Unintended

Часть шестнадцатая.

Трудно в это поверить, но уже на следующий день все встало на свои места: пожелание «доброго утра», совместный завтрак, разговор ни о чем. Не сказать, чтобы мы с Томом особо нежничали, но, по крайней мере, и не сторонились друг друга, хотя я и чувствовал легкую напряженность в общении. Но в этом не было ничего страшного. Главное – набраться терпения. Рано или поздно все разрешится. Просто пока неизвестно, в мою ли пользу.
Том не избегал меня, и уже это меня радовало, поэтому я находил любой предлог, чтобы находиться с ним в одной комнате. Он не возражал, но иногда кидал на меня быстрые взгляды, словно ожидал какой-нибудь сумасшедшей выходки. Нет, братец, я умею держать себя в руках. Можешь не волноваться.
Мне хотелось прогуляться, но на улице как-то резко потемнело, словно перед грозой, поэтому я обосновался в гостиной, лениво переключая телевизор с канала на канал. Том сидел на противоположном конце дивана и сосредоточенно настраивал гитару. Иногда у меня возникало ощущение, что ее он любит гораздо больше, чем меня.
Внезапно зазвонил телефон. Я отбросил пульт и потянулся к аппарату.
- Алло?
- Билл, здравствуй, это фрау Кайннер, - услышал я в трубке знакомый женский голос. Я поморщился, словно съел что-то горькое. Ее я хотел слышать сейчас меньше всего.
- Здравствуйте, - промямлил я. Том, нахмурившись, покосился в мою сторону, очевидно, пытаясь угадать личность звонящего.
- Почему тебя нет в школе? – поинтересовалась классная руководительница. Что самое удивительное, без малейшего намека на недовольство. Ну нет, если уж она собирается отчитать меня, то пусть начинает, а не изображает волнующуюся мамочку. Ненавижу лицемеров.
- Я болею, - что ж, это почти правда. Болею. Братом.
- Ох… Выздоравливай. Как там Том?
- Он сожалеет о том, что сделал, - не удержался я от порции легкого сарказма. Том поднял голову и смерил меня возмущенным взглядом. Я подавил смешок.
- В самом деле? – фрау была удивлена. Я мысленно захохотал.
- Да, он передает вам привет, - краем глаза я заметил, что на губах брата тоже заиграла улыбка. Согрело.
- Напомни ему, что отстранение от школы не означает освобождение от домашнего задания, - женщина хмыкнула. – Но я позвонила не для этого. Я говорила с вашей мамой…
Ах, вот оно что… Я скривился. Только этого не хватало. Они и школу поставили в известность.
- …и я знаю, где и в каком состоянии тебя нашли. Мы долго обсуждали это с твоими родителями и пришли к выводу, что тебе следует пообщаться с психологом.
- Что?! – не удержался я от изумленного возгласа. Том вздрогнул и посмотрел на меня. Его взгляд вопрошал: «Ты чего разорался, придурок?».
- Не волнуйся, это не так страшно, как тебе кажется, - поспешила успокоить меня фрау. Но у нее это не получилось. Она издевается? Какой, нафиг, психолог?! Я нормальный!
Ага, только без памяти влюбился в своего родного брата. Но это же мелочи, правда?
- Я уверен, что смогу обойтись и без помощи врача…, - осторожно начал я, но меня нагло перебили.
- Это не просто врач! Это человек, который поможет тебе справиться с твоими психологическими проблемами, - далее последовал многоминутный монолог на тему того, что это мне просто необходимо. Я раздражался. Том увлеченно наблюдал за мной.
- Фрау Кайннер, все в порядке…
- К сожалению, наш штатный школьный психолог ушел в отпуск, - она меня даже не слушала. - Но я поинтересовалась у него, есть ли в нашем городе другие специалисты. Мы с твоей мамой записали тебя на курс лечения к одному очень хорошему человеку…
Я заныл. Нет, ну что за пиздец?
- Я не пойду туда…
- … дело в том, что на сеансы ты должен приходить не один, а с кем-либо из родственников или близких друзей: тебе будет легче перешагивать стрессы. Такова методика. Минимальная длина курса – пять часов. Мы посовещались с твоими родителями и решили, что посещать доктора с тобой будет Том. Твоя мама сказала, что вы очень привязаны друг к другу. Думаю, что это хорошая идея.
Я онемел. Вот это новость! Я кинул быстрый взгляд на брата. Тот по-прежнему смотрел на меня, пытаясь угадать по моему лицу, о чем идет речь. Это становилось интересным.
- Первый сеанс назначен на сегодня, шесть вечера, - фрау Кайннер принялась диктовать адрес. Я отрешенно водил ручкой по листку бумаги. Мои мысли были далеко-далеко отсюда.
Это же…это же просто чудесно! Я и Том… Мы сможем сблизиться. Если, конечно, он согласится. Впрочем, почему он должен отказываться? Не он ли пытался мне доказать, что по-прежнему любит меня? Вот и проверим.
Я распрощался с классной руководительницей и повернулся к брату, чуть улыбаясь. Тот нахмурился, как бы спрашивая: «Ну, что?». Я знал его привычки наизусть.
- У меня сногсшибательная новость, - сообщил я, сияя. – Меня записали к психологу.
Том не удержался от смешка.
- Давно пора, - он хотел снова взяться за гитару, но я остановил его руку своей.
- Ты не знаешь самого главного, - я хитро улыбнулся. – Ты будешь ходить со мной.
Брат вылупился на меня своими большими карими глазами. А потом его прорвало:
- С какой это стати?! Ты рехнулся, что ли?!
- Хватит орать, - недовольно произнес я. – Это не моя прихоть, - я пересказал ему наш разговор с фрау.
- И что? Я, типа, должен согласиться?
Я пожал плечами.
- Я тут не при чем, это все они, - отозвался я, подразумевая под «ними» взрослых, которые решили во что бы то ни стало наладить мою и так вполне налаженную жизнь.
- Я никуда не пойду, - упрямо заявил Том. Я вздохнул.
- Хочешь нарваться на еще большие неприятности? Фрау же не отступит. Мама – тем более.
Воцарилось молчание. Брат сокрушенно вздохнул. Сдался, понял я.
- Когда?
Я мысленно возликовал.

Погода опять подкинула подлянку. На этот раз в виде сильнейшего ливня, шедшего сплошной пеленой и явно не желающего прекращаться в ближайшее время: ветер вырывал зонты из рук. В автобус мы сели промокшие до нитки. Брат подозрительно чихал и шмыгал носом: похоже, пришла его очередь болеть. Ты только дай мне повод, милый, и я позабочусь о тебе лучше любого врача.
Контора того самого «очень хорошего человека» находилась в центре города, что пресекло мои мысли о нелегальности данной затеи. Мы нашли нужный нам дом сразу, поднялись на второй этаж и прошли в конец коридора, к белоснежной двери с табличкой «Психолог: Габриель Веркюц». Очереди не было. Мы с Томом переглянулись. Он неуверенно постучал.
- Да, заходите, - послышался приятный женский голос.
Комната была выдержана в зеленом цвете, неярком и нежном; огромное окно с тонкими занавесками, два кресла, стол, обтянутый кожей диван, две напольные лампы, узкие полки, заставленные тематической литературой; вешалка для верхней одежды. Простенько, но со вкусом. Сама психолог оказалась приятной на вид женщиной средних лет, с чуть тронутыми сединой короткими волосами и теплой, почти материнской улыбкой.
- Вы Билл Каулитц? – поинтересовалась она у меня, сверяясь со списком. Я кивнул. – А вы? – обратилась она к моему близнецу.
- Я его брат, Том, - представился тот.
- Хорошо, - дружелюбно улыбнулась женщина. – Меня зовут Габриель. Давайте познакомимся поближе. Билл, ложитесь на кушетку: вам будет комфортнее. Том, сядьте, пожалуйста, на кресло рядом. Так я смогу говорить с вами обоими.
Мы повесили куртки на вешалку, я стащил обувь и послушно улегся на диван. Я немного волновался, хотя и понимал, что ничего страшного в этом нет.
- Думаю, стоит начать сегодняшний сеанс с воспоминаний из детства. Билл, каково ваше самое первое воспоминание?
Признаться честно, я растерялся. Габриель говорила деловитым, но в то же время очень теплым тоном, так что я вдруг почувствовал себя маленьким пятилетним ребенком, неуверенным и пугливым. Я очень долго молчал, пытаясь вспомнить, неопределенно бормотал, хмурясь.
- Может быть, это связано с мамой? Братом? Какими-то друзьями?
- Да…, - неуверенно протянул я. – Кажется, меня купали… Да, точно. Я помню шум воды и мамины руки.
Психолог кивнула.
- Много ли у вас воспоминаний, касающихся первых лет вашей жизни?
- Нет, я почти ничего не помню.
- А что насчет отношения к вам в семье? У вас остались какие-то ощущения?
- Да… Ассоциативно, хорошо? Мама – тепло. Отчим – воспитание. Бабушка – забота. Том…, - я вдруг запнулся. – Не знаю, как сказать… Очень много всего… Защита. Понимание. И, знаете, чувство самой крепкой из всех связей. Словно он – это я.
Я замолчал, отведя взгляд. Эти слова дались мне с невероятным трудом. И дело было даже не в моей небратской любви, нет. Просто мы с ним так и не научились говорить о нас без стеснения.
- Расскажите о том, какие у вас были отношения со сверстниками. Как вас приняли в школе?
- Более-менее нормально…
- Вам легко давались школьные предметы?
- Да, вполне…
- Как обстояли дела с «детсадовскими» ухаживаниями?
- Ну, была одна девочка, которая мне нравилась… Кажется, ее звали Моника…
Доктор сыпала вопросами. Я без труда отвечал, сцепив руки в замок и рассматривая красивый подвесной потолок. Я не понимал, зачем психологу эти сведения, но решил не возникать. По крайней мере, пока это не приносило мне дискомфорта.
- Том, - внезапно обратилась Габриель к моему брату. Тот чуть вздрогнул. Я заинтересованно повернулся в его сторону. – Расскажите, каким был Билл в детстве.
- Хмм… Он был очень капризным и требовательным ребенком, - да, у Тома думалка работает лучше моей: он ответил на вопрос сразу. – Ну, знаете, все время тянул маму за руку и орал «Дай!», «Хочу!», «Мое!». Проще было исполнять его капризы, чем пытаться заставить его передумать. Он ничего не хотел слушать.
Я едва не задохнулся от возмущения. Это я-то был капризным и требовательным?!
- Продолжайте, - кивнула психолог.
- Он любил внимание. Мама его даже на стульчик ставила перед гостями, и он пел песни собственного сочинения. Паршивые, правда, тогда были песни – слог хромал ужасно.
Если бы я мог прожигать взглядом, то на месте моего брата сейчас была бы лишь подпалина. Ах, значит, ему не нравились мои песни?!
- А еще он таскал домой бездомных кошек, - вновь принялся рассказывать Том после небольшой паузы. – Только кошек, собак он боялся.
- Были еще какие-нибудь страхи? – поинтересовалась Габриель, склонив голову набок.
Брат утвердительно кивнул.
- Он боялся темноты.
И поэтому я всегда ложился спать с Томом. Да, этот страх проявляется до сих пор. Редко, но все же.
- Хотя, вообще, он не был особенно пугливым. Скорее немного странным. Нас все считали странными.
- Почему? – похоже, психолога это удивило.
- Ну, наша привязанность казалась всем удивительной. Играли от других детей мы обособленно, хотя сходились легко – всегда могли подружиться. Да и сказывалась ранняя тяга Билла к самовыражению: этот его макияж и стиль одежды…
- Нет, нет, о более старшем возрасте мы поговорим на следующем сеансе, - покачала головой Габриель, но я заметил, как блеснули ее глаза. Небось, тоже будет расспрашивать, с чего мне вздумалось рисовать у себя на лице и влезать в узкие джинсы. Что ж, я привык к подобным расспросам.
- А что касается переживаний и чувств… Он был эмоциональным ребенком?
- Очень. Да он и сейчас такой. Остро переживает любые неудачи, одно-единственное обидное слово, сказанное в его адрес, может расстроить его до слез, - сказал Том. Мне стало жутко неудобно: это же личное. А он так просто вывалил это незнакомому человеку. Ах, ну да, это же психолог. Она хочет мне помочь. И все же… Я почувствовал, что начинаю раздражаться.
- Он часто плакал? – спросила женщина, делая какие-то пометки в своем блокноте. Интересно, что она там написала?
- Да, довольно часто. Плаксой был.
- Ой, а сам-то! – не выдержал я, приподнявшись на локте и развернувшись к Тому.
Тот усмехнулся.
- А что я?
- «Что ты»? А ты не помнишь, как разревелся, когда тебя Анна ударила между ног?
Брат вспыхнул.
- Эй, это совсем другое! – воскликнул он, взмахнув руками. Ох уж эта его жестикуляция!
- Ничего не другое! Я помню, как ты умчался в туалет и сидел там, между кабинками, размазывая слезы по щекам! А помнишь, как Михаэль попал тебе мячом по голове?
- Билл, заткнись! – рявкнул Том. Я подразнился штангой в языке.
Габриель смотрела на нас молча, с едва заметной снисходительной улыбкой. Мы постепенно успокоились. В конце концов, препираться при посторонних - не особо вежливо.
- Думаю, на сегодня достаточно, - сказала, наконец, психолог. – Следующий сеанс завтра, в это же время.
- Хорошо, - хором отозвались мы с братом. – До свидания, - мы накинули куртки и покинули кабинет.
- Дурень, - первое, что сказал мне Том, как только мы оказались по другую сторону двери. – Надо же было про Анну ляпнуть…
- Это была моя месть за «плаксу», - отозвался я, прищурившись. Охх, братец, не нарывайся на ссору. Ты же знаешь, как быстро я воспламеняюсь.
- А, что, разве я сказал неправду? – усмехнулся мой близнец. И ведь знает, поганец, как сильно меня выводит подобный нахальный тон. Но почему-то, вопреки моим собственным ожиданиям, мне не захотелось начинать перепалку. Поэтому я ограничился легким подзатыльником. И он, и я остались довольны.

Часть семнадцатая.

После первого сеанса у психолога я пребывал в легкой прострации. Наверное, данный процесс и был рассчитан на это: мысли отсутствовали как таковые. Том выглядел вполне жизнерадостным и бодрым, что, впрочем, не помешало ему поругаться с отчимом по поводу разбросанных по всему дому вещей. Обычно за порядком следила мама, но Гордона, видимо, снова не порадовал рабочий день, и понадобилось спустить пар. Перепало и мне: за хлам (то есть, мою косметику), наваленный на обеденном столе, так что все время перед ужином мы провели за уборкой. Брат шепнул мне на ушко пошлую шуточку касательно отчима и его кризиса среднего возраста, на что я ответил тихим смущенным смехом и пиханием локтем в бок. Том остался удовлетворенным от произведенного эффекта.
Ужин начался с вопроса мамы о том, как прошел сеанс. Было видно, что ей немного неудобно заводить об этом речь. Я сконфузился.
- Нормально, - ответил Том за нас обоих. – Разговаривали о детстве. Да и сама психолог оказалась неплохой женщиной.
- Хорошо, - только и сказала мама и вернулась к трапезе. Я поймал глазами взгляд брата и нахмурился, молчаливо спрашивая: «Чего это она?». Он лишь пожал плечами.
- Спорим, первое, что она сделает – это позвонит мымре? – предположил близнец уже после, когда мы расположились в комнате: он – в углу, в обнимку с гитарой, а я на кровати, перелистывая учебник по физике. «Мымрой» между нами звались все те, кому выпала честь стать нашими классными руководительницами. Естественно, сейчас речь шла о фрау Кайннер. Я согласно кивнул.
- Честно говоря, я вообще не понимаю смысла этой затеи. Все мы в какой-то степени ненормальные…но обходятся же другие без этой лабуды?
- А ты надеялся, что тебя оставят в покое после неудачной попытки самоубийства? – хмыкнул брат. Я нахмурился.
- Если на то пошло, то я рассчитывал, что эта самая попытка увенчается успехом.
Том возвел глаза к потолку.
- Что?
- Да нет, ничего.
- Скажи! – потребовал я, отложив учебник. Брат взял пару аккордов.
- Не люблю разговоров на такие темы.
- Какие «такие»? По-моему, это очень серьезная и актуальная тема!
- Мрачно.
- Ну да, немного.
- Не «немного», а пиздец как мрачно. И вообще, давай не будем об этом.
- Потому что тебе все равно, - буркнул я. Брат поднял голову, я кожей почувствовал его обращенный ко мне взгляд. Не смотри так, Том. Это обезоруживает.
- Мне не все равно. Тебе должно быть стыдно за такие слова.
- Почему?
- Потому что.
- Это не ответ, - я фыркнул.
- Потому что ты мне дорог, и мое волнение за тебя было абсолютно закономерным. Пожалуйста, не заводи разговоров о смерти. Тем более о своей.
Я не осмелился посмотреть ему в глаза. 
- Придурок ты, Билл, - внезапно заявил Том, не глядя, кинув в меня подушкой от кресла. Я не успел увернуться, и та врезалась мне в лоб. Я удивленно захлопал ресницами, обескураженный столь внезапным «нападением».
- Ты сдурел? – только и смог вымолвить я. Брат лучезарно улыбнулся. Это послужило сигналом к ответным боевым действиям. – Ну, держись, несчастный!
- Это война? – с усмешкой спросил Том, откладывая гитару в сторону. Я утвердительно кивнул, беря в руки подушку с кровати, побольше и поувесистей.
- Да, это война!
Спустя пару мгновений я уже от всей души дубасил брата своим орудием убийства; тот извивался, пытаясь увернуться, а потом попросту схватил меня поперек талии и повалил на пол, пытаясь отобрать подушку. Я завизжал, вцепившись в данный спальный атрибут, но вскоре тот оказался где-то в углу комнаты, а мы с Томом покатились по ковру в каком-то диком царапающемся (я) и щекочущем (он) клубке.
- Пусти меня, животное! – заголосил я, пытаясь добраться до того места, где – по моим приблизительным расчетам – находились ребра брата. Он тоже боялся щекотки.
- Ну нет! – Том злорадно рассмеялся, перехватывая мои руки и заводя их за голову, но я быстро взял ситуацию под контроль, повалив его на спину и забравшись верхом.
- Узри свое падение, презренный! – я сдул с лица непослушную челку и выпрямился, пытаясь отдышаться после этой небольшой потасовки. Том смотрел на меня снизу, раскинувшись на полу, и даже не пытался как-то сменить положение. Он улыбался и выглядел совершенно довольным ситуацией, словно кот, наевшийся сметаны. А я смотрел на него. Если бы ты только знал, братик, как мне хочется склониться ниже, касаясь твоей язвительной линии губ своими губами, потеребить языком сережку, заставить отвечать на поцелуй, сделать так, чтобы ты забыл обо всем на свете. Чтобы твои мысли крутились только вокруг меня.
Я понимал, что сейчас Том сам проявил инициативу. Он прекрасно знал, какие я питаю к нему чувства. И вместе с тем даже не пытался пошевелиться. Более того – он улыбался. Издевка? Пусть так. Но сейчас мне стоило сделать шаг назад.
- Попался, - я пощекотал брата. Тот засмеялся и скинул меня с себя. Он понял, что за мысли крутились в моей голове мгновение назад? Ох, зачем спрашивать: будь иначе, он бы не поддержал мою игру. Он тоже решил списать все это на исключительно невинные братские шалости.
- Ты невыносим, Билл, - произнес близнец, смеясь, и прислонился спиной к креслу. Я усмехнулся.
- Тоже мне, новость.
Том наигранно возвел глаза к потолку.
Давай, делай вид, что все это ничего не значило. А я посмотрю, как у тебя это получится.

Я промаялся бессонницей до самого рассвета. Все лежал, переваривая произошедшее, и слушал дыхание брата. Почему-то я был уверен, что Том не спит: слишком оно было неровным. Наверняка, у него тоже есть, о чем подумать. А, может, это всего лишь говорит во мне моя зацикленность. А, ну и к черту. Ты будешь моим, Том.

Меня разбудили звуками файтинга на приставке (это я понял даже сквозь сон) и громкими обсуждениями творящегося на экране. Я с трудом разлепил глаза и свесился с яруса, пытаясь рассмотреть сквозь мутную пелену сонливости, кто же, кроме брата, посмел потревожить мой покой.
На ковре, перед телевизором, сжав в руках джойстики от Сони, сидели Том и Андреас, во всю голося на тему «Ты играешь нечестно!», «Я тебя вздрючил!» и «Здесь заедает кнопка!». Я с тихим стоном опустился обратно на подушку.
- О, привет, - отсалютовав, повернулся ко мне Андре. – Как спалось?
- Хреново спалось, - честно признался я. Вдаваться в подробности я, естественно, не стал. Хотя в последние дни у меня создавалось впечатление наличия на лбу надписи «Я влюбился в своего брата».
- А мы уже успели приготовить завтрак, - продолжил друг, отложив джойстик в сторону. – И сейчас Том тебе его принесет, правда?
Мой близнец воззрился на блондина с немым вопросом. Тот улыбнулся. Уж не знаю, какой произошел между ними ментальный диалог, но мое дредастое отражение поднялось на ноги и направилось в кухню.
Я смерил Андреаса недоуменным взглядом.
- Что это было, а? – поинтересовался я.
- Разве тебе не приятно, когда он за тобой ухаживает?
Я почувствовал, что невольно заливаюсь краской.
- Ну, как у вас?..
Я вздохнул.
- А что «у нас»? Все по-прежнему, - я задумался. – Хотя нет. Он не шугается меня, не избегает. Не думаю, что он разделяет мои чувства, но, по крайней мере, не сторонится. Боже, никогда не думал, что буду обсуждать подобные вещи с ТОБОЙ, - я усмехнулся и спустился вниз по лесенке с твердым намерением посетить ванную.
- Билл, - окликнул меня Андреас у самой двери. Я обернулся. – Я окольными путями расспросил Тома. В результате он признался, что видит в тебе не только любимого младшего брата, но и просто привлекательного и интересного парня.
Повисло секундное молчание.
- П-правда? – мой голос меня подвел. 
- Ну, я же все-таки больше твой друг, чем его. Поэтому счел необходимым поделиться с тобой, - подмигнул мне Андре. Я благодарно улыбнулся и скрылся за дверью.
Его слова стали для меня настоящим шоком. Вот уж не думал, что Том вообще видит во мне кого-то еще, кроме надоедливой капризной принцесски, не говоря уж о… Охх.
Я почувствовал, что у меня начинают дрожать колени, и уперся руками в бортики раковины. «Успокойся, Билл», – сказал я самому себе. Не помогло. Я волновался так, будто получил признание в любви, не меньше.
Контрастный душ привел меня в чувство. Я наспех вытерся, надел свежевыстиранные джинсы и белую майку, уложил непослушные волосы и вернулся в комнату. Том и Андреас снова резались в приставку. На журнальном столике стояла чашка ароматного чая, пиала с клубничным джемом и тарелка, на которой горкой возвышались блинчики. Я улыбнулся и сел в кресло.
- Спасибо, Том.
Брат вздрогнул – похоже, не заметил, как я зашел – и медленно кивнул.
Ни один завтрак в моей жизни не приносил мне столько удовольствия, как этот.

Андреас свалил ближе к вечеру. За это время они с Томом успели дважды подраться из-за выбора диска с игрой и наслушаться моих причитаний на тему того, что приставки отупляют (после этого, правда, последовало искупление: я был безжалостно закидан карандашами из собственного пенала). Брат поныл на тему того, что сегодня нам снова нужно переться к психологу, на что наш общий друг рассмеялся.
- Знаешь, - шепнул он мне перед уходом. – Эти сеансы помогут вам сблизиться. Но, черт, будь один из вас девчонкой, вы бы давно были вместе. Но в данной ситуации мне приходится помогать только исподтишка.
Я долго думал о его словах. Да, любовь действительно зла.
- О чем вы там шептались? – нахмурился брат, скрестив руки на груди. Ого. Не будь ты закоренелым натуралом и моим братом, я бы подумал, что ты ревнуешь, Том.
- Ничего особенного, - отозвался я, улыбнувшись. Близнец удержался от дальнейших расспросов, только напомнил о том, что пора собираться.

В этот день к Габриель была огромная очередь – мы сидели не меньше часа. Я во весь голос недоумевал, на кой черт нужен прием по записи, если от него нет никакого толку, за что схлопотал весьма грубое замечание от какой-то престарелой тетки. Громогласной ссоре помешал Том, велевший мне заткнуться и не позорить его. Потом в поле моего зрения попали какие-то глупо хихикающие девчонки, весьма недвусмысленно строящие глазки моему брату – я охаял и их. В общем, на момент пересечения порога кабинета я был уже на взводе.
Сам сеанс проходил вполне однообразно. На этот раз речь шла о более поздних годах моей жизни. Лишь один вопрос заставил меня напрячься.
- Билл, чем вызваны ваш макияж и стиль одежды? – спросила психолог. В ее голосе промелькнул хорошо запрятанный интерес. Я вздохнул. Это никогда не кончится!
- Мне захотелось попробовать новый имидж.
- И все?
- И все.
- А что на это сказали ваши родители и брат?
- Они меня поддержали.
- Том, - обратилась Габриель к моему близнецу. Тот встрепенулся. – Что вы думаете об этом?
Он улыбнулся.
- Ему очень идет. Он классно выглядит.
Я почувствовал, как тоже начинаю улыбаться, широко и абсолютно счастливо. Психолог несколько секунд переводила взгляд с меня на брата и обратно, вздохнула и черканула еще пару строчек в блокноте. Отобрать бы его и почитать, что она там накатала!
- На сегодня сеанс окончен. Я дам вам небольшое «домашнее задание». Не нужно пугаться, в этом нет ничего сложного. Билл, каждому из вашей семьи будет необходимо описать по десять ваших положительных и отрицательных качеств. Пусть они положат эти листки в конверты, чтобы вы их не видели. Следующий сеанс завтра, в шесть. Постарайтесь управиться за это время.
Из кабинета я вышел в растрепанных чувствах. Мне казалось, что она заподозрила. Неужели в моих словах было что-то провокационное? Она не задавала вопросов про Тома…но все же. Противное, склизкое чувство. Я чувствовал себя грязным: из-за этого секрета, из-за его извращенности и запретности… Влюбиться в собственного брата… К тому же – близнеца… Это ужасно. Это неправильно.
Транспорт подошел не сразу – мы снова долго стояли на остановке, ежась от пронизывающего ветра. Ночью, судя по всему, ударили нехилые морозы: было намного холоднее, чем вчера, а лужи покрылись коркой льда, стоял дикий гололед. Я ругал самого себя за непредусмотрительность: у меня не хватило мозгов даже на то, чтобы надеть зимнюю куртку вместо осенней, короткой и тоненькой.
В автобус набились, как селедки в бочку; какая-то чрезвычайно умная баба наступила мне на ногу, тут же узнав, что я думаю про ее маму и других родственников вплоть до десятого колена. Том пихнул меня локтем в бок и поменялся со мной местами, став своеобразным препятствием для драки.
- Ты чего? – шепнул он.
- Ничего, - отозвался я, ища глазами хоть одно свободное место, но мои усилия не увенчались успехом: все сидения заполонили более расторопные пассажиры.
- Остынь.
Я хотел сказать, что волнуюсь. Я хотел сказать, что, должно быть, психолог догадалась о моей маленькой тайне. Я хотел сказать, что мне страшно.
Но не успел. Автобус резко качнуло влево. Раздался ужасный скрип колес. А потом последовало падение и удар.

Часть восемнадцатая.

Вам знакомо чувство невесомости? Бесконечное падение, отрешенность и вместе с тем – абсолютная свобода. Меня обволакивала темнота, уши заложило. Но длилось всё это не более секунды. Дальше были страх и боль.
Со всех сторон загалдели, словно кто-то вдруг включил звук. Я распахнул глаза, оглядываясь. Автобус завалился набок, перегородив дорогу остальному транспорту; отовсюду слышались крики, а я вдруг понял, что лежу на полу, в крепких объятиях брата. Я с трудом пошевелился, оглядываясь, и только в этот момент осознал всю бедственность положения: стёкла автобуса лопнули от удара, и теперь весь салон был усыпан осколками.
- Том! – позвал я, разворачиваясь к нему и теребя за плечи. – Том, ответь мне!
Брат с трудом разлепил глаза, пытаясь сфокусировать взгляд на мне.
- Ты…как? – прошептал он, кашлянув.
- У тебя кровь, - я дотронулся до виска близнеца кончиками пальцев, не веря в происходящее, не веря тому, что я вижу. Том криво усмехнулся.
- На себя посмотри.
Словно в замедленной съемке, я опустил взгляд на свои руки. На светлой, почти белой коже алая кровь казалась вульгарно яркой. Кое-где застряли крошечные, едва различимые осколки стекла, но боли не было: должно быть, из-за шока. Я просто таращился на тоненькие дорожки, стекающие от ладони к запястью, не смея пошевелиться. Краем уха я слышал, что началась срочная эвакуация, но я абсолютно не воспринимал происходящее. Все это казалось мне не более чем сном. Авария? Я всегда твердил себе, что подобные вещи случаются с другими. С кем угодно, только не со мной. Но я ошибся.
- Ты как? – повторил брат, морщась. – Билл, не молчи.
Я почувствовал, что не могу сдержать слез.
Том… Том защитил меня от удара, взяв всю боль на себя. Я даже не успел сообразить, что произошло, а он среагировал моментально. Позаботился обо мне. Как я мог подумать, что он больше не любит меня? Как я вообще позволил появиться подобным мыслям?..
Я зажал рот ладонью, чтобы не разрыдаться в голос. Эмоции накрыли меня с головой.
- Ты чего? – потрясенно спросил брат, наблюдая за мной широко распахнутыми глазами. На его левой скуле уже начал обозначаться кровоподтек.
- Нет, ничего… – выдавил из себя я, силясь унять слезы.
Через какое-то время подоспели спасатели; нас вытащили из поваленного автобуса. Меня увели к машине скорой помощи, и я потерял Тома из виду. Кажется, я кричал, чтобы меня отпустили, требовал отвести меня к брату, по-моему, даже активно вырывался. Я находился в состоянии абсолютной потери контроля и глубочайшем шоке. Мне обработали раны на месте, вынув стекло, перевязав руки и заклеив ссадины, и вручили чашку с каким-то горячим напитком, который я проглотил в два счета. Я принялся пробираться сквозь толпу, ища глазами близнеца. Я хотел быть рядом с ним. Сейчас это было жизненно необходимо. Он оказался совсем недалеко, в каких-то десяти метрах от меня, но эти чертовы метры показались мне бесконечными. Я наплевал на всё и всех и бросился на шею Тому, обнимая настолько крепко, насколько мог, прильнув всем телом, чтобы он понял, как мне было страшно, как сильно я волновался за него. Брат какое-то время стоял, не шевелясь, а потом аккуратно прижал меня к себе.
- Том, я так испугался! Так испугался! – меня трясло.
- Тише, тише, - успокаивающе зашептал он, поглаживая меня по спутанным волосам. – Все хорошо, все позади. Успокойся.
- Не могу! Ты же закрыл меня своим телом, ты же защитил меня…А вдруг с тобой что-нибудь бы случилось?! – я был на грани истерики.
- Все обошлось…
- Чудом обошлось! Том, как ты не понимаешь?!..
Брат вздохнул, приподнял мое лицо за подбородок и коротко коснулся губами губ. Я тихо охнул, удивившись столь внезапному порыву, и прикрыл глаза. Поцелуй длился не больше трех секунд, но мне хватило этого времени, чтобы взять себя в руки. Том, как всегда, нашел безотказный способ меня успокоить…
Я прильнул к боку брата, и он аккуратно приобнял меня за плечи. Ни один из нас не решился нарушить молчание.
Через пару минут приехали родители. Мама, конечно, жутко перенервничала, но безумно обрадовалась тому, что мы оба живы и относительно здоровы. Причиной аварии послужили гололед и не замененные вовремя шины. Будь водитель чуть предусмотрительнее, и происшествия можно было бы избежать.
Всю дорогу до дома я думал о нашем поцелуе. Мои губы все еще хранили сладостное ощущение – прикосновение губ брата… Значило ли это, что он тоже питает ко мне вполне недвусмысленные чувства? Едва ли. Нужно посмотреть правде в глаза. Тогда подобное действие было единственным способом меня заткнуть. И он им воспользовался. Было бы глупо объяснять это влечением. Но, черт, как же мне хотелось поверить в несуществующее…
Стоит ли говорить, что к моменту прибытия домой мое настроение безнадежно испортилось? Мама крутилась вокруг меня, предлагая попить, поесть, посмотреть телевизор, но я лишь отмахнулся от нее и направился наверх. Терпеть не могу навязчивых людей. Да, я понимал, что она желала мне только добра и делала это из лучших побуждений, но сейчас мне хотелось только одного: побыть одному.
Естественно, моему желанию не суждено было сбыться: в комнату вслед за мной прошмыгнул брат. Я мысленно застонал. Что же ты делаешь, Том? Тебя я сейчас хочу видеть меньше всего на свете!
Я закусил губу и забрался с ногами на кресло, обняв руками колени. Поза одиночества, поза интроверта. Этим я говорил: «Отстаньте от меня. Оставьте меня в покое». Но разве мой близнец когда-нибудь слушал меня? Правильно – нет. Ну, или в оооочень редких случаях.
- Что с тобой? – спросил он, встав передо мной. Я не ответил, даже не пошевельнулся. Уходи, Том. Уходи.
- Что с тобой? – повторил брат. Наверняка нахмурился: он всегда так делает. – Эй, Билл? Ты меня слышишь? Ответь, наконец, - он бесцеремонно потряс меня за плечо. Я с силой ударил его по руке. Я и сам не ожидал от себя настолько агрессивной реакции.
- Ты чего? – шокировано спросил он, отойдя на пару шагов. Во мне вскипела волна неконтролируемой ярости.
- Ах, «чего я»? Ты спрашиваешь, «чего я»?! – закричал я, вскакивая на ноги. – Какого хрена ты это сделал?!
- Сделал что?
Это поганец еще и смеет издеваться?!
- Ты сам понимаешь, что!
- Если бы понимал, то не задавал бы вопросов, - спокойно отозвался брат, скрестив руки на груди. А я вдруг почувствовал едва сдерживаемое желание ему врезать.
- Зачем ты меня поцеловал?
Странно, но я спросил об этом совершенно без стеснения. Том оторопел.
- Что такое, братик? – мой тон был медово-сладким, но сочился ядом. - Тебе нечего мне ответить? А, быть может, ты просто боишься признаться? Так это ничего: я и так все понял. Ну же, подтверди мое предположение.
Повисла тишина – невыносимая, тягучая, словно желе. Мне хотелось рассмеяться, громко и истерично, захлебываясь собственным голосом, чтобы ты, мой дорогой близнец, понял, что я сошел с ума. По тебе.
- Зачем мне что-то говорить, если и так все ясно? – хрипло произнес Том, отведя взгляд. Впервые в жизни я видел его настолько растерянным. Да, я уже не тот Билл, что был раньше. Тебя пугает моя напористость? Тебе незнакома моя открытость? Привыкай.
- Нет, скажи это, - прищурился я. – Я хочу слышать.
Брат вздохнул и сердито тряхнул головой.
- Я поцеловал тебя, - при этих словах я непроизвольно вздрогнул, - потому что хотел успокоить. Теперь ты доволен?
- Вполне! – выпалил я и вышел из комнаты.
Во мне боролись противоречивые чувства. С одной стороны…мне было больно. Больно от осознания того, что я, по сути, оказался прав. С другой – меня обуревало легкое волнение… Формулировка Тома звучала несколько иначе, чем моя. «Успокоить» вместо «заткнуть»… Разница небольшая, но какой подтекст! И эмоции совсем другие. Может, я просто накручивал себя, не знаю. Но факт оставался фактом: этот поцелуй не представлял собой ничего особенного. Он не пытался намекнуть на что-либо… И это ранило сильнее любого оружия.
Я бродил по району до самой темноты. Просто бесцельно слонялся по улицам, пиная валяющиеся под ногами жестяные банки и как-то не заботясь о том, что могу нарваться на кого-то не особо дружелюбного. Вернулся домой я только в половину одиннадцатого, хотя обещал быть уже в девять, за что тут же схлопотал от отчима. Впрочем, в тот момент мне было пофигу на все.
Когда я зашел в комнату, Том уже спал. Какое-то время я просто стоял перед кроватью, разглядывая его безмятежное лицо, а потом со вздохом забрался на свое место и тут же забылся крепким сном.

Просыпался я медленно и тяжело. Прежде, чем встать, я еще полчаса повалялся в постели, лениво позевывая. Потом неторопливо принял душ, напевая себе под нос какую-то старую песню, совсем из детства. Мысли текли до приятного неторопливо. Я надел свою любимую майку с надписью «True love» и свободные джинсы и вдруг понял, что, несмотря на все свои переживания и периодически возникающие скандалы, все еще способен позитивить. В конце концов, на Томе мир клином не сошелся. Всегда нужно находить то, что поднимает тебе настроение. Этим утром функцию дополнительной радости успешно выполнил мой любимый клубничный джем.
- Привет, Билл! – поздоровался со мной Андреас, прислонившись к косяку двери. А я почему-то даже не удивился его присутствию в доме. – Как настроение?
- Отличное, - улыбнулся я, делая еще глоток чая. – Что хотел?
- Какой ты негостеприимный! – притворно возмутился друг, садясь напротив. – А у меня тут идея появилась. Давайте все вместе сходим куда-нибудь, а?
Я вскинул бровь.
- Зачем?
- Как «зачем»? – удивился Андре. – Погуляем, развеемся…
- Кстати, почему ты не в школе? – поинтересовался я.
- А ты?
- …понятно. Тема закрыта, - я усмехнулся, дожевал последний бутерброд и отряхнул руки от крошек.
- Ну, так что? Пройдемся немного?
- Смотря куда…
«И в каком составе», - пронеслась в голове непроизвольная мысль. Можно и не оговаривать это. Естественно, Том пойдет с нами. Ну что за испытание для моих нервов?
- В парк. Ну, тот, что на соседней улице. Давно там не были.
- И чего я там не видел?
- Ну, как минимум нового фонтана. Его открыли на днях. Посмотрим?
Я вздохнул и поднялся из-за стола.
- Хорошо, уговорил.
В самом деле…почему бы и нет?

Том пожелал мне «доброго утра». Я не сдержался от улыбки: настолько приятно мне было слышать подобное от него. Тем более сказанное теплым и приветливым тоном. От вчерашней злобы не осталось и следа. Втайне я надеялся, что брат позабыл о том, что я ему наговорил: мне было по-настоящему стыдно. В любом случае, я бы не смог этого проверить. Да и едва ли существует вид избирательной амнезии.
Погода находилась в хрупком, но равновесии: было пасмурно и безветренно. Теплое ноябрьское утро.
Том и Андреас активно обсуждали какую-то девицу из компании последнего. Я не особо прислушивался, меланхолично рассматривая идеально серое небо. Мои мысли витали где-то далеко-далеко, так далеко, что я и сам зачастую терял нить размышлений. Но, что вполне предсказуемо, их центром был мой старший брат.
- Как твой пирсинг? – поинтересовался Андре, как только мы пересекли парадный вход парка. Я встрепенулся.
- А? Пирсинг? Все нормально, уже не болит. Довольно быстро зажил, я и сам не ожидал.
- Может, тебе стоит купить какую-нибудь красивую сережку? – предложил друг.
- Но ее же будет не видно…
- Ну и что? Все равно. Тут недалеко есть лавка с украшениями. Я сбегаю, присмотрю тебе что-нибудь, а вы пока подождите, окей? Кстати, вон и фонтан, - блондин махнул рукой куда-то в сторону и отправился в противоположный конец парка. Его поведение показалось мне более чем странным.
- Ну, пойдем, посмотрим? Мы же за этим сюда пришли, – обратился я к Тому. Тот кивнул.
Фонтан действительно был красив: изящное мраморное изваяние, достойное каталога лучшей архитектуры. Не понимал я только одного: какой смысл было приходить, если на улице поздняя осень, и фонтаны уже не включают? Мне не пришло это в голову раньше.
Брат с интересом рассматривал окружающие пустой бассейн статуи, и я в очередной раз убедился, что за маской непрошибаемого мачо скрывается нежная и вдумчивая натура. Я невольно залюбовался близнецом. Да, он прекрасен: задумчивые глаза, прямая линия носа, пленительные губы… И эта родинка на правой щеке… Я тряхнул головой. О чем я думаю?! Нельзя так зацикливаться на человеке… Особенно если он – твой брат-близнец.
- Билл.
Я обернулся на звук его голоса. Том улыбнулся.
- Снег пошел.
Я удивленно захлопал ресницами и поднял взгляд вверх. С неба, словно крошечные ангельские перышки, падали белоснежные хлопья снега. Внутри меня что-то перевернулось. Я так ждал…и дождался. Промозглая осень уступила место волшебной зиме. Черная полоса сменилась белой.
Я повернулся к брату и увидел, что он, так же, как и я, стоит, задрав голову и наблюдая за неспешным танцем снежинок. Мои губы тронула улыбка. Почему-то мне показалось, что теперь в моей жизни все будет хорошо.

Часть девятнадцатая.

- Ну, как вы тут?
Я смерил подошедшего Андреаса убийственным взглядом, вопрошающим: «Какого черта ты приперся?», но тот только улыбнулся – едва заметно, с хитринкой. Ты у меня доулыбаешься, умник…
- Как мы? Прекрасно. Правда, Том?
- А? Да, все хорошо, - отозвался брат, отвлекшись от рассматривания неспешно падающего снега.
- Ну что? – я прищурился. – Купил мне сережку?
Друг отвел глаза.
- Понимаешь, эту лавочку закрыли в связи с ремонтом…
- В самом деле? Какая жалость! – я едва удержался, чтобы не рассмеяться. Андре, твои намерения прозрачны, как родниковая вода. Или ты думаешь, что я не понял смысла этих странных действий? В таком случае ты ошибся.
Блондин прыснул. Да, да, мне тоже смешно.
Остаток времени мы провели в прогулках и беззаботных подкалываниях друг друга, благо, на улице не было особенно холодно. Лишь перед самым прощанием Андреас отвел меня в сторону, наказав Тому не подслушивать. Тот нахмурился, но едва ли понял причину столь категоричного запрета. Но для меня все было предельно ясно.
- Зачем ты это делаешь? – спросил я, уперев руки в бока и убедившись, что вокруг нас нет посторонних ушей.
- Делаю что?
- Ты прекрасно понимаешь, что! Понравилось быть сводником, а?
Андре хохотнул.
- Ну… Вы же мои лучшие друзья. Поэтому вполне естественно, что я желаю вам обоим счастья. Я хочу, чтобы у вас все было хорошо.
Я фыркнул.
- Мы, черт возьми, братья. У нас ничего не получится. Это, извини меня, называется инцестом. К тому же гомосексуальным. А за Томом я подобных наклонностей не замечал.
«И те два поцелуя ровным счетом ничего не значили», – добавил я мысленно.
- Он любит тебя. И ради тебя он пойдет на все. Даже на гомосексуальный инцест.
- Увы, но его любовь ко мне не простирается ТАК далеко, - нервно хохотнул я. – А жаль. Господи, Андре, о чем мы с тобой говорим?
- Я хочу, чтобы вы были вместе, вот и все, - отозвался друг раздраженно. – Ты сам настраиваешь себя на поражение этим своим «у нас ничего не получится». Нужно верить в лучшее!
- Самовнушением не занимаюсь. Тем более, бестолковым.
- А надо бы!
- Ты перфекционист.
- Кто бы говорил!
- Закругляйтесь, мы опаздываем к психологу! – раздался голос Тома. Я вздохнул и похлопал друга по плечу.
- Ладно, удачи.
- Билл, все в твоих руках, - сказал Андреас, но я уже направлялся к брату. Ах, как бы я хотел поверить в эти слова…
- О чем вы говорили? – поинтересовалось мое отражение, буравя меня любопытным взглядом. Едва мы успели достигнуть остановки, как подъехал нужный нам автобус – небывалое везение. Признаться честно, теперь я боялся ездить в этом виде транспорта. Воспоминания о недавней аварии еще не изжили себя. Да и пластырь на щеке Тома был лишним тому напоминанием.
- Да так… Ничего особенного, - отмахнулся я, садясь на свободное сидение и переключая все внимание на пейзаж за окном. Серые бульвары были присыпаны тонким слоем первого снега, и это сочетание цветов показалось мне небывало красивым. Где-то в недрах моей души все-таки жил художник.
- Нет, скажи, - настаивал брат. Очередная присутствующая в нас обоих черта – упрямство. Я вздохнул.
- Неважно, Том. Ничего особенного, правда.
Он скрестил руки на груди. Значит, обиделся – безошибочно прочитал его настроение я. Странно, но даже заученные наизусть привычки не утомляли и не надоедали.
- Раньше между нами троими не было секретов.
- Их и сейчас нет. Просто Андре интересовался моим здоровьем.
- Сделаю вид, что поверил.
Остаток дороги мы провели в молчании. Да мне и не хотелось говорить – было достаточно собственных мыслей. Пусть и не самых оптимистичных.
Если бы все действительно зависело только от меня… Тогда не было бы никаких проблем. Я бы смог стать для Тома лучшим. Я делал бы все, о чем бы он ни попросил. Я исполнил бы любое его желание. Пошел за ним, стоило бы ему только пошевелить пальцем. Но, черт возьми, на моих запястьях – тяжелые кандалы. А массивная цепь от них – в руках брата. Поэтому, как ни крути, но от меня зависело очень малое. А именно - не мешать ему принять верное решение. Не давить. Он попросил дать ему время. И я согласился. А, значит, не имел права жаловаться.

Прием у психолога начался с того, что она внимательно прочитала характеристику, данную мне моими «домашними». Все это время я сидел, не шелохнувшись, хотя и знал, что ничего особенного там не будет. Комментировать написанное Габриель не стала, но выражение ее лица мне почему-то не понравилось: слишком много в ее взгляде было непонятного мне торжества. Может быть, мне просто показалось, я не знаю, но глубоко в душе осело неприятное чувство какой-то обреченности. Я мысленно приказал себе успокоиться. В конце концов, меня же не упекут в психушку из-за каких-то бумажек с каракулями моих родственников? Не упекут ведь?!
- Хорошо, очень хорошо, - проговорила Габриель, отложив конверты с записями в сторону. – Как ваше самочувствие, Билл? Прежде всего, психическое, конечно.
- Все хорошо, - солгал я. Не буду же я вываливать ей все свои переживания.
- У вас не было в последнее время стрессов? Депрессий?
- Нет.
Женщина кивнула, что-то пометив в своем блокноте.
- Сегодня у нас будет довольно откровенный сеанс. Мы поговорим о вашей личной жизни. Это очень важный этап в процессе вашего лечения, поэтому, пожалуйста, не стесняйтесь.
Мое сердце екнуло и упало. Ну вот. Приплыли. Конечно, я могу соврать. Но не будет ли заметно мое волнение?.. У меня задрожали колени. Чертовы нервы!
- Том, сначала вы. Что вы можете сказать по этому поводу?
Мне захотелось провалиться сквозь землю. Он же сдаст меня! Сдаст с потрохами! Нет! Том, молчи! Не смей открывать рта!
Я зажмурился.
Так, стоп. Успокойся, Билл. Зачем ему рассказывать о ваших взаимоотношениях? Разве это будет ему на руку? Нет, совсем нет. Ему не захочется пятнать свою репутацию. А, значит, обойдется. Все будет хорошо.
Я попытался расслабиться.
- Ну… Не так давно Билл встречался с девушкой, но по каким-то семейным обстоятельствам ей пришлось покинуть город.
- И?
- Я не знаю, есть ли у него сейчас кто-нибудь, - пожал плечами брат. Хах, ну и трепло!
- Но ваша мама сказала, что вы очень близки…, - неуверенно произнесла психолог.
- Да, но у каждого из нас есть личная жизнь. Мы не особо распространяемся по этому поводу.
- Хорошо, - женщина снова забегала ручкой по бумаге. – Билл, теперь вопрос к вам. Скажите, как у вас обстоят дела в отношениях с противоположным полом?
Я молчал. Что ответить? Солгать? Непросто… Тем более о тех вещах, которые волнуют тебя самого.
- Если вы хотите, мы поговорим об этом наедине, - сказала Габриель, видя мое замешательство. А мне в голову вдруг пришла совершенно безумная идея.
Я чуть улыбнулся.
- Нет, не стоит. Я расскажу. Понимаете, - я картинно вздохнул. – Я влюблен в одного человека. Очень близкого мне человека, с которым мы знакомы очень и очень долгое время, еще с детства. Но осознавать свои чувства я начал совсем недавно.
Психолог кивнула, давая понять, что слушает меня. Я продолжил:
- Дело в том, что этот человек не любит меня. А если и любит, то только как друга. И мне очень больно от этого, больно осознавать, что я не смогу стать ближе. Вот, как-то так…
Я кинул быстрый взгляд на брата. Тот сидел, неестественно выпрямившись и сцепив кисти в замок. Волнуешься, мой милый? Боишься, что она прочитала в моих словах всю правду? Напрасно.
- Вы пробовали поговорить?
- Да, и не раз. Но каждый раз все сводилось к одному: «Мне нужно время, чтобы подумать». Иногда мне кажется, что это - не более чем попытка отвязаться от меня…, - я прикрыл глаза.
Габриель принялась распинаться на тему того, что, возможно, этот человек просто боится признаться мне в ответных чувствах и что я не должен расстраиваться, но я не слушал ее – только машинально кивал.
- Скажите, вы девственник?
Я почувствовал, что против воли начинаю заливаться краской.
- Вы можете не отвечать, если не хотите, - сказала психолог. – Но тогда это помешает нашей с вами работе над вашим заболеванием.
Да нет у меня никакого заболевания! И вообще, какое она имеет право спрашивать настолько интимные подробности? Как это относится к моей несуществующей проблеме?
- Да, девственник, - наконец, ответил я. Женщина кивнула. Не поверила? А, ну и к черту. И почему мне верят только тогда, когда я лгу?
- Следующий сеанс завтра, в это же время.
Я поднялся с дивана и перевел взгляд на брата. Его лицо было непроницаемым – я даже не мог предположить, что за мысли крутились в его голове.
- До свидания, - попрощался я, проходя мимо Габриель.
- До свидания, - отозвалась она, улыбнувшись. На миг – всего на ничтожную секунду – она отставила свой блокнот в сторону, но я успел рассмотреть несколько ровных и аккуратных строчек «По мнению родственников – импульсивен и истеричен, зачастую без видимой на то причины. Ярко выраженная склонность к гомосексуализму».
Я оторопел. Том, не ожидавший этого, впечатался мне в спину.
- Эй, ты чего замер? – послышался его недовольный голос. Я тряхнул головой и направился к двери.
В моей голове царил хаос. Всего два подсмотренных предложения – и меня словно прокрутили в мясорубке. 
Истеричен, да?.. Хорошо, согласен, иногда я могу покричать. Но разве беспричинно?.. Я, что, какая-нибудь тупая эпатажная дурочка? Это несправедливо. Интересно, кто же из моих дорогих родственников дал мне подобную характеристику? Хотя, зачем спрашивать? Я и так знал, кто.
Но что убило меня наповал, так это последнее замечание. Впрочем, чему я удивляюсь? Едва ли она смогла принять мой внешний вид как что-то естественное. Очередная консервативная идиотка. Может, мне сделать значок на всю грудь с надписью «Я гетеросексуален»?! То, что я люблю своего брата, ничего не значит. К нему у меня особые чувства. Ни одна девушка и, уж тем более, парень не смогут сместить его с первого места в моем сердце. И то, что это зовется гомосексуальным инцестом, меня волнует меньше всего. Равно как и тот факт, что он – мой близнец. Хотя это, простите меня, уже форменное извращение.
Не успел я дойти до лестницы, как Том схватил меня за локоть, оттащив назад, и прижал к стене, смотря на меня разъяренным взглядом. Я непонимающе вскинул бровь.
- Ты хотел меня позлить? – прошипел брат, прищурившись.
- О чем это ты? – наигранно удивленно спросил я. Именно такой реакции я и ожидал.
- Зачем ты рассказал обо мне?
- Я не…, - попытался подать голос я, но меня бесцеремонно перебили.
- Это, что, новая форма давления на человека? Ты прекрасно понимал, каково мне было слышать все это, но продолжал! Я сидел как на иголках!
Я усмехнулся. И сделал последний изящный поворот.
- С чего ты взял, что я говорил о тебе? – мой голос прозвучал холодно и насмешливо. Брат непроизвольно отшатнулся назад. – Я имел в виду Роксану. Ну, помнишь, она училась с нами в начальной школе. Недавно мы встретились, и я вдруг понял, что она мне очень нравится. Но, увы, у нее уже есть парень, хотя она и подумывает его бросать. Просто, кажется, я не в ее вкусе. А ты о чем подумал?
- Ты лжешь, - неуверенно произнес Том, смотря на меня немигающим взглядом. – Ты не мог с ней видеться, ты каждый день у меня на виду!
- Хм. Помнится, не так давно ты валялся дома с похмельем… Да и вчера вечером я ходил гулять не просто так, - я прошел мимо брата, направляясь к лестнице. – Ну, ты идешь, или останешься ночевать тут?
Я услышал, как он тихо выругался. Кажется, мой план начал работать.

Часть двадцатая.

Мы ехали домой в гробовом молчании. Конечно, я рассчитывал на подобную реакцию, но всё же не был к ней морально подготовлен. Том злился. Но только ли злость управляла им?..
В любом случае, я добился желаемого эффекта. Теперь главное – не испортить актерскую игру собственными эмоциями. Мне нужно выдержать холодный и замкнутый образ. Но…
- Ты чего? – не удержался я и осторожно коснулся локтя брата, привлекая его внимание. Он смерил меня убийственным взглядом и отдернул руку, пресекая всякое соприкосновение со мной.
- Ничего.
- Всё хорошо?
- Да, все просто прекрасно! – выпалил Том, вновь отворачиваясь к окну. На всякий случай, я тоже посмотрел туда, но не обнаружил ничего, что могло бы меня заинтересовать. А посему продолжил докапываться до брата.
- Я вижу, что что-то не так.
- Все в полном порядке, - он старался говорить максимально ровно, но в каждом его слове слышалось раздражение.
- Не верю.
- Ну и не верь!
Он сказал это настолько громко, что в нашу сторону развернулась добрая половина пассажиров автобуса. Я почувствовал себя более чем просто неловко. Вечно с нами случаются какие-нибудь казусы.
- Отвяжись от меня, Билл, - рявкнул брат, прежде чем я успел снова открыть рот. Мне ничего не оставалось, как послушаться. Попытаться разговорить – себе дороже.
Хм. Ревнует? Едва ли. Хотя…вел бы он себя так, испытывая ко мне только злобу? Я не знал точного ответа на этот вопрос. Как бы то ни было, время покажет. Но если бы вы только знали, как я ненавидел ждать…
Не успели мы оказаться дома, как брат свалил, предварительно предупредив маму о том, что будет поздно. В том, что он пойдет шляться по своим многочисленным бабам, я не сомневался ни на секунду. Мое сердце уколола иголочка обиды.
Я перебросился парой ничего не значащих фраз с родителями и поспешил наверх. На меня вдруг накатила такая сильная усталость, что я повалился на кровать, даже не удосужившись сменить уличную одежду на домашнюю.
Я распластался на постели и закрыл глаза. Передо мной тут же предстал образ Тома, такой четкий и реалистичный, словно был вышит на обратной стороне век. Я невольно заулыбался. Но потом видение деформировалось: лицо исказилось гневом, где-то вне моего сознания включился звук, и я услышал все, что так боялся услышать… «Ты не мой брат», «Пародия на девчонку», «Размазня», «Я больше не люблю тебя»…
Меня подкинуло на кровати. Сердце заходилось в бешеном ритме, на лбу выступил холодный пост. Сон? Да, всего лишь сон… Должно быть, во всем было виновато место Тома.
Я поднялся на второй ярус и прислонился спиной к стене. Холодная. Я поежился, но не отсел.
Эта психолог Габриель наверняка догадалась о причине моего неудавшегося суицида: об этом свидетельствовали все ее вопросы и задания. Она выведывала, прежде всего, у приближенных ко мне людей, чем я жил и из-за чего переживал, чтобы составить мой точный психологический портрет. Да, должно быть, результат превзошел все ее ожидания. Почему-то я не сомневался в ее квалификации и опытности…
Ярко выраженная склонность к гомосексуализму? Хотя, к черту, даже думать об этом не хочу. Наверняка этот вывод был сделан, исходя из моего имиджа. Черт возьми, я уже устал повторять, что это не более чем попытка самовыражения! Да, я похож на девочку… Но, по-моему, тут вина разве что моей мамы: своей женственностью я обязан именно ей. Если бы моя внешность не устраивала моих близких, я бы, не задумываясь, подстригся «ежиком», забыл о косметике и влез в обычную одежду, не заботясь о всяческих подвесках и цепочках. Но ни родители, ни Том, ни мой лучший друг Андреас не показали ни единого намека на недовольство. Так зачем мне меняться в угоду другим? В угоду тем, чье мнение не имеет для меня ровно никакого значения? А драки и обзывания… Все это пройдет. В конце концов, дети рано или поздно вырастают.
Комнатную тишину разрезал пронзительный звон телефона. Я вздрогнул от неожиданности и потянулся к аппарату.
- Алло?
- Билл? Здравствуйте, это Габриель, ваш психолог.
Хах… Как вовремя. А я как раз вас вспоминал. Интересно, что ей понадобилось? Может, она, наконец-то, признала меня невменяемым психом и решила упечь в психушку? Да, желтые стены будут мне безумно рады!
- Здравствуйте, - запоздало поздоровался я. Лучше так, чем никак.
- Эм… Билл, ваша мама дома?..
Приплыли. Видимо, есть что-то похуже моей возможной невменяемости. Что же, получается, психлечебница мне уже не поможет? Ах, а я так надеялся…
- Билл? – поспешила отвлечь меня от своих мыслей женщина.
- А? Да, мама дома, - я отнял трубку от уха. – Ма-ам! Тебе звонит психолог!
Мысленно я порадовался тому, что у нас в доме несколько телефонов. Поэтому снова приник к аппарату, приготовившись ловить каждое слово. Да, я знал, что подслушивать нехорошо. Но что я мог поделать, если речь шла обо мне?
- Здравствуйте, фрау Каулитц.
- Здравствуйте. Очень рада вас слышать.
- Я хотела бы поговорить о Билле…
- Да, я внимательно вас слушаю.
Я затаил дыхание. Меня мог выдать малейший шорох, поэтому я сидел, не шевелясь, и сжимал телефонную трубку до боли в пальцах.
- Несмотря на то, что позади всего три сеанса, я обеспокоена. Ваш сын… Билл весьма проблемный ребенок. И дело тут даже не в упомянутых вами неладах со сверстниками.
- Да? – мама была по-настоящему удивлена. – А в чем?
- Пообщавшись с Биллом, послушав его брата и прочитав ваши характеристики, я пришла к выводу, что у мальчика очень серьезные психологические проблемы, - Габриель на мгновение замолчала. Я не знал, что она скажет дальше, но уже ненавидел ее. – Он очень замкнут, хотя и пытается скрыть это за своей активностью и наигранной дружелюбностью. Да, именно наигранной, я не оговорилась. При ближайшем рассмотрении становится ясно, что даже со своим близнецом он не бывает откровенен до конца. Да, я прекрасно понимаю и принимаю то, что у каждого человека есть свои секреты и право на личную жизнь, но его интровертность пугает. Он непомерно эгоистичен и любит говорить о себе; капризен, обожает находиться в центре внимания и знает, как там оказаться: стоит хотя бы посмотреть на его имидж. Он слишком требователен к окружающим и менее всего – к себе. Об этом можно говорить долго и много, но я не буду тратить ни свое, ни ваше время. Только… Мне неприятно сообщать вам это, но у вашего сына сильнейшая склонность к гомосексуализму.
Воцарилось молчание, нарушаемое лишь легкими помехами в трубке. Я закусил губу до появления крошечной капельки крови. Солено.
- Как вы можете такое говорить? – тихо проговорила мама. – Билл – нормальный мальчик, ничего такого в нем нет. Его имидж не более чем попытка выделиться из толпы. Он всегда любил только девочек…
- Почему вы так в этом уверены?
- Он встречается с одноклассницей…насколько я знаю. Однажды она приходила к нам домой…
- Быть может, для отвода глаз?
- Нет, я была уверена, что они пара… Да, он не говорит со мной на такие темы, все мальчики так себя ведут…
- А, может, просто боится говорить! – возликовала психолог. Я едва удержался, чтобы не объявить о своем присутствии. Чертова сучка, как она смеет?! – Присмотритесь к вашему сыну. Быть может, это поможет вам увидеть что-то новое. Пожалуй, это все, что я хотела сказать. Доброй ночи.
- Доброй ночи.
Разговор завершился, и я положил трубку.
Я просто сидел и таращился в стену напротив. Меня трясло, как никогда в жизни.
Сколько слов. Болезненных, бьющих по живому. Сказанных с опорой на одни лишь догадки. Психолог, бля. На деле – ни малейшего намека на попытку понять человека. Что уж там говорить про помощь… Я почувствовал, что меня затошнило. Накатило, словно волной. Накрыло с головой. Я едва сдержался.
А потом в комнату зашла мама. Да, я даже и не подумал удивиться. Просто перевел взгляд со стены на нее. И приготовился к неизбежному.
- Билл, мне звонила фрау Веркюц…
Да, я знаю. Дальше.
- Мы говорили о тебе…
И это я тоже знаю. Не тяни. Давай обсудим острые грани моего характера. Разберем меня по кусочкам.
- Билл, ты…гей?
Вот так вот. В лоб: «ты гей?». Ни тактичности, ни попытки подготовить к шокирующему разговору. А, впрочем, я уже готов. Просто ты, мама, об этом не знаешь.
- Нет, - мне даже не пришлось обдумывать ответ.
- Но почему я никогда не видела тебя с девушкой?
- Потому что у меня была всего одна девушка. И мы с ней благополучно расстались. Ей пришлось уехать, - какой теперь смысл это скрывать? Мама нахмурилась.
- А твой имидж?
Я закатил глаза.
- Мам, мы же все обсудили! Давно. И не один раз. Я крашусь не для того, чтобы нравиться мальчикам и не для того, чтобы во мне видели девчонку. Ты сама знаешь, как меня оскорбляют подобные замечания в мой адрес, - я невольно скривился. – Мне нравится краситься, да. Но в этом нет ничего ненормального. Я красивый?
- Э? – мама растерялась, но быстро взяла себя в руки. – Да, очень красивый.
- Я знаю, что ты не врешь мне. Родители не умеют льстить своим детям, - я вздохнул. Боже, поскорее бы это закончилось. – Мне действительно повезло с внешностью. И я стараюсь подчеркивать свои достоинства: разрез глаз, губы, скулы. Разве это плохо? Да, я понимаю, что это не совсем привычно. Но разве было бы лучше, если бы я приходил домой с фингалом под глазом и грязью под ногтями? А потом, перемежая слова матом, рассказывал о том, как мы с «друзьями» просаживали деньги в казино, надеясь выиграть джек-пот?
- Честно говоря, не представляю тебя в таком виде, - мама не удержалась от улыбки. Хороший знак.
- К тому же, ты знаешь, что я мечтаю прославиться. И мой стиль сыграет мне на руку, - я закончил свою речь и принялся ждать реакции.
- Охх, Билл… Прости. Я такая дура… Начала сомневаться в собственном сыне.
- Все в порядке, я не обижаюсь. И моя совесть чиста, ведь я сказал тебе правду.
- Только…если вдруг…случится что-то подобное…ты же скажешь мне, верно?
- Не случится.
- Хорошо, - мама облегченно вздохнула. – Я не буду возвращаться к этой теме. Незачем мне копаться в твоей личной жизни. Ты должен жить ею без моего участия. Даже если бы ты был…нетрадиционной ориентации, я бы не стала тебя ругать или пихать в лечебницы.
Я улыбнулся, но что-то мне подсказывало, что, окажись подобное правдой, она бы так не говорила.
- Думаю, вам больше не стоит ходить на сеансы к психологу.
- А как же заплаченные деньги? Придется доходить.
- Ну, это уже на ваш с Томом выбор. Ох, я пойду готовиться ко сну. Передай своему брату, что если он еще раз задержится на улице допоздна, то ему придется очень несладко, - и мама, ворча, вышла из комнаты. А я вздохнул и забрался на кресло.
Выкрутился. Иногда правда гораздо лучше искусной лжи.
Воображение начало рисовать мне живописные картины моего возможного будущего, будь я действительно геем: окраина города, заброшенная квартира с обшарпанными стенами, куча разряженных трансвеститов, невнятная музыка, наркотики и случайный секс с незнакомцами…
Как-то незаметно для себя самого я уснул. Прямо в кресле, откинувшись на спинку и сцепив кисти в замок.
Меня разбудили шаги. Я тут же встрепенулся, выпрямившись, и попытался избавиться от мутной пелены перед глазами. В комнате стоял полумрак, горел ночник, а у шкафа с одеждой копошился Том, стаскивая с себя все свои футболки и периодически матюгаясь. Я зевнул, потягиваясь.
- Как поживают твои длинноногие блондинки? – поинтересовался я, прищурившись. Брат вздрогнул и развернулся в мою сторону. Я улыбнулся вместо приветствия, хотя настроение, не шибко радужное и до сна, после пробуждения ушло в кардинальный минус.
- Прекрасно поживают и передавали тебе привет, - усмехнулся Том. Я хмыкнул и склонил голову на подлокотник кресла, наблюдая за переодевающимся близнецом. Тот периодически кидал на меня нервные взгляды, но не попытался спрятаться за дверцей шкафа. Интересно, каково это: знать, что твой родной брат смотрит на тебя не как на родственника, а как на объект любви? Боюсь, мне никогда этого не узнать.
И тут я заметил кое-что весьма любопытное. Я плавно поднялся с кресла и подошел к Тому, остановившись прямо перед ним.
- Похоже, у тебя было весьма жаркое времяпрепровождение, - произнес я, коснувшись кончиками пальцев темно-красного пятнышка на шее брата. Тот скривился.
- Вот сука, я же просил не клеймить меня, - процедил он сквозь зубы.
- Какая жалость, она тебя не послушала, - хохотнул я. Стало гадко. И очень-очень обидно.
Он…с какой-то тупой дурой… Был так близко…
- Сука, - повторил Том, отвернувшись, и направился к двери, держа курс в сторону ванной. Я скрестил руки на груди.
- И как она? Хороша в постели?
Брат остановился. А потом едва слышно усмехнулся.
- Какая тебе разница?
- Просто интересно, блондинок какого сорта ты предпочитаешь: опытных или с намеком на невинность.
- Начнем с того, что она была брюнеткой. И продолжим тем, что это не твое дело.
- Мое.
Повисла тишина. Том медленно развернулся ко мне.
- С какой стати? – поинтересовался он, прищурившись.
- Должен же я знать, чем живет мой братец, - ехидно ответил я.
- Это моя личная жизнь. Слышишь волшебное слово? Моя.
- У меня тоже была личная жизнь. Но ты бесцеремонно влез в наши с Алис отношения, - я вскинул бровь. – А ведь у тебя тоже не было никаких прав для этого.
Шах и мат, милый.
- Были, - заявил Том, вскинув голову.
- Дааа? – заинтересованно протянул я. – И какие же? Просвети меня, недалекого.
- Прекрати паясничать, - прошипел мой близнец, подойдя ближе. Стандартный прием запугивания. Да, Тома трудно вывести из себя. Но когда такое случается, он вполне способен сорваться даже не маму. Что уж говорить обо мне…
- Я и не думал, - приторно улыбнулся я. – Да, ты мой брат. Более, того – близнец. Но это не значит, что я должен делиться с тобой всеми своими делами и проблемами. И уж тем более ты не должен пытаться повлиять на них.
- Я, что, по-твоему, должен был стоять в сторонке и наблюдать за тем, как ты гуляешь с какой-то бестолковой зубрилкой?
- Да, именно так! Я же не мешал всем твоим бесконечным интрижкам! – меня начинал раздражать этот разговор. И раздражать довольно сильно.
- Это…это другое! – выпалил Том.
- Ни черта не другое! Все то же самое! Ты просто считаешь меня несамостоятельным! Так вот, десять минут, братик, значат не так много. Я не отстаю от тебя разумом и вполне могу решать за себя сам! Боже, мы повторяемся! Кажется, ты уже обвинял меня в том, что у меня не хватает мозгов для такого нелегкого дела, как принятие каких-либо решений!
- Просто не лезь не в свое дело!
- А ты не лезь не в свое! – я почувствовал, что меня начинает трясти от невыплеснутой агрессии. – Все! Завтра же зацеплю первую попавшуюся девчонку и буду гулять с ней в свое удовольствие!
- Ты не посмеешь, - сказал Том тихо-тихо, я едва расслышал его слова. В интонации легко угадывалось желание стереть меня в порошок.
- Почему это не посмею?
И вдруг брат вместо ответа схватил меня за ворот майки, дернув к себе и приблизив свое лицо к моему так близко, что я кожей почувствовал его обжигающее дыхание. Его глаза, в интимном полумраке комнаты казавшиеся совсем черными, смотрели в мои.
- Потому что ты принадлежишь мне, - яростно прошептал Том, отпустил меня и, развернувшись, покинул комнату.
А я остался стоять на месте, судорожно глотая ртом недостающий мне воздух.

<< Вернуться    Дальше >>