Unintended

Часть шестая.

Я проснулся от звука удара, сопровождающегося красноречивым матом. Голос принадлежал Тому. И чего ему не спится?
Я зевнул, насилу открыв глаза, и удивился представшей предо мной картине: брат сидел на полу, ругаясь и не делая никаких попыток подняться.
- Доброе утро, - улыбнулся я.
- Для кого-то оно, может, и доброе, но только не для меня! – Том сердито воззрился на меня, потирая поясницу. – Если бы ты не вертелся во сне, оно не было бы таким болезненным.
- Извини, - произнес я, но мной овладел неконтролируемый смех. Брат мстительно зарычал и, нащупав под одеялом мою лодыжку, сдернул меня с дивана.
- Ай! – завопил я, распластавшись на полу. – Больно-больно-больно!
Том взволнованно склонился надо мной.
- Эй, ты в порядке?
Пару секунд я корчился от воображаемой боли, а потом выдал «Шу-утка!» и умчался из комнаты прежде, чем он успел опомниться.
- А ну иди сюда, засранец!! – послышалось мне вслед. Как бы не так!
Словом, утро началось позитивно.

Георг и Густав – или попусту ГГ, как я называл их за глаза – пришли много раньше оговоренного времени, а именно в половину третьего. Я был уверен: они, как и мы, соскучились по группе. Репетиций не было две недели, которые мы с Томом провели в суете, связанной со сменой школы. И это потраченное время нужно было возместить с лихвой!
Том удивился, что Алис не придет. Либо это было хорошей актерской игрой, либо он стал относиться к ней гораздо терпимее. Вторая неожиданность заключалась в том, что мои чувства к девушке вдруг стали не такими трепетными. Я не знал, был ли тому виной ночной разговор, но факт оставался фактом.
Отчим привычно пустил нас в свой гараж: тот служил нам постоянным местом для репетиций. Гордон вообще всячески поддерживал наши с ребятами музыкальные начинания – и морально, и финансово. В конце концов, именно он научил Тома играть на гитаре. Все-таки нам чертовски повезло с родителями!
Мы начали с «Leb` die Sekunde» - и я выкладывался на полную, то полустеная-полухрипя на строчке «Течет время», то вытягивая начало припева «Живи секундой» и неизменно тараторя в куплетах. Я пел всем телом, пропуская слова через каждую клеточку, целиком и полностью отдаваясь музыке. Позади ругался Густав: он всегда сбивается на этой песне, но мне это нисколько не мешало. Три часа пролетели незаметно для всех нас.
- Молодец, Билл, - похвалил меня Георг, похлопав по плечу. – Хорошо поработали.
Большой плюс нашей группы состоял в том, что ни один из ее четырех участников не пытался как-то выпендриться или обойти другого. Хотя, нет. Выпендривался я: своим макияжем и стилем одежды, но это так – легкий подкол в свой же адрес.
- Ну, что, по коке? – улыбнулся Том. Естественно, все поддержали его идею.
Мы разместились в гостиной, забравшись с ногами на диван, и делились новостями за последние две недели. Я несказанно обрадовался тому, что при упоминании о школе брат не затронул тему наших взаимоотношений с Алис. Взрослеет на глазах.
Помимо наших посиделок после репетиций, в традицию также вошли и советы отчима. Поэтому никто не удивился, когда он присоединился к нашей компании.
Густаву, Георгу и Тому показали примеры упражнений для пальцев, которые помогут развить подвижность. Особенно это касалось барабанщика. Тот смущенно почесал переносицу, очевидно, вспомнив дикое количество ляпов на «Leb` die Sekunde». Брату намекнули на то, что было бы неплохо выучить мелодию так, чтобы смотреть на публику, а не на свои руки.
- А что касается тебя, - обратился Гордон ко мне. – То ты не умеешь «играть» голосом.
Я непонимающе захлопал ресницами.
- Голос – твой единственный инструмент, - принялся объяснять отчим. – И если ты будешь просто петь, пусть и с чувством, это будет неинтересно. Избито. Ты умеешь петь, умеешь понижать тональность – но этого мало.
- Мало? Но как…
- Ты должен завораживать слушателя. Едва ли твой голос будет сильно ломаться, поэтому тебе необходимо добиться большей колоритности. Учись представлять себя в разных образах и петь, соответствуя им. Расширь границы.
Даже когда Гордон ушел, я еще пару минут сидел в прострации. Как мне научиться этому?..
- Я слышал, что многие звезды восьмидесятых отрезали себе кончик языка, - сказал Георг. – И после этого у них действительно менялся тембр голоса и его возможности. Как тебе? Если что, мы подсобим: обеспечим ножницами и спиртом, - троица дружно заржала, но я лишь отмахнулся от них. У меня была другая идея. 

Том взялся проводить ребят до остановки, но я, пользуясь отговоркой «Простите, непредвиденные дела», направился совсем в другое место. Брат с Георгом отпустили какую-то шуточку про то, что «непредвиденные дела» бывают только у девочек, но я не стал вникать в смысл этого изречения.
Из супермаркета я вернулся с иглой для пирсинга и украшением. Мною были перерыты множество сайтов соответствующей тематики, и к тому моменту, как Том вернулся домой, я располагал всеми необходимыми сведениями о том, как нужно правильно прокалывать язык.
- Ну, как твои «непредвиденные дела»? – хохотнув, поинтересовался он, с разбегу плюхнувшись на кровать. Я молчал, раздумывая, стоит ли просить его о том, о чем намеревался.
- Нас, кстати, пригласили на вечеринку, - продолжил брат. – Друг Густава, Фаби, собирает народ завтра. Начало в восемь. Я сказал, что мы пойдем. А мы ведь пойдем, правда? Билл? Эй, ты меня вообще слушаешь?
- Скажи, ты бы сделал все, о чем бы я ни попросил? – начал я издалека. Том нахмурился.
- Это ты к чему? – спросил он, подозрительно косясь на меня. Так, главное – не спасовать.
- Ну, мне интересно, как далеко ты можешь зайти ради меня.
- Хм… - задумчиво протянул брат. – Если твоим капризом будет прыжок с крыши небоскреба, то я, пожалуй, откажусь.
«А если от этого будет зависеть моя жизнь?» - хотел уточнить я, но передумал. Все-таки не совсем подходящее время для подобных расспросов.
- Ммм… А если я попрошу о чем-то более… безопасном и осуществимом?
- Гм… Ты меня пугаешь, братец, - усмехнулся Том. – Никак не могу понять, куда ты клонишь. Но, думаю, мне стоит ответить утвердительно.
- Обещаешь? – мои глаза победно блеснули. 
- Обещаю.
Попался.
- В таком случае… - я достал из кармана покупки и положил на тумбу около кровати. – Проколи мне язык.
Повисла гробовая тишина. Брат смотрел на меня немигающим взглядом.
- Ты че… двинулся, а?! – воскликнул он. Я ожидал такой реакции, поэтому сразу объяснил причину столь неожиданного решения:
- Помнишь, что сказал мне отчим? Ну, про голос. Я не собираюсь уродовать свой язык ножницами, но если его проколоть, то какое-то время я буду говорить с дефектом, а это значит, что у меня будет стимул совершенствовать голос и произношение. Классно, правда?
- Не вижу ничего классного, - пробурчал Том. – Ты хоть понимаешь, о чем говоришь? Ты осознаешь всю дикость своей просьбы?
- Вполне, - кивнул я.
- Я не буду этого делать, - брат протестующее сложил руки на груди.
- Будешь. Ты пообещал.
- Ничего я не… - он осекся, осознав мою коварность. – Это нечестно!..
- Еще как честно, братик, - я достал спирт, вату и щипцы, сложив все это на тумбочку, и сел на кровать напротив Тома. – Ты не имеешь права отказаться.
Он вздохнул, покачав головой.
- Билл, я не могу… Это безумие. Тебе же будет больно. Это ведь не какая-нибудь ерунда…
- Именно поэтому я и прошу об этом тебя. Я доверяю тебе. Либо я сам причиню себе боль, - я невольно вспомнил о том, как самостоятельно прокалывал бровь. – Либо это сделаешь ты.
- Билл… - я не дал ему договорить, мягко коснувшись кончиками пальцев сережки в губе брата.
- Я же тогда не отказался, - напомнил я.
Чуть больше года назад Том просил меня о том же самом и с той же самой аргументацией. «Пусть это сделаешь ты. Я доверяю только тебе». Мы всего лишь поменялись ролями.
- Но… Ты же сказал «Если я попрошу о чем-то безопасном»… - нашел последнюю отговорку близнец. Я улыбнулся.
- Да, безопасном. Но для тебя. Том… Пожалуйста.
На его лице отразилась вселенская мука, но он переборол себя, и в его глазах зажглось что-то похожее на решимость.
- Ладно, - нехотя произнес он, открывая флакон со спиртом. – Объясняй, как колоть.
Я радостно хлопнул в ладоши.
- Значит, так! Вытягиваешь язык щипцами…
- О, Боже…
- …колешь одним махом, а потом вставляешь в катетер серьгу. Насчет стерильности, думаю, все понятно.
- Может, ты передумаешь? – спросил брат с надеждой, но я разочаровал, отрицательно покачав головой.
- Черт… - выругался он. – Вот подстава…
- Не тяни время, - капризно отозвался я. – Чем быстрее ты проколешь, тем быстрее сбежит твоя совесть.
Том сокрушенно вздохнул, но тут же встрепенулся:
- А, у нас нет перчаток! Все отменяется!
Я принес из аптечки пару медицинских перчаток и с обворожительной улыбкой вручил их старшему. Тот помрачнел.
- Ну, все готово? – я сел напротив, повернув настольную лампу в нашу сторону.
- Давай свой язык, - пробормотал Том.
- Только не думай скосить, - сделал я последнее наставление, послушно высунув язык и закрывая глаза. Брат колебался около двух секунд. А потом я почувствовал прикосновение холодных металлических щипцов и резкую пронзительную боль. Я замычал, по щекам потекли слезы, язык инстинктивно дернулся, когда я попытался сглотнуть, но щипцы держали крепко.
- Тише, тише, - успокаивающе зашептал Том. – Почти все, потерпи еще немного, малыш…
Через пару мгновений у меня в языке уже стояла легкая серьга.
- Ты как? – взволнованно спросил брат, снимая перчатки.
- Бойно, - прошепелявил я, застонав от боли. Это было вполне терпимо, но из глаз все равно текли слезы, и я стыдливо стирал их рукавом кофты.
- Дурак, я ведь предупреждал! Но разве кто-нибудь слушает старшего брата? Блин, Билька… - близнец беспомощно закусил губу. – И не погладить, и не подуть…
- Обними меня, - с трудом выговорил я, превозмогая пульсирующую боль.
- Горе ты мое, - вздохнул Том, привлекая меня к себе. Я обнял его в ответ, положив голову на грудь и закрыв глаза. Где-то совсем рядом билось сердце брата: я ясно слышал этот звук в наступившей тишине. Интересно, наши сердца бьются в унисон?.. Хотя почему я говорю о множественном числе? Сердце у нас одно на двоих.
- Ну, вот, а ведь завтра вечеринка, - вновь подал голос Том. – А ты будешь картавить и шепелявить.
- Ну и што? – отозвался я. Язык медленно, но верно опухал. Мда, несладко же мне придется.
- Там будет стоолько девчонок! – возбужденно воскликнул брат, размахивая руками, словно желая показать общую массу этих самых девчонок. – Может, и нашел бы себе кого-нибудь получше этой твоей, как ее там…
У меня не было возможности активно возмущаться, поэтому я просто пихнул его в бок.
- Хотя… Можем вообще туда не ходить, - задумчиво произнес он.
- Нет, пойдем, - надо же, мне удалось это выговорить, фантастика.
- Хорошо.
Какое-то время мы просто молчали. Я считал удары сердца Тома, таким образом отвлекаясь от боли, которая становилась все сильней. Брат пошевелился, прислоняясь спиной к стене.
- Я полежу… еще немного, - как бы оправдываясь, промямлил я.
- Лежи, лежи, - смеясь, отозвался он и начал неловко перебирать мои волосы. Я подивился этой неожиданной и несвойственной Тому нежности и благодарно улыбнулся.
- Какой же ты у меня еще глупый, малыш, - услышал я его тихий шепот, но остальные слова – если они были, и мне не показалось – остались за гранью моего понимания. Я медленно проваливался в сон.

Мне снился снег. Я стоял на веранде нашего дома, почему-то в одних боксерах, и ловил руками крошечные белые звездочки. Над миром царила ночь, но мне не было холодно: создавалось впечатление, что меня согревает какое-то внутреннее тепло. Я улыбался искренне и открыто, улыбался этой чудесной ночи с падающими хлопьями снега и чувствовал себя абсолютно счастливым.

Проснулся я среди ночи, заботливо раздетый и на месте Тома. Едва слышное сопение сверху говорило о том, что брат улегся на второй ярус.
Я, что, уснул у него на руках?.. Я не мог понять почему, но мне стало стыдно. На миг во мне вскипело дикое желание лечь вместе с ним. Прошлой ночью мне было так уютно, даже несмотря на то, что диван был довольно узкий для двоих. Но тогда я пожалел о том, что наступило утро.
Я быстро отогнал от себя эти мысли. Тому это может не понравиться. Я и так достал его за последние сутки…
Сон еще долго не шел ко мне.

Часть седьмая.

Утро протекало в обстановке всеобщей апатии: из всей семьи выспался только отчим, потому что предусмотрительно лег пораньше. Мама пошла досыпать сразу после завтрака, а мы с Томом, не особо настроенные на прием пищи, продолжали лениво ковыряться в тарелках. При родителях я молчал: мой пирсинг был для них временной тайной. Брат периодически косился в мою сторону, безмолвно спрашивая, все ли в порядке. Я улыбался в ответ, чтобы он не волновался, хотя язык опух и жутко болел от штанги.
День прошел в соответствии с утром: Том без особого энтузиазма бренчал на гитаре, а я бесцельно слонялся по дому в поисках хоть какого-нибудь дела. Алис, судя по всему, действительно обиделась на меня, потому что идти со мной на вечеринку она категорически отказалась, сославшись на консервативных родителей. Уж не знаю, было ли это правдой или просто дешевой отговоркой, но образ идеальной девушки стал рушиться. В конце концов, я плюнул на все и завалился на диван смотреть телевизор. Жвачка для мозгов, чудесно убивающая время.
Ближе к семи я пополз краситься и находился в приподнятом настроении в предвкушении вечеринки. Том, которому требовалось гораздо меньшее время для сборов, остановился в дверях, наблюдая за мной.
- Наводишь марафет? – спросил он, усмехнувшись.
- Угу, - отозвался я, старательно водя черным карандашом по верхнему веку. Не будь у меня незажившего пирсинга в языке, я бы непременно поворчал на тему того, что брату-то не нужно прихорашиваться (исходя из выбранного им стиля, да и вообще: он и так прелестен). Он бы ответил, что я сам виноват: никто меня не заставлял. Я бы надулся, а Том потрепал бы меня по волосам, не обращая внимания на мои просьбы не портить прическу… Этот внутренний диалог меня очень позабавил, и я улыбнулся, смотря на отражение брата в зеркале.
- На девочку похож, - сказал он, улыбнувшись в ответ. Я наигранно нахмурился, хотя мне и в голову не пришло обижаться. Том знал это и поэтому со спокойной совестью вышел из ванной. Я тихо рассмеялся. Братик, какой же ты забавный.

Чуть позже за нами зашел Густав, и мы всей троицей направились на вечеринку. Фаби оказался неплохим парнем и сразу мне понравился. Никакого позерства и дешевых понтов. Да, наш Густи умеет выбирать друзей. Домишко был подстать хозяину: небольшой, но чертовски уютный. Народу собралось немало.
- Будет жарко, - шепнул Том, заприметив у столика с пуншем стайку девчонок с характерным имиджем пресыщенных развлечениями тусовщиц.
- Думаешь подцепить кого-нибудь? – спросил я, заранее зная ответ. Брат неопределенно пожал плечами, но взгляд выдавал все его мысли.
- Ох, он безнадежен! – хохотнул Густав.
- Я просто еще не нагулялся, - бросил Том и направился в сторону беззаботно болтающих девушек. Я вздохнул. Едва ли от моего братца стоило ожидать чего-то иного. Впрочем, это не сильно меня расстроило: в конце концов, я пришел сюда веселиться.
Я вытащил из ящика бутылку восхитительно холодного пива и направился в сторону Георга. Тот пришел с каким-то парнем, имя которого сразу выветрилось из моей памяти, но я быстро включился в их беседу. Друг посмеялся над моим говором, но заметил, что дефект не такой уж и сильный. Я надеялся, что так оно и есть. Краем глаза я увидел, что Том уже вовсю зажигает с какими-то двумя девицами. Что ж, флаг ему в руки и барабан на шею.
Из колонок лилась музыка, в крови уже играл алкоголь, и я слился с танцующей толпой, наслаждаясь чувством полного отрыва и бесконечной свободы. Мне казалось, что в это момент я могу все – стоит лишь захотеть, и весь мир будет у моих ног. Я упивался этим ощущением. На миг я вспомнил об Алис, и мне стало стыдно; по идее, я должен был сидеть дома, выдерживая траур по поводу того, что моя девушка отказалась идти со мной на вечеринку. Но это длилось не больше секунды; мне было слишком хорошо, чтобы задумываться о чем-то подобном.
Я потерял чувство времени, поэтому очень удивился, увидев, что уже перевалило за десять. Еще час, и нужно валить; едва ли мама обрадуется, если мы придем поздно. Я плюхнулся на диванчик в углу комнаты, на другой стороне которого упоенно целовались парень и девушка, постепенно переходя к чему-то более серьезному. Я щелкнул зажигалкой. Легкие наполнил сигаретный дым, щекоча стенки горла. Я выдохнул, наслаждаясь ощущениями, и поискал глазами брата. Но тот нашел меня сам.
- Билька! – воскликнул он, усевшись рядом со мной и фривольно хлопнув ладонью по моему колену. – Чего сидишь?
- Отдыхаю, - отозвался я, выпустив тонкую струйку дыма. Том проворно выхватил у меня сигарету, спеша получить свою порцию никотина, и жадно затянулся. От него разило алкоголем и женскими духами: похоже, он нашел общий язык с теми девушками. Я даже почувствовал укол обиды, вот только не понял, отчего: из-за брата или отсутствия моей собственной девушки на вечеринке.
- Пшли танцевать! – повернулся ко мне Том.
Я отрицательно покачал головой.
- Не, я пас.
- Билл! Хватит вредничать! – рука брата, всё это время лежавшая у меня на колене, скользнула вверх, а потом он потянул меня в центр комнаты, где отплясывала большая часть гостей. Судя по нарушенной координации, он очень круто перебрал. Это плохо. Как я потащу его домой в таком состоянии?
- Том, ты слишком пьян! – постарался я перекричать рвущую колонки музыку. – Пошли на улицу, проветришься!
- Не хочу! – прокричал он в ответ. – Билька, хватит занудничать, двигайся! – брат резко притянул меня к себе за талию.
- Эй! – позвал я, стараясь не обращать внимания на то, что его рука как-то сама по себе переползла мне на пятую точку. – Нам нужно быть дома через час! Пора трезветь!
- Зачем? – бля, мой братец просто мастер задавать глупые вопросы.
- Затем! – я потащил упирающегося Тома в ванную, где не замедлил окатить водой. Столько отборного мата я не слышал за все пятнадцать лет своей жизни вместе взятых.
- Пора домой, - я придал своему голосу максимум твердости. На брата это, впрочем, не произвело никакого впечатления: он стоял, оперевшись рукой о стену, и продолжал витиевато ругаться. Сколько он выпил, черт возьми?
- Приходи в себя! – я накинул на его плечи полотенце.
- Я в порядке! – воскликнул Том, отбросив его в сторону и опасно пошатнувшись.
- Что-то не похоже! Пойдем на улицу, тебе нужен свежий воздух, - я приобнял брата, помогая держаться на ногах, но не успел дотронуться до дверной ручки, как оказался прижатым к холодной стене.
- Я пришел сюда веселиться, - послышался голос Тома прямо у меня над ухом, дыхание обжигало. – А ты… уже пытаешься увести меня домой… - его руки скользнули по бокам, с дредов стекали холодные капли, падая на мою майку.
- Том, твою мать!.. – я с силой оттолкнул его от себя. Брат уперся в бортик ванной, едва не свалившись в нее. – Что ты такое пил, что тебя так развезло?! Или это таблетки?! Отвечай!
Он смотрел на меня, ошеломленный моим криком, а его взгляд светился такой растерянностью, что я невольно сбавил обороты.
- Пошли домой, - я схватил Тома за руку и повел прочь. Никто даже не обернулся в нашу сторону, только Георг отпустил – судя по интонации – пошлую шуточку, но я только отмахнулся.
Домой мы пришли только спустя час: брата периодически штормило, и мне приходилось поддерживать его, чтобы он не свалился прямо на дороге, но, слава Богу, обошлось.
Нашей удачи хватило ненадолго.
- Мальчики, вы почему так поздно? – первое, что спросила мама, завидев нас на пороге.
- Гуляли, - ляпнул я первое, что пришло мне в голову. И сразу понял, что эта спонтанная ложь выйдет мне боком: из гостиной показался отчим, окинув нас с братом оценивающим взглядом.
- Где вы были? – поинтересовался он, сложив руки на груди. Мама повторила его жест. Я партизански молчал.
И тут Тома вырвало.
Я мысленно простился с жизнью.
- Да от них пивом разит за километр! – воскликнул Гордон. – Объяснитесь, сейчас же!
- Ну… Мы… - я нервно заламывал руки в пассах. – Мы были у приятеля…
- У какого? – тут же перебила меня мама.
- У Фаби… Это друг Густава… У него был День Рождения… - может быть, их это немного смягчит?
- И, конечно же, никто не следил за оравой несовершеннолетних подростков, пока они тряслись под музыку и глотали алкоголь! – это был не вопрос, а утверждение. Отчим повысил голос, и я тут же понял, что отмазаться не получится.
- Мы… Мы выпили совсем немного…
- Билл!..
- Нет, правда! Наверное, Том просто чем-то отравился…
- Билл, что у тебя с говором?..
Я тут же замолчал, осознав свою оплошность. Родители настойчиво сверлили меня взглядами. Чтоб мне провалиться сквозь землю…
- Покажи язык, - потребовал Гордон. Мне не оставалось ничего другого, как повиноваться.

Часть восьмая.

- …и домашний арест! – этими словами закончилась гневная тирада мамы. Я бегом поднялся вверх по лестнице, с силой захлопнув за собой дверь. Я слышал, как продолжают отчитывать Тома: ему, как старшему, досталось больше. Даже если он в своем состоянии и чихал на их обвинения, приятного все же мало. Я закусил губу. За пирсинг влетело обоим, мне – за сумасшедшую идею, брату – за ее осуществление.
- Ты же, черт возьми, старший! – раздавались крики отчима этажом ниже. – Ты должен следить не только за собой, но и за Биллом! А ты нажрался как скотина!
Том что-то пробормотал в ответ и спустя еще пару минут поднялся в комнату. Вид у него был крайне бледный.
- Ты как? – участливо спросил я. Я сам не понял, за что именно, но мне было стыдно.
- Дерьмово, - отозвался брат, упав лицом в подушку. Да, пожалуй, трудно было бы подобрать более подходящее слово.
Я закусил губу. Меня терзало чувство вины.
- Том, - осторожно позвал я. Молчание было расценено мной как разрешение продолжать. – Том, прости меня. Это я во всем виноват. Я попросил тебя о пирсинге. И я же не доглядел за тобой на вечеринке. Да, ты старший, но нельзя сваливать все проблемы на твои плечи. Это попросту неправильно. Я понимаю это… И прошу прощения еще раз. Ты сможешь простить меня? – я замолчал, пережидая боль в языке, но ответа не последовало. – Том? Эй, Том? Ты меня слышишь?..
Донельзя озадаченный молчанием, я пересек комнату и потыкал лежащего ничком брата пальцем. Тот ответил мне негромким мычанием.
- Бля! – завопил я. – Какого хрена ты вздумал отрубиться, когда я, наконец, перешагнул свой эгоизм и решился попросить прощения?! Какого хрена, я тебя спрашиваю?!
Том неопределенно засопел.
- Ну, и черт с тобой! – оскорбленный до глубины души, я разделся, потушил свет и забрался на верхний ярус кровати. Сонливости, вопреки ожиданиям, я не чувствовал: должно быть, сказывался выпитый алкоголь. Но покоя мне не давало другое…
Воспоминания о пьяных прикосновениях брата занимали все мои мысли, тело все еще хранило ощущение касаний его рук, кожа – обжигающего дыхания, сказанные шепотом слова врезались в память…
Я перевернулся на другой бок. Я запретил себе думать. Но… Это так странно – быть настолько близко к Тому. Надо же ему было так нажраться… Сумасшествие какое-то. Я был уверен на все сто процентов: то, что произошло в ванной, ничего не значило. Но тогда почему я никак не мог выкинуть это из головы?..
Помучившись подобными размышлениями еще с полчаса, я, наконец, уснул. Мне показалось, что едва я закрыл глаза, как уже зазвонил будильник на сотовом. Конечно же, я ни черта не выспался, и вообще вставать в половину шестого не особо приятно.
Тома я решил не будить. Судя по лежавшей на кресле одежде, он все же просыпался и соизволил раздеться. Может, у него даже не будет похмелья?
Мама, против обыкновения, не стала готовить завтрак: очевидно, серьезно разозлилась, но брата все же поднимать не стала. Ему и вправду лучше проспаться.
В школу я поехал один и из-за этого чувствовал себя крайне неуютно. Ощущение бесконечной защищенности, что появлялось у меня в присутствии Тома, пропало. Я нервничал. И, как оказалось позже, не беспочвенно.
Ладно, двойку по математике из-за перепутанного номера задания я пережил, игнор Алис – тоже, но нападки на большой перемене стоили мне новой порции синяков.
Просто кому-то снова не понравился мой макияж.
Просто кого-то позабавил мой говор.
Просто этим чертовым подонкам нужен козел отпущения.
Я сидел за пределами школьной территории, устроившись между деревьями, и оттирал налипшую на куртку грязь. Мне хотелось плакать от обиды и боли, но я терпел, стиснув зубы и сосредоточившись на нехитрой мантре «Ты сильный». Удивительно, но это помогало.
- Какой идиот придумал школу? – спросил я у безразличного серого неба и медленно побрел к остановке, благополучно забив на последние три урока. До автобуса было еще целых полчаса, накрапывало, и я достал из кармана помятую пачку сигарет, надеясь согреться. Все было против меня: руки не слушались, пальцы словно одеревенели и не гнулись от холода, зажигалка сработала лишь с четвертой попытки, уголки глаз неприятно пощипывало… Вскоре ливанул дождь, мимо летели автомобили. Каждый спешил по своим делам, а я стоял под прогнувшейся крышей остановки, дрожа как осиновый лист и нервно затягиваясь сигаретой. Никогда в жизни я не чувствовал себя настолько одиноким. Хотелось банального: тепла, заботы и той самой защищенности, которой я был сегодня лишен. Хотелось сжать в ладони ладонь брата, прижаться к родному боку и просто осознать, что я не один. Но мне было в этом отказано.
Я поправил наушники. Голос Брайана Молко мягко обволакивал меня, пробивая на слезы и вместе с тем залечивая раны, находящиеся глубоко внутри. Там, где бился ненужный орган под названием «сердце».
Через двадцать минут подъехал автобус, и я, мокрый и расстроенный, забрался на сидение в самом конце салона. Мое состояние семимильными шагами приближалось к отметке «депрессия».

***

Дом встретил меня тишиной. Я с превеликим удовольствием скинул тяжелые ботинки и крутку, прошлепав мокрыми ногами в ванную.
Горячий душ вернул меня к жизни.
«Криво. Все криво»
Я обмотался полотенцем и уставился на свое отражение в зеркале, критически рассматривая собственную физиономию. Усталый взгляд, темные круги под глазами, легкий румянец от горячей воды, почти сошедший со скулы синяк и новый – у подбородка. Некрасиво.
Я вздохнул.
Дверь тихонько приоткрылась. На пороге возник Том.
- Привет, - поздоровался я, слабо улыбнувшись. Вернулось вчерашнее чувство вины. Я отвернулся, скрывая следы новых побоев.
- Привет, - отозвался брат, прислонившись к косяку. – Что в школе?
- Все отлично, - соврал я, не моргнув и глазом. В конце концов, я не обязан рассказывать ему обо всех своих неудачах и переживаниях. Не обязан ведь?
Том хмыкнул.
- Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался я. Он криво усмехнулся.
- Страшная штука – похмелье.
Я вздохнул.
- Ладно, можешь не вдаваться в подробности. Выпей таблетку, у тебя наверняка голова трещит по швам.
- Угу, - брат развернулся, чтобы уйти, но помедлил. – Ах, да. Тебе звонила Алис. Ты оставил мобильник дома.
- Да? – оживился я.
- Да, - невесело отозвался Том, покинув комнату.
Мое сердце радостно забилось. Наверное, она волновалась из-за моего ухода. Может, нам удастся помириться? Хотя, если на то пошло, то мы толком и не ссорились… Мое настроение стремительно поползло вверх.
Я накинул на плечи банный халат и вприпрыжку добрался до спальни. Сотовый лежал на тумбочке. Я немного помедлил, намеренно оттягивая момент, а потом поднес его к уху, нажав клавишу быстрого вызова.
Алис не ответила. Я озадаченно посмотрел на дисплей телефона, проверяя правильность номера. Хм, ошибки нет. Тогда почему? Может, она занята?
Я снова набрал номер девушки.
На этот раз Алис взяла трубку. Пусть и после десятого гудка, но взяла.
Лучше бы она этого не делала.
- Не звони мне больше! – звучал из динамика ее рассерженный голос. – Я не хочу тебя больше знать! Ты такой же, как и все!..
Я сидел в немом потрясении, не в силах выговорить хоть слово. Этого и не было нужно: раздался сигнал отбоя.
Что это значит?
Что случилось?
Неужели она так сильно обиделась из-за репетиции?
Да быть такого не может…
Может, я написал ей что-нибудь не то и забыл?
Я растерянно пробежался глазами по списку отправленных сообщений. И тут наткнулся на кое-что весьма занимательное…

- И как это понимать?! – воскликнул я, войдя в гостиную и встав напротив сидящего перед телевизором Тома. Распахнутая мной дверь с такой силой впечаталась в стену, что этот звук стоял в моих ушах еще секунд пять.
Брат поднял на меня взгляд. Посмотрел на выставленный перед ним мобильник. И замер.
- Лучше бы тебе объяснить, что это значит, - прошипел я.
Том молчал. И тогда я взорвался:
- КАКОГО ХРЕНА ТЫ СЕБЕ ПОЗВОЛЯЕШЬ?! Думаешь, это смешно – слать настолько гадкие смс моей девушке от моего же лица?! Так вот, хочу тебя расстроить: это вовсе НЕ СМЕШНО! Как ты мог? Как ты мог, Том?! – я был готов расплакаться от обиды. – Я знаю, что Алис тебе не нравится, но зачем надо было портить наши с ней отношения?..
- Прекрати, это просто безобидная шутка, - наконец подал голос брат.
- Ах, шутка?! По-твоему сообщение со словами «Прости, но единственное, что мне нравится в тебе – это клевая грудь» показалось ей безобидной шуткой?! – к горлу подкатил слезный ком, и я замолчал, переводя дыхание и сердито сжимая кулаки. Я хотел придушить этого подонка на месте.
- Ладно, извини, - вяло бросил Том.
- Не извиню! Сволочь! Что ты наделал! – я закусил губу. Брат поднялся с места, внимательно рассматривая мое лицо.
- Что это? – спросил он, дотронувшись до синяка на подбородке.
- Ничего, - я отвернулся. Ну, и к черту, что заметил. Сейчас мне было уже все равно.
- Нет, отвечай, - Том обхватил пальцами подбородок, разворачивая меня лицом к себе. Я дернул головой, отступив на два шага назад.
- Не твое дело. Видеть тебя больше не хочу, - и я вышел из комнаты, с силой захлопнув многострадальную дверь.

Как же я был взбешен!.. Только один человек может вывести меня из душевного равновесия: имя этого человека начинается на букву «Т», и он старше меня на десять минут!
Я как раз мысленно сворачивал ему шею, когда эта ошибка природы нашла в себе наглости зайти в комнату.
- Пошел вон! – закричал я, взмахнув руками. – Я же сказал, что не хочу тебя больше видеть!
- Извини, я поступил глупо, - пробормотал брат.
- Хорошо, что ты это понимаешь! Молодец, держи конфетку! – я со злости пнул стоящий рядом стул. Тот с глухим звуком упал на пол.
- Да прекрати ты, она не восприняла это всерьез, - отмахнулся Том. Вот ведь кретин, он хоть понимает, о чем говорит?!
- Она не восприняла это всерьез?! Не восприняла, да?!! Надо было дать тебе послушать ее вопли! – мой голос эхом отдавался от стен. Я был взбешен. Брат вздохнул.
- Да ладно, попросишь прощения, и все образуется…
- Вот сам и проси! Позвони и скажи, что это был ты! Кретина кусок! – я не удержался и ударил ногой по прислоненной к креслу гитаре Тома. Этого он не стерпел.
- Ты в своем уме?! – воскликнул он, схватив меня за запястье. – Успокойся! Это не такая уж трагедия, чтобы так истерить!
- Отпусти меня! – завопил я, вырываясь, но брат держал крепко. – Отпусти, я сказал!
- Угомонись!
- Мне больно, идиот! Убери от меня свои грабли! – я замахнулся другой рукой и влепил ему звонкую пощечину. Он рефлекторно отшатнулся, но пальцев не разжал.
- Пошел отсюда! Диван в зале будет тебе рад!
- Да без проблем! – Том с силой оттолкнул меня, и я, оступившись, упал на кровать.
- Ненавижу тебя! – по моим щекам покатились слезы обиды и злости. Никто не смеет так обращаться со мной!
- Истеричка, - бросил брат, выходя из комнаты.
- Да пошел ты! – прокричал я ему вслед. – Идиот! Бесчувственная скотина! Если бы ты только мог понять… Но разве это возможно? Ты же никогда не любил, эгоист!
Я с рыком запустил подушкой в дверь и уткнулся лицом в сгиб локтя. Черт, как же обидно! Я закусил губу, чтобы сдержать слезы, но тщетно: по щекам потекли две влажные дорожки. Ну, вот, прекрасно. Расплакался как девчонка. А, ну и пусть. Плевать на все! И если эта самовлюбленная сволочь думает, что я прощу его, то он глубоко ошибается!

Часть девятая.

На ужине Том не появился, что несказанно меня обрадовало. Я быстро вспыхивал и быстро остывал, но сейчас чувство непреодолимого гнева и горечи никак не хотело покидать меня: он по-настоящему обидел меня. На вопросы родителей я отвечал односложно и вяло, не желая раскрывать причин ссоры, хотя сообщение о том, что брат остался ночевать у Андреаса, меня задело. Я лишился возможности снова высказать все, что о нем думаю, какая жалость.
Этой ночью я долго не мог уснуть: сказывались копошащиеся в голове мысли и продолжительная истерика. Я сердито сопел в подушку, сжимая пальцами одеяло, и думал о том, каким образом отомщу Тому. Все мои идеи получались в стиле старых трэшевых ужастиков: кровавыми и с отрыванием конечностей. Сон пришел ко мне лишь под утро, всего за час до подъема.

***

Как и следовало ожидать, в школу брат решил не ходить. Предсказуемо, предсказуемо. Ну, это его дело. Пусть прогуливает, раз хочется. Но если он думает, что я буду оправдывать его перед фрау Кайннер, то глубоко ошибается. В конце концов, я имею все права обижаться.
А на первом уроке произошло то, чего я никак не ожидал: ко мне подошла Алис.
- Билл, извини, - выпалила она, заламывая руки и закусывая губу. – Прости за то, что накричала без повода, даже не дав тебе возможности оправдаться.
Я сидел в немом ступоре и тупо пялился на девушку. И что это значит?
- Мне позвонил твой брат и все объяснил… - продолжила она, видя, что я отчаянно не догоняю до ситуации. – Поэтому… Слушай, давай сходим сегодня куда-нибудь?
- А? Да, без проблем, - не сразу нашелся я.
Алис облегченно выдохнула.
- Тогда после занятий!
Я посмотрел ей вслед, пытаясь переваривать услышанное. Это что же получается? Братец таки осознал свою вину и решил исправиться? Интересно… Ладно, один вопрос закрыт: теперь я снова с Алис. Но если Том думает, что этот миротворческий жест мигом отобьет у меня желание обижаться, то я его ох как разочарую. Моя месть будет страшна. И пусть я пока не придумал, как именно я собираюсь мстить. Так просто я это не оставлю.
Погода за окном со вчерашнего дня так и не изменилась: по-прежнему лил дождь, и небо - серебристо-серое, словно сталь – висело низко-низко, так, что казалось, будто его можно потрогать руками. Некоторое время я просто смотрел на этот мрачный осенний пейзаж, подперев рукой щеку, и размышлял о том, что же представляет из себя моя жизнь. А ничего конкретного. Сумбур, да и только. С этим нужно что-то делать… Но что?
Как ни странно, но наше с Алис примирение ровным счетом ничего не изменило: я был мрачнее тучи, и даже мой любимый персиковый сок в том самом кафе, где проходило наше первое свидание, не смог поднять настроение. Девушка быстро смекнула, что ничего толковее «угу» от меня не добиться, и распрощалась, сославшись на дополнительные занятия по математике. А мне было плевать, даже если она соврала. Сейчас мои мысли крутились вокруг другого человека.
Том, Том, Том… Я его не понимаю. А иногда понимаю так хорошо, что нам обоим становится страшно. Не знаю, плюс это или минус. Мы бок о бок с самого раннего детства. Мы находились на виду друг у друга каждый день нашей жизни, вместе взрослели, наблюдали за формированием характеров и восприятия мира. Близнецы. Именно поэтому связь между нами настолько прочная и вместе с тем тонкая, словно ниточка. Стоит потянуть – и она порвется. И вот сейчас мы начали дергать в разные стороны, и это отдавалось в моем сердце пронзительной болью. Но вместо того, чтобы предложить прекратить издевательство друг над другом, я тяну сильнее. И не могу с этим ничего поделать.
Сегодня дорога до дома показалась мне особенно длинной. «Эй, Том», - позвал я в какой-то момент, заметив за окном красивую пятнистую кошку, и развернулся. Но брата рядом не было.

- Я дома, - тихо произнес я, скинув сумку на пол и сняв заляпанные грязью кеды. Я насквозь промок: хронически забываю брать с собой зонт. С волос и одежды капало; я поплелся в комнату, протяжно хлюпая носом, мысленно молясь о том, чтобы это действительно оказался насморк и можно было бы не ходить в школу. Обе яруса кровати были аккуратно застелены. Значит, Том так и не вернулся: он любил поваляться поверх покрывала. Я мотнул головой, вытащил из шкафа какие-то потасканные штаны и майку и направился в ванную.
Горячая вода привела меня в чувство. Я стоял в душевой кабинке, упершись руками в стену, и жадно ловил падающие сверху капли губами и языком. Мне казалось, что вместе с этой водой смываются все мои депрессивные мысли, обиды и слезы, утекая в сливное отверстие и смешиваясь с канализационными отбросами. Там им и было самое место.
Я повернул кран, выключив воду, тряхнул головой, разбрызгивая мельчайшие капельки, которые, оседая на стенках душа, проворно стекали вниз. Потом приоткрыл дверцу, обмотался полотенцем и вышел из кабинки. И тут же замер: в дверном проеме стоял Том. Я растерянно скользнул взглядом по комнате, пытаясь догадаться, что же он мог тут забыть, раз вошел без приглашения, но вариантов не оказалось. Меня посетило чувство дежа вю.
- Привет, - я не сразу нашелся, что сказать.
- Привет, - отозвался Том. – Что в школе?
- Почему ты прогулял? Тебе повезло, что фрау Кайннер сегодня не было. Я не собирался оправдывать тебя.
- Ну, и ладно, - небрежно бросил брат.
- Меня бесит твое наплевательское отношение к серьезным вещам, - сам не осознавая того, я начал раздражаться. Видимо, вода была какая-то левая, раз вся моя обида осталась на месте.
- Остынь, - поднял руки Том. – Я пришел сюда не скандалить. Послезавтра у мамы день рождения, ты помнишь?
Охх, точно. Как я мог забыть? С этими чертовыми переживаниями дата совсем вылетела у меня из головы…
- Что мы будем дарить? – продолжил брат.
- Ммм…, - я задумчиво пожевал нижнюю губу. – А что мы дарили в прошлый раз? Набор картин? Хм…
- Предлагаю пройтись по магазинам. Хотя, учитывая твое отвращение ко мне, можешь оставаться дома.
Я презрительно фыркнул.
- Вот еще. Она и моя мать тоже, - я встал напротив зеркала, вооружившись феном и лаком для волос. – Принеси мне одежду.
Том и его отражение синхронно скривились.
- Я не собираюсь копаться в твоих шмотках, - проныл он.
- Ну, как хочешь. Но, пока я сделаю укладку, уйдет куча времени…
- Ладно, ладно, - и брат развернулся, покинув комнату и задев дредами мое плечо.
Нет, я точно его не понимаю. Я на него наорал, обидел, показал свою эгоистичность и требовательность, а он покорно исполняет мои просьбы. И как это называется?
Я вздохнул, включая фен. Через пару минут Том вернулся, положив на полочку белый свитер, мои любимые джинсы и носки. О, сколько было на его лице брезгливости! Я не удержался от смешка, за что схлопотал легкий подзатыльник. Тому перепало расческой по лбу, а я стал обладателем отличного шлепка по заднице. Брат потер лоб: щелбан получился звонким. Но когда он покусился на мое полотенце, я прихватил с собой одежду и ретировался из комнаты. Раздражение улетучилось само собой, теперь на душе было пронзительно-светло, как бывало в те ясные зимние дни, когда мы с братом беззаботно валялись в снегу; или в последние летние вечера под небом, в котором раскрывались яркие цветы салюта; или весной, когда мы с замиранием сердца смотрели на только-только появившиеся на деревьях почки, затаив дыхание, словно наши вдохи-выдохи могли на что-то повлиять. Воспоминания накрыли меня с головой. Я улыбнулся собственным мыслям и принялся одеваться.

Шоппинг получился душевным и очень семейным. Сначала мы по-партизански молчали: поссорились как никак. Но уже на десятой минуте я увлеченно тащил брата за собой, тараторя «хочу это, это и это», а Том отмахивался и напоминал, что мы, вообще-то, выбираем подарок маме.
- Смотри, смотри, смотри! – визжал я, тыкая пальцем в блестящий браслет. – Правда, здорово?
- Ага, - без малейшего намека на интерес отозвался брат. – О, вон та подвеска понравилась бы маме.
- Ааа! Том! Какое колечко! Иии! – я восторженно прыгал, повиснув на руке близнеца. – Сколько оно стоит? Ой, давай купим!
Еще через пару минут Том сдался моим просьбам, и в моей руке появился заветный пакетик с символикой магазина. Я радостно семенил рядом с братом, крепко сжимая его ладонь своей и периодически дергая в сторону наиболее привлекающих меня витрин. Тот покорно следовал за мной, в нужный момент молча протягивая мне кошелек. Он еще с детства смекнул, что легче исполнять подобные прихоти, чем пытаться меня отговорить.
Через полчаса мы поняли, что у нас кончились деньги. Том разорался, обозвав меня тупой блондинкой, за что тут же схлопотал легкий подзатыльник. Ни один из нас не обиделся, но универмаг мы покинули: оставшись там подольше, пошли бы домой пешком.
Автобуса не было долго, по-прежнему лил дождь, и мы с братом ругались на два голоса, дрожа от пронизывающих порывов ветра и стараясь уместиться под одним зонтом. Том что-то рассказывал, но я слушал вполуха, стараясь отвлечься от холода и противного ощущения промокших ног собственными мыслями. Нужный нам транспорт подошел только через час, и мы бегом устремились в переднюю часть салона, как дети радуясь свободным местам. Всю дорогу я сидел, склонив голову на плечо Тома и наблюдая за проплывающим за окном пейзажем. Том опять травил какие-то байки и нарочито громко называл меня братом: видимо, опасался, что о нас подумают что-то не то. А мне было плевать. Рядом с ним было тепло и уютно, даже обида пропала, несмотря на еще недавнее желание отомстить. А ну и хрен с ним. Пусть будет так, как будет.
- Ты чудовищный транжира, - недовольно пробурчал Том, когда мы выбрались из автобуса. На улице уже стемнело и значительно похолодало, хотя днем тоже было далеко не тепло. Я кутался в куртку, слишком тоненькую для осени, и быстро-быстро перебирал ногами: невероятно хотелось домой. Почему-то я чувствовал себя крайне сонным. Наверное, сказывалась поганая погода. Так что едва я очутился в комнате, как рухнул на кровать и засопел, не особо заботясь о том, что занял место Тома. Судя по тому, что меня не разбудили, его это заботило не больше.

Часть десятая.

Я проснулся посреди ночи. Простыня была влажной и липкой от пота и сползла вниз, спутавшись где-то в ногах. Мне было жарко, чертовски жарко; горло пересохло, и я судорожно облизал губы. Уголки глаз пощипывало, моя кожа горела огнем, кости ломило. Я, кажется, просил насморка? Получил сполна, что называется…
Я медленно сел, но даже от этого плавного движения у меня дико закружилась голова. Черт, совсем хреново… Надо бы хоть таблетку какую выпить…
Я попытался встать, но тут же упал обратно на кровать. Мое тело не слушалось меня, перед глазами плясали цветные точки. Может, оно само пройдет? Да, как же, мечтай, Билл…
Я раскинулся на кровати в форме морской звезды, прерывисто дыша, жадно сглатывая, чтобы хоть немного смочить иссушенное горло, и мелко дрожа от подскочившей температуры. Черт…
- Билл? – раздался с верхней полки сонный голос брата. – Ты почему не спишь?
На миг меня охватила радость оттого, что мне не придется страдать в одиночку и будет, кому хотя бы принести жаропонижающее. Но потом на смену этому чувству пришло какое-то упрямое лицемерие. Зачем ему переживать? Пусть спит: завтра в школу, рано вставать…
- Что с тобой? У тебя температура?
Как он узнал? Хотя, наверное, глупо спрашивать… Он все так же чувствует меня. Он все так же ощущает малейшие изменения в моем состоянии и настроении…
- Что-то мне нехорошо… - промямлил я, тяжело дыша. Как же, черт возьми, жарко…
Послышался шорох ткани, и Том спустился по лесенке на пол.
- Жар, - констатировал он, быстро дотронувшись до моего лба ладонью. Я даже не почувствовал этого: мое сознание было перегружено. Мысли казались желеобразной массой, да и были ли они, эти мысли?
- Тебе нужно выпить жаропонижающее, - в голосе брата звучало сильнейшее беспокойство. – Я сейчас, - он умчался в другой конец комнаты и принялся рыться в аптечке. Я терпеливо ждал, наблюдая за тем, как кружится перед моими глазами потолок. Мне даже показалось, что по нему что-то ползет… Или это всего лишь мои глюки?
На какое-то мгновение я и вовсе отрубился, а когда пришел в себя, Том уже стоял рядом на коленях с чашкой воды и таблеткой. Я приподнялся на локтях, проглотил лекарство, поморщившись от горечи, запил и снова откинулся на подушку.
- Спасибо, - поблагодарил я непослушными губами, сглотнув.
- Должно подействовать, - Том пристально смотрел на меня, сдвинув брови.
- Ага, - отозвался я, просто чтобы хоть что-то сказать.
- Может, маму разбудить? – предложил брат.
- Нет, не надо, ей завтра на работу, - поспешно возразил я. – И ты ложись спать, уже поздно…
- Не мели чепухи, - оборвал меня Том. – Я не могу спать, зная, что ты мучаешься. Так что нечего тут возникать, - он укрыл меня одеялом.
- Жарко, - заныл я, пытаясь скинуть с себя тяжелую ткань.
- Терпи, - строго отозвался брат. – Иначе простудишься еще сильнее.
Я надул губы и перевернулся на бок, обняв руками подушку.
Том прислонился спиной к столбику кровати, и в комнате повисла тишина. Я прикрыл налитые свинцом веки. Ужасно хотелось спать, но сна не было. Да и какой тут сон, в таком-то состоянии? Я вздохнул, отчетливо слыша собственное сердцебиение, словно усиленное мегафоном. Неровное, тревожное, с ярко выраженной аритмией. Пора бросать курить…
- Том, - позвал я и не услышал собственного голоса. А брат услышал – тихо подполз ближе, нависая сверху.
- Что, малыш? – нежно, мягко, шепотом.
- Нет, ничего, - я крепко зажмурился и осторожно нащупал руку брата своей. Я почувствовал, именно почувствовал, как он улыбнулся.
- Извини, - произнес я. – Извини, извини, извини…
Я и сам не понял, за что просил прощения, просто знал, что мне нужно, жизненно необходимо это сказать. Не для него, для себя. И поэтому я повторял эту фразу, крепко сжимая холодную ладонь брата своей, обжигающе горячей, закусив губу и глотая слезы.
Он не перебивал меня и не просил замолчать. Просто сидел рядом и слушал. И в тот момент это было единственной важной вещью.

***

Мой день начался с дикой головной боли. Виски, затылок, лобная часть – все это ныло, да так зверски, что хотелось лезть на стенку. Судя по ощущениям, температуры не было – хоть что-то радовало. Но от попытки встать я отказался сразу. Едва ли бы я смог удержать вертикальное положение в подобном состоянии.
Время перевалило за десять, брата в комнате не оказалось: должно быть, отправился грызть гранит науки, и от этого мне стало невероятно грустно. Я не помнил, как заснул. В памяти осталось только ощущение его руки в моих и мокрые от слез ресницы, а все остальное скрылось за ширмой ночи.
Спустя пару минут в комнату зашла мама, помогла добраться до ванной, напичкала таблетками и пообещала в самое ближайшее время принести завтрак. Мне был дан строгий наказ сидеть в комнате, не снимать носков и не открывать окна. Словом, карантин. Я вздохнул и принялся за домашнее задание по физике. В конце концов, надо же было хоть как-то себя занять.
Время тянулось невыносимо медленно, и мне хотелось его упрекнуть, подогнать, заставить бежать быстрее. Ни разу в жизни я не тосковал так по брату. Мне хотелось, чтобы он просто был рядом. Хотелось ощущать его присутствие в комнате. Ловить теплый взгляд и улыбки. Слышать его голос. Черт бы побрал эту школу!
От школьных предметов мне пришлось отказаться уже через пять минут: чудовищно болели глаза. Я плюнул на это дело, включил спокойную музыку и забрался на первую полку кровати: уже начинал привыкать к месту Тома.

Я не успел заметить, как открылась дверь комнаты. Брат мягко прошелся по ковру, на ходу скидывая с себя спортивную кофту, и присел рядом с кроватью. Осторожно коснулся моей щеки – словно мазнул кистью – убрал длинную челку, заправив ее за ухо, скользнул кончиками пальцев по губам. Я выдохнул.
- Билл… - раздался шепот у самого моего уха, губы Тома почти касались кожи. Я вопрошающе застонал. Глаза не открывались. Они просто не хотели открываться.
- Билл… - снова, еще тише, прерывисто. Рука пропутешествовала вниз по груди, к животу, пальцы выводили причудливые и нелогичные узоры, и я судорожно втянул воздух носом. Я превратился в комок нервов: каждое прикосновение тут же усиливалось во много раз, разбегаясь теплыми лучиками по клеточкам тела. Я не понимал, чем вызвана эта нежность, удивлялся и был напуган, но не смел разрушить магию момента.
За меня это сделали другие.

- Спит? – услышал я приглушенный голос мамы. Я со стоном открыл глаза.
- Нет, проснулся, - раздалось со стороны двери. Я медленно повернул голову, с трудом ворочая затекшей шеей. На пороге стоял Том.
Том?
Я непонимающе захлопал глазами и вдруг с мучительной ясностью осознал, что это был всего лишь сон. Мне стало невыносимо обидно: как так могло получиться? Это было так чудесно… И нереально. И вместе с этим невероятно реалистично…
- К тебе гость, - улыбнулась мама, наблюдая за мной.
- Да? – слова почему-то давались мне с большим трудом. – Кто?
- Алис, - отозвался брат.
Ох, нет… Уж кого-кого, а ее я видеть совсем не хотел.
- Я подумал, что ты будешь рад ей, - продолжил Том.
И неправильно подумал, братец! Не ее я хотел видеть! Не ее, а тебя! Я ждал тебя! А ты привел эту смазливую дурочку… Меня даже сны выдают, выворачивают наизнанку мою тоску. Я просто хотел побыть сегодня с тобой. Это естественно: мы же близнецы. А ты не почувствовал.
Мне было обидно и досадно, но я пересилил себя и вымученно улыбнулся.
- Окей, сейчас я спущусь.
Мама кивнула и вышла из комнаты. Том прислонился в стене и пытливо разглядывал меня.
- Что? – непонимающе спросил я, нахмурившись. Не нравился мне его взгляд.
- Тебе, видимо, снилось что-то очень приятное, - заметил брат, прыснув. Я удивленно приподнял бровь, а потом до меня дошел смысл сказанного, и я залился краской, отвернувшись, чтобы Том не увидел моего смущения. Впрочем, думаю, он и так все понял. Не понял только, из-за кого это. Что ж, я сам своего сна не понял. Бред какой-то. Причем весьма извращенный.
Я нарочито торопливо поднялся на ноги, покачнулся – от резкого движения у меня потемнело в глазах – с трудом удержал равновесие, оделся и направился в гостиную. Брат последовал за мной.
- Привет! – сказать, что Алис была рада мне, значит, не сказать ничего. Прямо светилась изнутри. Ну, и как мне отреагировать? По идее, я должен приветливо улыбнуться, поздороваться и заключить ее в объятия…
- И тебе, - кисло отозвался я вместо всего этого.
- Как ты себя чувствуешь? – надо же, она не придала моему тону никакого значения. – Твой брат сказал, что ты заболел…
О, вот это был взгляд! Сколько ненависти! Обоюдной. Да, мою девушку бесит мой брат, а моего брата бесит моя девушка. Прелестно. А, честно говоря, мне было пофигу. И этот пофигизм меня пугал.
- Да, простудился немного, - пожал я плечами. – Ничего страшного, в общем-то.
- Ага, «ничего страшного», - издевательски протянул Том, стоя у дальней стены. – Это твое «ничего страшного», между прочим, обошлось мне бессонной ночью.
- А я говорил тебе, чтобы ты ложился спать. Но разве меня кто-нибудь слушает?
- По-твоему, нужно было оставить тебя с высоченной температурой, наивно полагая, что она спадет сама?
- Нечего меня обвинять. Я не просил за мной ухаживать.
- А я и не обвиняю. Я требую справедливости, - на губах брата заиграла улыбка.
- Да что ты говоришь? – я прищурился. Он усмехнулся. Алис попыталась что-то сказать, но Том бесцеремонно прервал ее попытки подать голос:
- В общем, это бледное тощее существо находится на последней стадии обнагления.
- Хватит уже, а? – я вскинул бровь.
- Что «хватит»? – он, что, издевается?
- Сам знаешь!
- Не знаю, поясни.
Я сердито уставился на брата, сверля его негодующим взглядом. Он еще и смеется, зараза!
- Эм… Я, наверное, пойду, - произнесла Алис, поудобнее перехватив ремешок сумки. – Выздоравливай! – и девушка быстро покинула дом, не удостоив меня даже прощанием. То ли я совсем тупой, то ли все это неспроста.
- Что это было? – поинтересовался я у Тома.
- Ты о чем? - что ж, это получилось весьма убедительно. Хорошо, я поверю, что ты тут не при чем, раз ты так хочешь, братец.
- Ни о чем. Что в школе? – перевел я разговор в другое русло. Может, у меня вообще паранойя на почве взаимоотношений начинается?
- Все то же самое. Подрался с идиотами из параллели, - брат, улыбаясь, продемонстрировал синяк на плече. Я картинно закатил глаза. Ну, сколько можно?
- А еще… - он огляделся и зашептал. – Я купил маме подарок. Поможешь подписать открытку?
- Конечно! – радостно отозвался я. Открытки, открытки! Как же я их обожаю!
Мы заговорщически уединились в комнате и принялись колдовать с оберточной бумагой и цветными фломастерами. Что уж говорить, я намного аккуратнее Тома. Мы контрасты. Две крайности одной сущности.
Потом брату вздумалось поиграть на гитаре. Соответственно, я должен был петь. Голос у меня, как ни странно, не сел, и я порадовал нас обоих своим вокальным талантом. Потом, ощутив внезапный прилив вдохновения, занялся текстами. Слова сами полились на бумагу.
Где-то в середине своей бурной деятельности я снова отрубился – прямо на столе, упав головой на сложенные руки. Болезнь все-таки взяла свое.
Проснулся я уже ночью, заботливо переодетый, укрытый, и снова на нижней полке. Это начинало меня забавлять. Какое-то время я просто лежал с закрытыми глазами, слушая едва различимое дыхание брата. Странно, но даже интервал между вдохами у нас одинаковый.
Я перевернулся на бок. Сна не было.
В голову закралась какая-то безумная по своей сути идея, и я тут же принялся за ее исполнение, даже не придумав этому логического объяснения. 
Стараясь не обращать внимания на головокружение, я забрался по лесенке на второй ярус, протиснулся к стенке и устроился рядом с братом, уткнувшись ему в плечо.
- Ты чего? – зашептал он сквозь сон, несвязно и тихо.
- Ничего. Спи.
Он вздохнул и подчинился. Я улыбнулся. И тоже провалился в сон. 

<< Вернуться    Дальше >>