильников.
- Gibson Les Paul Standard Premium Plus
| 21. SOUND SETTINGS - Билл, заново с припева. Третий раз за эту песню. Он поет из рук вон плохо. Просто отвратительно. Недотягивает, обрывает, глушит даже те ноты, которые спокойно брал с ломающимся голосом. - Я не могу. - Должен. Детка сжимает в руке бутылку минералки, пытаясь вытянуть переход с седьмой на восьмую строку припева «Муссона». Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не содрать с себя на хрен наушники. Такое ощущение, что он разу-чился петь. …Такое ощущение, что все настолько хреново, потому что до концерта осталось сорок восемь часов, причем восемь из них уйдут на перелет и оформление. Стоило раньше проверить пищалку Золотой Детки. Но думать об этом сейчас уже поздно. - Еще раз. Думаю, можно записать эту фразу на пленку и проигрывать ее с определенным интервалом вместо того, чтобы запрограммировано повторяться. - Еще раз. - Я не могу, Дэвид. Каулитц отходит от микрофона и садится на стул, упирается локтями в колени, пряча лицо в ладонях. Мать его, не хватало еще, чтобы наша Дива окончательно расклеилась из-за того, что не может спеть. - Билл, концерт через два дня, и тебе нужно прийти за это время в форму, - я стягиваю наушники на шею. - Слышишь меня? Он отрицательно мотает головой, не отнимая рук от лица. - Отвали от него, Про. Я неохотно оборачиваюсь. Швабра прожигает меня взглядом с дивана у студийного окна. Его тут не должно было быть. Он всегда предпочитал распевкам братишки пару кружек пива с Геор-гом и Густавом в каком-нибудь баре - а сегодня привалил вместе с Биллом. - Билл устал, - с нажимом продолжает Швабра. - Он уже час поет одну и ту же песню. - Если понадобится, он будет петь ее два часа, - отвечаю я, разворачиваясь обратно к детке. - Билл, давай попробуем с самого начала. Давай. Последний раз, и передохнем. Каулитц поднимает голову, убито смотрит на меня, и встает к микрофону. И ничего. Опять те же ошибки. - Билл, ты стараешься? - спрашиваю я. - А по нему не видно? Я не с тобой разговариваю, Томми. - Стараюсь, - тихо говорит Билл. - Но я больше не могу, Дэвид, я правда устал, видишь, ничего не получается. Совсем ничего. - Билл, ты должен, - повторяю я. - Вытяни хотя бы одну песню. - Я не могу, - он сдирает наушники и раздраженно отодвигает микрофон от лица. - Я не могу петь одну и ту же строчку по сто раз! Что? Зубки показываем, детка? - Билл, мы сейчас не говорим о том, можешь ты или нет. - А я не могу! - он заметно повышает голос и резко вскакивает со стула. - Блядь, что, фонограмму нельзя врубить?! Или… Он осекается, встретившись со мной взглядом. Я в упор смотрю на него. Не вздумай, детка. Даже заикаться о фанере на концерте. И повышать на меня голос. Не смей. - Ты понимаешь, что это невозможно, - подытоживаю я. - А ты понимаешь, что Билл не врет? - вклинивается Швабра. - Я считаю, - произношу я, - что можно сделать больше, если очень захочешь. - А я считаю, что нельзя сделать больше, если не можешь, Про. Он сейчас того и гляди лопнет от сарказма. - Том, я, наверное, лучше знаю, разве нет? - ехидно усмехаюсь я. - Да ты… - он запинается, уже со злостью глядя на меня. - Ты… - Ты мешаешь работе, - продолжаю за него. - Не отвлекай своего брата и меня, о’кей? Швабра сжимает пальцами козырек кепки, которую до этого крутил в руках, и явно собирается вы-плюнуть какую-нибудь гадость - но его опережает Детка. - Я попробую еще раз, последний. - Давай, - он еще и условия здесь ставить будет? - Ты сможешь. Я включаю музыку, спиной чувствуя тяжелый взгляд Тома на себе. Черт, детка, если ты не вытянешь сейчас… Но он вытягивает. Почти. - Вот видишь, - я кладу наушники на пульт и поднимаюсь со стула. Мы садимся на диван, я открываю пакет с соком и наливаю Детке. Наши пальцы соприкасаются, ко-гда я передаю ему пластиковый стакан. Том допивает последнюю банку пива. Он один выдул все. - Сходи за новым, - предлагаю я, когда он обводит взглядом стол. Он поднимает на меня глаза и, сощурившись, произносит: - Спасибо, я как-нибудь обойдусь. Я пожимаю плечами. Похоже, он боится оставить меня наедине с братом. Думает, что я изнасилую Детку прямо тут? Или заставлю петь все сначала? - Три песни, и мы свободны, - говорю я Биллу. - Попробуешь сейчас? Раньше продолжим - раньше закончим с этим. - Голос садится, - нахмурившись, отвечает Дива. - Я не заметил. - Слушай, Дэвид, - Том поворачивается ко мне. - Может, если ты не заметил и так хочешь порабо-тать, пойдешь и споешь за Билла? Вдруг выше вытянешь? Маленький засранец. Мне хочется взять его за шкирку и хорошенько потрясти, чтобы он прекратил нарываться. - Том, я продюсер, и моя работа заключается не в этом, - я цежу слова едва ли не сквозь зубы. - Если ты еще не понял. - Думаешь, что имеешь право заставлять Билла? - прямо заявляет Том. - Ни хрена, Йост. - В этом заинтересован не один я. Мне кажется, Швабра и с открытыми глазами видит, как бьет ненавистного Про по морде. Только фигня это все, Томми. Даже если тебе совсем крышу снесет - из-за братишки не сможешь. - Я готов, - неожиданно спокойно произносит Билл. - Я спою. Только позже, хорошо, Дэвид? Ебать, как они меня достали. Я киваю и сам ухожу за пивом, и когда возвращаюсь, все снова идет по накатанной дорожке - Билл перевирает песни, впрочем, это уже не так ужасно, как было вначале, Том следит за каждым моим слу-чайным прикосновением к брату, и раздражает меня все больше. Мало того, что он действительно мешает работе своими комментариями, так он еще и просто мешает мне. 22. BUFFERING …Еще день в студии - и голос Билла приходит в норму. Не совсем то, что было, но для лайва в самый раз. И все отлично. Кроме Тома. Разобравшись с одним близнецом, я не думал, что начнутся проблемы со вторым - а, должно быть, это как у гребаных сообщающихся сосудов. Если изменить положение, суммарный объем воды в них не изменится. Изменится соотношение. И я не знаю, как мне вылить эту воду, не опрокидывая обоих. Это было бы слишком накладно. …Вылет на Амстердам назначен на девять утра. В семь я уже в терминале. Довезти детей до аэропорта - не моя забота; я жду их здесь, и, похоже, они опаздывают. Впрочем, в запасе полтора часа. Успеют. Мобильник звонит постоянно. Разъединив связь, я не убираю его, держу в руке, потому что знаю - через минуту он мне понадобится. Все обговорено заранее, но, как оказывается почти всегда, до сих пор не подготовлено «вот это, это и еще вон то». Десять лет назад я хватался за голову и не мог найти себе места, пока проблема не разрешалась. Сейчас я просто жду. Без пяти восемь. Я выслушиваю «ужасные проблемы», с которыми столкнулись в Амстердаме, когда стеклянные две-ри зала ожидания разъезжаются в стороны, пропуская нашу Диву и Ко. - Ваша обязанность - закончить к сегодняшнему вечеру, - напоминаю я в трубку. - Как вы это сделае-те, меня не интересует. Чес языком начинает меня раздражать. Непреодолимого нет. Есть идиоты, которые не хотят работать. Я заканчиваю разговор, возможно, не так мило, как хотелось бы собеседнику - и убираю мобильник в карман джинсов. Надеюсь, это все на ближайшие два часа. - Доброе утро, - Билл переминается около меня, улыбаясь. - Какие-то проблемы? - Нет, - я сажусь в кресло. - Во всяком случае, не у нас. - А. Ясно. Он тоже садится, вытягивает ноги, обтянутые узкими джинсами, и смотрит на меня. Не так откровенно, детка. Мы же здесь не одни, правда? А кроме твоего братишки не знает никто. Кроме твоего братишки, который постоянно смотрит в нашу сторону - и не отворачивается, когда я сталкиваюсь с ним взглядом. Я стараюсь не замечать его. …В самолете младший Каулитц привычно нервничает. Крутится на своем месте, просит Тома задви-нуть штору на иллюминаторе, ему вроде как смотреть туда страшно. И это учитывая, что мы еще на земле. Я располагаюсь через проход на два ряда назад от близнецов. Откидываю голову на спинку сиденья, закрывая глаза - три часа полета, и, может быть, я высплюсь. …Меня будит чье-то неосторожное прикосновение. Детка. Видно, только что подсел и пытается устроиться головой у меня на плече. - Том отрубился, - тихо сообщает он, заметив, что я уже не сплю. - Я тебе не очень мешаю? Каулитц поднимает подлокотник между сиденьями, придвигаясь вплотную ко мне. Ну что, детка, расскажешь, как ты соскучился? - Все правда хорошо насчет той проблемы? - бестолково интересуется он. - Да. - Хорошо. Он мягко касается губами моей шеи, чуть повернув голову, и обнимает меня - старательно прижима-ясь костлявым телом. Мне не до него сейчас. Совершенно. - Детка, оставим это на потом, - я отстраняюсь от него. - Сейчас не время. - Почему? Старый вопрос из разряда идиотских. - Мы в самолете не одни, и мне нужно думать о работе, понимаешь? - объясняю я. - Нет, - улыбается Детка, потянувшись к моим губам. - Дэвид, а давай «потом» будет «сейчас»? Он упирается рукой в мое бедро и целует, старательно пропихивая язык мне в рот - и я понимаю, что думать о работе вряд ли получится. Я обнимаю Детку. Он так жарко дышит. Выгибается, когда я провожу ладонью вверх по его ребрам, до горячей под-мышки, и жмется ко мне изо всех сил. Его рука проскальзывает мне под футболку, пальцы холодные, он совсем охренел, хочет, чтобы я трахнул его прямо здесь? Черт. Я сам наглаживаю его голый живот, лаская пальцами под поясом джинсов - они здорово отпирают, когда Билл сидит, вытянувшись. Мать его. Я хочу спустить с Золотой Детки штаны и усадить его к себе на колени. Блядь, если сюда занесет стюардессу… Я подвигаюсь так, чтобы видеть часть салона между спинками кресел следующего ряда - и натыка-юсь взглядом на Тома, выглянувшего в проход со своего места. Проснулся. Братца ищет. - Что там? - шепчет Дива, касаясь мокрыми губами моего уха. - Твой брат, - отвечаю я. - Сейчас будет тебя искать. - Не будет. Билл целует меня в подбородок, и я встречаюсь взглядом с Томом. - Билл, хватит, - я отпихиваю Детку от себя и откидываюсь на спинку кресла. - Иди к брату. Иначе он сам придет сюда. - Зачем? Детка гладит меня кончиками пальцев по животу и облизывает губы. Блин. - Затем, - произношу я, убирая его руку. Но он не уходит. Прикусывает губу и кладет на колени какой-то глянцевый журнал. Разворот с кос-метикой. …Я беру со столика кстати подвернувшейся стюардессы минералку со льдом для себя и теплый апельсиновый сок Детке. - Спасибо, - он забирает стакан и пьет большими глотками, я знаю, что он ненавидит теплый сок - но, во-первых, холодный ему нельзя, а, во-вторых, в его состоянии все равно, что пить. Лед в минералке ударяется мне о губы. На два ряда дальше Том успокаивается, увидев, что я не лапаю его младшенького - и уже не обора-чивается назад до конца полета. Билл молча листает бабский журнал. 23. TRACK 1 - Amsterdam.live «Непреодолимая проблема» разрешается еще до того, как мы устраиваемся в отеле; к двум дня утря-саются все мелкие проволочки, вроде проверки сохранности и размещения аппаратуры. Я спускаюсь в практически пустой ресторан, уже поздно для обеда, и замечаю за самым дальним столиком в углу близнецов. Придется сесть с ними. По-идиотски будет, если я выберу другое место. - Ты тоже еще не поел? - улыбается Билл, когда я отодвигаю себе стул. - А мы с Томом искали мой плеер, я уже подумал, что забыл его дома. Потрясающе, детка. Не удивлюсь, если в результате вы обнаружили его у тебя в кармане джинсов. - Нашли? - интересуюсь я. - Да, Том нашел, - Дива смеется, пихая локтем брата. - Я забыл его в туалете, а потом забыл, что во-обще его когда-то доставал. - Балда, - хмыкает Том. - Сам балда, - по-детски отвечает Билл, принимаясь за недоеденный лапшичный суп. Я жду шуточных препирательств - но Том достает мобильник и начинает строчить смски, и когда к нашему столику подходит официант, старший Каулитц заказывает только колу. Я знаю, зачем. Будет тянуть ее, чтобы ни в коем случае не оставлять братишку со мной. Он уже поел, скорее всего, и ждал Билла. Ну, Томми, теперь придется подождать и меня - раз тебе так хочется. …И это уже не просто раздражает. Это бесит. И только Детка, похоже, ничего не замечает. Или не хочет замечать. …Позже я стою в гримерке и смотрю, как Билл красит ресницы. Он тратит на это непозволительно много времени. Я думаю, как заставить его доверить свои гляделки Наташе. Она управилась со штукатуркой на лице и уложила детке волосы за столько же, сколько он малюет себе глаза. У нас уже времени нет. И так задерживаемся почти на полчаса. - Билл, пять минут, - говорю я. - Знаю, - отзывается Дива, аккуратно размазывая пальцем подводку. - Сейчас. Я готов выволочь его за шкирку на сцену. - Ну сейчас, сейчас, - повторяет он. Ребята уже на сцене. Отсюда я слышу вой стадиона. - Билл. - Все, Дэвид, - он улыбается, поправляя вниз складки на джинсах, и подходит ко мне. - Я готов. - Отлично. Иди. - Иду. Он закидывает тонкие руки мне на шею и прижимается вплотную. У него сердце бьется чаще, чем обычно, и я целую его, блядь, этот липкий блеск… - Давай, удачи, - мне все-таки удается отлепить его от себя и выпихнуть за дверь гримерки. …Он оборачивается на меня из темноты коридора и улыбается. По второму коридору я спускаюсь в зал, между сценой и ограждениями фан-зоны. В первые секунды вопли фанаток и музыка оглушают. Привычно. Я смотрю наверх. Тоже привычно. Так, что к середине концерта шея начинает затекать. Я провожу по ней рукой, разминая пальцами, и улыбаюсь Детке, когда он бросает короткий взгляд в мою сторону. Еще несколько песен - три или четыре. Я ухожу за сцену, то время, когда мне приходилось торчать в поле зрения ребят весь концерт, уже прошло - они справляются сами. Теперь в моей зрительной поддержке почти нет необходимости. Я знаю, что они не собьются. Я знаю, что смотреть на Золотую Детку больше невозможно. Когда он задирает футболку, оголяя впалый живот и терку ребер. Стиральная доска. В мое детство были такие - рифленое железо в деревянной раме. Ребра. У Билли Каулитца они торчат точно так же. С той только разницей, что по ним хочется провести ладонями - до самого низа, к острым косточкам под узкими джинсами. Невыносимо. Я ловлю себя на мысли, что это действительно так. …После концерта я поднимаюсь на наш этаж, и захожу к Биллу - потому что в своем номере мне ре-шительно нечего делать. - Дэйв? Он еще не был в душе. Даже не успел снять одежду, в которой выступал. Я захлопываю за собой дверь и сгребаю его вплотную к себе одной рукой, второй путаясь в его слеп-ленных лаком волосах. Детка выдыхает мне в рот, цепляясь пальцами за мои плечи, и я заваливаю его на кровать, задираю футболку с мокрыми пятнами вверх, и глажу по ребрам, так, как хотел. Только так. Он весь горячий, кожа липкая и соленая на вкус, когда я целую косточки на его бедрах, когда лижу маленький сосок, и он напрягается у меня между губ, и Детка хнычет, елозя подо мной. От него резко, остро пахнет потом. Его запах одуряет. Я стягиваю с него штаны, трогаю между ног, я хочу его так, чтобы он кричал и задыхался, умоляя меня. Продолжать. Или остановиться. Все равно, о чем. Каулитц сам начинает лизать мне пальцы, потянув мою руку себе в рот. Я так хочу засадить ему, что неосознанно пихаю пальцы глубже, давлю на язык, глажу горячие дес-ны, и у Детки кожа натягивается в уголках губ. Так сладко. Я раздвигаю ему ноги, широко, он зажатый и сухой, Билли, ну давай, расслабься, ты же хочешь. И я хочу. Всхлипывает, когда я заталкиваю в него палец, и захлебывается стоном на втором. Я знаю, детка. Там, внутри, верно? Сладко. До дрожи. Его пальцы сжимаются на моей футболке, терпеть больше уже невозможно, я расстегиваю ширинку и спускаю свои джинсы до колен. Закидываю его ноги себе на плечи, втискиваюсь внутрь, раздвигая ягодицы большими пальцами. Каулитц выгибается. Я поднимаю голову, и вижу, как он кусает свое запястье, сжав пальцы в кулак. Чертов отель. Чертовы соседние номера. Я стискиваю зубы, чтобы сдерживаться самому, Детка зажмуривает глаза, цепляясь свободной рукой за угол подушки, и я засаживаю ему так глубоко, что в глазах темнеет от наслаждения. …Он умудряется стонать даже со сжатыми на запястье зубами. Я чувствую. Через стук крови в ушах и горький привкус кожи на его остром плече. Когда я успел лечь на него? - Дэйв… Когда он успел убрать руку ото рта и обнять меня? Когда я… Он так сильно сжимается, кончая. Так хорошо. Сильно. Детка. Я целую его в губы, когда все заканчивается, и Каулитц не отпускает меня в душ. Даже раздеться не отпускает. - Потом, - шепчет он, прижимаясь ко мне худым, мокрым телом, с задранной до подмышек футбол-кой. - Потом, потом, Дэвид. - Хорошо. Я обнимаю его, пытаясь найти сбившееся одеяло, укрываю его голую спину и ноги, конечно потом, я сейчас и сам не смогу ничего. 24. PAUSE Когда я просыпаюсь, в номере уже светло. Черт. Отлично. Хорошо еще, что на утро у нас нет никаких мероприятий. Детка тихо дышит мне в шею. Весь помятый, со следами от своих цацок на шее и с размазанными вокруг глаз тенями. Какого хрена я вчера пришел к нему? Кажется, в последний раз я отрубился полураздетый лет в двадцать. Наутро башка трещала от выпи-того, и я понятия не имел, что за телка лежит рядом со мной. Но сейчас я прекрасно знаю, что у меня под боком Билл Каулитц, и что я не пил. И тем не менее. Я подтягиваю свои джинсы, так и оставшиеся спущенными до колен, и вылезаю из постели. Билл поворачивается на спину, и я вижу у него на щеке три темно-красных отпечатка колец - не про-сыпаясь, он чешет их костяшками пальцев, и снова затихает. У меня футболка в его сперме. Поздравляю, герр Йост. В девять тридцать утра вряд ли кто-то встретится мне на этаже, но я не имею никакого желания на-толкнуться на случайную горничную в таком виде. Можно подумать, у меня есть какие-то варианты. Я открываю дверь номера. Коридор пуст. …В полдень - интервью для журнала с братьями Каулитц. G&G могут спокойно отоспаться. Том уже ушел в машину - а я жду Диву в фойе отеля. …Билл появляется с семиминутным опозданием, еще немного - и мы бы выбились из графика. - Привет, Дэвид, - улыбается, уже накрашенный, с густо намазанными блеском губами. Я знаю, если приглядеться, даже под таким слоем будет видно покрасневшие трещинки на розовой коже. И засосы на шее, да, детка? Поэтому ты сегодня в свитере. В машине с тощими близнецами на заднем сидении нисколько не тесно, но Детка подвигается вплот-ную ко мне, прижимаясь бедром. Сегодня он пахнет сладким, душным парфюмом, сандал и еще что-то в этом роде - Calvin Klein, CK Be. Унисекс. Я выбирал вместе с ним. …Аромат должен был быть другим. Во флаконе и на коже запахи всегда отличаются, кажется, так говорил консультант в салоне - поэтому «унисекс» может звучать на разных людях как женский или мужской парфюм. И от Золотой Детки пахнет не по-мужски. Будто он вылил на себя флакон материных духов, смешавшихся в процессе с горьким запахом пота. - Дэйв, смотри, заедем? Мы проезжаем мимо какого-то бутика. Название я уже не успеваю прочитать. - У нас есть три часа между «Браво» и «MTV Holland», - Детка поворачивает ко мне голову, и я вспоминаю, что вторым компонентом в его духах идет магнолия. - Да? - Да, есть, - отвечаю я. У меня такое ощущение, что в машине раскурили гребаные ароматические палочки. Поскорее бы выйти. - Нам очень понравился город, - восторженно плетет Детка на интервью спустя полчаса. - Он очень красивый. Если его спросят сейчас, что это за город, он вспомнит название. Если его спросят к концу турне, он не ответит. Потому что города смазываются в сплошную линию и теряют определенность. Но пока он еще не устал. - Ну, я сменил прическу, потому что мне надоело ходить с той, старой. Улыбается. Как механическая кукла. - Нет, о новом альбоме еще рано думать, но, разумеется, он будет. Старший Каулитц говорит устало. Басит, не улыбаясь - как всегда. Кажется, он реагирует на реплики журналистки только затем, чтобы дать передохнуть братишке. …Еще десяток бестолковых, неинтересных вопросов - и столько же заученных ответов. Билл лучезарно лыбится на прощанье, а в коридоре его фирменная улыбка быстро сползает с губ. Хорошо, что запах его духов немного выветрился. Теперь можно идти рядом. - Мы едем? - интересуется он. - Ты уложишься в два часа? Детка хмыкает. Я знаю, что сейчас проще уступить. Иначе он будет ныть. - Да. Потом он разговаривает с Томом, остановившись у машины - я уже внутри, и не слышу, о чем речь. Если они проторчат снаружи еще пять минут, набежит толпа фанаток - по крайней мере, три штуки уже заметили их с противоположной стороны улицы. Но все обходится. Разве что фанатки оказываются в крайне расстроенном состоянии. Мы с Биллом выходим у бутика, Швабра остается в машине - бедняжка, теперь ясно, что именно бра-тишка втирал ему. Ничего. Томми отвезут в отель, и он поспит лишних два часа. В отличие от меня. …Пока Каулитц выбирает шмотки, я сижу на диване и курю, обращая минимум внимания на Детку, периодически показывающего мне какие-то тряпки. Не понимаю, что на меня нашло ночью. На хера я привалил к нему? Придурок всего-то оголил ребра и тощий живот, а мне хватило. Блин. - Дэвид, ты слышишь? А, Золотая Детка, оказывается, что-то говорит мне. Лучше бы у консультанток спросил. - Что? - переспрашиваю я, стряхивая пепел о тонкий борт фарфоровой пепельницы. - Вот это. На нем черные брюки с двойной молнией. Сидят как влитые. В облипку. - Отлично, бери, - я перевожу взгляд на часы. - Осталось полчаса, Билл. - Я успею выбрать футболку, - произносит Детка. - У тебя пятнадцать минут. Билл кивает и уходит в примерочную, странно, он укладывается во время - без намека на нытье. Не знаю, что думать. Повзрослел за пару недель? Чушь. …В восемь тридцать прямой эфир на «MTV Holland». Прайм-тайм. Над этим стоило работать. - Билл, скажи, как, по-твоему, должна выглядеть идеальная девушка? Камера наезжает на лицо Детки крупным планом, откат назад, и я вижу, как Том, сидящий рядом с братом, напряженно морщится. - Это ведь неважно, как она выглядит, любовь идет от сердца, - плетет младший Каулитц. - Поэтому я пока не знаю. Я не могу точно сказать, это нужно почувствовать, увидеть ее, и тогда будет ясно, как… - он запинается, облизывает губы, соображая, какую фразу приляпать под конец. - Как она должна вы-глядеть. Хорошо заплел, детка. Только от тебя не отстанут. Недостаточно убедительно получилось. - Но должны быть какие-то критерии? - ведущая мило улыбается, подсовывая микрофон Швабре. - Вот, например, Том, что ты можешь сказать? - Она - блондинка, - с кривой улыбочкой произносит Каулитц. - Высокая, красивая, стройная, с хо-рошим чувством юмора, умная, но не слишком. Биллу надо бы поучиться у брата. Почти идеальный ответ. - А как вы думаете, ребята, вашей девушкой может стать одна из фанаток Tokio Hotel? - Конечно может, - говорит Георг. - Почему бы и нет? - Не отрицаю такого варианта, - ухмыляется Том. Ну да. Учитывая такие «критерии», едва ли среди фанаток найдется эрудированная фотомодель с чувством юмора а-ля South Park - Швабра обожает американский тупизм. - Билл, а что думаешь ты? Вот мы и вернулись. Как я и предполагал. - Все возможно, - Детка пожимает плечами. - Но я не уверен. Поклонницы влюбляются в то, что ви-дят на экране, на концертах, а в жизни мы все немного… другие. И если так получится, то, может быть, разочарованной окажется именно девушка. Но чем черт не шутит? Молодец, детка. Удачно закрыл тему. И… я не представляю себе, насколько разочарованной может оказаться бедняжка, узнавшая, что ее ненаглядный Билли Каулитц спит с мужчиной. - Билл, ты красишь глаза, пользуешься блеском для губ - твоя внешность никогда не ставила тебя в двусмысленные ситуации? Блин. Отличный вопрос. Такой отличный, что заметно, как Билл начинает нервничать, бросает короткий взгляд на Тома, а тот мнет в кулаке край своей безразмерной футболки. Нужно просто ответить «Нет». Просто «Нет». - О чем это вы? - Билл улыбается, черт, это нельзя переводить в шутку, ни в коем случае нельзя. - Ну, например, письма от поклонников, - сука. Она сделает его за пятнадцать минут. - Тебя это инте-ресует? Можешь представить себе такую ситуацию? Блядь. Прямой эфир. Я ничего не могу изменить. А у них сейчас рейтинги взлетят до небес. Определенно. Я стучу пальцами по столу, глядя в монитор, Билл, только не вздумай прикидываться дурачком, это уже серьезно. - Нет, не могу, - отрезает Детка. Я надеюсь, это все. - И ты никогда не думал ни о чем подобном? Детка закусывает губу - какой-то момент, быстро, - Георг и Густав напряженно смотрят на ведущую, а Том, похоже, едва сдерживается, чтобы не выдрать у нее микрофон и обматерить по полной. - Нет, я не думал. Он стискивает пальцами микрофон так, что костяшки белеют. - Ну, ясно, - улыбается ведущая в камеру. - Девушки, у вас есть все шансы. Мне не кажется. У нее в голосе усмешка. Сука. Но Билл хорошо держится. И когда она задает следующий вопрос - что-то о турне, он продолжает улыбаться и шутить. …Только потом, когда мы едем в отель, он заметно сдает. - До чего она собиралась доебаться? - спрашивает Георг. - Задрали уже. - Можно подумать, что если ты красишься… - подхватывает Густав. Они не знают, насколько они неправы в своей вере. - Да хватит, парни, правда надоело, - Билл улыбается, перебивая. - Мне плевать. - Правильно, Билл, так и надо с ними, суками. Они не знают, насколько сильно он переживает сейчас. И я не знаю. Вернее… Я не чувствую этого - а по Тому, молча сидящему рядом с братом, заметно очень хорошо. …Детка говорит, что не хочет ужинать. Я заказываю еду ему в номер. - Зачем? - спрашивает он, когда я захожу к нему. - Я ведь сказал, что не хочу. - Тебе надо жрать, иначе ноги протянешь, - я сажусь на его неубранную кровать и смотрю, как Дива неохотно подносит ко рту вилку с нацепленным на нее куриным филе. - Она меня сделала, - негромко произносит Билл. - Да? - Нет, - возражаю я. - У тебя все получилось. - Да? - Золотая Детка усмехается, отпихивая тарелку от себя. - Ни хрена. - Билл. - Что? Он смотрит на меня блестящим, болезненным взглядом и, сделав два шага к кровати, останавливает-ся между моих ног. - Все в порядке. - Ни хуя не в порядке. Он отворачивается, и я кладу ладони ему на бедра, притягивая к себе. - Я устал, - тихо-тихо говорит он, я прижимаюсь щекой к его животу и слышу, как глухо бьется в его нутре сердце. Рано, детка. Рано тебе еще уставать. - Их волнуют рейтинги, понимаешь? - Я поднимаю голову, и он уныло смотрит на меня сверху вниз. - Поэтому она задавала такие вопросы. - Все равно ведь ясно, что я отвечу, - Билл выворачивается у меня из рук, опускается на корточки, так, что его подбородок оказывается на уровне моих колен. - Это тупо. Разве я могу сказать правду? Конечно, нет, Билли. Не ты и не сейчас. Девочки любят тебя натуралом, логично, да? А кто-то пусть думает… это даже интересно. - Забудь, - я кладу руку ему на затылок, перебирая пальцами его волосы - смявшиеся, потерявшие объем за день. - Это есть и будет. Не нужно так близко принимать все, детка. - Тебе легко говорить, - замечает он. - Не у тебя это интервью брали. Я даже не знал, что… - А вот об этом позже, - я прикрываю ему ладонью рот и тяну на себя, и он слушается, усаживаясь мне на колени. - Тебе нужно просто потренироваться грамотно отвечать на подобные вопросы, и про-блем не будет. - Фигня, - он мотает головой. - От меня не отстанут. А никто об этом и не заикался, детка. - Да, но поймут, что ты можешь показать зубы, если на тебя наехать, Билл. Каулитц не отвечает. Обнимает меня за плечи и утыкается носом в мои волосы, затихнув. Я держу его у себя на коленях, как ребенка. Он совсем не тяжелый, только блядские кости упираются повсюду. - Ты научишь? - тихо спрашивает Билл. Я вообще-то не по этой части, детка. - Посмотрим, Билл, возможно, лучше будет обратиться к профессионалам, - я чувствую, как он ды-шит. - Идет? - Идет. …Так он сидит еще долго. У меня уже ноги затекают. Потом Детка целует меня в шею, чуть выше, за ухом, и садится прямо, внимательно глядя мне в гла-за. Гребаная нежность, блин. Он мягко касается губами моей брови. Хочет? Тогда бы полез целоваться в губы. Значит, просто… - Тебе лучше выспаться сегодня, - говорю я ему. Ему бы лучше вообще побольше спать. Синяки под глазами такие, что без штукатурки кажется, буд-то он болеет чем-то. Но на тормоз давить нельзя, не сейчас. Как-нибудь потом. - Уйдешь? - спрашивает он. - Да, детка. Мне вставать так же рано, как и тебе, помнишь? Билл пожимает плечами, почти безразлично, играет наверное, и я ухожу из его номера, коротко по-целовав его в губы. 25. PLAY PROGRAM В Амстердаме был дан старт, и теперь тур идет по накатанной. Я удивляюсь тому, что на этот раз Билла устраивает почти все. Он не ноет. Не капризничает. Не трахает мне мозги, и мне кажется, здесь что-то не так. Но. До него наконец-то могло дойти. Я не знаю, удалось ли мне сломать его, переделать под себя, во всяком случае, теперь он послушный. И хорошо работает. - Послушайте, сейчас я скажу вам одну очень важную вещь, - говорит он на очередном интервью, так, как его учили - раздраженно, с вызовом. - Постарайтесь ее запомнить и больше никогда не задавать мне таких вопросов. Есть три вещи, которые я никогда не сделаю: я не женюсь, не воспользуюсь услу-гами проституток, и у меня никогда не будет секса с мужчиной. Я знаю, у него сейчас от шеи к щекам ползет краска. Но за волосами и слоем тональника не видно. Хорошо. Он научился говорить свои «никогда» четко и твердо, но от внутреннего смущения никуда не де-нешься. …Его последнее «никогда» - до сегодняшней ночи. Он помнит об этом и краснеет. Ему жарко об этом думать. Верно, Билли? Ответишь, когда будешь скулить подо мной. …Я наконец-то отдыхаю от извечной нервотрепки с Золотой Деткой. И вижу, как он ломает себя каждый раз, когда мои условия ему не нравятся. Даже когда в семь утра телевидение, в двенадцать - автограф-сессия, в шесть концерт и под заверше-ние вечера - пиар-вечеринка, где Tokio Hotel - приглашенные звезды. Билл ни слова не говорит против. - Я смогу поспать завтра до полудня? Он спрашивает только это. Я киваю. - До десяти. - Хорошо. В машине он засыпает у меня на плече. Томми пялится в окно, но его лицо отражается в стекле. Недовольный и злой. Я курю, стряхивая пепел в отсек на спинке переднего сидения. Все предусмотрено. Мне нравится это. …Конец августа и первые недели сентября забиты так, что «посекундная тарификация» - это, пожа-луй, про нас. Нет возможности отпустить близнецов домой даже на их день рождения. Вечеринка уже запланирована; на следующий день - эксклюзив в «Браво». Они отправляют в типо-графию сверстанные номера в понедельник утром, они не хотят разворот о семнадцатилетии братьев Каулитц неделю спустя, а на то, чтобы написать и оформить статью, нужно время. Поэтому в субботу вечером. Я надеюсь, что за полдня близнецы протрезвеют - иначе штукатурить придется и Тома. Мой персональный квест на тему решен вполовину. «Gibson Les Paul Standard Premium Plus» под за-каз привезут завтра рейсом из США. С Томом оказалось куда проще, чем с Биллом. Во всяком случае, я не ломал голову две с лишним не-дели. И мне не нужно было ждать еще полторы, чтобы получить результат. …Думаю, за последние полмесяца я узнал о драгоценных металлах и камнях больше, чем слышал за всю жизнь. С Деткой как с женщиной. Цацки. Потому что у него есть все, что может хотеть семнадцатилетний подросток. Разве у меня могут быть какие-то варианты? …У клуба толпа журналистов с шести вечера. И фанаток. Если первых выборочно пропустят, то вто-рым не светит ничего, кроме уличных фонарей и неоновой вывески над входом. Этот чертов визг. Информация всегда уходит налево. Самые ненормальные из поклонниц рано или поздно узнают, где будет даже самое засекреченное мероприятие - что уж говорить о том, на которое допускаются предста-вители СМИ. Золотая Детка лыбится слепящим вспышкам. Я думаю о том, будут ли у него ныть мышцы на лице под конец вечеринки. Наверное. Но он привык, и ему нравится. Иначе бы делал, как братец. …Скоро гора разноцветных коробок на одном из столов спускается на стулья и пол, я знаю, большая часть подарков отправится в мусорку, потому что никто не собирается возить с собой эту лабуду, а ро-дительский дом Каулитцев не резиновый. Близнецы режут торт. Завтра им придется сделать это еще раз - с фирменной пометкой от Браво, расползающейся от обилия крема и утыканной свечами. Но сегодня это, наверное, пока еще от души. - Не пей много, - из-за громкой музыки и шумных гостей приходится говорить Детке прямо на ухо. - К двум уедешь отсюда, я заказал машину. Он смотрит на свой запотевший бокал с шампанским и улыбается. Диву срубает с трех. Надеюсь, ему хватит мозгов остановиться до того, как он начнет бестолково ржать и сбивать некста-ти подвернувшиеся предметы. …В полночь пати в разгаре. Думаю, еще полчаса, и перед пьяным и счастливым Томом не менее пьяные девочки устроят стриптиз на столе. В коридоре к туалету Георг увлеченно сосется с крашенной блондинкой, которая, кажется, выше его сантиметров на десять и без каблуков. …Мне почти жаль Детку. Когда я ухожу, он сидит на том же диване, где его братец обжимается сра-зу с двумя, и смотрит на свой почти пустой бокал. Похоже, он даже не замечает, что девочка рядом что-то рассказывает ему, касаясь кончиками паль-цев его плеча, что ее голая нога трется о его бедро. У бедняжки нет шансов. Потому что у Билла Каулитца не встает на девочек. В моем номере готово все. Шампанское, клубника - блин, романтический вечер для Дивы. Только свечей не хватает и музыки. Но это было бы уже слишком. - Я приехал, - говорит он, позвонив мне на мобильник. - Куда мне идти? - Ко мне, детка, - отвечаю я. - Дверь не заперта. Я отключаю мобильник. Стоит отплатить Биллу за то, что он хорошо вел себя последние два месяца, и мои нервные клетки не подыхали впустую. Я жду, пока он дойдет до номера и откроет дверь. Я целую его в губы, и осторожно отстраняю от себя, когда он хочет продолжить. - Закрой глаза. Он улыбается и послушно выполняет, на нем черная рубашка в облипку, и шея открыта. Удачно. - И не вздумай открывать. Билл вздрагивает, когда холодный металл ложится на кожу, и я застегиваю замок платинового колье в цену новенькой Infiniti FX. Золотая Детка дорого стоит. - Можешь смотреть. Но и отлично окупается. Билл подходит к зеркалу, и, похоже, не вполне верит своим глазам. Мы ведь умеем отличать железки от полторы тысячи евро за унцию, да, Билли? - Дэйв… Он обретает дар речи, но все еще не может отвести взгляда от матовых пластин с бриллиантовой ин-крустацией на своей шее. Я подхожу к нему сзади и обнимаю за талию, прижимая к себе. - Можешь ничего не говорить. Я знаю. …О чем ты думаешь. Естественно, Золотая Детка знает себе цену. Но когда ее надевают на шею, это немного другое. Он понимает, во сколько я оценил его. Так, как не оценивал еще никто. Я отпускаю его, пусть полюбуется, и беру из ведерка со льдом бутылку шампанского. Пробка выходит из горлышка с глухим звуком, Детка оборачивается, и я протягиваю ему наполнен-ный бокал. - За тебя. У него руки дрожат. Он пьет залпом, положив на то, как правильно обращаться с благородными винами, и губами берет у меня с рук клубнику. Умница. Я кормлю его, как девочку. Что он там говорил о своей первой подружке, которой он устраивал свидания при свечах? Мне инте-ресно, было ли это очередным враньем. Может быть, и нет. У него губы испачканы в сливках. Я притягиваю его к себе и провожу по ним языком и, черт, я хочу облизать его всего. Целиком. - Будешь еще? Я спрашиваю, уже наливая ему. Он улыбается, я прижимаю бокал к его рту и наклоняю, аккуратно, я же не хочу, чтобы Золотая Дет-ка захлебнулась. До дна, Билли. Сегодня я подарю тебе кое-что еще. Билл тихо выдыхает мне в рот, когда я провожу рукой по его животу и, расстегнув ремень и ширин-ку, запускаю ладонь ему в штаны. Он еще мягкий. Ерзает, пристраиваясь. Я укладываю его на спину поперек кровати и целую в шею, за ухом, он тяжело дышит, обнимая ме-ня, и тихо постанывает, когда я расстегиваю на нем рубашку и прикусываю его соски. Нравится, Билли? А так? Опускаюсь ниже, лаская правый подушечками пальцев. Этот чувствительней. Я знаю. Я знаю о его теле больше, чем он сам. И вот здесь, детка. Я стягиваю с него штаны, пока у него еще не стоит, и облизываю яички, а он задыхается и вцепляет-ся пальцами в одеяло. Тебе так когда-нибудь делали, детка? Конечно, нет. Он елозит задницей по одеялу, готов спорить, что у него уже крышу сносит только оттого, что я за-бираю его член в рот и сосу, лаская пальцами яички. Хер с ним, пусть стонет. Все соседние номера пустые. - Дэйв… Я беру еще глубже. Детка выгибается, раздвигая ноги. Стонет, толкаясь мне в рот. Мне самому уже невыносимо тесно в штанах. Я дотягиваюсь до смазки на тумбочке и на ощупь выдавливаю себе на руку. Билл только вздрагивает, поджимаясь, когда я ввожу ему сначала один, и, почти без перерыва, вто-рой палец, и кусает губы. Я хочу измучить его. Заласкать. Я не даю ему кончить. Целую дрожащие губы Детки, глубоко вставляя пальцы. Он захлебывается просьбами. Дэйв. Пожалуйста. Я хочу. Дэйв. Дэээвид. - Еще, - шепчу я ему на ухо, а он всхлипывает и насаживается на мои пальцы сильнее, надеясь кон-чить. - Проси, детка. Он уже несет бессвязную чушь, когда я раздеваюсь и подхватываю его под коленками, притягивая к себе. Вот так, Билли. Давай. Теперь можно. Я в нем только наполовину. Он выгибается, кончая. …Я трахаю его, лаская рукой, и скоро он снова начинает скулить. Сладко. Меняю позу, чтобы целовать его, у него бедра мокрые, скользкие под моими ладонями, и платиновое колье, которое я так и не снял, блестит в желтом свете бра. Мой. Я прижимаюсь к губам Детки, кусаю нижнюю, удерживая рукой его бедра на месте, и забиваю ему глубоко, до собственных стонов и его хриплого, сорванного дыхания. Он уже даже стонать не может. Задыхается. Кончает, сжимая меня. Я тоже. …Несколько минут я просто лежу на нем, вдыхая запах его пота и туалетной воды. Он слабо шевелится подо мной. Я забываю, что вешу намного больше него. Что у него, наверное, ребра уже в обратную сторону во-гнулись. …Когда я укрываю его одеялом, в тусклом свете видны красные пятна на бедрах. Сегодня слишком сильно. Нужно сдерживать себя. С него и так синяки неделями сходят, а из-за низкой посадки джинсов следы от моих пальцев замет-ны. - Я не сказал тебе, - тихо говорит Билл, теребя пальцами колье. - Спасибо. Я усмехаюсь. Кажется, я тоже забыл. - С днем рождения, Детка. Прошедшим. Он прижимается ко мне, так и держась одной рукой за платиновую цацку. Я выключаю свет. 26. SYSTEM ERROR Утром я просыпаюсь оттого, что сладко тянет между ног, и, пожалуй, первое желание - это нащупать рядом Каулитца и вставить ему, пока он еще расслабленный и податливый после сна. Второго нет. Второе - это осознание того, что Билл, забравшись с головой под одеяло, целует мой живот, медлен-но спускаясь вниз. Я стаскиваю с него одеяло. Он бестолково улыбается и целует меня еще ниже. Я раздвигаю ноги так, чтобы ему было удобнее. Ты же хочешь в рот, да, детка? …У него скулы розовеют, когда он обхватывает пальцами мой член и касается головки мягкими, нежными губами. Ну, детка. Давай, возьми его. Я протягиваю руку к его лицу, скольжу по щеке к уху и зарываю пальцы в жесткие, слепленные ук-ладкой волосы. Билл пробует взять глубже, я сдерживаю себя, чтобы не потянуть его за волосы вниз. Так неумело, блядь. До половины, и ему уже не лезет, он давится, останавливаясь и мучительно крас-нея. Но заново продолжает. Я глажу Детку за ухом. Еще немного, и я просто переверну его на живот и выебу. Он ни черта не умеет, а горячий, влажный рот только дразнит. - Давай, детка, - я осторожно надавливаю ему на затылок, он слабо сопротивляется, но не выкручива-ется. - Давай… Целиком все равно не получается. Детку начинает тошнить, он отстраняется, заливается краской, и, не глядя на меня, обводит горячим языком головку. Ну, так уже лучше, Билли. Я сжимаю пальцами его лохмы, когда он старательно облизывает меня, черт, мне нужно кончить, возьми в рот. И он берет. Не сдержавшись, я дергаю голову детки на себя. Он даже проглотить нормально не может. Закашливается так сильно, что у него сперма вытекает изо рта вместе со слюной, и прижимает руку к губам, жалко согнувшись у меня между ног. Я неохотно поднимаюсь с кровати и наливаю негазированной минералки. - Держи. Впихиваю ему в руку стакан. Билл делает пару глотков, сгорбившись и не глядя на меня. Придурок. Он что, решил минетом отблагодарить за прошедшую ночь? Хуже мне еще никто в жизни не отсасывал. Впрочем, если для него это в первый раз… - Ты в порядке? Я беру сигареты из кармана своих джинсов. Пачка смялась, кажется, там осталась всего пара штук. - Да, - хрипло отвечает он, допивая воду. Закурив, я подтаскиваю Билла к себе, сжав пальцами тощее предплечье. У него уголки рта и подбо-родок измазаны в моей подсыхающей сперме, я вытираю Детку рукой и целую, и он заметно расслабля-ется. Ничего, Билли, я не сержусь. В следующий раз сделаешь это лучше. …Часы на ночном столике высвечивают 12:01. Пора выбираться из постели. Из номера в целом. Я тянусь к мобильнику и включаю его - четыре не принятых звонка. И все - от Новы. Я не врубаюсь, какого хрена. Поняла, что потеряла и решила вернуть? - Кто-то звонил? - спрашивает Детка, мельком увидев на экране номера. - Да, Хоффман, - я провожу рукой по лохматой голове Билла. - Думаю, хотел напомнить о том, что пора выдвигаться. - Разве? - Билл отбирает у меня мобильник и смотрит время на нем. - Бля. Точно. Он одевается быстро, натягивает свои узкие шмотки, а потом застревает у зеркала, пальцами расче-сывая свалявшиеся волосы. Тройная фиксация настолько убийственна, что даже сейчас прическа смотрится вполне сносно. По-мято только немного. Но все же. - Сразу спускайся в ресторан, о’кей? - Я докуриваю и беру из шкафа чистую футболку - та, что была на мне вчера, испачкана в гребаных сливках. - Иначе пожрать опять не успеешь. - В номер закажу, - он улыбается и целует меня в подбородок. - Иди уже. Я шлепаю его по тощей заднице, он весело фыркает и цепляет из тарелки, отставленной на столик, уцелевшую клубнику. … В коридоре я сталкиваюсь с Томом, выходящим из своего номера. У него покрасневшие глаза, и дрэды свисают по плечам и на спину, неубранные в хвост. Смотрится отвратно. Ему в таком виде только на Ямайке растаманить. - Доброе утро, Том, - говорю ему я. - Тебе того же, - не глядя, кивает он. Я подхожу к лифту и нажимаю вызов. Мне интересно, Томми вчера так набухался, что не заметил у себя на кровати здоровенную коробку и трахнул девочку, перегнув ее через свой подарок? - Эй, Про. Я оборачиваюсь. Швабра подходит ко мне, косо улыбаясь. - Я сегодня распаковал. Спасибо. Я бы ему поаплодировал, бедняге. Медаль можно дать за то, что он сумел выдавить это из себя - при всей его, мягко говоря, нелюбви ко мне. - Она реально крутая. Конечно, Томми. Я же помню, ты в последние полгода только и знал, что трепать языком о новой малышке, которая замечательно заменила бы твою старушку. Крутая? Наверное, только твоя девочка видела, как ты прыгал по кровати от радости. Хотя, статус мачо не позволяет, да? Значит все еще впереди. Наедине с Малышкой. …Билл уже завтракает в ресторане, когда мы заходим. Георга и Густава нет, думаю, они проваляются у себя в номерах до вечера, и к восьми будут еще более опухшие, чем Том. - Привет, - Билл улыбается своему близнецу. - Ты себя в зеркале видел? - Видел, - грубо отзывается Швабра. - Привет. Иногда они бывают действительно забавными. Дети. …Я замечаю, пока Детка меланхолично ковыряется в салате, Том смотрит на колье на его шее. Ду-маешь, Томми? Я перехватываю его взгляд и усмехаюсь уголком губ. Он хмурится, отворачиваясь к своей тарелке. …Через три с половиной часа мы уже в Браво. Я смотрю, как близнецы режут торт, улыбаются, потом держат в руках бенгальские огни, и искры оседают на крем. Сорок минут, и мы свободны. Отлично. …За ужином Детка рассказывает мне что-то. G&G пожрали пару часов назад, а Том ушел раньше. Видимо, оценил ситуацию и решил, что Детке ничего не грозит. - Ну и вот, короче… Я сижу лицом к входу в ресторан, и Билл не видит. То, что вижу я. Кого, вернее. Нову. Теперь я понимаю, зачем она звонила. Сука. - Кто там? - Билл оборачивается. Она подходит к нашему столику, улыбаясь. Билл переводит взгляд на меня. - Какого хрена, Дэйв? - цедит он. Бля, если бы я знал. - Дэвид, здравствуй, - Нова наклоняется ко мне и касается губами щеки, и я вижу, как Билл сжимает пальцами стакан с соком. - Билл, приятно видеть тебя. - Взаимно, Нова, - с натянутой улыбкой произносит он. - Ты не брал трубку утром, Дэвид, - она обращается ко мне с этой своей тупой улыбкой, сука, не по-нимаешь, что делаешь сейчас. - Поэтому я позвонила Питеру и узнала, где ты сейчас. - Зачем? Меня хватает только на это. Билл методично накалывает на вилку листья салата. Понял, что я наврал ему насчет звонков. Черт. - Я хотела поговорить с тобой. Она переводит взгляд на Билла, что, думает, он сейчас оставит нас вдвоем? Дива не обращает на нее никакого внимания. Лезет за мобильником и делает вид, что пишет смс’ку. Я и подумать не успеваю о том, как разрулить все, когда Нова спрашивает у него: - Как тебе телефон, Билл? Мы с Дэвидом так долго выбирали, я в последний момент заметила его. Пиздец. Это пиздец. У Билла лицо становится бледным и отстраненным. Бесчувственным, как у фарфоровой куклы. Неживым совсем. - Отлично, - бросает он, закрывая мобильник. - Он мне очень нравится. Я пойду. Он встает со стула, не глядя на меня, и уходит из ресторана, сжимая в кулаке телефон. Я понимаю, насколько это все серьезно. Это слишком серьезно. - Он все такой же странный, - улыбается Нова. - Дэвид, послушай… Я слушаю. Но не слышу. Эта сука умудрилась испортить все парой фраз. Безмозглая шлюха. - Я ведь не говорю о помолвке, Дэвид, - она идет на крайние меры. - Или ты думаешь, что я эти пять месяцев вынашивала планы о том, как охомутать тебя? Нет, милая, я просто думаю, что за эти пять месяцев ты не нашла себе подходящего мужика. Если по-другому - то прости. Ты мне не нужна ни с какого боку. - Конечно, нет, - я усмехаюсь. - Это было бы слишком сложным для тебя. Она удивленно смотрит на меня. Что, не ждала такого от меня, да? I’m so sorry. - Что? - Ты не понимаешь? Ты зря приехала сюда, Нова. И даже не представляешь, насколько зря. - Не думала, что ты окажешься таким, - она резко поднимается из-за стола. - Ты хорошо прикидывал-ся… хорошим парнем. - Такова жизнь, милая, - улыбаюсь я. Нова невесело усмехается, уходя. Я заказываю себе виски. Меньше, чем за полчаса я оказался по уши в дерьме. Такова жизнь. 27. REINSTALL - Детка, я все объясню, послушай. Пятая. Я сминаю пустую упаковку и бросаю ее в пепельницу. - Зачем ты врал мне? - Это не телефонный разговор, понимаешь? - Я не хочу тебя видеть. И слышать. Тоже. - Детка, послушай меня, - я оставляю на столике оплаченный счет. - Я могу просто взять на ресепше-не второй ключ. Ты же понимаешь, мне его дадут. Давай не будем идти на такие меры. Он отключает связь. Блядь. И что это значит? Я слушаю короткие гудки, потом убираю мобильник в карман и поднимаюсь на лифте до этажа. На-деюсь, брать запасной ключ мне все же не придется. У него в номере приоткрыта дверь. Я захожу без стука. Билл сидит на своей кровати и смотрит телевизор. VH1. Безумно громко. - Ты хотел поговорить, - напоминает он. Распинаться перед семнадцатилетним мальчишкой, мать его. - Ты неправильно понял, Билл. Нова… - Что Нова? Выбирала мне мобильник? Он перебивает меня. По VH1 орет Мэнсон. - Он же тебе нравится, - меня раздражает телевизор. - Какая разница, кто в итоге его выбрал. - Какая разница?! This is a new shit [2]. Билл сжимает в руке пульт, и я вижу, как у него подрагивает уголок губ, и костяшки пальцев побеле-ли и кажутся сочленениями кукольных деталей. - Билл, послушай, это не имеет значения, - я подхожу к нему, а он вскакивает с кровати и отходит к телевизору. - Для тебя. У него голос дрожит. - Детка, все в порядке, я не встречаюсь с ней. Бла-бла-бла. Единственное, в чем я согласен с гребаным Антихристом, обряженным в перья и кожу на экране за спиной Билла. - Да? А как я узнаю, что ты опять не врешь мне?! Откуда я знаю?! - он срывается на крик, хорошо, что на заднем плане у нас Мэнсон. - Может быть, эта сука и вот это выбирала?! Он дергает пальцами колье, и кусает губы, его всего трясет, не знаю от чего, от злости, от разочаро-вания? - Это выбирал я. Я делаю к нему шаг, резко хватаю за запястье и дергаю на себя, впиваясь в губы. Он отпихивает меня изо всех сил, у меня пальцы на автомате сжимаются под его скулами, и Билл обхватывает рукой мое за-пястье, глядя на меня расширившимися от страха глазами. Don't forget the violence. Я отпускаю его. Отхожу назад, а он держится рукой за свою шею. - Не подходи ко мне, - тихо, нервно говорит он мне. - Больше никогда не подходи ко мне. - Билл, прости, я не хотел, - я больше и не подхожу к нему, черт, у него сейчас крыша съедет. Я чувствую. И я не знаю, что делать. - А что ты хотел? - голос, как по движку на пульте управления звуком - от нижней метке к верхней, и он уже опять орет. - А, герр Йост? Думаешь, купил меня?! Он бесит меня. Уже просто заебал. - На хера мне тебя покупать? Ты хоть понимаешь, о чем говоришь? - Понимаю! Думал, я буду послушным мальчиком, буду бегать за тобой?! Он как встрепанная собачонка, взахлеб облаивающая прохожих. Не соображает ничего. Датчики по нулям. Empty. И слова вставить не дает. - Забирай, на! - Детка сдирает с себя колье, нервно провозившись с замком, и бросает мне его под но-ги. - Видишь, ни хуя мне от тебя не надо! И это не надо, вон, отдай своей шлюхе, ей же тоже нравится! Вслед за колье на пол летит мобильник. Ударяется о ковер, открываясь, и освещает под экраном голубым цветом бежевый ворс. - Билл, да что с тобой такое! - я сам уже еле сдерживаюсь, чтобы не орать на ебанутую Звезду. - Ус-покойся, слышишь? - Что, утихомирить не можешь? - он криво усмехается, только получается болезненно и нервно со-всем. - Матрицу засбоило, да, Про? Диву несет. Я хочу заткнуть ему рот, чтобы он прекратил орать, черт, как я устал от выебов! - Закрой рот! - еще немного, и я сгребу его за шиворот и уткну мордой в матрас, и на хрен выбью из него всю эту дурь. - И не смей разговаривать со мной так, ясно? - Вспомнил, что ты у нас большой дядя?! - у Билла уже голос дрожит так сильно, а он все орет и орет, невыносимо уже. - Герр Продюсер?! Как теперь к тебе? Герр Йост?! По VH1 уже давно другая песня. Не слышу даже, кто. Только его вопли в ушах звенят. Дрянь. - Не выебывайся и подумай, - меня от него уже трясет. - Хоть раз, мать твою, напряги дерьмо у себя в голове. Получается слишком резко. Грубо. Я понимаю это, когда назад уже поздно. Плевать. Его надо довести до слез. Если разревется, я буду в выигрыше. Вытру ему сопли, и… - Пошел вон, - едко бросает Билл. Ни слезинки на глазах. Что за дерьмо?! - Тебе повторить? - спрашиваю я. - Ты не въезжаешь?! - у Билла вдруг голос становится грубым, резким, и я понимаю, что я обидел не девчонку, которая сейчас бы уже рыдала. - Иди на хуй! Он почти выпихивает меня из своего номера, и карие глаза зло блестят из-под кривой, сбившейся на-бок челки. Дверь захлопывается за мной с такой силой, что сейчас с потолка штукатурка посыпалась бы, будь мы в дешевом отеле. …Секунду спустя мне кажется, что я слышу, как Билл сползает вниз по двери. Как он всхлипывает - тихо, все-таки, звукоизоляция. Не знаю. Плевать. Я ухожу к себе в номер и наливаю выпить. Не хочу ни о чем думать. …Наутро Билл появляется в холле отеля ненакрашенный. Бейсболка с блядскими стразами надвину-та так низко, что закрывает половину темных очков, он бледный без тональника на лице. Только губы намазаны гигиенической помадой. Куда же без этого? Он проходит мимо меня, не здороваясь. - Ты опоздал, - замечаю я. - Да? - его глаза скрыты очками. - Извини. Не вижу эмоций на его лице - гребаные очки. А по голосу ничего не скажешь. Он просто согласился со мной. И извинился. И все. В самолете он садится с братом. Я вижу, как на взлете Том держит его за руку - и случайно сталки-ваюсь со Шваброй взглядом. Он смотрит на меня зло. Очень зло. Я отворачиваюсь. …До концерта у нас фотосессия. Из аэропорта в автобус. Нон-стоп. - Дэвид, это не уберешь макияжем, - негромко говорит Наташа, отойдя от Детки ко мне. - Что, никак? - резко спрашиваю я. - Нет, - она качает головой. - Веки верхние опухли, это не скрыть. Что с ним, он пил ночью? - Не знаю. Я закуриваю. Блин, если из-за этого придурка придется переносить фотосессию… - Я понимаю, Дэвид, что это нам совершенно не подходит, но сегодня лучше не снимать его, - мягко продолжает Наташа, и я сжимаю пустую пачку в кулаке. - Просто посмотри на него, этот кошмар... больше времени и денег уйдет на цифровую обработку. А в итоге получим неживые фотографии. - И так ясно, - произношу я. - Можешь смывать его. У Детки зареванные глаза. Красные, с припухшими веками. Я смотрю, как Наташа проводит ватным тампоном по его закрытым глазам, стирая не наложенные до конца тени. У Билла ресницы подрагивают. И губы сухие-сухие, без блеска, обкусанные, но почему-то бледные. Значит, вчера он все-таки разревелся под дверью, мне не послышалось. И наверняка на всю ночь. Плаксивая дрянь. Как он еще умудрялся сдерживаться, пока не выгнал ме-ня? …В отель я возвращаюсь к обеду. Договориться на завтра удалось, но, черт, каких нервов это стоило. Похоже, все снова съезжает на излюбленную корявую колею. На ресепшене администратор вместе с ключом от номера кладет на стойку бумажный пакет - со сло-вами «вам передали». Кто и на хрена? В номере я вынимаю из пакета другой - обычный, пластиковый. Непрозрачный. Блядь. Там мобильник и колье. Билл что, вконец охренел? Если тогда он бросил мне это под ноги потому, что был вне себя от бе-шенства, то сейчас… Уже обдуманно. Я убираю все обратно, откладываю пакет на ночной столик и думаю о том, что дело приобретает плохой оборот. Просто дерьмовый. 28. ALTERNATIVE PLAYER - ON Я знаю, что все плохо. Что все очень плохо, и дальше, блядь, уже некуда. Билл приходит ко мне вечером - в этом идиотском, мятом спортивном костюме. С проводками, змеящимися из кармана на кофте к ушам. - Давай, показывай свою Малышку, - с порога говорит он. Слишком громко из-за музыки в наушниках. Он меня даже не услышит, если я отвечу. - Билл, я… - Показывай, - он улыбается, только получается натянуто и жалко как-то. – Не фига было меня в са-молете грузить тогда. Я понимаю, что это как-то не так все, но моя гитара! Шесть месяцев, и вот она у меня. Йост, расчет-ливая дрянь. Пока я открываю футляр и достаю ее, Билл молча подходит к креслу, сгребает с него мои шмотки и забирается с ногами. - Ну, вот, - я передаю ему гитару в руки, придерживая за гриф. - Помнишь, совсем как я хотел. До позолоченных колков, бриджа и струн. Обводки корпуса. - Классная. Билл в них ничего не понимает. А я… Я наклоняюсь к розетке, только не трогать, у меня руки немытые, и выдыхаю на струны с посеребря-ной оплеткой: - Послушай. От звука моего голоса они вибрируют. Каждая отдельно, от разных частот. Я поворачиваю голову к Биллу - и встречаюсь с его пустым, совершенно бессмысленным взглядом. Он смотрит прямо перед собой. Но сквозь меня. - Билл, - окликаю я его. - Убери, - он сжимает пальцами гриф моей гитары, прижимая к декам струны, и спихивает ее со сво-их колен. - Убери ее от меня. - Что с тобой? Я откладываю гитару на ковер, блин, там наверняка пыльно и грязно, и опускаюсь на корточки перед Биллом. - Все в порядке, - произносит он. Упрямый. Я поднимаюсь, чтобы унести гитару, но он вдруг хватает меня за руку, не пуская. - Том… Я тяну за проводки, он даже внимания не обращает, когда наушники выскакивают у него из ушей. - Просто скажи мне, что случилось, - прошу я. …Потому что он так и не сказал мне за весь день. Ни в самолете, ни потом - я и не спрашивал, но, блин, что опять этот мудак сделал моему брату? Ненавижу. - Неважно, - Билл кусает губы. - Теперь уже неважно. У него на шее нет того колье. - Ты снял, - зачем-то ляпаю я. Он качает головой. Только неопределенно - сначала сверху вниз, а потом вздрагивает и отрицатель-но. Закусывает нижнюю губу еще сильнее. - Я отдал. Вернул ему все, - почти неслышно говорит он. У него глаза блестят. Я смотрю, как Билл моргает, часто-часто, как в детстве, когда плакал в моей комнате, - а потом он притягивает меня к себе и утыкается лицом в плечо, вздрагивая. - Билл… - я обнимаю его, черт, как же я ненавижу этого ублюдка Йоста! - Он не стоит этого, пони-маешь? - Нет, это ты не понимаешь, - судорожно всхлипывает Билл. И чего я, бля, не понимаю? Того, что он использует моего брата, как вещь? Захотел - ударил, захотел - бросил?! А то, что Биллу может быть больно и что он вообще живой - это так, хуйня? Досадная ме-лочь, на которую наш герр продюсер срал не глядя? Я ненавижу все. Все, потому что ничего не могу сделать. Ничем не могу помочь своему брату. Я же знал с самого начала. Знал, какой Йост ублюдок. Почему я поверил, что его отношение к Биллу изменилось, что все будет хорошо - только из-за того, что он подарил ему дорогую цацку, а мне - эту гитару? Просто купил. Так гадко. Да на хуя мне гитара, если мой брат плачет из-за этого мудака. - Билл, братишка… - я глажу его по волосам, а он судорожно мнет пальцами мою футболку на спине. - Билл… Хочешь, я тоже отдам ему? Он отрицательно мотает головой, сдавленно всхлипывая. - Почему? - спрашиваю я. - Не надо, - Билл чуть отстраняется, у него глаза опять красные и губы дрожат. - Это мое личное де-ло… то, что я отдал. Он закусывает губу, вытирает рукавом слезы и шмыгает носом. - Но я не хочу ничего от него! - Неправда, - Билл осекает меня, поджимая губы. - Она тебе нравится, она тебе снилась небось по но-чам… - Ну и что? - Ну и то. Гитара ни в чем не виновата. В конце концов, он заработал эти деньги на нас же, так что можешь считать, что ты ее сам себе купил. У Билла голос еще дрожит, и в глазах слезы, того и гляди, опять польются, но он говорит почти спо-койно. Я понимаю, он прав. Просто… Он просто прав. - Я пойду, - говорит он мне, выбираясь из кресла. Я хочу спросить, что он будет делать теперь. Как он будет жить, когда Йост все еще рядом, когда мы его каждый день видим по сто раз. И когда все уже кончено. Билл ведь его любит. Даже сейчас. И, наверное, очень сильно. …Но я ничего не спрашиваю. - Иди, - улыбаюсь ему, крепко обнимаю, мой глупый, сильный братишка. - Спокойной ночи. - Ага, - он тоже улыбается, но я все равно знаю, насколько тяжело ему это дается. - И подними свою Малышку с пола, замерзнет. Я закрываю за ним дверь и убираю гитару в футляр. Конечно, она ни в чем не виновата. Виноват тот, кто подарил мне ее. 29. LOADING Два дня все идет вполне сносно. Мы в простое из-за перенесенной фотосессии, и дети отсыпаются в отеле. Билл тоже. Я вижу его реже, чем G&G и Тома. - Здравствуй, - говорит он мне, когда вечером мы сталкиваемся в ресторане. - Привет, - отзываюсь я. И в ответ получаю тяжелый взгляд Швабры, сопровождающей Билла как гребаный бодигард и ниче-го - от Детки. Мы просто расходимся в разные стороны. Черт, как все относительно. Я вспоминаю, как на вилле я хотел, чтобы Билл начал говорить - хотя до того меня раздражал его вечный треп. Совсем недавно он надоедал мне своей назойливостью и тем, что постоянно вертелся вокруг меня. Что сейчас? Мне этого, похоже, не хватает. Мать его. …Он не заговаривает со мной - потому что нет прямой необходимости. Я - продюсер. Я нужен тогда, когда мы заняты работой. А сейчас работы нет. И Билл не хочет искать причины, чтобы говорить. Мне кажется, что он вообще избегает меня, а, впрочем, что ему еще остается. Придурок. Я понимаю, что сделал ошибку. ...На съемках это начинает меня бесить. Я курю сигарету за сигаретой. Сучонок, он вообще догадывается о моем присутствии здесь? Он мне трепал как-то, что любит. Так какого хрена? Ебаная истеричка с переклином на всю голову. - Встань по-другому, Билл, - бросаю я ему, когда он замирает перед камерой. На меня удивленно оборачивается фотограф. Что, не привык, когда продюсеры вмешиваются в ход дела? - Как именно? - интересуется Дива. - Вы ведь его не для порножурнала снимаете, верно? - я обращаюсь к фотографу. Билл дергается, меняя позу. Опустили тебя, да, детка? - Конечно, нет, герр Йост, - спешно признает фотограф. Я делаю затяжку. Черт, я выбью из Золотой Детки хоть какую-нибудь реакцию на меня. Мне плевать, пусть он взбе-сится, во всяком случае, это лучше, чем сраная игра в продюсера и звезду. - Через пять минут перерыв, - объявляет кто-то за моей спиной. Отлично. - Перерыв отменяется, - громко произношу я. Что поделаешь, чешите потом языки о деспотичном продюсере Tokio Hotel, эксплуатирующем несо-вершеннолетних. Но Каулитц даже не пробует возникнуть. Зато возникает Швабра. - Почему это? - Потому что мы задержались и можем опоздать, - отвечаю я ему. Он фыркает. Но на этом замолкает. Перечить мне и вставать поперек горла - привилегия Дивы. А Дива, блядь, сегодня не в настроении. - Дэвид, что у нас потом? Он открывает рот только под конец фотосессии. - «Трезор» в десять. Он кивает и уходит к братцу. Я курю. Какая уже по счету? Не считал. …До вечера Билл как приклеенный к Тому. Я был бы рад этому раньше. Еще пару дней назад. Теперь я знаю, что это значит для меня. В клубе - один бокал на четыре часа. Детка тянет из него по глотку, мотается из угла в угол, мелькает в неоновом свете одной части зала и в желто-рыжем другой. Хорошая вечеринка - реальная возможность подготовить почву для удачной сделки в неформальной обстановке. Я работаю там, где другие отдыхают. Пара ассоциаций не в тему - впрочем, так оно и есть. В шоу-бизнесе. К трем ночи Билл выглядит очень усталым, я смотрю, как в машине он забивается на заднее сиденье рядом с братом и отбирает у него мобильник - наверняка, поиграть в какую-нибудь тупую игрушку. Том пару минут смотрит на экран, советует что-то, а потом откидывает голову на спинку сиденья и закрывает глаза. Это было настоящей ошибкой. Оставить себя одного. Разумеется, о Нове уже и речи не может идти. О Билле тоже. У него на морде написано «Не подходи». Или «Да, конечно, герр Йост». Только, блин, последнее никак не относится ко мне этой ночью. Что за дерьмо. Один день, и я уже хочу его. Один день, а его нет под рукой. Блядь. Не имею никакого желания возвращаться к тому, чем занимаются мальчишки в четырнадцать лет в ванной. 30. LOADING STOPPED. RETRY? Меня должно это устраивать. Капризная, самовольная, упрямая Дива работает, как отлаженный механизм. Будто нашу Золотую Детку разобрали в кукольной мастерской и заменили те дрянные шестеренки, которыми его наградила мать. Только у мастеров, мать их, оказались несовершенные технологии. Вместе со старым механизмом они выбросили какую-то хренотень, которая делала куклу живой. Теперь Билли Каулитц похож на бестолковую игрушку, включающуюся только для того, чтобы лы-биться в камеры, принимать удачные позы для съемок и заученно отвечать на вопросы. В остальное время он никакой. У меня такое ощущение, что ему, как марионетке, обрывает нити, и он таскается со своим братцем всегда с одним и тем же тоскливым выражением лица. Мнет в руке какие-то листы, мятый блокнот мотается из заднего кармана джинсов на стол в рестора-не, на тощие коленки Дивы, когда он едет в машине, а оттуда снова в карман. На карандаш, которым Билли пишет свой новый шедевр, противно смотреть. С нашими доходами он мог бы купить себе золотой Паркер с бриллиантовым напылением и резным футляром из слоновой кос-ти, но нет. Детка пишет половиной обычного графитового карандаша, обкусанного по всей длине вдоль и попе-рек. …Мне интересно, что он там насочинял. Мне интересно, сколько мне придется переделывать и исправлять, когда это дерьмо дойдет до меня. Если дойдет, конечно. Я надеюсь, что Каулитц потеряет свой блокнот, и у него не хватит мозгов вспомнить эту бредятину. - Не знаешь, что там Билл сочиняет? - спрашиваю я у Георга. Близнецы обходят меня за километр, не знаю, чем еще обернется новая форма депрессии Золотой Детки для группы, но лично для меня она обернулась тем, что я общаюсь с G&G куда больше, чем раньше. - Не знаю, - басит Георг. - Он разве тебе еще не давал прочесть? - Если бы я прочел, я бы не спрашивал сейчас, - усмехаюсь я. …Неделя с лишним проходит в однотипных интервью по каналам и журналам. По нескольку часов, не знаю, как у Билла еще язык не отваливается говорить, но мне настолько плевать. Меня уже тошнит от белых кафельных стен с сине-желтым бордюром в ванной. Я не могу не думать о гребаном мальчишке. Я не могу подцепить себе девочку на ночь, потому что все они не такие. Блеклые, мягкие, с округлы-ми изгибами, и даже самые тощие остаются женщинами, но только вся проблема в том, что они выгля-дят уродливо. Я думаю о терке ребер и острых коленках. О том, как дергается его кадык, когда он выгибается, кончая, и какими обкусанными, припухшими с утра бывают его губы. Паршивый сучонок. О том, как поджимается его живот, если провести по нему ладонью, - и если трахать его сзади, он выгибает хребет с выпирающими позвонками и скулит, и мнет руками простыни. Так сильно. Из ванной я выхожу еще более нервным. Это все без толку. С каждым днем узел затягивается туже. Скоро будет поздно. …От Билла опять несет этим чертовым CK Be, когда мы идем на вечеринку в очередной клуб. Мне душно от него. - Ты вылил на себя весь флакон? - я сжимаю его локоть, черт, зря я это сделал, под кожаной курткой чувствуются острые кости, тонкие, мать их. - Что? - как будто он не слышал, не смотрит мне в глаза и говорит тихо совсем.- Нет. Как обычно. Я стискиваю пальцы на его локте. - Как обычно - это половина? Или две трети? Блин, меня несет. Не нужно это. - Отпусти, - ему руку больно, я же знаю. - Какая тебе разница? Я разжимаю пальцы. Билл спешно отходит от меня к брату, который уже ищет его взглядом, и я ви-жу, как Детка трет локоть ладонью, морщась. Больно, Билли? Это лучше, чем проводить каждый вечер в ванной. Хотя тебе ли об этом не знать. …Он лучезарно лыбится, беседуя с приглашенными. За три года легко отличить маску от настоящих чувств. Только вот фальшивить он научился совсем недавно. С половины можно начинать обратный отсчет. Я отвлекаюсь от детей, заговорив с кем-то, кажется, виджей с Вивы, милая и абсолютно не напрягает, - и на полчаса теряю из виду Золотую Детку и ее братца. Надеюсь, Том за ним проследит. Если не напьется, конечно. Только, блядь, я ошибаюсь. В другом конце зала, на диванах. Я понимаю, что там Томми, по количеству собравшихся в одном месте коротких юбок и спущенных до разреза задницы джинсов. Не понимаю, что можно найти в тощем придурке, нацепившим на себя шмотки такого размера, что их можно натянуть на охранника. С этими его свалявшимися дрэдами, которые давно пора отстричь. Мне интересно. У него комплекс неполноценности? Из-за того, что он такой тощий и ниже братиш-ки? Девочки смеются, обложив старшего Каулитца со всех сторон. Но это херня. Среди них сидит Билл. Вспотевший, с блестящей из-за потекшего тональника кожей и бокалом в ру-ке. Перед ними весь стол заставлен пустыми бутылками и рюмками. Уже выпил. И судя по морде, достаточно. - Дэвид? Черт, а вот теперь она меня нервирует. - Дети, - я пожимаю плечами и улыбаюсь. - Мне приходится за ними следить. …Потому что иначе они станут неуправляемыми. Вернее, уже. Когда я снова перевожу взгляд на них, Томми обнимает девочку, почти забравшуюся к нему на коле-ни. Биллу что-то нашептывает на ухо другая. Он даже не пытается отстраниться, как обычно. Бестолково смотрит на свой бокал, уголки губ опу-щены, и в бокале почти ничего нет. Том тоже это замечает. И, спихнув с себя девочку, доливает братишке. Что он делает, мать его? Охренел? Билл пьет еще. Девочка прижимается вплотную к нему. - Я вернусь сейчас, - доносится до меня. Киваю, не взглянув. Бля, да вали уже куда хочешь. Меня беспокоит уже даже не то, что пьяный солист Tokio Hotel может попасть на страницы желтой прессы и в Интернет. Эта сучка. Жмется к нему, елозит под боком. Я не верю самому себе, когда вижу, как рука Билла обхватывает ее за талию. Он так надрался, что уже сам лапает девочек? Я подхожу к их дивану. Том замечает меня первым. Я кивком указываю ему в сторону, придурок пытается сделать вид, что ни хрена не понял, но я не сдвигаюсь с места. - Что? - спрашивает он у меня, когда мы отходим туда, где музыку слышно не так громко. - Какого хрена ты не следишь за Биллом? - резко спрашиваю я. - Он не маленький, сам может… - Сам он может, я вижу, - я обрываю Швабру, черт, два малолетних придурка. - У тебя совсем мозгов нет, Каулитц? Не мог проследить, чтобы он не пил, вместо того, чтобы доливать? - А ты не понимаешь, почему он пьет, блядь? - зло, несдержанно выплевывает Том, и от него здорово несет бухлом. – На хуя я должен, если это из-за тебя? - Что из-за меня? Ты должен был за ним проследить! За спиной Тома девочка, прилипшая к Биллу, уже едва ли не оседала Детку. У меня скулы сводит. - Меня не ебет твоя работа, - выдает Швабра. Засранец. Я сжимаю пальцами ворот его футболки и дергаю на себя, у него лицо кривится, и он на автомате хватает меня за запястье. - Если не можешь проследить за Биллом, тогда хотя бы держи своих сучек при себе, ты понял? Я отталкиваю его, он передергивается как облитый водой щенок и щурится, глядя на меня. - А тебе-то какое дело, а? Билл что, твоя собственность? Я понимаю, что ляпнул лишнего. Показал придурку, что мне не все равно. Мне не все равно? С каких это пор? Ебаная дрянь… детка, блин. - Ты думай, что несешь, - я шиплю на Тома, был бы яд, плевался бы уже, наверное. - Не врубаешься, что здесь кругом журналисты?! Хочешь, чтобы твоего братишку завтра отпечатали где ни попадя с бу-хой рожей? Придурок молчит. Не знает, что ответить. Удивительно. Значит, теперь повнимательней будет присматривать за своим братцем. …Я уже собираюсь уйти. И, блядь. Вижу. Как эта шлюха придвигается близко, так, что почти касается губами рта Билла, а потом - всего секунда какая-то, - он сам подается вперед и целует ее. То, что еще могло называться самообладанием… у меня уже нет этого. Я подхожу к ним, уже сосутся, Билл сжимает пальцами ее бедро, черт, сколько он выпил? Сколько, мать его, если он лижется с девкой? Я стискиваю пальцами плечо Детки, он вздрагивает и сталкивается со мной взглядом, что, испугался, Билли? …Я почти выдираю его из рук охреневшей девочки, нам еще повезло, что никакие фотографы не ус-пели подскочить и заснять пассию Билла Каулитца, а он шатается, еле перебирает ногами, когда я воло-ку его к выходу из клуба. - Ты в своем уме, дрянь? - на улице я с силой встряхиваю его. - Ты что творишь? - Убери руки, - он пытается отпихнуть меня, но если я отпущу, Золотая Детка шлепнется на асфальт. - Пусти… …К нам подходит Саки. Вовремя, отлично. Потому что еще минута - и я либо двину охреневшей Звезде, либо затолкаю его в машину и выебу так, что он голос сорвет, когда орать будет. - Мы уезжаем, - я отталкиваю от себя Билла в руки Саки. - Убери это в машину. Я не оглядываюсь на них. Ухожу в клуб, собираю весь детсад, и мы едем в отель, Том дрыхнет на заднем сидении, а Билл, притиснутый к двери, жмет морду к стеклу. …В номере я стаскиваю с себя одежду, меня раздражает абсолютно все, ледяная вода в кране немно-гим освежает, я смотрю на свое отражение, а потом на гребаный сине-желтый бордюр стен. Гребаный детский сад. Эта дрянь наверняка опять рыдает у меня за стенкой, мы оба хотим одного и того же, и, блядь… Эта ночь ничем не будет отличаться от вчерашней. |
Оставить комментарий Перейти к списку фанфиков