Автор:
Keine Dort
Бета: меланхолия
Пэйринг: Йост/Билл
Рейтинг: NC-17
Жанр: Angst, POV Jost, POV Tom (Alternative player’s parts)
Предупреждение: нецензурная лексика, насилие, гет, набирающий обороты психоз, цинизм Дэвида местами зашкаливает.
Саммари: сиквел к "Play the Game".
Примечания:
[1] «Nothing Looks the Same in the Light» – «Fantastic», Wham!
[2] «This is the New S***» - «The Golden Age of Grotesque», Marilyn Manson
[3] «Мy band» - «D12 World», D12
Реально существующие объекты, упомянутые в тексте:
- BMW 760Li рестайлинг 2006 года
- Вилла под Геттингеном
- Nokia L’Amour Collection 7370
Модификация той же модели - Nokia L’Amour Collection Limited Series 7370lux, – на моей совести. Да, мне было мало существующих мобильников.
- Gibson Les Paul Standard Premium Plus
| 36. NEW EQUIPMENT FOUND. START TO USE IT? Я знаю. Знаю, что он пытается держать свое дерьмо при себе, весь этот дрянной характер, которым его на-градили и который он сам довел до логичного, но отнюдь не верного конца. Только как не закрашивай ржавчину, все равно проявится. Разъест краску, вылезет наружу, распол-зется, и можно замазывать сколько угодно - но до тех пор, пока рыжие пятна не станут дырами. - Я не собираюсь петь на этом идиотском языке, - заявляет Билл, даже не дослушав, о чем ему гово-рят. - Билл, это выход на рынок англоязычных стран. - Там и так неплохо раскупается, - Детка запивает чипсы колой с совершенно невозмутимым видом. - И тем более, я не собираюсь ничего переводить. - Продажи будут гораздо выше, больше фанатов, это уже не только Европа… - Герр Хоффман, вы знаете, как говорит Том? - спрашивает Детка, сейчас ведь ляпнет какое-нибудь дерьмо. - Он говорит «клал я на фанатов». Умничка, Билли. Главное - не скажи такое журналистам. - Билл, это несерьезный ответ. …А спрашивать приходится. Потому что как ни крути, у Билли Каулитца есть права на свои песни. Тем более, если он не согласится, мы же не сможем открывать ему рот насильно и заставлять петь. - Я не хочу, и я не буду, - упрямо заключает Дива. - Билл. Он поднимает на меня взгляд. Да, детка, я молчал все это время. Неужели ты подумал, что я согласен с твоим мнением? Это ведь вообще была моя идея. Просто я предпочел отдать ее на озвучку другому. Чтобы ты не го-ворил мне потом, какого хрена я это выдумал. - Послушай, это правда несерьезно, - объясняю я ему. - Нельзя останавливаться на достигнутом, нужно двигаться вперед. …Чтобы прибыль была больше. - Я не… - Билл. - Достали своей Англией, - в сторону, негромко и зло бросает Золотая Детка. Но по нему я вижу, что здесь он сдал свои позиции. Закрасил. Пока еще свеженьким. Пока еще не проступает. - Значит, все в порядке, Билл? - осторожно спрашивает Хоффман. Я всегда считал, что из нас четверых больше всех Билл ненавидит меня. Но, как оказалось… - Да, я согласен, - Детка ставит колу на столик и поднимается с кресла. - Все? Я вижу, как Питер собирается говорить еще что-то. - Питер, оставим формальности до студии, - сейчас Детку лучше не доставать бумагами. - Не к спеху. Хоффман кивает, Билл бормочет что-то похожее на «до свиданья» и выходит в коридор, гулко хлоп-нув дверью. Детка, мать твою, я и сам терпеть не могу этого старого еврея, блядь, жаль, что его мать пережила Холокост. - Студия будет свободна к пятнице, - говорит мне Питер. - Надеюсь, ты утихомиришь Билла, иначе мы не сможем работать. - Конечно, - усмехаюсь я. - Все будет отлично. Потому что у меня действенные способы. Потому что все рычаги управления нашей строптивой суперзвездой - тоже у меня. Я всего лишь дергаю Билли Каулитца за нити. То, к чему я стремился три с лишним года. …До пятницы еще два дня. Мы остаемся в отеле, мне нужно закончить черновой вариант перевода за день - потому что иначе в студии делать будет нечего. Естественно, что Детку заносит ко мне вечером, он вроде как тоже собирается переводить. С его знанием английского… Можно выполнять на тройку только задания из программы восьмого класса. - Ну, как? - он заглядывает ко мне в монитор ноутбука. - Придумай мне рифму на «alone», - говорю я ему. - Hole, - выдает он, толком не задумавшись, бля, он хоть слышал с чем именно надо срифмовать? Дырка. У меня не те ассоциации. - Не подходит, - отвечаю я. - Home, - продолжает моя безмозглая Детка. - Или own. Или known. Блин, можно где-нибудь выключить этот карманный рифмоплет? - Лучше не надо, я сам, Билл, - останавливаю я его. - О’кей? - А еще stone. Я перещелкиваю на немецкий текст. Ну… вполне. Встроенный в Золотую Детку рэндом сработал удачно. - Подошло? - он забирается на подлокотник кресла, глядя, как я дописываю строку. - Да, детка. Он улыбается и обнимает меня за шею, прижавшись щекой к моей голове. - А тебе еще много? Много? Много - это слабо сказано, детка. Мне до хуя. - За сегодня надо довести до конца хотя бы это. И в идеале - взяться за «Кричи». - Это обязательно? - Если ты переведешь за меня что-нибудь полностью, пока я буду разбираться с этим - нет. Билл отвечает вздохом, и затихает, не мешая мне. Только давит немного сбоку, но это херня. Главное - чтобы он держал свой хорошенький ротик закрытым. …За час я добираюсь до конца второго куплета. …За час у меня затекает шея, потому что, какой бы тощей ни была рука Детки, которую он просунул мне под затылок, все равно чувствуется. - Билл, - я кладу руку ему на коленку, погладив. - Мне неудобно так сидеть. - А так? - он убирает руку. - Так ты на меня просто завалишься, детка. Иди спать. - Хорошо. Ебать, настолько послушный? Или… Он целует меня в щеку, и вместо того, чтобы пойти к двери, стаскивает свои джинсы, цепляет фут-болку пальцами - блин, снимает как девчонка, не со спины тащит, а с боков. Я что-то упустил? - Билл, с каких пор твой номер совмещен с моим? - интересуюсь я. - А? - он уже закапывается под одеяло, и наружу торчат только костлявые, острые плечи и выпираю-щие ключицы. - Я не буду тебе мешать. Я даже могу не спать пока. Ох, мать твою… Бестолковая дрянь… Не мешать мне что? Спать? В любом случае… я его либо трахну, либо посреди ночи, судя по неделе на вилле, он стащит с меня одеяло и упрется костями в бок. И так, и так, я не высплюсь. - Твое дело, - я отворачиваюсь к экрану. …Естественно, Каулитц засыпает. В третьем часу ночи я выключаю ноутбук, все, что было запланировано, я сделал - и спать хочется безумно. С приставкой «как всегда». Но это уже по умолчанию. Я раздеваюсь и ложусь к нему, сдвинув Детку к стенке - он даже не просыпается, просто бормочет что-то сквозь сон. Под одеялом я натыкаюсь сначала на острые коленки, а потом, неудачно повернувшись, подминаю под себя его руку. Блядь… либо я разучился спать с ним в прямом смысле этого слова, либо с Билли Каулитцем вообще нереально спать вместе в одной постели. Он морщится, когда я вытаскиваю из-под себя его руку, железные кольца все перекрутились, не хва-тало еще, чтобы они свалились с его тощих пальцев и мотались потом под задницей. Я на ощупь снимаю их и ссыпаю на тумбочку, и, кажется, засыпаю в момент, едва моя голова касает-ся подушки. …Утром меня будит какой-то назойливый шум. Я поворачиваюсь на бок, пытаясь не обращать вни-мания, но шумит еще сильней. Мобильник. Не мой. Я запускаю руку под подушку, нащупываю звонящий кирпич и смотрю на экран. Том. Такая идиотская фотка, наш Мачо там скорее похож на обиженную девчонку - не знаю, как Биллу удалось поставить это на контакт, но, думаю, его братишка в долгу не остался и вляпал в свой мобиль-ник самый смешной кадр с Деткой. Я принимаю вызов. - Билл? - Он спит, Том, - отвечаю я. - А, - на том конце трубки повисает тишина, но не думаю, что он так сильно удивлен. - Ладно тогда… Я нажимаю на отбой и скидываю мобильник на тумбочку. Попадает по кольцам, одно падает на пол. Черт. Мне все равно нужно вставать. Я поднимаю кольцо с пола, на Детке оно сползает по среднему до второй фаланги, такие тощие пальцы… мне бы, наверное, только на мизинец было бы как раз. Так неохота шевелиться. Я накидываю на себя рубашку и надеваю джинсы, чищу зубы, пока Золотая Детка видит десятый сон. У меня как всегда - дел по горло. Из номера я выхожу, уже переговариваясь со студией, надо было, что ли, хоть гарнитуру взять. Я забираю с собой электронный ключ - не думаю, что Детка проснется скоро, - и вешаю на ручку двери «Не беспокоить». Мне не нужно, чтобы сюда ненароком принесло горничную. Кофе в ресторане отбивает желание спать, но не дает желания работать. Одно и то же, я, похоже, действительно устал. Или… работа в студии всегда нагоняет тоску. Я допиваю вторую чашку кофе и поднимаюсь в номер - текстов еще немерено, а сроки поджимают. …Детка спит. Как и предполагалось. Прикурив, я включаю ноутбук. Проверить почту? Гостиница охвачена вай-фаем, это несомненный плюс - Интернет без проводов, а еще пару лет назад была вечная возня с ними. Одно непрочитанное. Малознакомый адрес, кажется, я вообще не знаю, кто это. Dear Herr Jost. Я щелкаю по заголовку. Пробегаюсь взглядом по тексту, цепляя отдельные слова. G-Unit Records. Дочерний лейбл A&M. Тот же Universal, только… в профиль. Интересно. Только не совсем вовремя. Они сами это понимают? Я открываю браузер и вбиваю в поисковик первые попавшиеся имена - в Universal Music Group вхо-дит полсотни лейблов, и из них вплотную я работал с десятью от силы. Вполне естественно, что я, ско-рее всего, только слышал о том, что мне предлагают. Странно это все. И заманчиво. Потому что, насколько можно прикинуть за пятнадцать минут, если провернуть все удачно, в минусе не останусь ни я лично, ни Tokio Hotel, ни новый проект продюсерской группы от G-Unit. Нужно все обдумать. И поговорить с Хоффманом. Пожалуй, последнее мне нравится меньше всего. …На запрос поисковик выдает под полторы тысячи ссылок, я открываю те, что на первой странице. Краем глаза замечаю, как в моей постели копошится Золотая Детка. Проснулся, что ли? Пока я читаю, он выкапывается из-под одеяла и подходит ко мне, в одних трусах и с железной цац-кой на шее. Он садится на подлокотник кресла, обнимая за шею, как вчера вечером - и закрывает мне своей лох-матой головой ноутбук, потянувшись целоваться. - Привет, - улыбается, когда я отцепляю его от себя и провожу пальцами по скуле с еще заметным следом синяка. - Выспался, детка? Он опять улыбается и нежно, ох, так нежно целует меня в губы. - Ага. Глупый, глупый кролик. Кажется, так было? - Иди в душ, Билл, - я встрепываю рукой его патлы и отодвигаю Детку в сторону, взяв за голые пле-чи. - У меня много работы. - Очень? - он заглядывает в монитор, но там только списки медиагрупп, и я не думаю, что для него это хоть что-то значит. - Да, и еще Том звонил, ты ему был зачем-то нужен. - Зачем? Идиот. К чему спрашивать «зачем?», если я только что сказал, что не знаю. - Я не знаю, детка. - Хорошо. Мне кажется, это все еще разные языки, и без переводчика друг друга мы вряд ли поймем. Да и незачем. Мне, во всяком случае. Понимать каждого из тараканов Золотой Детки. Пусть разбирается с ними сам. Еще один поцелуй, и Билл уходит в ванную. Я открываю редактор, достаю из пачки вторую сигарету и принимаюсь за перевод. G-Unit подождет. …Только вот у гребаной Дивы рот не закрывается даже в душе. Он говорит мне что-то оттуда. Тре-щит без умолку, сквозь шум воды я ни хрена не понимаю, и он безумно отвлекает меня. Кажется, он рассказывает о том, что ему приснилось. Я не имею никакого, абсолютно никакого желания выслушивать этот бред даже в малопонятной форме отрывочных фраз. - Билл, я не слышу тебя, - повысив голос, говорю я ему. - А? - доносится из-за неплотно прикрытой двери. - Не слышу! Твою ж мать, ебаная шарманка! Я уже собираюсь пойти к придурку и сказать, чтобы он закрыл свой рот и помалкивал, когда он за-тыкается. Зубы, наверное, чистит. Несколько минут я наслаждаюсь тишиной. А потом он выходит из душа с мокрыми волосами и в криво натянутых трусах, и направляется прямо ко мне. Мимо своих шмоток. - Билл, я сказал, ты мешаешь, - говорю я обнаглевшей звезде, когда он опять пристраивается на под-локотник, подогнув под себя ногу и оставив вторую на полу, и целует меня в шею. Не отвечает. Оглохла, что ли, Звезда? Целует еще, лезет пальцами под рубашку, отвлекает, мать его. Я дописываю седьмую строку. Детка, видно, увлекшись, проводит холодными пальчиками мне по соску, сползает ниже, касается губами ключицы, и его мокрый затылок упирается под мою скулу. - Билл, - повторяю я. Не знаю, зачем. Брехня на английском в редакторе меня уже не интересует. Никак. Тем более, когда эта дрянь умудряется расстегнуть ворот моей рубашки. Ему нравится, когда на него не обращают никакого внимания? Или… Его, должно быть, больно задели мои слова в туалете, тогда еще… Зацепили за живое, да, детка? Что ты в чем-то абсолютно, совершенно, просто непроходимо бездарен? Как же так, ты же такой талантливый. Тараканы покоя не дают? Я жду, что он дальше делать будет. Расстегивает до конца. Целует. У меня мышцы на животе поджимаются от холодных, мокрых лохм, и в паху уже сладко, тяжело ноет. Давай, Билли, еще ниже. Он складывается пополам на подлокотнике, коленка прижата к груди, - и останавливается у пояса моих джинсов. Поднимает на меня взгляд. Я вижу, как он краснеет, розовый цвет по скулам, Билли, вспомнил, как в прошлый раз у тебя ни чер-та не получилось? - Ну, детка, - я запускаю руку в его мокрые волосы и провожу большим пальцем по брови, задевая пирсинг. - Сделаешь? Улыбаюсь ему. Любишь ведь меня, Билли? Значит сделаешь. Он отводит глаза, легонько кивнув, и слезает с подлокотника. Я сдвигаюсь на кресле назад - по ковру колесики тормозят, но моя Детка тощая, и много места ему совершенно не нужно. Я помогаю Каулитцу расстегнуть джинсы, стягиваю их чуть вниз, раздвигая ноги, и Золотая Детка целует мой живот, у него пальцы теперь еще холодней, когда он берет мой член в руку, ох, блядь, до че-го же глупый мальчишка. Я сдерживаю себя, чтобы не подтолкнуть ребенка. Его не нужно спугивать. Пусть сам… доцелует. Я только кладу ему руку на затылок, поглаживая волосы, он мне, похоже, намочит ими все штаны, и сдвигаю ладонь чуть вперед, когда Детка облизывает меня языком. Глажу его за ухом. Ну… Он берет в рот, осторожно, ох, мать его, надеюсь, прошлая неудача его хоть чему-то научила. Сжи-мает губами. Давай, Билли… Я откидываю голову на мягкую спинку кресла, Каулитц сдвигается вверх, и нагревшийся в тепле его рта болт пирсинга проезжается по коже, потом еще раз, и я чувствую, как моя Детка старается, плотно обхватывая меня, но Билли, только без зубов. От усердия можешь оставить герра Йоста… Мне уже не до размышлений. Определенно. Определенно лучше. Я сжимаю его волосы в кулаке, собрав в горсть, смотрю на него, он зажмуривает глаза, забирая глубже, ну, ну, Детка, не подавись. Это будет некстати, потому что мне очень хорошо. Он уже сам ерзает. Убирает правую руку с моего бедра, тянется к себе. Движения сбиваются, он сжимает пальцами прямо через трусы, только не отвлекайся, Билли… Я выдыхаю сквозь зубы, черт, еще и смотреть на то, как он дрочит себе, забравшись рукой в трусы… так хорошо. Мой член упирается ему в гладкое небо, с языком тесно, я придерживаю голову моей Детки, он на-конец-то сосет нормально, так, как нужно. Я закрываю глаза, слышу, как Билл сдавленно всхлипывает и глотает, не все, течет по бедру, а потом он выпускает меня изо рта и упирается лбом мне в живот, постанывая. Ох, блядь, детский грех. Скулит, жарко выдыхая. …Когда Детка затихает, я подхватываю его под руки, усаживая к себе на колени, он переводит дыха-ние, и впалая грудь часто-часто вздымается, и каждый раз видно провал реберной дуги. Я глажу его ладонью по боку, и он прижимается ко мне, обнимая обеими руками. Правую он только что вытер о свои трусы. От его мокрых волос пахнет шампунем. Моим шампунем. Не этими его кошмарными лаками, кажет-ся, там нет никакой разницы, и чем дороже, чем отвратней воняет. - Тебе разве подходит? - я целую его в макушку и он улыбается, подняв голову. - А? - Шампунь. - А… - Золотая Детка пожимает плечами, зябко жмется ко мне. - Я не прочитал, что там было напи-сано. Неужели, Детка. Это было не по-немецки? Или ты и на родном языке читать затрудняешься? Я накидываю ему на спину свою теплую толстовку, стащенную с соседнего кресла, и выправляю сы-рые волосы наружу. - Суши голову и беги к брату, идет? - я провожу пальцами по его щеке. - У меня все еще много рабо-ты. Золотая Детка открывает рот, чтобы возразить, но потом захлопывает его и кивает, скорбно поджав губы. - Я позвоню тебе, как освобожусь, - обещаю я. - Хорошо. Он слезает с моих колен, я застегиваю джинсы, вниз от пояса мокрые пятна, гребаные мокрые патлы. Детка сушит их феном в ванной, а потом целует меня и уходит из номера, и только спустя пару часов я замечаю, что все его кольца остались у меня на тумбочке. Где он оставил свои мозги, я вряд ли когда-нибудь узнаю. …Вечером я отсылаю в G-Unit уведомление о том, что ознакомился с их предложением. - G-Unit? - спрашивает Билл, прочитав электронный адрес последнего адресата в моей почте. Что, Билли, увидел знакомые буквы на экране? - Юниверсал? - А вот этого нигде не написано. Я что-то упустил? - Лейбл рэпа и R&B? Золотая Детка говорит своими коронными, не связанными друг с другом фразами, но теперь в них есть смысл - и смысл меня настораживает. - Да, детка, - отвечаю я, притянув его к себе. - Ты откуда знаешь? - У Тома был диск этого лейбла, 50 Cent, кажется, - он обнимает меня, надо же, значит, что-то иногда откладывается в его хорошенькой голове. - А зачем? Зачем они написали мне, Билли? - Фигня, - я целую его в уголок рта. - Рассылка. Билл зачем-то пожимает плечами и улыбается, потеряв теперь, очевидно, всякий интерес к моему ноутбуку. Отлично. Я сворачиваю все приложения, обнимая его одной рукой, и думаю о том, что надо быть осторожнее - пока все не встанет на свои места, и я не приму решение. Незачем моей любопытной Детке об этом знать. 37. ALTERNATIVE PLAYER - ON - Том, а помнишь, у тебя был диск? Билл заглядывает ко мне утром, когда я закидываю в сумку зубную щетку и пасту. - Какой именно? - спрашиваю я. Отличительная черта моего брата. Задает вопросы, на которые нельзя ответить, даже если очень за-хочешь. «Глупые», - так говорят о них. Я, наверное, согласен. Иногда и мне сложно их понять. С полуслова не всегда выходит. - Ну, такой, черный, 50 Cent, кажется, помнишь? - Он садится на мою кровать и сцепляет пальцы вместе, устроив руки на коленках. - Помню, - киваю я, не понимая, зачем ему понадобился рэп. - А зачем он тебе? - А мне надо узнать, на каком лейбле он записан. Билл это так говорит, как будто хочет посмотреть, какая там обложка - но уж никак не строчки мел-ким шрифтом. Не понимаю. - Но я же не вожу с собой целую сумку дисков, - я улыбаюсь, застегивая карман на чемодане. - Нету, значит? Я вижу по Биллу, что ему это действительно надо. На фига только? - Давай в Интернете посмотрим, - предлагаю я ему, вытащив из кармана штанов мобильник и завали-ваясь рядом на кровать. - Точно, - Билл оживляется, улыбаясь. - Я даже не подумал так сделать. - Балда, - я дотягиваюсь рукой до его волос и встрепываю их, я знаю, он всегда бесится, когда портят прическу. - Думал, что у меня тут целая фонотека? - Том! Мой братишка хлопает ладонью по козырьку моей кепки, спасибо, теперь уже у меня на башке все перекошено и повязка сползла на глаза. - Ну все, хватит, - я поправляю кепку, открывая браузер на своем смартфоне. - Иди, причешись. - Да иди ты! Острым локтем под ребра - неприятно. Пока грузятся страницы Интернет-магазина от Universal - тут, по крайней мере, точно будет указано, чья запись, - я тычу ему пальцем в бок, тоже под ребра, и Билл смеется, пытаясь меня ущипнуть. Я так рад, что он больше не плачет. Что Йост, наверное, все-таки не настолько черствая сука, чтобы не видеть, как мой брат его любит. Чтобы не любить его. - Ну, смотри, - говорю я ему, когда отображается нужная страница. - Sony BMG. - Это не то, - почти разочаровано выдыхает Билл. - А дальше? Я проматываю еще. И еще. С четвертого начинаются альбомы, записанные на Universal. На G-Unit. - Вот, - мой брат вытаскивает мобильник у меня из рук и смотрит на экран, заправляя за уши лезущие в глаза волосы. - Вот, это оно. - Билл, ты о чем? - спрашиваю я, теряясь в гребаном десятке догадок. - О лейбле, - скомкано отвечает он, отдавая мне мобильник. - Я пошел, у меня еще сумка не собрана, спасибо, братан! Я опять получаю по кепке, Билл показывает мне язык и уматывает за дверь, и она легко захлопывает-ся вслед. Я решаю не грузить себя тем, на фига ему сдался 50 Cent и все эти лейблы. Скажет сам, когда захочет - а иначе из него и клещами не вытащишь. …В студию мы опаздываем. Странно, но Дэвида этот факт даже не бесит - мне кажется, он вообще думает о чем-то постороннем. - Билл, старайся, - только и произносит он, когда мой брат не дотягивает и перевирает мотив. - Хо-рошо? Билл кивает ему, улыбаясь. А Йост просто отворачивается, закуривая вторую, и говорит что-то Роту - но мы уже не слышим, по-тому что громкая связь отключена. …Почти без проблем мы записываем «Сквозь Муссон», кажется, от Билла-то никто такого не ожи-дал. - На сегодня все, - объявляет Дэвид к десяти вечера. - Парни, свободны. Это значит: «Саки ждет внизу» и ни хрена мы не свободны, пока нас не довезут до лофта на углу - и квартала нет, а все равно, попробуй пройтись пешком - через три метра фанатки полезут из канализаци-онных люков и с фонарей, как тараканы. Из коридора я вижу, как Билл пару раз оборачивается на Дэвида, оставшегося за стеклянной стеной с Ротом - звук что ли чистить будут, или просто прослушают еще раз, не знаю, - и Йост криво улыбается ему, даже добро как-то выходит. Хотя… на людях наш продюсер всегда такой. Как оказалось. - Навернешься, - говорит мне Билл, остановившись рядом. - Завяжи. Блин. Я и не заметил. Я опускаюсь на корточки, перевязывая шнурки, из приоткрытой двери бокса слышны голоса продю-серов, и когда я поднимаюсь, Билл останавливает меня, коснувшись плеча рукой. - Подожди. Он тихо говорит. Бесшумно подходит ближе к двери, прислоняется плечом к косяку, прислушиваясь. - Билл, ты чего? Он машет на меня рукой, раздраженно, хмурится, и кивает на дверь. Блин, ну как дети. Или, что еще бредовей, спецагенты ФБР. Что он еще выдумал себе? Я подхожу ближе, по коридору тихо - уже поздно, на этаже нет никого, а уборщицы, кажется, под утро всегда приходят, - и голоса хорошо слышно. - Так что там? Голос Рота. Не понимаю, зачем мы начали подслушивать. - Я же говорил, только что узнал. Это неплохое предложение. - Я бы сказал даже, выгодное. - Вернее, заманчивое. Если пораскинуть мозгами… - Йост говорит с паузами, курит что ли, я смотрю на лицо брата, на его сдвинутые на переносице брови, и мне уже не нравится все это. - Скажем, это вро-де командировки. С этим я остаюсь на процентах, думаю, вряд ли придется пересматривать больше чет-верти контрактов… А сам работаю с G-Unit. У них. - И насколько это? - Не знаю. Полгода… Год. У нас сейчас все на мази, Дэйв, я могу и не быть тут круглосуточно. Я слышу, как Билл тихонько выдыхает, поднимаю взгляд от носков своих кроссовок на него. Он сжимает пальцами поручень, идущий вдоль стен коридора, и напряженно прислушивается. Значит, вот зачем ему нужно было знать об этом лейбле… - Это да. Но поднимать контракты все равно придется, несмотря на то, что это тот же Universal. Ты всерьез загорелся идеей? - А почему бы и нет? Провалимся - вернусь сюда. Но с таким проектом сейчас… это будет стопро-центным успехом, даже если мы и останемся на задворках у Доллз и кого там еще… и потом… это со-вершенно новый формат. Для меня. Интересно, а главное - прибыльно. - И девчонки. У Рота в голосе - усмешка. - Ну, это бонус, - Йост тоже усмехается, черт, вот дерьмо-то. - Так как думаешь? От этого не проиг-рает никто. Я даже вернуться смогу, если там все будет о’кей. А пока буду в Америке… Блядь. В Америке. Я на Билла теперь даже смотреть боюсь. Просто слушаю дальше. А они уже чуть тише говорят, и потом на улице начинает орать какая-то сирена, и все, что я выхва-тываю из разговора - это «редактировать я могу и по и-мейл», «присмотришь за ними» и «я могу думать еще…» И не ясно, сколько… слово сжирается очередным воплем сирены, и, как назло, после этого она же и затихает. - Нужно все взвесить, Дэвид, - снова хорошо слышен голос Рота. - Просмотреть все контракты… сейчас с Отелем много дел, я очень не уверен, что у тебя это выйдет. И стоит с Хоффманом поговорить. - Это разумеется, - Йост отвечает с неприязнью. - Но после. - Я только одного не понимаю. Ты столько сил вложил в этих детей. - Но я ведь не отказываюсь от них, - возражает Йост, и, после, через паузу добавляет. - И, потом… это становится… У меня в кармане начинает вибрировать мобильник. Я выхватываю его, отскакивая от двери, блин, Георг. - Вы там где застряли? Я прикрываю за собой дверь туалета. Не хватало еще, чтобы наши продюсеры застукали нас под две-рью. - Да мы уже спускаемся, - отвечаю я. - Сейчас. - Ага. Он вешает трубку, и я собираюсь уже выйти, когда в туалет заходит Билл. На нем лица нет. - Я все правильно понял? - тихо спрашивает он у меня. - Да? Бля, ну а как тут можно неправильно понять? Этот ублюдок… как был мудаком, так и остался - только почему, как, каким образом он каждый раз умудрялся оправдывать себя и заставлять поверить, что все отлично?! - Он даже не говорил тебе об этом ничего? - я отвечаю вопросом на вопрос. - Нет. - Но вы… - Я что ему, мамка, чтобы он со мной советовался?! - взвивается Билл. Охренеть. - А что, Рот тогда - мамка? - Да пошел ты. Черт меня за язык дернул. Я же не хотел. Больно делать. Билл отворачивается от меня к раковине. - Прости, - я обнимаю его за плечи, а он не поворачивается ко мне, только губы кусает. - Я не хотел. Прости. - Да нормально все, - Билл зачем-то включает воду и держит под струей руки. - Нормально. Никто ему не мамка. Он уже… взрослый дядя. - Билл… - Ну он же не уедет? - Билл вдруг разворачивается ко мне, встряхнув руками, и брызги летят нам обоим на футболки. - Он же не уедет, он не бросит, он не бросит… нас? Господи, откуда же я знаю, братишка… - Ты же все сам слышал, - говорю я ему. - Там все сложно очень… с контрактами. И потом, Дэвид сам еще не уверен. И Рот говорил, что у него может и не получиться. Так глупо и жестоко говорить сейчас о контрактах. Ведь получается, что только эти бумаги и держат Йоста здесь. Не Билл. - И потом, он ведь говорил… - Не надо, - перебивает меня брат. - Я все помню. Он не уедет. Пойдем, Том. Он выходит первым, и потом, когда мы садимся в машину, и едем до лофта - каких то пять минут, - смеется и шутит вместе со всеми. Так наигранно. 38. START TO USE NEW EQUIPMENT? Входную дверь в лофт мне открывает Георг. У него мрачный вид, из коридора разносится громкий, нервный голос Золотой Детки. - Я сказал, что на этот раз я хочу жить в одной комнате с Томом! - орет он. - Я что, не имею права выбирать? Я не слышу, что в ответ говорит Саки. Думаю, что-нибудь вроде: «я не могу ничего сделать, это не мое решение». И это, очевидно, еще больше бесит нашу Звезду. - Я что, не имею права жить в комнате со своим братом?! Твою мать, Билли. У тебя же совсем другая причина, а ты не можешь ее озвучить. - Все в порядке, Саки, - говорю я, зайдя в гостиную. - Пусть спит, где хочет. Саки кивает, выпуская Билла в коридор, он что, так и стоял в проходе, чтобы Каулитц не перетащил тайком свои вещи от Густава к Тому и не вышвырнул в коридор чемодан Георга? Пиздец. А Дива вполне могла до такого дойти. Ох, Билли… Если бы ты мог, ты бы все свои шмотки переволок ко мне. И я рад, что ты не можешь. …Через час все устаканивается. При нашем образе жизни мы устраиваемся на новом месте быстрее, чем, блядь, советские пионеры ставили палатки. Саки заказывает ужин из ресторана. Я забираю еду к себе, работы до хрена, надо было чуть раньше браться за переводы - раньше, когда моя голова еще не была занята предложением от G-Unit. Меня уже тошнит от рифм, когда я берусь за вторую песню. И тошнит от сигарет, когда я берусь за… а, хер знает какую. Но это все еще моя работа. - Да, - я поднимаю голову, разминая мышцы шеи, когда слышу стук в дверь. - Дэвид, ребята хотят поехать сыграть в автоматы, - басит Саки. - Вези, - я киваю, и, кажется, хрустит что-то. - Только собери их хотя бы к двум ночи обратно. - А лучше бы и раньше, - говорит он, тоже, небось, спать хочет. - Как сумеешь. Он кивает и прикрывает за собой дверь, потом я слышу приглушенные переломами стен голоса в холле, и дописываю последнюю сточку «Кричи». Пожалуй, все. Я выключаю ноутбук, входная дверь на магнитном ключе, и закрывать за детсадом во главе с нянь-кой мне не нужно. Захватив заодно херню вроде зубной щетки и пены для бритья, ухожу в душ, бля, это, кажется, сей-час передел мечтаний - горячая вода и никаких гребаных буковок на белом экране. …Только отдохнуть у меня все равно не выйдет. Я включаю воду, думая о том, как сейчас лучше изложить психованной Детке насчет контракта. Надо подготовить почву, соврать наполовину, чтобы он сильно не волновался, а потом… потом по-смотрим. Но начать надо уже сейчас. Чтобы это не стало для него неожиданностью. Я продумываю, что говорить, - когда в ванной слышится какой-то шум. Что за хуйня, вернулись что ли? Я же не мог проторчать под душем три часа. - Дэвид? Блядь. Эта дрянь осталась здесь? Хотя, что ему делать в автоматах… что ему делать в автоматах, когда можно остаться со мной на-едине в пустом лофте. Он тихонько стучит пальцами по дверце душевой кабины. Я открываю. - Да, детка? Он голый. Совершенно голый, что, собрался вымыться вместе со мной? - Я к тебе. Ясно. Тоскливый какой-то. Опять тихий. Ебанутый. Семь пятниц на неделе. То орет и качает права, а то вот так вот. - Иди сюда, детка, - я обнимаю его и закрываю за ним кабинку. - Что случилось? Он морщится от тонких струек воды, бьющих ему в лицо. Вздыхает, и дает прижать себя ближе. Со-всем вплотную. Трахнуть бы его тут. Мокрого. Горячего. Я провожу мыльной ладонью по его костлявой спине, и целую в губы. Вот так, Билли. Он тоже обнимает меня. Странное что-то с ним. А впрочем… все те же тараканы. Развили активность под вечер. Под душем его волосы быстро намокают, липнут к щекам, ко лбу, я нацеловываю его, скользя рука-ми по тощему, мокрому телу, глажу, а он жмется ко мне, все сильнее и сильнее, как будто вплавиться хочет. Я тоже прижимаю его к себе, опустив ладонь под задницу, наклоняю голову, чтобы поцеловать в шею, а он вдруг спрашивает: - Дэвид, ты уедешь? В Америку… да? Я останавливаюсь. Мне не послышалось? - С чего ты взял? У меня даже вариантов нет. Все слишком сложные для моей глупой Детки. - Я слышал. Как вы с Ротом разговаривали, - тихо отвечает он, опустив голову. - Все слышал. Ебать. Неужели он не выкинул из головы название лейбла, подсмотренного в моем ноутбуке, и потом услышал? Случайно ли? Вот тебе и безмозглая дрянь, герр Йост. - Детка, - я приподнимаю его лицо за подбородок, чтобы он смотрел на меня. - Это еще не решено, понимаешь? - Почему ты ему сказал, а мне нет? Быстро думать, когда он все еще прижимается ко мне, вперившись острыми костями мне в бедра, так рядом, когда моя левая рука все еще у него под задницей, оказывается весьма сложно. - Я же говорю, Билли, - я поднимаю руку выше, ему на поясницу, и легонько поглаживаю. - Это не решено. Зачем мне было волновать тебя лишний раз? - А мне показалось, что все уже решено, - возражает он. Ох, черт. - Ничего еще не решено, - я доверительно заглядываю ему в глаза. - Ты веришь мне? Он молчит, поджав губы. Я знаю, Билли, мне трудно верить. Слишком много я врал тебе, а потом это все вскрывалось. Но ты же ведь хочешь, чтобы я обманул тебя еще раз? - Если ты все слышал, - говорю я Биллу, заправляя мокрые патлы ему за уши. - Ты же знаешь, что это временно. Даже если я уеду, детка, то буду часто приезжать в Германию. - Это не то, это все не то, - шепчет Билл, а я наглаживаю его спину, бока, детка, прекращай думать, тебе это так не идет. - Ты же не будешь мотаться за нашим гастрольным маршрутом, ты не будешь час-то приезжать, ты вообще не будешь… - Детка, что за глупости? - я прижимаю его крепче к себе, блядь, я хочу его прямо сейчас. - Всего полгода… - Ты говорил, полтора. Я провожу рукой по его позвонкам и втискиваю пальцы между ягодиц. Детка вздыхает, выгибаясь. - Полгода, Билли, - шепчу я ему на ухо, осторожно пропихивая ему внутрь палец. - Полгода, даже ес-ли уеду. Он всхлипывает, насаживаясь, и его влажный, торчащий член упирается мне в живот. - Ты говорил, год… - я растягиваю его тугую дырку, покрывая поцелуями мокрое, горячее лицо. - Ты уедешь, пожалуйста, не уезжай… я же не смогу… - Я буду приезжать, Билли, к тебе, - он уже готовый, только бы заткнулся и перестал грузить свою хорошенькую голову. - И еще ничего не решено. - Ты будешь трахать там этих девок, - болезненно шепчет он, и у него в голосе столько отчаяния, на-верное, потому, что противоположный пол у него всегда в соперницах. - А потом приезжать ко мне… - Не неси чушь. - Это не чушь. Но, а как же иначе, Билли? Как же иначе, если ты гладишь мои плечи, втираясь бедрами мне в пах, отвечаешь на поцелуи и целуешь сам - как же иначе, детка? Я разворачиваю Каулитца лицом к стене, кладу ладонь на живот, чтобы он прогнулся, и целую по-звонки на его шее, острые, торчащие, раздвигаю пальцами ягодицы и вставляю ему, потянув к себе за худые бедра. У него пальцы сжимаются на кафельной стене. Он стонет, прижимаясь лбом к плиткам, и у меня действительно есть причина, чтобы уехать. Это он - моя причина. - Дэйв… Он, кажется, кусает губы, чтобы не говорить ничего. Не стонать громко, как в прошлый раз. Прогибается у меня под ладонями, вжимаясь в меня костлявой задницей, весь, целиком жаркий от горячей воды, которая льет на нас обоих, я вжимаю его в стену, раз за разом. Отлепляю волосы от его плеча, шеи, целую за ухом, сжимая пальцами его бедра так, что ему, навер-ное, уже и больно, а он только выдыхает сквозь зубы, подаваясь назад, на меня. Из всех причин. Я должен уехать. Это выгодный контракт. Я понимаю, что еще немного… Еще немного, и я не смогу. Золотая Детка всхлипывает, я обхватываю его член рукой, вколачиваясь грубо, провожу всего пару раз, и он выплескивается мне в руку, вздрагивая, сжимаясь, и я тоже кончаю, с силой натягивая Детку на себя. Из всех причин есть одна, и я никогда, никогда раньше не задумывался об этом, потому что мне было ни к чему. - Ты обещаешь? - Билл поворачивается ко мне, обхватывая мое лицо ладонями, и я притискиваю его к стене, потому что он еле на ногах стоит. - Пожалуйста. - Я обещаю, - шепчу я ему. - Если я уеду, я буду приезжать к тебе. Когда захочешь. - Я люблю тебя, - говорит Золотая Детка. Я целую его в губы, обнимая и поддерживая. Я уеду. Потому что не должно быть ничего, что держит меня здесь. ...Потом я выключаю душ, на фиг уже, и помогаю моей Детке вылезти из кабинки. Заворачиваю его в махровое полотенце, прижимая к себе, он улыбается, подбирает свои шмотки с пола и ждет, пока соберусь я. - Я с тобой, - говорит он мне в коридоре. - Конечно, детка, со мной. Как собачонка, бегающая за своим хозяином. У себя в спальне я включаю только ночники, Детка закрывает за нами дверь и устраивается в моей постели - в полотенце и с мокрыми патлами. Я ставлю будильник на телефоне. Когда я ложусь к Золотой Детке, половина подушки, той, что с краю, уже мокрая. - Убери полотенце, - говорю я Биллу, переворачивая подушку. - Ты в нем спать собрался? Моя Детка стягивает мокрую тряпку с себя и бросает ее на пол, и обнимает меня, даже одеялом не накрывшись. Блядь, какой же он придурок. Я натягиваю на него одеяло, он уже холодный весь, и мурашки по узкой спине, когда я обнимаю его, взяв в охапку. Детка удобно обмякает у меня в руках, пристроив голову на плечо, но блин, мокро, и мне приходится подоткнуть под него край одеяла. - Спокойной ночи, Дэвид. Он говорит шепотом. Я целую его в лоб и выключаю ночники. - Спи, детка. Он прижимается ко мне еще ближе и затихает, обняв так крепко, как будто я могу перенестись в Америку прямо из кровати. Утром от звука будильника он только морщится, переворачиваясь на другой бок. Я бужу его сам. - Билл. Он сонно открывает глаза, смотрит на меня, и, видно, так ни хрена и не сообразив, опять закрывает. - Детка, вставай. У меня совершенно нет времени на то, чтобы возиться с ним. Мне нужно поговорить с Хоффманом, на это я наверняка угрохаю полдня, если не больше, потому что старик вывалит все свое дерьмо в придачу к десятку проблемных контрактов. - Сегодня в студии будете с Дэйвом, - говорю я Детке, когда он наконец-то соизволил скатиться с по-стели. - Мне нужно обсудить кое-что с Хоффманом. - Что? - недоверчиво спрашивает Звезда. - Англоязычный альбом, детка, - я усмехаюсь и взлохмачиваю его встрепанные, пережженные, как у старой Барби, волосы. - Мы ведь над ним сейчас работаем? - И ты даже не зайдешь? Это ведь все в одном месте. - Ну конечно зайду, - обещаю ему я. - Как только освобожусь. Я целую его на прощание, Детка гнется у меня в руках, притираясь - мне кажется, он хочет постоян-но, и если была бы возможно круглосуточно чувствовать в своей дырке член, то кумир миллионов виз-жащих девочек выбрал бы именно это. - Ну, все, - я отдираю его от себя, когда он лезет еще целоваться. - И не скандаль там, пока меня не будет, о’кей? - О’кей, - отзывается он, выскальзывая из моей спальни в ванную. Хорошо, что наш лофт в два этажа и вероятность столкнуться с кем-нибудь из парней или Саки в во-семь утра стремится к нулю - первое, потому что детский сад еще спит, а второе - потому что комната Пельки этажом ниже. …И разумеется, в восемь утра - одна сплошная пробка по городу. Может быть, я бы и проехал эти полквартала на своей машине - хотя бы ради того, чтобы вспомнить, что такое тепло кожаного руля в руках, - но такое позерство растянется на три раза больше, чем пеш-ком. Тем более, фанатки на меня не набросятся. Надеюсь. Потому что они настолько ебанутые, что скоро, похоже, начнут просить автограф у Саки. В кабинете Хоффмана меня уже ждет стопка папок и плешивая еврейская голова. Это будет надолго. Ненавижу заниматься мозгоебством, в частности - обоюдным. - И это только часть. - …которая не требует моего обязательного присутствия в Германии. И еще пару часов по списку вниз. К обеду остается всего какая-то пара спорных бумаг, фигня, это не задержит меня здесь. - Разумеется, о прежней сумме не может быть и речи, - едко льет Хоффман, блядь, ну тебе же больше достанется, старый хрен. - Разумеется, - я киваю. - Кто спорит? Пожалуй, я сделал его - даже с этой национальной изворотливостью. Нет, герр Хоффман, в минусе я никак не останусь, и всегда смогу вернуться на проверенное хлебное место. Нравится вам это или нет. - Дэвид, я могу поинтересоваться? - говорит он мне, когда я уже открываю дверь кабинета, чтобы уй-ти. - К чему подобные сложности и авантюры? К чему? К наживе. К тому, что для меня не пришло то время, когда хочется осесть на месте и мечтать о тихой старости - как раз ваш случай, да? К тому, что… - Второй и третий законы нашей работы, - улыбаюсь я. - До встречи, Питер. Каждый гребет под себя. И гребет то, что под рукой. Правда, в обычной интерпретации они гораздо более звучны. Но суть от этого не меняется. - Мы почти записали «Кричи», - говорит мне Золотая Детка, когда в перерыве я нахожу его с братцем в баре. - Так легко идет. - Ты же у нас умница, - отвечаю я. Он улыбается, братец так и остается с каменной рожей, впрочем, это as usual. …Вечером я правлю «Black», близнецы и G&G смотрят какой-то блокбастер в гостиной, странно, что Каулитцев стереосистемой еще не прибило к стене, как бабочку в рекламе - комплекция как раз подхо-дящая для того, чтобы сносило звуком. К ночи, когда в лофте уже тихо, Детка пробирается ко мне - в светло-серой пижаме, босиком, ступая так осторожно, как будто его на каждом углу подстерегает кто-то. - Иди ко мне, - улыбаюсь я ему. Он забирается на кровать, заглядывает в экран, и, повертевшись немного, устраивается рядом. Я уже так хочу спать, что строчки плывут. Еще совсем немного. - А вот тут не подходит, - Золотая Детка тычет пальцем в экран. - Лучше вот так. Смотри. Он переписывает, попутно вляпав пару ошибок и опечаток - и тихо, почти неслышно напевает себе под нос. - I trusted you in every way - but not enough to make you stay Turn around - I’ve lost my ground Ох, Детка… боишься, что я уеду? Боишься. Глупый, глупый кролик. Как же ты вляпался. - Спасибо, - я целую его в щеку, обняв левой рукой за талию. - Так действительно лучше. Он прижимается щекой к моему плечу и тихонько вздыхает, улыбаясь. И мне его жаль. Жаль, потому что это дерьмово - хотеть, чтобы тебя обманывали. Наступать на те же грабли, снова и снова, и все равно верить. Прощать. Жаль. Жаль, что он такой маленький и глупый. Что ничего не может поделать с собой. И хорошо, что я еще могу. 39. GAME OVER. На следующий день у нас запись с полудня, и я прекрасно помню, что к десяти Билл записан в па-рикмахерскую. Наша крашеная Звезда уже светит отросшими корнями, и, разумеется, это его не устраи-вает. И он даже умудряется встать по будильнику. - Меня сразу оттуда в студию, да? - за каким-то хреном спрашивает он у меня, можно подумать, ему не говорили вчера об этом. - Да, детка, - отвечаю я. - Ага, - кивает он. - А ты уже в студии будешь? - Не знаю, - говорю я Золотой Детке. - У меня еще до черта непереведенных текстов, так что, думаю, я останусь здесь и разберусь с ними. Крашеная Дива дует губы, ну что ты, Детка, еще пару дней - и дуться будет не на кого. - И не спорь, - я улыбаюсь, подталкивая его к двери. - Вечером поедем в клуб, иначе твой брат вымо-тает мне все нервы. - Я не хочу, - как-то не слишком уверенно возражает Билл. - А Том хочет. - Вот и пусть идет, а мы… Я кладу указательный палец ему на губы, чтобы он замолк. - Никаких «но», Билл. И никаких «мы». Потому что есть я, а есть ты. Не нужно обобщать. Потому что у тебя есть «Все, что осталось» и я оставлю это тебе, пусть так, потому что теперь мне, должно быть, абсолютно все равно. Пой, если тебе так нравится. Я совсем не против. Оставить это тебе. Когда за Деткой закрывается дверь, я поднимаюсь на второй в комнату близнецов. Понятия не имею, где Том. Стучу на всякий случай, и старший Каулитц отзывается - впрочем, дверь я уже и без его раз-решения открыл. - Билла здесь нет, - довольно грубо заявляет он мне, напяливая здоровенные наушники от стереосис-темы. - Постой, Том, - я делаю жест рукой, иначе он не услышит и не заметит, что я вообще говорю ему что-то. - Где ваша с Биллом песня? - Какая еще песня? - переспрашивает он, и, тут же сообразив, добавляет. - На хрен тебе? - Том, подумай головой, - я усмехаюсь. - Зачем мне ваша песня? - А почему у Билла не спросишь, а, Про? Он смотрит на меня, чуть щурясь, оценивает что ли, достоин ли я еще раз лицезреть их сопливую херню. - Том. - Я тебе на полном серьезе говорю, - Каулитц неохотно поднимается с неубранной постели, идио-тизм, у него даже спортивная двойка на несколько размеров больше, чем нужно. - Я понятия не имею, где эта песня. - Точно серьезно? - с усмешкой интересуюсь я. Уж кому, как не заботливому братику, знать секреты сестрички, Томми. - Я че, гнать буду просто так? - он садится на корточки перед тумбочкой Билла и по очереди вытяги-вает ящики. - Ищи и болтай поменьше, - говорю я ему, присев на кровать Билла. Он не отвечает, копаясь в ящиках - осторожно, укладывая потом все на свои места - хотя я лично не понимаю, как видоизмененный бардак можно отличить от прежнего. - Вот, наверное. Том вынимает со дна нижнего ящика пакет от T-Mobile Germany - тот самый, в котором я подарил ему мобильник, - и вытряхивает из него коробку от телефона, железную, как из-под датского печенья, расписанную под дизайн серии. Внутри нет подложки для мобильника и всех сопутствующих. Только стопка разномастных бумажек - из блокнота, в клетку, обрывки от листов A4, и целые, сложенные вчетверо. Там же лежит черный блокнот, но Том сразу откладывает его в сторону. - Не там? - спрашиваю я. - Нет, - он разворачивает какой-то лист, и, блядь, я узнаю. Это текст той песни, Wham, той самой, распечатку которой я видел у него в комнате. Когда он голос потерял. С обведенным им «please stay with me». - Я не помню, у нас была куча вариантов на куче листов, - повертев текст в руках, Том берет сле-дующий лист - с обтрепанными краями, выдранный из блокнота. - А последний он… в общем, неважно. То есть выкинул, Томми. Я понял. И что это такое я тоже… понял и знаю. «Насколько ты останешься?» - корявый почерк карандашом. Это тоже… тогда было. И моя приписка. «Столько, сколько захочешь ты». Ебать. Он как сопливая школьница. Хранит это все… Какой же он идиот. Влюбленный до одури. Так нельзя. - Блин, ну где же она, - через силу выдавливает из себя Том, откладывая в сторону и это, прочитал ведь, да? Глупая твоя сестричка. Ну, ты-то знаешь… - Время у нас есть, - отзываюсь я. Следующая бумажка оказывается тем, что мне нужно. - Вот, - старший Каулитц буквально впихивает мне в руки текст и убирает все обратно в коробку. - Забирай. Все? - Да, - я поднимаюсь с кровати. - И ни слова Биллу, понимаешь? Он поднимает на меня удивленный взгляд, кивает, и отворачивается, запихивая коробку в ящик. Я ухожу к себе. И понимаю, что был… ну, пусть и так - не совсем прав. Я закуриваю, перебиваю текст песни Золотой Детки в редактор - трудно, Каулитц так хреново напи-сал, что даже я едва разбираю сочетания корявых букв, хотя видел десятки листов с его каракулями за эти четыре года. Не так уж плохо, и только… Я знаю, о чем это все. …«Я сказал, что люблю тебя, и повисла такая тишина/Что ее можно было разрезать ножом» Он все-таки сумел - почувствовав по-настоящему, - написать приличный текст. Слишком откровенный. Такой, как нужно. Я же знаю, какая именно песня может зацепить. Эта может. Если отшлифовать ее, довести до конца. …И я стараюсь отвлечься от того, что здесь каждая строчка обо мне. «Ты единственный, и я доверил тебе все» Я думаю, что «и в твоих руках моя вера» будет звучать лучше. Теперь ты знаешь, детка, что когда чувствуешь, слов перестает хватать? И ох как перестает. Так, что я правлю строки одну за другой. Но только для того, чтобы придать им лиричность, срифмовать лучше - не для того, чтобы изменить смысл. Мне смешно должно быть от его вымученных предложений. Это все писали в сотнях песен до него, и напишут еще в тысячах. Больная, влюбленная чушь. Обо мне. Мне должно быть как угодно от этого, но все, что я чувствую - это жалость. Я не знаю, как у него хватило сил спеть это тогда. Я не знаю, как у него хватило сил написать это все. Написать правду. Идиот. Я стряхиваю пепел, отматывая полосу прокрутки вниз. Цепляю взглядом почти идеальное, только с трудом попадающее в ритм «Каждый раз я думал, что все изменится, /А теперь у меня нет ничего, кроме боли и страха». Пожалуй, здесь будет лучше изменить музыку. Я сматываю в конец, до припева. «Ты меня не понимаешь. Не понимаешь, как сильно нужен мне. Почему ты не понимаешь, Что я дышу любовью к тебе?» Не меняю ничего. Еще одно прикосновение к тачпаду, страница съезжает до серого поля подложки редактора. Послед-ний повтор припева - с изменением на строчку. «Почему ты не понимаешь, Почему ты не любишь меня?» Крик души, так как-то, кажется. Я тушу сигарету в пепельнице, тянусь за следующей, переписать - нужно переписать. Но я оставляю, как есть. Ведь ты же этого хочешь, Билли? Пусть твой крик останется твоим. Тебе. Так, как он и был - криком в душе, но почти шепотом в пес-не. Пусть так. - Вот здесь поменяешь, - полтора часа до того, как нам надо быть в студии, я показываю Тому ис-правленный вариант. - И здесь, видишь? - Да, - кивает он. - Да, я понимаю. И тут еще… Умничка, Томми. Возьмешь свою обкоцанную гитарку и разберешься. - Над обработкой подумаем после того, как запишем альбом, - говорю я Швабре, пока он переписы-вает аккорды, задумчиво грызя колпачок гелевой ручки. - Пока будет в акустике. - Угу, - соглашается он. После того, как они запишут альбом, ковыряться придется Роту. Не мне. Но незачем говорить об этом. - Как перепишешь и сыграешь, отдашь мне, о’кей? - Без проблем. - И постарайся сделать это сейчас, у нас мало времени. - Бля. Старший Каулитц берет гитару, и негромко напевает - я прекрасно знаю, как он ненавидит петь. Как он ненавидит сейчас меня. За то, что его сестренке так больно из-за меня. Мы правим еще в нескольких местах, и укладываемся ровно к тому моменту, как должны собираться в студию. Я забираю текст с собой, чтобы любопытная Звезда не сунула нос, куда не надо, и спускаюсь на пер-вый этаж. Еще один день записи без капризов. Золотая Детка только возмущается под вечер, когда Георг приносит ему из автомата в коридоре мультифрукт вместо апельсинового сока. - Я не хочу эту хрень, - ноет он. - Я же просил апельсиновый. - Ну, какая разница, - терпеливо объясняет Георг. - Здесь тоже есть апельсин. Вот, видишь: манго, персик, апельсин. А просто апельсинового не было. - У нас что, дефицит апельсинов? - Билл даже не притрагивается к соку. - Я не буду ничего. Вообще. Бля. Очередной заеб в духе шоколадного торта. - Билл, потерпи еще полчаса, и пойдете в бар, - говорю я Детке. - Идет? - Но у меня в горле першит, я не могу петь, потому что… - All because I’m a lead singer of my band, - противным голосом перебивает братишку Том. - My band, my band, my band… [3] - Заглохни, Том, - надуто говорит Билл. - Заглохните оба, - говорю им я. - Билл, успокойся, я сейчас принесу тебе твой сок. В ответ Детка так удивленно таращится на меня, что смешно даже. Но я согласен побыть хорошим, добрым Дэвидом в эту пару дней до отъезда. Чтобы не портить их себе. …Он прилежно поет, когда я возвращаюсь со свежевыжатым соком. Я показываю ему стакан через стекло студии, и он улыбается, старательно выводя припев, и ни хрена у него не першит. Впрочем, не этого ли следовало ожидать от нашей ебанутой Звезды. - Отлично, - говорю я спустя час. - Едем в клуб? - спрашивает Том. - Конечно, мы же договорились, - улыбаюсь я. Только Детка заметно мрачнеет и молчит, прихлебывая тот самый мультифрукт, который он и видеть не хотел еще пару часов назад. - Детка, вернемся пораньше, - негромко говорю я ему, приобняв за плечи, когда мы спускаемся на стоянку. - Хорошо? - Хорошо, - кивает он. Я отпускаю его, и он усаживается в машину. За полчаса дети собираются, еще за пятнадцать минут Билл докрашивает свои гляделки, и очередь в ванную быстро рассасывается. К десяти мы уже в клубе. Я даже уследить не успеваю, куда разбегаются G&G и Том, в слепящих вспышках света танцпола я только пару раз углядываю макушку старшего Каулитца, а моя бедная Детка жмется ко мне, потому что и правда ни хрена не умеет танцевать, да и вряд ли захотел бы - пока кроме нас двоих на мягком диване с обивкой под леопарда нет никого. - Хочешь чего-нибудь выпить? - спрашиваю я у Детки. - Не знаю, - отзывается он. - Коктейль какой-нибудь. - О’кей, - говорю я ему, поднимаясь с дивана. У барной стойки за те десять минут, что я жду коктейля для Золотой Детки, ко мне успевает прилип-нуть какая-то девица. Краем глаза я вижу, как она легко подталкивает свой стакан с мутной херней к моему виски, и они ударяются кромками. - За тебя, - говорит она, разворачиваясь на своем стуле так, что касается коленом моего бедра. - А? Кажется, ей уже достаточно. - За тебя, детка, - я делаю глоток, а она залпом выпивает все до дна. И я уже собираюсь уйти - потому что как раз подоспела мутотень Билла, - когда она хватает меня ру-кой за штанину, не пуская. - А еще раз за тебя? Ах, вот что тебе нужно, милая. Я заказываю ей мартини, и, по ходу, ошибаюсь, - потому что она мотает светловолосой головой и тя-нет к себе, просунув пальцы в шлевки на моих джинсах. Шустрая девочка. - Ты мне нравишься. Ты продюсер? Как это там… Токио… Твою мать, только не надо мне сейчас сказок о том, как хорошо ты поешь. Не прокатит. Я даже не в том настроении, чтобы пообещать и трахнуть в туалете. - Ты обозналась, милая, - я мягко отцепляю ее пальцы. - Я не продюсер. - Ну и что? - она улыбается, и, попытавшись встать с высокого стула, виснет на мне. - Мне без разни-цы. Интересно, если ей нет разницы. Я единственный мужчина в этом клубе? Идиотизм. - Ты куда-то торопишься? - шепчет она мне на ухо, и, чуть развернувшись вместе с ней, вижу угол дивана и Билла, напряженно глядящего на нас. Ему определенно плевать, что рядом уже собрались девочки, и что эти самые девочки смеются и го-ворят ему о чем-то. - Да, детка, - я отлепляю ее от себя. - В другой раз. - Ну а почему не в этот? Прилипчивая сучка. - Милая, ты и двух шагов отсюда не сделаешь, - я обнимаю ее за талию и подсаживаю обратно на стул. - А я не собираюсь нести тебя на руках. - Я не так уж много выпила. Блядь. Лезет ко мне, так старательно, что меня тошнит уже. - Еще мартини, - обращаюсь я к бармену. - Два. - Конечно, немного, - я вкладываю бокал ей в руку. - Поэтому выпей еще, детка. И еще. На втором она оставляет попытки прилипнуть и кладет голову на сложенные на стойке руки, пьяно улыбаясь мне уголком губ. - А ты все равно похож на того продюсера, - я ее почти не слышу. - Ты точно не он? - Нет, детка, - отвечаю я, наконец-то уходя от бара. Только вот Билла на диване уже нет. И девочек. Что за хуйня? Он бы и одну не трахнул без посторонней помощи, а тут все разом пропали. Я ставлю его коктейль на столик и допиваю свой виски, выглядывая Детку в танцующей толпе - гля-дишь, переклинило его, пошел отплясывать. Но пока что-то не видно. Я сажусь на диван, когда звонит мой мобильник. Билл. - Да, детка? - Я в машине, - говорит он мне. - В твоей. Ах, даже так, Билли? - И я тебя жду, - добавляет он перед тем, как отключить связь. Мне интересно - если он в машине, как же он догадался отключить сигнализацию? Три кнопки по нескольку функций на каждой - это действительно сложно для Золотой Детки. Я выхожу из клуба через черный ход, на закрытую стоянку. Небольшой парк для тех, кто предпочи-тает не светиться у парадного навороченными тачками с неоновой обводкой днищ и стереосистемой в багажнике. Бессмысленное позерство, проходящее с возрастом. Вернее… с возрастом исчезают алые языки пла-мени на капоте и крыльях безумно дорогих автомобилей, и аквариум с тропическими рыбками рядом с минибаром уже совершенно не нужен. Но цена. Пожалуй, только цена за груду железа продолжает расти. …Золотая Детка сидит на капоте моего BMW. 760Li, рестайлинг 2006-ого, чуть длиннее 760i - ме-лочь, казалось бы, но в салоне куда просторней. Золотой отлив по черному. Я думаю, если в моей жизни и есть что-то, что устраивает меня целиком и полностью - то это опре-деленно моя машина. Я думаю, что Билли Каулитц отлично смотрелся бы в рекламе красивых автомобилей. Или на Auto Biennale у выставленных новинок. Только вот наша целевая аудитория, жаль, способна приобрести разве что фирменный освежитель воздуха в салон - чтобы повесить его у себя над кроватью. Потому что серьезные машины рекламируют серьезные мужчины. Золотая Детка для этой цели ни-как не подходит, а, впрочем, это может быть и упущением пиар-менеджеров автопрома. Но это уже совершенно не мои проблемы. - Ты говорил, ты в машине, - я кладу ладонь Детке на коленку и усмехаюсь. - Решил подышать све-жим воздухом? - Нет, - улыбается он. - Я не знаю, как убрать сигнализацию. И вообще, как открыть двери. - Тебя научить? Я забираю у него ключи - на хрена он их вообще стащил, если ничего не понимает? - и снимаю сиг-нализацию и блокировку. - Видишь, как просто, - говорю я ему. - Ага, - да он все равно ничего не запомнил, это точно. У него об этом и мыслей-то в голове нет. Да и вообще. У него в голове ничего нет, только случайные озарения. Он тянется ко мне, чтобы поцеловать - и я чувствую легкий запах сигарет. - Слезай, - бросаю я ему, взяв за тощее запястье - то, что свободно от тяжелых браслетов. - Где сига-реты взял? - У тебя, - не отпираясь, отвечает он, когда я открываю заднюю дверь и пропускаю его вперед себя. - Я же говорил, - в машине я разворачиваю его лицо к себе за подбородок, сжав пальцами. - Не смей курить. Хочешь, чтобы у тебя голос был, как у Джима Моррисона? - Нет. - Выкладывай сигареты. Он послушно достает из кармана куртки пачку и кладет ее мне на колени. Я скидываю их на бардачок между передними сиденьями, вместе с ключами, и Билл придвигается ко мне ближе, обнимает, прижимаясь к губам. Я запускаю ему руку под футболку, у него спина горячая и влажная. Он залезает мне на колени. Жмется ближе, притискиваясь, и я кладу обе ладони ему на задницу, сжимая и поглаживая через джинсы. Хочешь, чтобы я трахнул тебя в машине, Билли? Зажал рот рукой, чтобы ты не кричал, сложил попо-лам и вставил резко, до упора? Хочешь? Я хочу. Каулитц уже трется об меня, когда я просовываю руку между нами и рывками расстегиваю его ре-мень, болты на ширинке, и стягиваю вниз джинсы, пока они не застревают на раздвинутых ногах моей Детки. Дальше он снимает их сам. Я кусаю его мягкие, вымазанные блеском губы, и слышу, как на пол па-дают кеды - а потом он сжимает мои бедра голыми коленками, и я сползаю вперед, раздвигая ноги, прижимая его задницу к паху. Глажу, дразня и себя, и его - пальцами вдоль худых ляжек, дальше, сдвигая трусы так, что они заби-ваются ему между ягодиц, и он ерзает по мне, вжимаясь, целует в шею, в ухо, нервно дергает ремень на моих штанах. Когда я приподнимаюсь, чтобы стащить джинсы вниз, у Золотой Детки ноги разъезжаются еще шире и он всхлипывает, притираясь, и я вижу, как его член оттягивает съехавшие трусы. Я стягиваю их двумя пальцами, зацепив под резинку сзади, прижимаю его грудью к себе, и он вывер-тывается из них, блин, с его ходулями, наверное, только и трахаться в long-моделях, уж точно не в замкнутых пространствах обычных седанов. Пожалуй, моя машина идеальный вариант даже в этом аспекте. Он забирает мои пальцы в рот, обсасывая сразу два. Прикусывает костяшки, я глажу болтик пирсин-га в его языке, убираю руку и целую, а он стонет мне в рот, глухо, прикусив мне язык, когда я начинаю растягивать его. Он сам насаживается на мои пальцы, подаваясь назад, хочешь больше, Билли, я знаю, я и сам уже ждать не могу. И мне плевать, что тебе будет больно, ты же все равно будешь терпеть. Я нашариваю в боковых отсеках на двери упаковку презервативов, впихиваю Биллу в руки, чтобы он открыл, надеюсь, он хоть это догадается, как сделать. У него уже пальцы непослушные, но ему все-таки удается разорвать аккуратно, и я раскатываю ре-зинку по своему члену, и притягиваю Детку ближе. - Только тише, детка, - шепчу я ему на ухо, потянув за бедра вниз. Он обнимает меня, утыкаясь лицом в мою шею и, наверное, губы кусает, когда я вхожу в него цели-ком. До боли сжимает мои плечи пальцами, замирает, выдыхая сквозь зубы, и я чувствую, как воздух выходит из него маленькими толчками. Ему и вправду больно. Потому что резко. Сразу. Глубоко. Я глажу его по ссутуленной, напряженной спине, и подталкиваю вверх, чтобы он приподнялся, я не могу дать ему время привыкнуть, не могу и не хочу, мне слишком хорошо в нем, и я не хочу останавли-ваться. - Дэвид, - со стоном выдыхает он мне на ухо. - Дэвид, я… я сам. Он кладет ладонь мне на щеку, гладит, так, как будто это не ему больно, а мне, будто успокаивает - и медленно опускается, горячо дыша мне в шею, я не знаю, куда мне деть руки, чтобы не вцепиться в его бедра, заставляя двигаться так, как хочется мне. Так медленно. Билли, детка, ну давай же… давай… - Билл, - я сжимаю волосы на его затылке в кулаке, разворачиваю свою голову так, что касаюсь губа-ми его уха. - Резче. Я знаю, детка, от просьбы подводит живот, и кровь приливает к щекам. Он целует меня в губы, закрыв глаза, ох, как же я хочу стиснуть его в руках, сжать одной рукой его запястья, тонкие, как прозрачные, сдернуть его на сиденье и навалиться сверху. Я с трудом сдерживаю стон, когда Билл приподнимается, и я почти полностью выскальзываю из не-го, а потом он резко, так, как я просил, садится на меня, и вскрикивает, задевая моим членом простату, и еще раз потом, еще, Билли, видишь, ты сам можешь… Я смотрю, как он облизывает покрасневшие от поцелуев губы и опускает ресницы, двигаясь резко, шумно, со стонами выдыхая, я стискиваю руками его бедра, острые, торчащие кости, и мне в голову вдруг приходит мысль о том, что когда я уеду… У него ведь с девочкой ничего не получится. Подкати ему братишка хоть вагон своих сучек, это же все не то. И не сразу, пусть не сразу, но вокруг моей Золотой Детки крутится столько богатого дерьма, и я знаю, о чем думает каждый из них на всех этих вечеринках, модных показах, они думают о том, как вы-ебать Билли Каулитца у себя в машине, в люксе, где угодно… Он сломается. Ляжет под одного из них. Потому что ему это нужно. Мне так тошно становится, что берет зло - он мой, он мой, он только мой. Я так и говорю ему. Мне уже все равно, что вслух. - Ты - мой, - я цепляюсь рукой за его волосы, а он хрипло дышит, пытаясь задевать себя внутри каж-дый раз, опускаясь. - И не смей… Мне кажется, он всхлипывает слишком громко, и стискивает коленями мои бедра, насаживаясь так сильно, так жестко, что я только тяну Билла за волосы, притискивая его к себе, но все-таки нахожу в се-бе силы договорить: - Не смей трахаться ни с кем, кроме меня. Не знаю, слышит он или нет. И даже если он что-нибудь скажет в ответ, не услышу уже я. Я дергаю за патлы, впиваясь в губы моей Детки, я выверну наизнанку любого, кто захочет поиграть с тем, что принадлежит мне, а эту дрянь… - Если я узнаю, - я стискиваю в кулаке его член так, что Билл вскрикивает, и грубо провожу вниз. - Я обещаю… Я разобью тебе всю морду. А потом угрохаю кучу денег, чтобы врачи собрали твое красивое личико. Теперь я знаю, он слышит. Слышит. Мою руку заливает его сперма, его всего трясет, я с силой дергаю его на себя еще несколько раз, и тоже кончаю, так, что больно даже, и прижимаю мою Золотую Дрянь к себе. Мне так хорошо чувствовать его на себе. Мокрого. С колотящимся мне в грудь сердцем. Я выпутываю руку из его чертовой гривы, и на пальцах остаются черные волосы. Я стряхиваю их и вытираю мокрую руку влажной салфеткой. Билл тяжело дышит мне в шею, я убираю его с себя на сиденье, он не сопротивляется, и я целую его в висок. Убираю использованный презерватив в пустую упаковку от салфеток и забираю сигареты. Покурить. Улица обдает ночной прохладой. Я опираюсь спиной об холодный бок машины и закуриваю, щурясь от дыма, лезущего в глаза из-за ветра. Ох, блядь, мне так хорошо. Достаю из кармана мобильник и звоню Саки. Говорю ему, что Билл выпил лишнего, что я сам дико устал, что я отвезу его в лофт, и что остальные детишки могут отрываться в клубе сколько захотят. В пределах разумного, конечно. Докурив, я бросаю окурок в стальную мусорку вместе с упаковкой из-под салфеток, и возвращаюсь к машине. Сажусь за руль. Билл уже оделся. Я ловлю его взгляд в зеркале заднего вида. - Иди сюда. Два хлопка дверей с золотым отливом - и он садится рядом, осторожно, чуть неровно, сползая по си-денью вперед. Я завожу мотор и выруливаю со стоянки. Билл на удивление молчит. - Все в порядке, Билли? - уже за территорией клуба я мягко касаюсь его щеки рукой. - Да, - глухо отвечает он, пытаясь прижаться к моей ладони, чтобы продлить прикосновение. Врет. Я знаю. И то, что мои собственные слова не дают мне покоя, царапают, подтачивают капитальные стены мое-го решения, я тоже знаю. Мне кажется, моя глупая Детка начинает что-то понимать. Или чувствовать. - Не грусти, детка моя, - за каким-то хреном ляпаю я ему на половине пути до лофта, на пустынном скоростном обрубке E26. Он только тихо отворачивается к окну. Черт. Я протягиваю руку к его лицу, заставляю повернуться, и пальцы вляпываются в мокрое по щеке. - Билли, детка… - Все хорошо, Дэвид, - он вытирает слезы рукой и откидывается на спинку сиденья. - Все хорошо. Не мне он это говорит. И даром, блядь, что «Дэвид». Он успокаивает себя. Я кладу руку на руль и вжимаю газ, так, что фонари и рекламные щиты по обочинам шоссе сливают-ся в пятна. Скоро съезжать на обычную улицу. Я больше не смотрю на Билла, мне кажется, что он вообще уснул, но потом, мельком, я бросаю на него взгляд через зеркало, он сидит с закрытыми глазами. Я отворачиваю зеркало так, чтобы не видеть его в отражении. Я не хочу смотреть, как он плачет. 40. START NEW LEVEL? Когда Билл выходит из машины, на его лице слез уже нет, только глаза красные и смазанные тени. Успокоился сам. Я ставлю машину на сигнализацию, он отворачивается, когда световым сигналом вспыхивают фары, и молчит, молчит, глупая кукла. Просто идет рядом со мной, вровень, не отставая и не выбиваясь вперед. Я вспоминаю, в юности у меня был черный немецкий дог. Я выгуливал его на рывковом ошейнике - тонкой цепи с кольцом на одном конце, через которое продевался свободный второй. Если собака отбегала дальше отпущенной длины - цепь врезалась в горло. Стальные звенья душили, и Декс не мог тянуть меня за собой. Так он приучился ходить рядом. Потом я не брал с собой даже обычного поводка. Моя собака никогда не отходила дальше, чем на па-ру метров. Я не знаю, может быть, он до конца жизни боялся, что еще пара шагов - и на нем затянется удавка, а может, он действительно выдрессировался. Я не знаю. Я снял квартиру в другом районе Гамбурга, и оставил собаку с матерью. Декс стал послушным, и больше мне было неинтересно. Год спустя с ним что-то случилось, я не вникал в суть дела. Просто сказал усыпить, когда мне в оче-редной раз позвонила мать. Иногда мне кажется, что мне не нужно было вообще его дрессировать. Тогда он был бы самым дрян-ным, ебанутым на всю клыкастую челюсть монстром, жрал бы соседских кошек, перегрыз всех местных шавок и облаивал меня - и, наверное… Тогда я бы никогда не дал разрешения его усыпить. И не оставил бы его матери. Мне кажется, удавка на тонкой, хрупкой шее Билли Каулитца затянулась и мне даже держать ее уже не нужно. Только мой Декс понимал, что цепь может убить его. А Билли не понимает. И моя цепь его не останавливает. Потому что я не знаю, чего от него ждать в следующую минуту. Потому что в следующую минуту он может дернуться так, что свернет себе шею, или я не удержу его, выпущу цепь из рук. И никогда не угадаю момент. - Пойдешь к себе? - спрашиваю я у Золотой Детки, когда мы заходим в лофт. Он застывает на пороге, глядя на меня больным, напряженным взглядом, а потом делает шаг вперед и обнимает меня, цепляясь отчаянно и крепко. - Нет. - Хорошо. Я закрываю дверь. Пока Детка смывает краску в ванной, я убираю исправленный вариант текста со столика и включаю ноутбук проверить почту. До черта писем, но меня интересует только одно, конечно же, G-Unit. Они по-звонят завтра, чтобы узнать мое окончательное решение. Остальные я удаляю, не просматривая. …У меня будет неделя, чтобы закончить работу с бумагами, подготовить under cover и самих ребят к моему отъезду. Надеюсь, Билл успеет свыкнуться с мыслью. Надо будет не забыть вернуть ему колье и мобильник вместе с текстом. Не в руки. Положу куда-нибудь, чтобы сам нашел. И лучше, когда я уже буду в Америке. Я гашу свет и ложусь в постель, похоже, Золотая Детка застряла в ванной. Он приходит спустя минут пятнадцать. Тихонько. Думает, что я сплю, наверное, и тихо, очень тихо прикрывает за собой дверь, аккуратно залезает ко мне под одеяло. Прижимается к моему боку и обнимает одной рукой, я уже проваливаюсь в сон, и чувствую, как он чуть позже касается пальцами моих волос, мягко, нежно, и мне кажется, если я сейчас протяну руку - поймаю его в кулак, как бабочку, а он будет трепетать там, биться мягкими крыльями о клетку пальцев, оставляя на коже радужную пыльцу, а потом затихнет. Он говорит, что любит меня. И что-то еще, но я уже не слышу. …Я просыпаюсь рано. Несколько минут лежу с закрытыми глазами, а потом встречаюсь взглядом с Биллом. Он не спит. У него все такие же, как вечером, покрасневшие глаза и сетка лопнувших сосудов на левом с внут-реннего угла. - Ты что, всю ночь не спал? - спрашиваю я у него. - Спал, - коротко отвечает он, и добавляет. - Я только что проснулся, не хочу больше. Я знаю, что он врет. Я целую его в лоб и ухожу в туалет, а когда возвращаюсь, Золотая Детка уже спит, обняв рукой мою подушку. Неужели он всю ночь так и маялся? Лежал рядом, гладил, говорил со мной? От него можно ожидать и этого. Я осторожно убираю его руку, ложусь рядом, и засыпаю с мыслью о том, что моей сумасшедшей Детке в студии понадобится больше Редбулла. Или кофе. Или он просто отрубится и уснет на полу. …Когда просыпаюсь снова, от будильника, Каулитц лишь натягивает на себя одеяло выше, так что с другой стороны торчат узкие ступни и тонкие, пальцами обхватить можно, щиколотки. Я думаю, ему можно дать поспать еще полчаса. Хотя бы полчаса. Я вылезаю из постели, натягиваю на голое тело спортивные штаны и спускаюсь в ванную, пока там еще нет никого. На обратном пути, перед лестницей, сталкиваюсь с Томом - он зевает и почесывается, кивая мне, не-собранные в хвост дрэды, как поганые веревки, лежат на плечах, а корни сантиметров на пятнадцать от-росли уже. Дерьмо какое-то. Я возвращаюсь в спальню и переодеваюсь, и когда звонит мобильник, я знаю, кто это - даже не глядя на экран. - Mister Jost? Hallo. This is John Davis from G-Unit. Я говорю о том, что ждал звонка, и оборачиваюсь на Детку, но он крепко спит, так что можно не вы-ходить в гостиную. Разумеется, я ждал. Но не в полдевятого утра же. Если у вас, мистер Дэвис, время обеда, то у меня еще и завтрака не бы-ло. ...Пять минут на то, чтобы «растопить лед». Бестолковый этикет, не нужный ни одному из нас, но, блин, ничего не поделаешь. Потом Дэвис спрашивает, подумал ли я над их предложением. И что я решил. Согласен ли я. Мне хватает пары секунд заминки, чтобы ответить: - Yes, I agree. Ну, вот и все. Я поворачиваюсь, и, блядь… Билл не спит. Я не слышал. А он сидит на постели, и когда я оборачиваюсь, не обращает на меня никакого внимания. Смотрит прямо перед собой. В пустоту. - Sorry, sorry, Mr. Davis, - говорю я в трубку, перебивая оппонента, ничего, скажет потом мне свои поздравления. - I’ll call you later. Я отрубаю связь, когда Дэвис еще говорит что-то. Детка так и не шелохнется. - Детка… Он уворачивается на какой-то миллиметр от моей руки, как будто застыл весь, закаменел, и щека под моей ладонью оказывается холодной-холодной, словно от нее разом вся кровь отлила. - Билл. Он похож на манекен. Еще больше, чем тогда, с Новой. Когда она рассказала о его мобильнике. Он мог бы орать, он мог бы плакать, он мог бы просто уйти, шарахнув дверью, или умолять меня ос-таться… Но он не делает ничего. - Билли, детка, - я обхватываю его лицо ладонями. - Билли, посмотри на меня. Словно вмороженный в лед. Я видел по телевизору, давно, есть насекомые, которые оледеневают на зиму. И ничего не чувствуют. Существуют. Смотрят на мир невидящими глазами сквозь толщу льда. Так, как Золотая Детка смотрит сейчас на меня. Невменяемо. Аутично. Так рыбы в аквариуме смотрят через стекло на людей. И беззвучно шевелят ртами. - Билл. Билл, ты слышишь меня?! Я встряхиваю его за плечи. Мне кажется, нужно звонить в скорую, в психиатрическую больницу, потому что это уже серьезно. Он как чертова рыба, открывает рот, но не может ничего сказать. Только. Не. Голос. Или лучше пусть хоть так, только, блядь, пусть он придет в себя! - Билли… солнце… Я уже не знаю, как его назвать, чтобы он отозвался. Мне хочется помахать у него рукой перед глазами. Я собираюсь встряхнуть его еще раз, и еще, и трясти, пока не очнется, когда Детка вдруг издает ка-кой-то странный звук, то ли всхлип, то ли смешок, и вместе со смешком этим, на грани слышимости, бесцветным голосом произносит: - А ты у меня первым был. И взгляд - сквозь меня. Я не въезжаю. Мне послышалось? - Что? Но больше Билл не повторяет. А я сажусь рядом с ним и вспоминаю, как я, получается, трахнул его в первый раз. В его первый раз. Даже не подготовил толком. Въебал просто, черт, но откуда мне было знать?! …Наверное, оттуда, что с кем еще, мать его, он мог трахаться? На какой-то момент мне становится от себя противно. От жестокости, что ли. Я легко мог повредить ему что-нибудь. Порвать. Да и порвал наверное. Я же, блядь, не проверял ему там потом… Только моя глупая Детка молчала. Глотала боль и слезы, и потом, каждый раз, когда я трахал его без смазки. Я ведь часто делал так. А он все равно приходил. Давал мне, сколько и как хотел я. И ни разу, ни разу я не слышал, чтобы он просил… быть с ним аккуратней? Я думал… я убедил себя, что его трахал кто-то до меня. Что он сука, дырка, что ему надо, чтобы его драли, вцепившись в волосы, и чем жестче, чем лучше… А выходит. Я сам сделал его таким. Я использовал его, а он еще каждый раз пытался отыскать нежность. Ту, в которую я играл. Ту, в которую он верил, прижимаясь ко мне после секса, целуя меня, а ведь потом, наверное, он по полчаса сидел в ванной, приводя себя в порядок. Или… он же такой дурак. Наверняка не знает, что нужно делать, если больно. Чтобы заживало быст-рей. Я же знаю. Он и в аптеку бы сам не пошел. И по Интернету не заказал. Потому, что его не поймут. Потому что мог бы понять я. Но я… Сколько раз он меня прощал. Сколько, и после чего. И я… Никогда не замечал этого и не понимал. Не хотел понимать. Его. Это разные ведь вещи - знать и понимать. Так уж получилось, что видеть Золотую Детку насквозь не значило понимать и принимать ее. - Иди сюда, - я обнимаю Билла за острые, голые плечи и притягиваю к себе на грудь. - Билли. Глу-пый мой. Он не отталкивает меня. Разве он может. Конечно, нет. Я не знаю, как можно любить так сильно. Так нужно уметь. И не каждому так дано. Мне же не дано. …Билл весь холодный. Я заворачиваю его в одеяло, так и прижимая к себе. Он дрожит. Но не плачет. Он уже вполовину сумасшедший. Наверное, еще в родном городишке, он было просто странным. А потом - слава. Только она никогда не сделала бы с ним то, что сделал я. И если я не остановлюсь, не приторможу сейчас. Билли Каулитц сойдет с ума. Он и так на грани уже. И тогда я могу вообще не возвращаться из Аме-рики. …Мое решение… Я глажу Детку по голове. Сегодня никакой записи в студии не будет. Билл едва слышно дышит, и я забираю его к себе на колени, как ребенка. Он ведь и есть ребенок. - Все будет хорошо, детка, - целую в висок, и, обняв одной рукой, второй беру свой мобильник и на-бираю номер Дэвиса. - Все будет хорошо. Я обещаю, Билли. |
Оставить комментарий Перейти к списку фанфиков