Unintended

Часть двадцать шестая.

Я проснулся с ощущением абсолютного счастья. Мне было тепло и уютно, в окно светило солнце, а рядом лежал мирно посапывающий Том. Я приподнялся на локте, рассматривая безмятежное лицо брата, потом нежно провел кончиками пальцев по щеке, спустился вниз по шее. Близнец сонно вздохнул. Должно быть, приятно. Я улыбнулся и коснулся губами ямочки меж ключиц, слегка тронув кончиком язычка. Настроение у меня было весьма игривое… Воспоминания о прошедшей ночи грели и вызывали приятную тяжесть внизу живота. Хотя, признаюсь честно, мне было ужасно неловко… Кто бы мог подумать, что мой первый раз будет с собственным братом?.. И, если на то пошло, я даже и представить себе не мог, что способен влюбиться в родственника…
- То-ом, - тихонько позвал я, выводя пальцем узоры на его груди. – Том, встава-ай…
Он простонал, помотав головой, и положил руку мне на спину. Точнее, уже на поясницу. Я тихо рассмеялся. Влечение на уровне подсознания.
- Том, - вновь принялся теребить близнеца я. А потом догадался пощекотать. Тот вмиг ожил, заелозил, рука с моей спины соскользнула на одеяло.
- Билл…твою мать…, - забормотал мой любимый, постепенно освобождаясь от объятий сна.
- Значит, и твою тоже, – хохотнул я.
- Интересно же ты решил начать утро! – проснулся он все же довольно быстро.
Завязалась шуточная борьба, по прошествии которой я оказался лежащим на спине, с заломленными за голову руками, словом, абсолютно беззащитный и порабощенный. Том сидел сверху, довольно улыбаясь. Между нами была прослойка из скрученного одеяла, и если бы не она, я бы уже давно помер от смущения. Или возбуждения, не знаю, ибо вся наша одежда ночью нашла свое пристанище на полу. Да там и осталась.
- Маленький паршивец, - прошипел брат. – Разбудил меня, а теперь еще и брыкаешься! Причем вяло и совсем неубедительно. Даже неинтересно.
- Оо, а тебе нравится, когда жертва сопротивляется? – прищурился я. Близнец хитренько ухмыльнулся.
- Дааа… И поэтому ты будешь наказан!
Я хотел поинтересоваться, как, но мне не дали такой возможности, поспешно заткнув рот поцелуем. Язык тут же скользнул внутрь, покружив около своего собрата; я застонал в губы Тома, непроизвольно прижавшись к нему. В голове вертелась чертова уйма мыслей: о том, что неплохо было бы одеться, ведь в комнату могут зайти родители; что я почему-то не чувствую ни малейшего стеснения, хотя наши отношения и перешли в интимную стадию не так давно; что я таю в поцелуях брата, как мороженое на жаре…
- Билл, я… - прошептал мой близнец, но я приложил палец к его губам, заставляя замолчать.
- Тсс.
Я прислушался и тут же убедился в том, что мне не померещилось: в коридоре раздался звук приближающихся шагов. Вот черт, как не вовремя!
- Шухер! – сообщил я громким шепотом, слез с кровати, надел халат, наспех перехватив его в талии поясом, накинул на Тома одеяло и занял место в центре комнаты. Все это за поистине рекордное время.
Дверь открылась, и на пороге обозначилась мама. Я сделал вид, будто только что выполз из душа.
- О, вы уже встали, - порадовалась родительница. – А я думала, что опять вас не добудишься!
- Просто поздно легли, - отбрехался Том, старательно изображая из себя сонного, что было весьма проблематично при вспыхнувшем на его лице румянце.
- Как всегда, - неодобрительно покачала головой мама. – Вам это прощается только потому, что вы не ходите в школу. Кстати, как самочувствие?
- Да что-то как-то…
- Не особо…
- Горло побаливает…
- И вообще… - начали ныть мы с братом.
- Значит, сегодня пойдете к врачу.
Мы с Томом переглянулись. Только этого не хватало!
- А без этого никак не обойтись? – робко поинтересовался я. И тут же получил отрицательный ответ:
- Нет. Вам в любом случае будет нужна справка. Заодно узнаете, какие препараты купить. Лечить вас своими силами я больше не могу. И спускайтесь вниз, завтрак стынет, - с этими словами мама покинула комнату.
Том разразился истеричным смехом, уткнувшись носом в подушку. Я тоже захихикал и плюхнулся в кресло. Опасность миновала.
- А ведь чуть не запалили, - произнес брат, успокоившись. – Пронесло, что называется.
- Да, еще немного, и…, - я невольно покраснел, вспомнив, с чего началось утро. Хотя, не буду спорить, мне более чем понравилось…
- Но, - близнец неожиданно посерьезнел. – Впредь нам нужно быть осторожнее. Думаю, ты и сам это понимаешь.
- Конечно, - я кивнул, поднялся на ноги и направился в сторону ванной. – Ах, да, - спохватился я. – Нам повезло, что мама не заметила твои трусы в углу!
Я поспешно ретировался. Кинутая Томом подушка ударилась об уже закрытую дверь и бесславно упала на пол.

Завтракали молча, но шумно – пихаясь под столом, смеясь и стуча вилками по тарелкам. Мама качала головой, очевидно, сокрушаясь на тему того, что ее сыновья никак не выйдут из хулиганского возраста. Я не особо заострял на этом внимание, настроение было отличным. Не испортил его и морозец на улице, равно как и неприветливая пасмурность. Я был абсолютно доволен жизнью.
- Ну и? – обратился ко мне Том, когда мы дошли до перекрестка. – Что будем делать? Пойдем к врачу?
Я сделал вид, что задумался.
- А зачем? У Энди отец работает педиатром. Наверняка у них дома куча всевозможных справок.
- Ну да, - хмыкнул брат. – Может, заскочим? Небось опять проебывает школу.
Я согласился.

Как и следовало ожидать, наш блондинистый друг расслаблялся дома под какую-то совершенно отвязную музыку (я, как истинный меломан, сообщил Андреасу об отсутствии вкуса с порога) и был весьма удивлен нашему визиту. Быстро смекнув, что пришли мы в корыстных целях, он попытался захлопнуть дверь прямо перед нашими лицами, но не тут-то было. Словом, мы с Томом беспрепятственно прошмыгнули в теплую гостиную и по-свойски обустроились на диване. Предварительно выключив орущую на весь дом безвкусицу.
- Нет, я, конечно, знал, что я для вас – пустое место, - философски начал Энди, скрестив руки на груди и переводя взгляд с меня на моего близнеца и обратно. – Но не думал, что настолько…
- Настолько пустое? – не удержался я от смешка. Друг нахохлился аки петух.
- Не обижайся, просто нам ну оооочень нужна справка от врача. Меня же отчислили на две недели из школы, - хохотнул Том, всем своим видом показывая, что ему начхать на какую-то там учебу и тех, кто этой самой учебой заправляет.
- Да будет вам справка, будет… Кстати, - Андре сделал многозначительную паузу. – Как дела?
- Ничего, живем потихоньку…
- Я не об этом, - парень поиграл бровями.
- О Боже, ты неисправим, - закатил глаза я. Черт, в последнее время его интересует только наша личная жизнь!
- Ну… - протянул брат, метнув в мою сторону ехидный взгляд. – Ты разве не заметил, какая забавная у нашего Би походочка? – и они с блондином покатились со смеху. Я зашипел. Нашел, что ляпнуть, идиот! Впрочем, похоже, все это склонилось к шутке. А ходить и сидеть мне, между прочим, действительно было немного…некомфортно. Но я вам ничего не говорил, окей?
Андреас, вопреки моим страхам, развивать данную тему не стал. Вместо этого он угостил нас ароматным чаем с плюшками, выдал с торжественным видом собственноручно подписанную листовку со словами «обязательное домашнее лечение не менее чем на неделю» (оказалось, он сам промышляет такими махинациями и довольно часто), а потом мы отправились праздновать данную авантюру прогулкой по парку.
- У нас завтра дискотека в школе. Может, придете?
Я кинул на Энди удивленный взгляд.
- Мы?
- Ну да, вы, - простодушно отозвался друг. – Что-то не так?
- А тебе не кажется странным собственное предложение? Мы же учимся в другой школе…
- Ну и что? Там многие приводят с собой друзей.
- Почему бы и нет? – подал голос Том. – Давай сходим, давно не веселились.
Я нахмурился.
- Все это, конечно, хорошо, но что мы скажем маме?
- Да наплетем что-нибудь, не впервой, - отозвался брат.
- Ох, мне, честно говоря, уже надоело наше вранье…, - признался я и не слукавил. Конечно, я понимал, что все подростки в нашем возрасте имеют секреты. Но едва ли такие глобальные, как, например, более чем тесные отношения с ближайшим родственником… От этого на душе становилось противно и липко. Словно меня опутали паутиной. Никогда не любил пауков.
- Ну, не ходи, если не хочешь, - пошел на попятный близнец.
- Ненавижу, когда тебя кидает из крайности в крайность, - этот разговор начинал меня откровенно бесить. – Пойду я, куда денусь.
- Скажите, что вас пригласили на День Рождения, - подал мысль Андреас.
- Никто не приглашает на праздник за день до него, - буркнул я, садясь на лавочку. Несмотря на то, что отметка термометра показывала минус двенадцать по Цельсию, очень тянуло побыть на свежем воздухе. И – да, таки сегодня я додумался надеть зимнюю куртку. С ума сойти.
- Ну, а вас пригласили. Да ладно, вам с мамой повезло, отпустит, - махнул рукой блондин. Я мрачно уставился себе под ноги. Вот упертые бараны. Не то, чтобы я не хотел идти… Но я с гораздо большим удовольствием провел бы этот вечер с Томом… Черт бы побрал мой неискоренимый романтизм.
- Би, лови снаряд!
Не успел я сообразить, чего от меня хотят, как мне в плечо врезался снежок.
- Ауч! – я потер ушиб и поднял глаза. – Какая сволочь эта сделала?!
Брат и Андре синхронно указали друг на друга.
- Ну, все, - в моем голосе прозвучала плохо скрываемая жажда крови. – Моя месть будет страшна!
…В общем, разговор как-то сам собой замялся.

Домой мы вернулись засветло, хотя темнеть начинало уже в три часа дня. Оба – с раскрасневшимися от мороза щеками и налипшим на одежде снегом. От объяснений перед мамой мы увильнули, зато продемонстрировали ей липовую записку от врача с липовыми же рекомендациями. Все-таки полезно иметь не только верных, но и полезных друзей.
Только одно не давало мне покоя. Том. Конечно, я мог ошибаться, но, кажется, утреннее происшествие (ну, или почти происшествие) заставило его умерить свой пыл. Он не подходил ко мне ближе, чем на два метра, зная, что в соседней комнате родители. Не касался. Все это можно было бы списать на излишнюю осторожность и страх быть пойманными «на горяченьком», если бы не одно «но»… При Андреасе он вел себя так же. Даже зная, что тот в курсе. Может, ему не нравится нежничать на виду у посторонних? Да, любовь все же интимное чувство… Меня терзали противоречия. Но спросить напрямую я просто-напросто не решался. Поэтому пошел другим путем.
Место действия: зал. Время действия: девять часов вечера. Персонажи: я, брат и родители. В общем, все как всегда.
- То-ом, передай мне пульт от телевизора, - заканючил я, требовательно протянув ладонь. Близнец, не отрываясь от настраивания гитары, беспрекословно выполнил мою просьбу. Я незаметно погладил его запястье большим пальцем, ненавязчиво и быстро. Брат вздрогнул, отдернув руку, и покосился на меня. Я ответил ему хитренькой ухмылкой. Что ж, первый этап прошел удачно. Похоже, он действительно боится разоблачения. Я попытался представить себе реакцию родителей, узнай они, в каких отношениях мы состоим с Томом. Мама наверняка бы впала в жесточайшую истерику, плакала. А отчим начал бы орать. Да, точно. Нет, не надо доводить их до этого.
Второй этап моей операции начался непосредственно после отбоя.
- Билл, ты что?.. – прошептал брат, когда, едва погас свет, я прижался к нему, трепетно обнимая за шею.
- Ничего… Мне уже и обнять тебя нельзя? - тихо спросил я, не смея поднять взгляд. Я не хотел смотреть ему в глаза. Боялся увидеть там лед.
- Можно, - чуть помедлив, ответил Том. И обнял меня в ответ. – Просто… так неожиданно.
Я улыбнулся и поцеловал его, прильнув всем телом. Он охотно ответил на поцелуй, сжимая мою талию своими сильными руками. Я постепенно отступал в сторону кровати; брат сам повалил меня на нее, нависнув сверху. Губы переместились на шею, оставляя влажные дорожки, медленно, но верно сводя с ума.
Этой ночью снова было жарко.

Я проснулся поздно. Тело ныло и было налито тяжестью, но тяжестью весьма приятной. Я потянулся, разминая затекшие после сна косточки, и обвел взглядом комнату. Том, по всей видимости, встал гораздо раньше меня, ибо мое нижнее белье валялось не на полу, где было оставлено ночью, а было куда-то спрятано. Я улыбнулся и поднялся с постели. Оделся. И понял, что чертовски хромаю.
- Ну ты и соня! – поприветствовала меня в кухне мама, готовя что-то незамысловатое, видимо, к обеду. – Том уже успел помочь мне прибраться в гостиной, а ты все спишь!
- О, молодец, - прокомментировал я, садясь за стол. – Где он, кстати?
- В гараже, репетирует с ребятами.
Данная новость потрясла меня до глубины души.
- Репетируют? Без меня? – я удивленно захлопал ресницами. – Как так?
- Том просил передать, что вокал сегодня не требуется.
- Ну надо же, - я возвел глаза к потолку. Меня, конечно, тронула такая забота… Но все же. – Пойду проведаю их.
- Но сначала забрось светлые вещи в стирку.
- У меня нет светлой одежды.
- Зато она есть у Тома.
Я нахмурился.
- Я не буду копаться в его вещах!
- Билл, не капризничай.
Я вздохнул: чего только не заставят тебя делать в этом доме, и поплелся наверх.

Нет, я, конечно, знал, что у моего брата много футболок, но не догадывался, что ТАК много! Я тихо офигел, увидев неисчислимое количество этих самых мешков, по ошибке именуемых одеждой. Я фыркнул на тему отсутствия у Тома вкуса (тема не переставала быть актуальной) и принялся искать то, что по определению должно быть светлым и нуждающимся в стирке. По прошествии минуты из недр одного из отделений вместе с джинсами выпала некая тетрадка. Я любопытно подобрал находку. Мягкая черная обложка, потрепанный вид. «Дневник?!» - мелькнула в моей голове сумасшедшая догадка. А если да?.. Это же совсем-совсем личное. Но любопытство пересилило, я раскрыл тетрадь и начал читать…

Почему-то мама совсем не удивилась, заметив меня, пронесшегося мимо кухни на бешеной скорости. Наверное, просто привыкла к смене моего настроения и перестала придавать этому значение. А мне сейчас было плевать на все. Или почти на все.
Георг и Густав искренне удивились моему появлению. Том тоже. Особенно когда я подлетел к нему и залепил звонкую пощечину, от всей души оцарапав при этом ногтями.
- Ну и дрянь же ты, Том, - прошипел я, скривившись. А потом швырнул ему в лицо тетрадь и пошел прочь.

Часть двадцать седьмая.

В моей душе кипели злость и обида. Последней было во много раз больше.
Как он мог? Как он мог, черт возьми?! Я полностью доверился ему…а что получил в ответ? Дырку от бублика, ха-ха-ха. Только это вовсе не смешно.
- Что-то случилось? – поинтересовалась мама, зайдя в гостиную, где я решил предаться унынию и жалости к самому себе.
- Да, случилось, - буркнул я, уставившись в выключенный телевизор. – Том – сволочь.
- И все? – вскинула бровь родительница, по-видимому, ожидая продолжения.
- А разве этого недостаточно?
Мне ответили усталым вздохом и оставили наедине с моими невеселыми мыслями. А мне было о чем подумать.
Я забрался на диван с ногами и уткнулся лицом в колени. Гадко, противно, склизко… Всего пара записей, но сколько они могут сказать… Нет, лучше бы я не открывал эту тетрадь… Перед глазами стояли прочитанные мной строчки.
«Я думаю, что поторопился… наверное, это было ошибкой… мне неловко смотреть ему в глаза… он все время пытается коснуться меня или поцеловать… мне почти неприятна его привязанность… я думаю о том, чтобы начать встречаться с какой-нибудь девчонкой… кажется, я запутался в себе».
Я схватил со столика вазу и замахнулся, готовясь познакомить ее со стеной…но сдержался. В конце концов, этот цельный кусок хрусталя ни в чем не виноват. Я вздохнул и поставил вазу на место. Но легче от этого не стало.
Кто бы мог подумать, что такой экстраверт, как мой брат, возьмется за ведение дневника?.. Я вновь и вновь прокручивал в голове подсмотренные фразы, добивая этим самого себя, разыгрывая мазохиста. Как будто это могло заставить мое сердце разлюбить… Ах, если бы. Но, наверное, будь у меня такая возможность – никогда бы не увидеть в Томе кого-то больше, чем брата – я бы ей воспользовался. А, впрочем, кого я обманываю… Любовь к нему – самое яркое и светлое чувство, что я испытывал в своей недолгой жизни…
Стоило мне подумать об этом, как предмет моих мыслей обозначился на пороге комнаты. Легок на помине. Впрочем, если он думает, что я буду обсуждать с ним его чертов дневник, то я его порадую. Так оно и будет. Только едва ли этот разговор принесет ему удовольствие. За что боролся, на то и напоролся!
- Какого черта, Билл? – тихо спросил брат, сжимая в руке злополучную тетрадку. Я наигранно изогнул бровь.
- Что ты имеешь в виду?
- Ты прекрасно понимаешь, «что», - отозвался Том, проходя в гостиную и встав передо мной.
- Нет, не понимаю, - спокойно произнес я, буравя его безразличным взглядом. – И, знаешь, не хочу понимать.
- Прекрати так себя вести, - в голосе близнеца послышался едва уловимый намек на раздражение. Любой другой человек не заметил бы этого тонкого изменения в настроении. Но только не я. Я слишком хорошо знал собственного брата.
- А как я себя веду?
- Билл, зачем?..
Наши реплики прозвучали в унисон. Том на мгновение отвел взгляд, но тут же взял себя в руки.
- Ты же сразу понял, что это личное. Как ты осмелился… копаться в моих мыслях и переживаниях?
- А как ты осмелился лгать мне? – с вызовом поинтересовался я. Брат дернулся, словно от пощечины.
- Я лгал тебе? – казалось, это его удивило. Но я давно перестал вестись на подобное. В конце концов, он мое отражение. А это значит, что природа не обделила актерским мастерством и его. Я старался не думать о том, что действительно могу ошибаться.
- Да, ты лгал мне. Я думал, что ты действительно любишь меня, но… Что ж, я был глупцом. Ожидать взаимности от тебя – от человека, в чьей постели девушка не задерживается дольше, чем на пару часов, не говоря уж о сердце – было в высшей степени нелепо.
- Билл…
- Но, знаешь, - бесцеремонно перебил Тома я. – Я не буду закатывать истерик и плакать. Я просто сделаю для себя кое-какие выводы. И я не собираюсь это обсуждать.
Я поднялся с места и пошел к выходу.
- А то, что ты нарушил границы моей личной жизни, тебя не волнует?! – закричал близнец мне вслед. Громко, с надрывом. С отчаянием?.. – Почему ты всегда выставляешь пострадавшим только себя?! Ты даже не хочешь выслушать меня!
Я обернулся. Мои губы тронула лицемерная улыбка.
- Ты прав. Не хочу.

Я слинял из дома тут же. Находиться под одной крышей с этим…предателем у меня не хватило бы нервов. Да, я понимал, что и сам поступил некрасиво – прочитал то, что мне читать не следовало – но, не сделай я этого, то продолжил бы находиться в неведении. Кто-то скажет, что это легче, и я соглашусь с этим человеком. Но я всегда был за доверие и открытость друг перед другом. А что получилось у нас? Любовь застила мне глаза, я упивался собственным счастьем, не замечая истинных мотивов достаточно холодного поведения Тома.
Я почувствовал подступившие к глазам слезы обиды и сердито сжал кулаки. Веду себя, как девчонка. Неудивительно, что я гожусь только на роль подстилки.
Андреас посчитал, что я опять пришел, преследуя корыстные цели, но, увидев мое мрачное лицо, тут же пропустил меня в дом. Я молча разулся, повесил куртку на вешалку и так же молча направился в кухню. В холодильнике друга как всегда оказалось пиво, которое я не замедлил открыть и начать использовать по прямому назначению. Энди не стал кричать: «Это же отцовское!», как делал много раз до этого, только покачал головой и присел на табурет, закинув ногу на ногу.
- Ну? – нетерпеливо спросил он.
- Что «ну»? – меланхолично отозвался я.
- Блин, хватит придуриваться, я же вижу, что-то стряслось!
- Я и не придуриваюсь, - пробурчал я, садясь напротив блондина.
- Опять что-то с Томом? – поинтересовался Андре со вздохом. Какой я предсказуемый…
Я вкратце обрисовал произошедший конфликт. Если разговор немого с глухим можно назвать конфликтом…
- Все у вас не как у людей! – изрек друг после моего монолога и устало потер виски, словно от моих слов у него вдруг разболелась голова. Хотя, кто знает, может, так оно и было. – Вопрос чисто из любопытства: вы можете прожить без ссор хотя бы пару дней?
- Вряд ли, - отозвался я, медитируя на банку пива перед собой. – Иногда мне кажется, что мы несовместимы.
- Вот еще, - фыркнул Андреас. – Вы близнецы.
- Именно поэтому мы так часто ругаемся.
Мы помолчали.
- По правде говоря, - медленно начал блондин. – Я не вижу за Томом особой вины. Ничего такого он не написал.
- Да? – тут же вспылил я. – А его замечание про мою навязчивость? Или про то, что ему следовало бы найти подружку? Что ты на это скажешь?
- Я думаю, что он всего-навсего запутался в себе. Он просто не может переварить настолько быстрые модификации ваших отношений. Дай ему время.
- Опять? – проныл я. – Мы уже проходили это! Скорее всего, он рассуждает примерно так: «Ну, ладно, посмотрим, что из этого всего выйдет. Ну, скажу я ему, что тоже люблю. Ну, поцелуемся. Ну, переспим. Ведь если не понравится, всегда можно пойти на попятный»!
- Вы, что, уже трахались? – спросил Энди с нескрываемым шоком, но я лишь отмахнулся от него, предлагая додумать ответ самому.
- Понимаешь, я всегда шел ему навстречу, - я пробежался пальцами по столу, анимируя свои слова. – Но он топчется на одном месте. А то и отступает.
«Хотя на секс склонил меня именно он», - мысленно добавил я.
- Я устал проявлять инициативу.
Андреас покачал головой и закурил, послав к потолку тонкую струйку дыма. Я отобрал у парня сигарету и затянулся. Тот невозмутимо достал еще одну.
- Честно говоря, у меня больше претензий к тебе, - признался он. – Это же все-таки был дневник. А ты так легко взял и начал его читать.
- Замечательно, - прошипел я. – Я к тебе пришел за поддержкой, а получил в ответ только критику собственных действий! Спасибо, Андреас, ты настоящий друг! – я вскочил на ноги, готовый покинуть негостеприимный дом. В моей душе цвела сильнейшая обида.
- Билл, успокойся, - почти умоляюще попросил блондин, схватив меня за руку. – Я не хотел тебя задеть. Но если ты жаждешь услышать от меня сладкую ложь, то обратился не по адресу. Я не буду поддакивать каждому твоему слову. Я просто стараюсь донести до тебя неправильность некоторых твоих поступков. Я надеюсь, что это заставит тебя задуматься над собственным поведением, а не злиться на меня. Если лучший друг, по-твоему, должен соглашаться со всем подряд, не давая оценку ситуации, то в таком случае я не тот, кем хочу для тебя быть.
Неожиданно для меня самого слова Энди произвели на меня огромное впечатление. Злость как рукой сняло. Была – и нет. Я действительно понял то, что попытался втолковать мне он. И согласно кивнул.
- Ты прав. Прости меня. Я веду себя, как идиот… Но в одном я останусь непреклонен.
- В чем? – поинтересовался Андреас, но я лишь покачал головой.
- Нет, я не могу тебе этого сказать. Извини.
- Надеюсь, что ты не усугубишь положение…
- Э-энди! – раздался девичий голос из соседней комнаты. – Куда ты пропа-ал? Я жду-у!
Я вылупился на друга, только сейчас заметив, что тот необычайно растрепан и забыл застегнуть рубашку. Он смущенно почесал переносицу.
- Иди давай, - хохотнул я, вновь усаживаясь за стол. – Не заставляй девушку томиться в ожидании.
- Ага… Ты, это… Сваргань чего-нибудь покушать, пей пиво, его все равно много…
- Ладно-ладно! – я почти выпихнул блондина из кухни, закрыв за ним дверь: не хватало еще слушать чужие стоны. Я не удержался от вздоха. Хоть у кого-то нет проблем в личной жизни.

До возвращения Андреаса я успел продумать весь план околовоенных действий в отношении Тома. Я точно знал, как буду себя вести и что говорить. И поэтому был спокоен, как танк. А, может, так подействовали полторы банки пива, что я выпил, закусывая найденными в холодильнике крабовыми палочками.
Друг выглядел совершенно измученным, но довольным жизнью. А я молча ему завидовал.
- Ну и ненасытная же дура мне попалась! – первое, что сказал Энди, плюхнувшись на стул и расслабленно откинувшись на спинку.
- Да, я тоже об этом подумал. Тебя не было…, - я сверился со стенными часами. – Час и одиннадцать минут. Нехило, да.
- С каких это пор ты стал разбираться в сексе? – хохотнул блондин, хитро прищурившись. Я закатил глаза.
- Оставь свои шуточки с плохо скрытым интересом при себе!
- Ладно, ладно, не кипятись, - парень закурил, продолжая ухмыляться.
- Какие планы на вечер? – поинтересовался я, пожелав перевести разговор в другое русло. Обсуждать интим и все, что с ним связано, мне сейчас хотелось меньше всего на свете.
- А мы разве не собирались на дискотеку?
Я поморщился.
- Что-то мне не хочется туда идти…
- Ты просто боишься увидеть там Тома.
- Нууу… может быть, - неопределенно отозвался я, но сдался под пристальным взглядом Андре. – Хорошо, хорошо, я не хочу идти именно по этой причине.
- Не дрейфь, - блондин ободряюще хлопнул меня по плечу.
- Я и не думал, - мрачно отозвался я, мысленно приготовившись к неизбежному. А, впрочем, было бы неплохо развеяться.

Школа Андреаса была мне знакома: мы с братом проучились в ней целых два года, перед тем, как свалить оттуда из-за конфликтов со сверстниками. Воспоминания об этом месте, впрочем, были не самыми плохими.
Я не знал, по какому поводу организовали этот мини-праздник для школяров, но с оформлением постарались на славу: спортзал сиял. Несмотря на то, что народа было более чем достаточно, я сразу приметил в толпе Тома. Тот сидел у стены и разговаривал с каким-то смутно знакомым мне парнем. Энди практически сразу забыл о моем существовании и куда-то утанцевал. Я вздохнул и оседлал неизвестно откуда взявшийся здесь стул. Голова кружилась от выпитого алкоголя и грозила вскоре расколоться из-за орущей из колонок музыки, перед глазами плясали цветные точки. Я наблюдал за беззаботным весельем других, размышляя о том, какой я несчастный и всеми позабытый. Никому я не нужен на этом белом свете. Я кивнул самому себе. Да, я любил себя жалеть. Кто еще это сделает, кроме меня самого?..
Я начал скучать уже на пятой минуте своего пребывания в зале. Андреас так и не соизволил оторваться от общения с девочками, мальчиками, или кто-там-у-него, поэтому я пошел к нему сам, преисполненный намерением упрекнуть за дурацкую идею и, по возможности, врезать. Второе – для психологической разрядки. Заиграла какая-то медленная ширпотребная попса; представительницы слабого пола принялись отчаянно краснеть, делая вид, что их вовсе не интересует такая ерунда, как всеми любимый медляк. Я остановился, как вкопанный. В центре импровизированного танцпола увлеченно обжимались Том и какая-то низкорослая шатенка. Руки брата лежали у девушки на талии, они кружились под плавные звуки льющейся из колонок музыки. Я сжал кулаки и направился к беззаботной парочке.
Опоздай Андре на пару секунд, и убийство бы состоялось. Но нет, моя жажда крови осталась неутоленной: друг появился неизвестно откуда и потащил меня в коридор в буквальном смысле этого слова.
- Пусти! – закричал я, вырываясь. – Пусти, я сказал!
- Чтобы ты выдрал все лохмы той девчонке? – поинтересовался блондин.
- Именно! Пусти! Я убью ее! И его! – голосил я, срываясь на позорный фальцет. – Пусти, твою мать!!
- Билл, успокойся!
Меня бесцеремонно встряхнули за плечи, пытаясь привести в чувство. Я злобно вытаращился на Энди, впиваясь ногтями в собственные ладони, и почувствовал, что мелко дрожу от переполняющей меня ярости. Хотелось разнести к чертям полмира. Или весь.
- Не нервничай, - принялся успокаивать меня друг, однако, держась на расстоянии больше метра: он прекрасно понимал, что сейчас я слабо себя контролировал и мог выкинуть что угодно.
- Давай, скажи еще, что «все хорошо», - огрызнулся я и прислонился к стене, скрестив руки на груди.
- Нет, этого я говорить не буду.
- И правильно сделаешь. Он танцевал с девчонкой! – воскликнул я. – Быстро нашел мне замену! Что ж, это вполне в его духе!
Андреас не стал прерывать мой пылкий монолог, и я от души орал, выплескивая свое негодование.
- Да, я понимаю, что я чертова дешевка, доступный мальчишка, который всегда будет бегать следом, как верная собачонка; я понимаю, что в силу нашего родства неинтересен ему как личность, но, черт возьми, неужели нельзя было хотя бы повременить для приличия?!
Парень вздохнул. А я попытался отдышаться.
- Хочешь, я поговорю с ним?
Я презрительно фыркнул.
- Мне все равно.
- Тогда я так и сделаю. Жди здесь, - и блондин скрылся за дверьми зала. Я витиевато выругался и запрыгнул на подоконник. Замерзшее стекло приятно охладило спину; мне казалось, что моя кожа горит. Я потрогал лоб, но все равно не смог определить температуру, поэтому забил на это дело и принялся ждать.
Но когда через пару минут помимо Андре в коридор вышел Том, я живо спрыгнул на пол и направился прочь.
- Билл! – услышал я за спиной голос брата и сорвался на бег. Только не он!
Мой разум передал мне привет и просил не скучать: я выбежал на улицу в одном лишь свитере, оставив куртку в гардеробе школы. Я шел, оскальзываясь на льду, вжав голову в плечи и упрямо стиснув зубы. И очень надеялся, что меня оставят в покое. Но мои надежды рассыпались в прах: близнец догнал меня практически сразу и схватил за локоть, резко разворачивая к себе. Я с трудом удержался на ногах, но со всей дури заехал кулаком этому ублюдку по предплечью. Тот покачнулся – больше от неожиданности, чем от силы удара, рука у меня до неприличия легкая. О Боже, как же мне хотелось подраться!
- Какого черта ты без куртки?! – воскликнул Том, вылупившись на меня расширенными от потрясения глазами. – Ты же только недавно болел! Мало показалось?!
- Нечего строить из себя заботливого старшего братца! – закричал я в ответ. – Катись к своей новой подружке! Насколько я понял, вам понравилось общество друг друга!
- Билл, я не знал, что ты придешь!
- А я вот пришел! Только сам не могу понять, зачем! Ты прекрасно проводишь время и без меня!
- Это не так! – жарко возразил брат, сделав шаг навстречу, но я отступил. Меня трясло в диком ознобе, жуткий мороз вкупе с отсутствием верхней одежды и стрессом сделали свое дело.
- Я знаю: ты хотел всего лишь отвлечься! Ну, так отвлекайся, не буду мешать!
- Просто послушай…
- Не буду я ничего слушать!
- Билл, давай поговорим, - не обратил близнец никакого внимания на начинающуюся у меня истерику.
- Нет! – я закрыл уши руками. – Не хочу, не хочу, не хочу! Уходи! Я не буду тебя слушать!
- Почему?! Я не собираюсь оставлять все так, как есть!
- ИДИ НАХУЙ!
Том пристально посмотрел на меня – с какой-то непонятной мне болью в глазах – и, обхватив за плечи, повел в сторону школы, видимо за курткой, напрочь игнорируя мои попытки сопротивления и бессвязный поток ругательств. Однако заговорить больше не пытался.
На пороге здания мой переохлажденный организм дал сбой. Я просто потерял сознание.

Часть двадцать восьмая.

Мне снились какие-то темные переходы и лестницы в никуда, подвесные потолки, пыль, паутина и чей-то женский голос на заднем фоне (вероятно, это была Алис, но я не уверен), вещающий о том, что мне нужно забыть о Томе и начать встречаться с Андреасом. Словом, обычный больной бред. Хотя слова бывшей старосты меня определенно напугали.
Я очнулся в незнакомом мне помещении, в котором, после внимательного изучения, признал медпункт. Я лежал на довольно жесткой кушетке, заботливо укрытый одеялом. Я приподнялся на локтях, осматриваясь: в комнате никого не было. Меня охватил страх. Один, в незнакомом месте… Помню, когда я был совсем маленьким, то ужасно боялся потеряться в магазине. Стоило маме или брату пропасть из поля зрения, как у меня начиналась паника с последующей истерикой. Конечно, с тех пор я повзрослел. Но страх частично остался.
Но не успел я по-настоящему испугаться, как из смежной с лазаретом комнаты вышли Том, Энди и незнакомая мне женщина в белом халате медсестры. Я не удержался от облегченного вздоха.
- Как ты? – тут же подскочили ко мне первые двое. Я неопределенно пожал плечами.
- Вроде, нормально.
- Как тебе вообще могло взбрести в голову пойти на улицу без куртки?! – принялся орать брат, не сводя с меня обеспокоенного взгляда. – Ты в курсе, что на дворе зима?!
Я скрестил руки на груди и демонстративно отвернулся, давая понять, что не намерен обсуждать свое поведение. И уж тем более с ним. Андреас тронул Тома за плечо, как бы говоря: «Не сейчас». Я благодарно улыбнулся другу. Ну хоть кто-то из моего окружения меня понимает.
- Выпей, - протянула мне кружку медсестра. Я поморщился от горькости напитка, закашлялся, но проглотил все. Во рту остался неприятный спиртовой привкус, что давало все основания думать, будто это было нечто алкогольное. Я отер губы тыльной стороной ладони и слез с кушетки, но пошатнулся и непременно упал бы, если бы не брат, приобнявший меня за талию. Я кинул на него рассеянный взгляд, пораженный столь неожиданным вниманием и заботой, но быстро вспомнил о своей обиде и не особо вежливо оттолкнул его от себя.
- Я вызвал такси, - подал голос Энди, и это несколько разрядило атмосферу.
- Хорошо. Я хочу домой, - я первым направился к выходу. Том шумно вздохнул.

Естественно, о моей глупости с курткой тут же рассказали родителям. Меня бурно отчитали, назвав безмозглым мальчишкой (что, в принципе, я не оспаривал), пафосно объявили о домашнем аресте и отправили в комнату, дав строжайший наказ не высовывать оттуда и носа. Я лишь кивнул, безропотно соглашаясь со словами старших. Честно говоря, мне это было даже на руку. Я сказал лишь одно – что спать лягу в зале. Находиться рядом с Томом становилось все тяжелее. Впрочем, я сам виноват. Или нет? Я почувствовал, что совсем запутался.
Брат, однако же, и не подумал отступаться, а потому снова попытался завязать разговор. Как и в прошлый раз – совершенно безрезультатно.
- Билл, я всего лишь прошу меня выслушать. Неужели это так сложно?
- Сложно. Просто до невозможности.
- Почему ты так себя ведешь?
- А как я себя веду?
- По-скотски! – воскликнул Том. Меня всегда забавляла эта черта его характера - распалять не только собеседника, но и самого себя. На самом деле, я делал точно так же; это получалось абсолютно неосознанно. Но эффект поражал: под конец мы были готовы прибить друг друга на месте. Хорошо, что наши родители не держат дома ружья...
- Я имею полное право обижаться, - сказал я бесцветным голосом, рассматривая свои ровные ноготки и прикидывая, стоит ли обновлять лак. Пришел к выводу, что стоит, и занялся маникюром, оставив близнеца наедине со своими порывами помириться. Тот еще пару минут смотрел на меня, очевидно, скрежеща зубами от злости, но после покинул комнату и сгинул в неизвестном мне направлении.
Самое интересное началось перед отбоем. Едва ли забуду выражение его лица, когда я сухо пожелал ему «спокойной ночи», взял подушку и одеяло и удефелировал прочь. Нет уж, Том, если играть, то играть по-крупному. Война так война. Тебе не нравится моя чертова навязчивость? Что ж, тогда я брошусь в другую крайность и избавлю тебя от общения со мной вовсе. А почему бы и нет? Отдохнем друг от друга, быть может, охладеем, а там уж и до расставания недалеко. Идеальный вариант, не находишь, любимый?
Боже, кого я обманываю?..
Я перевернулся на спину, уставившись невидящим взглядом в потолок. Люстра приветливо моргнула мне, на миг освещенная фарами проехавшей за окном машины. Что ни говори, а потерять Тома как возлюбленного я боялся больше всего. С одной стороны, меня снедала обида. Мне было больно – от прочитанных строчек, от его случайного флирта, от того, что он изо всех сил делает вид, будто ничего не случилось, и пытается убедить в этом меня. Но с другой стороны, я хотел, чтобы все было по-прежнему. Два дня перед ссорой были поистине чудесными. Я бы, наверное, отдал все на свете, чтобы вернуть время назад и еще раз пережить все те теплые мгновения. Поцелуи, объятия, секс, пробуждение в одной постели, бьющиеся в унисон сердца… Незабываемо. Несравненно.
Я закусил губу. Нет. Несмотря на все свои сожаления, я был пока не готов наступить на горло собственной гордости. А это значит, что мне ничего не оставалось, кроме как продолжать свою игру в пофигизм.
Я перевернулся на бок, обнял подушку и закрыл глаза, изо всех сил стараясь не думать о брате. Сон не шел ко мне еще очень долго.

- С добрым утром, Билл!
Я сонно замычал, морщась от внезапного громкого возгласа и перевернувшись на спину. Какая сволочь вздумала будить меня таким наглым и антисоциальным способом? 
Рядом с кроватью стоял – угадайте, кто – Том. Улыбаясь. С подносом в руках. Я протер глаза, но видение не исчезло, а, наоборот, стало еще четче. Это, что, получается, все мои усилия по ограничению общения пошли прахом? Чудесное начало дня…
- Ну и что ты тут забыл? – пробурчал я, приподнимаясь на локтях и глядя исподлобья на брата.
- Как что? Тебя! – похоже, моя хмурость не произвела на него ровно никакого впечатления: он продолжал светиться довольной улыбкой. – Я тебе завтрак принес.
Я слез с кровати и потянулся, специально встав прямо перед близнецом. Я знал, что сейчас он ловит глазами каждое мое движение, и что он чувствует приятный аромат моей кожи – мой новый парфюм имеет удивительную стойкость, и что он считает мою худобу красивой. Я зевнул, как бы невзначай скользнув руками вдоль своего тела, и перевел взгляд на Тома. Мои губы растянулись в ухмылке. Что и следовало ожидать. Мое небольшое представление произвело на него неизгладимое впечатление. Иногда ты до безобразия предсказуем, милый.
- Я не голоден, спасибо, - небрежно бросил я, проходя мимо брата, чуть коснувшись его бедром, и вышел из комнаты.
Мы играем по моим правилам. Поэтому страдать и кусать локти будешь ты, а не я. Ты уже сейчас готов упасть к моим ногам, но этого недостаточно. Я заставлю тебя сгорать от любви и желать меня так, как ты не желал ни одну девицу до меня. Я завоевал тебя не до конца. Но я исправлю это досадное упущение.

- Знаешь, мне почти страшно за вас обоих.
Фраза прозвучала так тихо, что я не сразу понял смысл. Но потом нахмурился и повернулся к сидящему по правую руку от меня Андреасу.
- Что ты имеешь в виду? – спросил я, искренне не понимая, куда клонит друг. Тот вздохнул, допил пиво, поставил опустошенную бутылку на пол и посмотрел на меня пугающе серьезным взглядом.
- Ваша «холодная война» ужасающа. И я не шучу, нечего улыбаться, - блондин покосился в сторону коридора, проверяя, не вернулся ли с улицы Том. А я сидел, расслабленно откинувшись на спинку дивана, и терпеливо ждал продолжения. – Ты видел, какими глазами он на тебя смотрит?
- Видел. Карими.
- Бля, Билл, оставь юмор при себе, я говорю о важных вещах!
- Действительно, что может быть важнее глаз моего старшего брата? – мне было беспричинно смешно. Должно быть, начал действовать алкоголь. И в самом деле, не успел я об этом подумать, как комната едва заметно «поплыла». Мне нравилось это ощущение невесомости и легчайшего головокружения. В такие моменты кажется, что тебе море по колено.
- Ты его изводишь, - продолжил Андреас, посчитав мое молчание знаком того, что я внимательно его слушаю. Нет, я вправду слушал. Мне было интересно его мнение касательного наших с Томом отношений. – У него на лбу написано, что он тебя любит, хочет и все к этому прилагающееся!
- Хм, - задумчиво отозвался я, возвращаясь к пиву.
- Говорю тебе как человек со стороны: он постоянно на тебя смотрит, он пытается тебя коснуться, он ухаживает за тобой. Неужели ты не замечаешь?
Я довольно прищурился. Не замечаю? Прекрасно замечаю. И понимаю, что, наконец-то, приближаюсь к намеченной цели. Именно к той, что я поставил себе с самого начала. Заполучить его. Честным путем, не прибегая к уловкам и соблазнениям. Хотя, если на то пошло, то выбранная мной тактика и есть уловка… Но вовсе не такая открытая, как иные. Я даю ему право на выбор. Я игнорирую его из-за обиды, а его влечет ко мне с утроенной силой. Какие же мы, люди, странные.
- Ты не боишься, что еще пара дней такого общения или, вернее, его отсутствия – и он плюнет на тебя с высокой колокольни, найдет себе какую-нибудь легкодоступную дурочку, и они будут жить долго и счастливо?
Я прикрыл глаза. Конечно, я не исключал и такой вариант. Но какой смысл отступаться сейчас, после стольких усилий, когда моя цель ясна как никогда, а уверенность в себе поднялась до небывалых высот? Нет, я буду верить в лучшее. В конце концов, нас с Томом связывает гораздо большее, чем банальная любовь и не менее банальное влечение. Связь между нами не сможет порваться из-за такой ерунды, как непонимание. Слишком крепкий узелок на красной нитке, опутавшей наши запястья.
- Каулитц, ау, - тихонько позвал Андре, и я вздрогнул, отвлекаясь от своих мыслей. – Ну, что вы скажете в свое оправдание, подсудимый?
- Ммм… Я скажу… Давай еще по пиву!
Друг возвел глаза к потолку.
- О Боже, он неисправим!

Мой план работал.
Последующие два дня прошли в безэмоциональной небрежности с моей стороны и удивительной заботе со стороны брата. Выглядело это примерно так: ни слова за завтраком, зато подсунутое в мою тарелку лишнее пирожное; прогулки Тома в одиночку, зато наигрывание на гитаре моих любимых мелодий; холодные взгляды вечером, когда мы всей семьей собирались в гостиной к телевизору, зато потом я неожиданно нежно скользил пальцами по руке близнеца, чувствуя, как он напрягается от этого легкого прикосновения, и видя, как предательски розовеют его щеки. Мне нравилась эта игра, даже несмотря на то, что играл я с огнем. Я не мог ручаться за непременный успех, но мне казалось, что я выбрал верную тактику.
Но Том оказался хитрее.
Утро среды не отличалось ничем особенным, разве что за окном гуляла настоящая вьюга. Ветер завывал где-то в районе крыши, и поэтому по ночам было жутко. Особенно оттого, что я так и спал в зале, один. И это при моей детской боязни темноты.
Брат ходил с заговорщическим видом, деланно перебирал в ящике тумбочки какие-то ноты, кому-то звонил, что-то переставлял, и, что самое обидное, я не знал, чем вызвано подобное поведение. Родители укатили к какой-то дальней родственнице, а посему ближе к полудню пришел Андреас. Снова с пивом.
- Знаешь, что-то я начинаю сомневаться в правильности своего поведения, - шепнул я ему, краем глаза наблюдая за возящимся с гитарой близнецом. Том был предельно сосредоточен. При общении с инструментом – а это, несомненно, было «общение» - он всегда впадал в некое подобие транса, становясь невосприимчивым ко всему извне. В такие моменты для него существовала только музыка. Ну, и ощущения. Без них любая мелодия – лишь пустое чередование аккордов.
- Откуда такие выводы? – поинтересовался Энди, тоже не сводя глаз с Тома. Тот увлеченно менял струны.
- Понимаешь, он начал меня игнорировать. Ни слова. Даже «доброго утра» не пожелал. А ведь раньше такого не было, - обиженно сказал я, опустив взгляд на сигарету в руке, дотлевшую до самого фильтра.
- Ну, может, ему просто надоел твой пофигизм по отношению к нему. На его месте я бы поступил точно так же. Надоедает. Только не надо истерик на тему «Ах, так?!», - поспешно добавил друг, увидев, как я недовольно сдвинул брови.
Я приказал себе расслабиться.
- А эти его приготовления? К чему они? Том явно что-то задумал. Это неспроста.
- Ну, может быть, - туманно протянул блондин, и я вдруг понял, что он в курсе.
- Ты ведь знаешь, правда? – кинул я пробный камень. Впрочем, я и так догадывался, каким будет ответ. – Расскажи мне!
- Неа.
- Энди, ты же мой друг!
- Ну и что?
- Ты обязан поделиться со мной! Я должен знать, что происходит!
- Вот и спроси у своего брата. А еще лучше дождись вечера. Пойду отолью, - Андреас поднялся с дивана и направился в сторону туалета. Я нервно грыз ноготь. Боже, как бы я хотел узнать, что Том от меня скрывает! Но подойти к нему и спросить напрямик я просто-напросто не мог: тогда весь мой план пошел бы насмарку.
Мне не оставалось ничего другого, кроме как ждать.
Но мое любопытство было удовлетворено только в 9 вечера.

Начнем с того, что внезапно заявились Георг и Густав. Да, я был удивлен – и их появлением, и временем этого самого появления - но вскоре забыл об этом. Но когда в дверь позвонили второй раз, я озадачился.
Я стоял на пороге и всматривался в лицо незнакомого мне мужчины, тупо разглядывая с ног до головы. Тот в ответ с нескрываемым интересом рассматривал меня в ответ. Кто знает, сколько бы это продолжалось, если бы не выруливший из гостиной Том, подскочивший к гостю с возгласом: «Здравствуйте, а мы как раз вас ждем!».
Я откровенно не въезжал в ситуацию. Андреас тихо хихикал позади, а во мне медленно просыпалась жажда крови. Я ненавидел ситуации, в которых единственным непосвященным оставался я один. Но не успел я поинтересоваться, а кто же, черт возьми, к нам приперся, как брат произнес:
- Билл, это герр Браун, он - хороший знакомый Гордона и хочет послушать, как мы играем.
И все стало на свои места. Отчим – его рокерская тусовка – друг, который хочет узнать, на каком уровне наше исполнение – возможная раскрутка.
Но одновременно с возникшей по-детски глупой радостью я почувствовал острое желание врезать Тому за этот «сюрприз». Я хотел закричать, что я не готов, что у меня не было распевки, что меня никто не предупредил… но решил оставить это на потом. В конце концов, если я сейчас испорчу настроение всем «Дьяволятам», то выступлению не бывать.
Все последующее произошло очень и очень быстро. Беглое знакомство, небольшая возня с инструментами ГГ, мокрые от волнения ладони, срывающийся голос и «Grauer Alltag», что я спел, позабыв обо всем. Очнулся я много позже, уже после того, как мы перебрались из гаража в дом, после того, как пришли родители и принялись обсуждать с этим самым Брауном нашу группу, после того, как я неожиданно для себя самого едва не разревелся, а потому выпил полный бокал воды и начал икать.
Я стоял в нашей с Томом комнате, прислонившись спиной к прохладной стене, и усиленно приходил в себя. Пару мгновений спустя в спальню зашел брат. Заметив меня, он широко улыбнулся.
- Молодец, Билл. Ты прекрасно спел.
Я стоял и смотрел на него не в силах ничего сказать, все еще не отошедший от выброса адреналина.
- Уже поздно, мама сказала, чтобы мы ложились спать, - продолжил близнец, не сводя с меня пристального взгляда. – Так что спокойной ночи.
- «Молодец, Билл»? – наконец, выдавил из себя я. – «Ты прекрасно спел»? И ЭТО ты мне хочешь сказать?..
- А что еще я должен сказать? – удивленно поинтересовался Том. А я почувствовал, как начало жечь в груди.
- Что? Ты спрашиваешь, «что»? А я тебе скажу… Это было подло. Очень-очень подло. Я понимаю, что ты отомстил мне за мое поведение в последние дни, я понимаю… Но… но не в такой же вещи, как… пение… Я ведь даже не смог подготовиться… Я не смог выложиться… А все из-за того, что… Все из-за наших с тобой амбиций…, - я вдруг почувствовал, что по моим щекам потекли обжигающие слезы. Я судорожно хватал ртом воздух, боясь задохнуться, впиваясь ногтями в ладони.
Брат смотрел на меня с немым шоком.
- Вот видишь… стою тут, под влиянием эмоций…, - сипло продолжил я. За весь свой монолог я ни разу не повысил голос. – И плачу, как девчонка. И, что самое ужасное, не понимаю, о чем плачу, о ком плачу, из-за чего плачу… Черт, - я отер глаза. – Кажется, тушь потекла. Б*я. Я неудачник.
И Том привлек меня к себе, обнимая за талию, крепко, зная, что я буду вырываться. Я принялся что-то шептать, путаясь в словах, не отдавая отчета своим слезам, царапая плечи брата, всхлипывая, проклиная себя и свою чертову любовь. Близнец нежно поцеловал мои прикрытые веки, не пытаясь успокоить, давая истерике завершиться естественным путем. Иногда действительно лучше выплакаться. Выпустить то, что накипело.
Я отвернулся от брата, в кровь кусая губы. Меня разрывало, разносило на молекулы, разрушало. Я мелко дрожал, не в силах совладать с собой.
- Прости меня, - тихо произнес мой любимый. – Я испугался. И просто пытался забыть тебя.
И мне как-то сразу стало ясно, почему его записи в дневнике были такими неуверенными, почему он пошел на ту дискотеку, почему подцепил какую-то левую девчонку…
- И ты меня… прости, - с трудом вымолвил я. Я так и не научился говорить это слово без боли.
Мы стояли в тишине, тесно-тесно прижавшись друг к другу. И лишь когда я отстранился, Том перехватил меня за руку.
- Останься, - шепнул он.
И я остался.

Часть двадцать девятая.

«- Том, Том!
Я бегу впереди брата, периодически оборачиваясь, чтобы проверить: не отстал ли? Но нет – он покорно следует за мной, хмуро глядя себе под ноги и разбрасывая снег носками аккуратных черных ботинок; нарочито медленно, зная мою нетерпеливость и желая поддразнить. Я останавливаюсь, смотря на него с открытой и искренней улыбкой, но вскоре хватаю за руку и тащу за собой, недовольный его апатичностью.
- Ну же, брат, пошли!
Я редко называю его так, все больше непроизвольно. Наверное, именно поэтому это обращение так нравится Тому. Вот и сейчас – даже шагу прибавил, наверняка улыбается, и наконец-то поднял на меня свой взгляд. Но я слишком захвачен своей радостью, чтобы остановиться и убедиться в своем предположении.
Близнец удивляется, когда я вывожу его к кромке леса. Все подернуто легкой дымкой: пятый день стоит непроглядный туман. Моя любимая погода. Утром – призрачно, вечером – волшебно, синева. Брату, по-моему, тоже нравится, но он об этом молчит. Мы вообще на такие пространные темы не говорим. А если и говорим, то очень редко.
- Далеко еще? – спрашивает он с легким волнением. Боится леса, как и я. Все-таки мы чертовски похожи, несмотря на все наши видимые и невидимые различия. Близнецы. Две половинки одного целого. Две крайности одной сущности.
- Нет, уже пришли, - я отцепляю его руку, сажусь на корточки – снег под моими ногами бодро хрустит – и указываю рукой чуть в сторону от себя. Том медлит, но потом наклоняется, смешно вытягивая шею, щурится, а я терпеливо жду.
- Ух ты, - только и выдает он, наконец, завидев небольшую россыпь подснежников. Сияет, совсем как я. Было бы странно, если бы он отреагировал иначе».

Тогда нам было по двенадцать. Это было три года назад.
Теплая волна воспоминаний о совсем не теплом вечере подхватила меня, окружив мягкой негой, и понесла – все дальше и дальше, увлекая в эфемерное царство Морфея; я отчетливо понял, что нахожусь на тонкой границе между сном и явью. Где-то совсем рядом раздавался шорох простыни, едва слышно тикали настенные часы, отмеряя секунды, минуты и часы; в коридоре скребся наш пес Скотти, перебирая по паркету своими маленькими когтистыми лапками; за окном шуршал колесами по заснеженной дороге автомобиль. Я улыбнулся, не открывая глаз, просыпаясь медленно и со вкусом. Шевеление рядом со мной стало активнее; брат, судя по всему, спешил встретить новый день. Я блаженно потянулся, задев локтем близнеца, и повернулся набок.
- Доброе утро, - пробормотал я, перекинув руку поперек талии Тома и уткнувшись ему в горячую шею. Его кожа всегда горячая, даже когда на улице минус пятнадцать. Мне нравилась эта необычная особенность его организма. Моя персональная грелка.
- До-о-оброе, - согласился брат, приобнимая меня за плечи. Я прильнул к его боку, прижимаясь всем телом, чувствуя, как сильно, просто до невозможности и физической ломки соскучился за несколько часов, проведенных порознь, в снах. Я закрыл глаза, наслаждаясь тем, что могу лежать вот так, обнявшись с любимым человеком и не думая ни о чем на свете. Да, мой любимый человек – мой родной брат-близнец, ну и что? Да, мне нужно подумать о том, что какой-то умник назвал эту любовь запретной. Вы только вслушайтесь в это словосочетание: запретная любовь. Любовь. Запретная. Разве не ее называют наивысшим благом? Разве сердцу прикажешь? Нет, конечно же, прикажешь. Свинцом в висок, например.
- Ты чего? – удивленно спросил Том, когда я неожиданно сильно его оцарапал. Я поймал его взгляд и тихо, но четко произнес:
- Мой.
Он выглядел ошеломленным; я и сам не понимал причину своего поведения, но именно сейчас мне захотелось доказать, что Том принадлежит мне.
Я аккуратно высвободился из объятий близнеца и, немного подумав, сел верхом, уперевшись ладонями себе в бедра. Брат взирал на меня с выражением немого шока. Я сдул с лица непослушную челку.
- Что с тобой? – прошептал Том, ловя глазами каждое мое движение. 
- Ничего, - ответил я, улыбнувшись, и склонился к нему, целуя мягкие губы. Мне хотелось терзать их, кусать – до крови, до просьбы «Прекрати»; а потом облизывать, самозабвенно, с чисто садистским удовольствием.
- Почему тебе вздумалось напомнить о своих правах на меня именно сейчас? – поинтересовался мой любимый, прервав поцелуй и как-то судорожно вздохнув, когда я принялся оглаживать его плечи, слегка царапая отросшими ноготками.
- Не знаю, - не стал лукавить я, снова приникая к его губам. Мне быстро стало мало; я нежно скользнул языком внутрь, вытянул штангу пирсинга и принялся выписывать хаотичные узоры по нёбу, заставляя брата едва слышно вздыхать. Его руки скользнули по моим бедрам, поднимаясь выше, пока не остановились на ягодицах. Пошло и раскованно, но, черт, мне это нравилось.
- Ты сошел с ума, - сообщил мне Том, отдаваясь моим ласкам – я любовно целовал притягательную шею, изредка касаясь ароматной кожи самым кончиком языка, проходясь вверх-вниз шариком пирсинга, оставляя алые метки и тут же зализывая их.
- Я знаю. И уже о-о-очень давно.
- Насколько давно?..
Я на мгновение оторвался от своего занятия и смерил близнеца серьезным взглядом. В полумраке комнаты его глаза казались совсем черными; а, может, все дело было в расширенных от возбуждения зрачках? Я знал, что действую на него особенным образом. Он любит меня. Он хочет меня. Он ценит меня.
- Думаю, с тех самых пор, как я признал, что у меня чертовски привлекательный брат. А признал я это… ммм… классе в третьем. Ты знаешь, - я склонился к его уху, обдав жарким дыханием – пальцы на ягодицах нервно сжались. – Стержнем моего безумия являешься ты. На твоем месте мне было бы страшно, безумно страшно…
Я прикусил мочку, слегка потянув; Том подо мной выгнулся, с его губ слетел первый сдавленный стон. Его реакция меня более чем удовлетворила.
- …и ты даже не догадываешься почему…, - я поерзал, распаляя этим еще больше, откровенно соблазняя, но при этом совершенно не боясь последствий. Желая их. – Мне хочется забраться ногтями под твою кожу, чтобы почувствовать, каково это – жить в настолько безупречной оболочке… мне хочется попробовать на вкус грецкие орехи твоих глаз, ощутить, как они лопаются от напора моего языка… мне хочется проникнуть в твое сердце и навести там полный хаос… как ураган… разметать чувства… вскрыть самое сокровенное… и сберечь… укачать в ладонях...
Брат наугад нашел мою руку своей и крепко сжал, переплетая пальцы, тесно-тесно, так, что стало непонятно, где кончается моя ладонь и начинается его.
- Если ты думаешь, что я скажу: «Ты больной, Билл»… то ты ошибаешься, - произнес он, смотря на меня с бесконечной любовью и доверием. – Я скажу совсем иное. Я бы позволил тебе все это.
Я улыбнулся. Неуверенно и скованно, не до конца понимая, как мне стоит реагировать на данное заявление.
- Но это явно не те вещи, о которых должны говорить пятнадцатилетние мальчики, - тихо рассмеялся я, потянувшись за поцелуем.
Тому внезапно надоела пассивная роль соблазняемого. Он приподнялся, обхватив меня за талию, и осторожно опрокинул на спину. Я вновь не удержался от улыбки и закрыл глаза, предоставляя себя в полное распоряжение близнеца. Стенные часы провозгласили о половине шестого утра.
Поцелуи – дорожкой, вниз по шее. Тщательное исследование груди. Бесконечные засосы, которые – я это знал – будут смотреться на моей бледной коже вызывающе ярко. Искусное издевательство над моими нервами – нежные касания впадинки пупка. Обжигающе горячо – ладонью по внутренней стороне бедра.
- То-ом, - протянул я, безотчетно раздвигая ноги. Я закусил губу, непроизвольно дернувшись, чувствуя, как брат растягивает меня пальцами, аккуратно и бережно, не забыв про крем в тумбочке у кровати. Но даже от этого я стенал и извивался.
Он не стал медлить, завладевая мной. Мне показалось, что я задыхаюсь, но это было не больше чем иллюзией; только ощутив собственную принадлежность близнецу, я смог вдохнуть по-настоящему.
- Скажи мне… что… я… твой! – в исступлении шептал я, обнимая его за шею, запрокидывая голову и совершенно не соображая.
- Ты мой, мой, - раздавался голос Тома откуда-то издалека. – Никому не отдам… принадлежишь… мне…
- Тебе!.. – выдохнул я ему в губы и откинулся на подушку, чувствуя подкатывающее наслаждение. Я таял в руках брата, растворяясь в нем, теряя собственное «я», умирая и возрождаясь вновь, бесконечно… Мне хотелось кричать… Кричать о своей любви и преданности, о желании обладать и принадлежать - без остатка, и телом, и душой; о всем том коктейле чувств и эмоций, что переполняли мое сердце… Но мне приходилось молчать. И вовсе не из-за собственной робости и страха быть непонятым. А из-за того, что закричи я – и непременно перебужу весь дом; но если шептать, то эти слова не будут иметь смысла.

- Мальчики, хорошие новости! Звонил герр Браун!
Это было первое, что мы услышали от мамы, войдя на кухню. Я проигнорировал замечание, прошествовав к столу и оседлав ближайший ко мне стул; Том, как старший, состроил серьезное лицо и сделал вид, что внимательно слушает. Мне тоже было интересно, какими словами отозвался о нас товарищ отчима, но недосып и вполне предсказуемые болевые ощущения сделали меня абсолютно невосприимчивым к происходящему вокруг. Выводы были неутешительными: а) либо секс ночью, либо секс наутро. Совмещать невозможно, ибо чревато… б) не стоит провоцировать Тома на страсть. Опять-таки – чревато. На этот раз – испорченной походкой и неудобствами при сидении.
- …так что вам дали добро, - закончила свой рассказ матушка. Я встрепенулся. Что-то мне подсказывало, что я, погруженный в мысли по поводу своей нелегкой судьбы, всё проворонил. Я покосился в сторону брата. Мои брови пораженно поползли вверх. Судя по абсолютно глупой улыбке и сияющим ненормальным блеском глазам, проворонил я что-то весьма важное. Ах, да, Браун, или как его там…
- Извини, ты не могла бы повторить? – осторожно попросил я.
- Боже, я вас сегодня не узнаю, - сказала родительница, всплеснув руками. – Вас, что, подменили? Старший внимателен, младший ворон считает. Сколько себя помню, всегда было наоборот!
- Наверное, это осенняя депрессия, - вяло отозвался я, наливая себе в бокал персиковый сок из большого пузатого графина.
- Какая осень, зима на носу! – мама вздохнула и отвернулась к раковине, принимаясь за помывку посуды. – Повторяю: звонил герр Браун…
Брызнувший сок попал мне на руку, и я машинально поднес ее к губам, быстро слизав сладкие оранжевые капельки. Брат пошло заулыбался.
- …ему очень понравилось ваше выступление. Он сказал, что для любителей вы играете весьма хорошо…
Я пнул близнеца под столом. Тот ответил мне тем же. «Дождешься у меня», - прошептал я одними губами.
- …хотя он заметил, что инструменты у вас никудышные. Ну, может, кроме гитары Тома.
- Что, даже хуже синтезатора, что мы выкинули? – любопытно поинтересовался я, стараясь не обращать внимания на ненавязчивые приставания подсевшего ближе брата.
- Едва ли бывает что-то хуже, - хохотнула мама и развернулась к нам. Я поспешно скинул руку Тома со своего колена. – В общем, он выбил для вас возможность выступить в тематическом клубе с хорошей публикой. Есть большая гарантия того, что вас заметят.
- В самом деле? - искренне не поверил я, вытаращив глаза.
- Да, все так и есть.
- Это фантастика! – воскликнул я, вскочив на ноги и закружив родительницу в объятиях. – Боже, я так рад, так рад! Я даже и представить себе не мог, что нам так повезет!
- Это чудо, - улыбнулся брат. – Я думаю, мы сможем придумать что-нибудь касательно инструментов. У Густава не так давно появилась новая барабанная установка, а Георг, насколько мне известно, копил деньги на хороший бас. Если что, мы поможем, у нас есть кое-какие сбережения.
- Вот и отлично, - улыбнулась мама. – Мы обязательно придем послушать вас.
- А когда выступление? – наконец додумался спросить я. Ответ поверг меня в состояние сильнейшего шока.
- Завтра вечером.

- Это катастрофа!
Распахнутая мной дверь по инерции отклонилась назад, от всей души ударив Тома по лбу. Тот смачно выругался, за что тут же схлопотал подзатыльник от следующей за нами матери.
- Это конец! Это… это всё!
На самом деле, мне хотелось сказать кое-что более емкое, но я решил не портить свой имидж хорошего мальчика.
- Билл, не психуй, все нормально, времени дофига…
- Ты чудесно поешь, все будет на высшем уровне…
- Мне, например, даже в голову не пришло, что ты можешь облажаться…
- Не нужно волноваться…, - принялись успокаивать меня в два голоса мама и брат, но я пропустил их реплики мимо ушей.
Полтора дня для подготовки! Полтора! Это чудовищно маленький срок. От одной мысли о том, что завтра вечером мне придется стоять перед толпой народа и петь, меня бросало в дрожь. Это ведь не просто выступление. Это возможная путевка в мир профессиональной музыки!
Я уселся на стул и принялся раскачиваться вперед-назад, словно психически больной.
- Билли, не переживай понапрасну, - мама присела на корточки рядом со мной, взяв за руку и ласково заглянув в глаза. – Ты слишком запугиваешь себя. Вы ведь выступали, и не раз.
- Это совсем другое…
- Сейчас я позвоню ГГ, и мы все вместе решим вопрос об инструментах, - подал голос Том, устраиваясь по другую сторону от меня. – А потом сразу начнем репетировать.
- От этого зависит слишком многое… От МЕНЯ зависит слишком многое…, - пролепетал я непослушными губами. – А если я не смогу?..
- Не настраивай себя на худшее. Верь в себя и свои силы. Запрограммируй себя на успех.
Я глубоко вздохнул.
- Ладно, будь по-вашему. Но если я все испорчу, виноваты будете вы!
Том задорно улыбнулся и умчался к телефону, чтобы не терять времени попусту. Мама одобряюще кивнула головой, потрепала меня по волосам и вышла из комнаты.
Я перебрался на кровать, усевшись на нее с ногами, и обхватил руками колени. Мне нужно было подумать и настроить себя на позитив или хотя бы его подобие. Как назло, в голове вертелись совсем не способствующие радости мысли.
- …да, через двадцать минут около магазина. Позвони Густи. Пока, - брат положил трубку, кивнул самому себе и перебрался на постель, сев напротив меня. Я задумчиво кусал нижнюю губу.
- Ну, ты чего? – мой близнец нахмурился, явно недовольный моим настроем.
- Ничего.
- Да брось, все будет хорошо, - он взял мои руки в свои, и я тут же оттаял. Все-таки Том очень нежный, хотя и пытается всячески это скрыть. Или его нежность принадлежит только мне?
Я невольно улыбнулся.
- Просто немного нервничаю.
- Нервничать будешь завтра. А сейчас – марш одеваться, мы едем за покупками.
- Какими такими покупками?
- Ну, у Жоры, оказывается, есть вполне нехилая заначка. Да и не можем мы выступать в вязаных свитерах и джинсах с пузырями на коленках, - усмехнулся Том. Я рассмеялся. И вдруг отчетливо понял, что мне-то как раз и нельзя грузиться. Потому что именно от меня зависит наш успех.

ГГ были более чем просто обрадованы новостью, и это поселило во мне искорку веры в то, что все получится. После покупки для Листинга новой басухи я приказал себе оставить мрачные мысли. Шоппинг помог мне в этом нелегком занятии. Не знаю, как остальные, но я получил огромное удовольствие от выбора и, конечно, покупок одежды для выступления. В качестве бесплатного бонуса я получил абсолютно чудесную подвеску на шею. Будь моя воля – я бы расцеловал щедрого на подарки брата на месте, но… Никто, кроме Андреаса, не должен быть в курсе наших отношений. Кто знает, чем это может закончиться. Лучше не испытывать судьбу: она имеет склонность мстить за нарушенный покой.
Ближе к часу мы начали репетировать. В этот раз все было иначе. Я чувствовал мельчайшее, но все же ощутимое изменение настроения в коллективе; все мы были подвержены небольшому волнению. Впрочем, оно забылось после пары чашек чая с пирожными и продуктивной творческой деятельности.
И все бы ничего, если бы к вечеру моя короткая и почти позабытая прогулка без куртки не дала о себе знать. Переохлаждение, минусовая температура и стрессы ударили обухом по моему организму. Я начал терять голос.

Часть тридцатая.

- Всепропаловсепропаловсепропаловсепропало!
- Это что, правда?
- Ни с того, ни с сего…
- Яоблажаюсьяоблажаюсьяоблажаюсь!
- Неужели ничего нельзя сделать?
- Впереди еще целый день…
- Этоконецэтоконецэтоконец!
- Думаю, медлить нельзя…
- Подобный шанс выпадает далеко не каждому…
- Мы должны использовать его!..
- Обожемойобожемойобожемой!!
- И заткните, наконец, эту истеричку!
Гордон покачал головой, Густав прыснул, Том предостерегающе толкнул его в бок, а я обиженно надул губы и кинул в Георга диванной подушкой. Листинг проворно увернулся, подразнившись, но ретировался в другой конец комнаты, дабы избежать дальнейших посягательств на свою жизнь. Воцарилось траурное молчание. Тишину нарушали лишь негромкое тиканье часов и позвякивание посуды на кухне: мама готовила ужин.
- Билл, марш наверх, - скомандовал отчим. Я непонимающе вскинул бровь. – Марш наверх, я сказал. Мы вплотную займемся твоим лечением, чтобы завтра ты смог петь. Времени, конечно, в обрез, но чем черт не шутит? Необходимо приложить максимум усилий, чтобы потом не жалеть о несделанном.
- Думаешь, мы сможем вернуть мне голос до завтрашнего вечера?
- Судя по тому, как ты только что верещал, – вполне.
Гордон многозначительно кивнул в сторону двери. Я скривился.
- Вперед и с песней. Том, проводи своего несговорчивого брата в комнату и возвращайся, нужно решить вопрос касательно аппаратуры.
- Вот видишь, - обратился ко мне близнец с глумливой улыбочкой. – У нас совет, женщины на него не допускаются, - произнес он шепотом, подтолкнув меня к выходу.
- Я тебе покажу «женщину»! – возмущенно закричал я, чувствуя, как начинают алеть мои щеки.
- Обязательно покажешь, - кивнул Том.
- И кляпом ему рот заткни, чтобы не орал больше! – дал последнее наставление отчим. Я негодующе засопел и нехотя побрел в спальню, чувствуя разбирающий идущего сзади брата хохот.
- Ничего не выйдет, - заявил я, едва мы пересекли порог комнаты. - Нет, в самом деле. Вернуть севший голос за десяток часов - это на грани фантастики.
Близнец прислонился боком к столбику кровати, глядя на меня и снисходительно улыбаясь. Меня раздражал его оптимистичный настрой. Не то, чтобы я был закоренелым пессимистом, просто предпочитал смотреть правде в глаза. Какой бы горькой не была на вкус эта самая правда.
- Мы сделаем все возможное. И посмотрим на результат. Если он будет отрицательным, тогда и начнем волноваться, а пока стоит сконцентрироваться на твоем лечении.
- Как у тебя все легко!
- Почему бы тебе просто не надеяться на лучшее?
Я раскрыл рот, чтобы выдать заготовленную фразу из раздела «Вы все дураки, один я зрю в корень», но промолчал, задумавшись. А, действительно, что мне мешает? Мои собственные слова звучали так, словно мне было побоку это выступление. Словно я заранее сдался. Ну нет. Кто угодно, только не Билл Каулитц. Я всегда добивался, чего хотел. А я хотел выступить на высоте.
- Хорошо, - произнес я со вздохом. – Я приложу все усилия, чтобы поправиться к завтрашнему вечеру.
- Правильный настрой, - одобрительно кивнул Том, потрепав меня по волосам.
- Только я не совсем не понимаю, что мне нужно делать, - я задумчиво почесал переносицу. – Мама, наверное, напоит меня какой-нибудь гадостью… И постельный режим?
- О да-а…, - протянул брат с хитренькой улыбкой от уха до уха. – Без него никак, - он ненавязчиво привлек меня к себе, целуя в шею горячими губами.
- Пошляк! – выдал я, рефлекторно поведя плечом. – Щекотно, блин! Том, дурак…
- Ну и пусть! – легкомысленно отозвался мой любимый, засмеявшись. Я не сдержал улыбки и рыбкой выскользнул из его объятий.
- Иди давай на своей совещание. А я буду смотреть в потолок и думать о тщетности жизни, - пафосно сказал я, плюхнувшись на кровать и трагически приложив руку ко лбу. – Ах, тяжела судьба музыканта.
- Все будет хорошо, - пообещал мне Том и, наклонившись, нежно коснулся губами моего запястья. Я охнул от неожиданности. По всей руке побежали резвые искорки, расходясь от места поцелуя и дальше – к самому плечу. – Ты мне еще обещал женщину показать…
- Хочешь сказать, что за пятнадцать лет своей жизни ты ни разу их не видел? Хотя нет, не отвечай, я, кажется, знаю, каков будет ответ, - я щелкнул близнеца по кончику носа. Он поморщился, наигранно обидевшись, но расцвел сразу после короткого, но чувственного поцелуя.
- Что-то мне захотелось разделить с тобой этот твой постельный режим…, - шепнул брат, как бы невзначай пробежавшись длинными подвижными пальцами по моему впалому животу. Я податливо выгнулся, но быстро взял себя в руки и шутливо отпихнул Тома ногой.
- Обязательно разделишь, но не сейчас, - пообещал я.
- Заметано, - довольно ухмыльнулся близнец и убежал в гостиную, оставив меня наедине с собственными мыслями. Я вздохнул и принялся скидывать одежду. Черт бы побрал мой слабый иммунитет.

Пятнадцать минут смотрения в потолок и разглаживания одеяла ладонями никоим образом не сказались на моем самочувствии, зато заставили заскучать и проклясть собственную гордость, из-за которой я вздумал прогуляться по морозу без верхней одежды. Почему большинство моих же поступков выходят мне боком? Когда я, наконец, перестану набивать себе шишки? Когда пойму, как это - учиться на чужих ошибках? Создается впечатление, что кто-то очень добрый специально обложил меня граблями, на которые я поочередно натыкаюсь.
Впрочем, вдоволь поразмышлять о своей несчастной судьбе мне не дали: дверь комнаты внезапно распахнулась, и в спальню ввалился весь мужской коллектив, доселе заседавший в зале; процессию замкнула мама, не без труда протиснувшаяся среди народа, и с торжественным «Та-дам!» вручила мне чашку. Я удивленно вскинул бровь.
- Это ромашка и мед, - подал голос отчим. – Пей, пока не остыло.
- Но я не люблю мед, - нахмурился я. И, если на то пошло, то и запах ромашки (я боялся подумать о вкусе) не вызывал у меня положительных эмоций.
- Ты хочешь выступить или нет?
Это был нечестный прием. Я горестно вздохнул, вновь и вновь проклиная свою несчастную судьбу (упиваться жалостью к себе было на удивление приятно), обвел пришедших проконтролировать процесс лечения обреченным взглядом и выпил напиток. Я скривился; вкус был предсказуемо противным, его не смягчила даже приторная сладость меда. Родители синхронно кивнули, Георг показал мне большой палец.
- Ну и гадость, - признался я, поставив чашку на прикроватную тумбу и отерев губы тыльной стороной ладони. – Надеюсь, мне больше не придется это пить?..
- Еще как придется, - поспешила разочаровать меня мама. Я протестующе заныл. – А так же поменьше говорить. Зачем лишний раз напрягать голосовые связки?
- А как же репетиции? Выступление завтра вечером. Я не готов!
- Сегодня ты пел очень хорошо, - сказал Том. – Думаю, об этом не стоит волноваться.
- Твой пирсинг и вправду пошел тебе на пользу, - заметил Гордон. Кто бы сомневался!
- В любом случае, я буду присутствовать на ваших репетициях.
- Тогда до завтра! – попрощался со мной Георг; Густав с улыбкой отсалютовал рукой. Отчим и брат отправились провожать ребят по домам, а мама присела рядышком на кровать и обняла меня, согревая родным семейным теплом. Я вздохнул и примостился виском на ее плече. В голове скакало слишком много мыслей, и все они требовали словесного выхода наружу. Но я просто не мог их озвучить, и дело было вовсе не в так некстати севшем голосе.
- Ну, что ты? – ласково спросила родительница, перебирая мои волосы. – Разнервничался совсем… Так нельзя, Билл. Нужно держать себя в руках.
- Я знаю, - ответил я и прикрыл глаза. Я почувствовал, что ужасно, нечеловечески устал. Может, я вообще зря заморачиваюсь?.. Кто знает, что будет завтра? Я могу окончательно сорвать голос. Или меня собьет машина. Или еще что-нибудь. Необходимо ко всему относиться проще. Только у меня это не получается. Хоть в лепешку расшибись.
- Ложись спать. Тебе нужно хорошенько выспаться. А с утра начнем лечение. Все наладится, вот увидишь.
- Ладно, - сдался я.
- Спокойной ночи, - улыбнулась мама, поцеловала меня в лоб и покинула комнату. А я направился в ванную.
Мысли касательно завтрашнего выступления категорически отказывались улетучиваться. Не помог даже контрастный душ, обычно настраивающий на релаксацию и любовь ко всему миру. Сейчас этой самой любви не наблюдалось не то что к какому-то сраному миру, но даже к самому себе. Я уставился на свое отражение в зеркале и отвел взгляд, оставшись крайне недовольным увиденным. Растрепанная шевелюра, желтоватая кожа, синяки под глазами, на подбородке опять вскочила какая-то дрянь… Я очень надеялся, что не распугаю зрителей своим неважным внешним видом. И не спеть, и не покрасоваться. Пизд*ц подкрался незаметно.
Я погасил свет в ванной и вернулся в комнату, к своему великому удивлению обнаружив там тоже готовящегося ко сну Тома.
- Что-то я устал, - сказал он, зевнув. – Ты не жди меня, спи.
- Угу, - я рассеянно кивнул и забрался под одеяло. Неизвестно откуда взявшаяся сонливость постепенно сморила меня, и я задремал, не обращая внимания на дерущую горло боль и ярко горящий свет люстры.
Мне снились геометрические фигуры, раскрашенные в кричаще-яркие цвета, кружащие по какому-то металлическому кругу и гипнотизирующие своим движением. Потом их сменила совершенно дикая абстракция: четыре кривобоких черт-пойми-чего медленно перетекали друг в друга, изредка подрагивая от невидимых мне колебаний. Еще пару минут таких сновидений – и мой разум бы не выдержал, сбежав в более уютное местечко. От этой участи меня спас Том, устраивавшийся рядом и разбудивший меня своими движениями. Я хотел спросить, почему он не в ванной, но сообразил, что свет уже погашен, а дверь закрыта.
- Тебе кошмар приснился? – брат нежно погладил меня по руке, нервно вцепившейся в край одеяла.
- Просто бред всякий… Нервничаю. Ну, ты сам понимаешь.
- Понимаю. Но разве от этого станет легче?..
- Нет, - я повернулся к близнецу и уткнулся носом в ложбинку между шеей и плечом, закрыв глаза и чувствуя разливающееся от близости к нему тепло. – Если бы я мог заставить себя успокоиться и уснуть, то давно бы это сделал, уж поверь.
- Верю, - тихо произнес брат. Подозрительно часто он стал со мной соглашаться. – Постарайся думать о хорошем.
- А мне и думать не надо… Это самое «хорошее» и так рядом со мной, - я приподнялся, поцеловал Тома в уголок губ и снова лег на свое законное место – его плечо.
- Отдыхай, котенок, - брат погладил меня большим пальцем по запястью, вызывая совершенно дурацкую счастливую улыбку. Я «угукнул», чувствуя, как все мои страхи и волнения отступают под напором даримой им нежности. Иногда не нужно особых слов и действий, достаточно легких касаний и едва слышного шепота; достаточно просто полежать вот так, вместе с любимым человеком; послушать, как бьется его сердце, понимая, что он – именно тот, кто предназначен тебе самой судьбой. Я позволил близнецу неторопливо целовать мои губы, чувствуя, как начинаю проваливаться в сон. На этот раз – согревающий и светлый.

- Рота, подъем!!
Я сонно замычал, сильнее прижимаясь к теплому телу рядом, обнимая крепче, отчаянно хватаясь за ускользающий сон, но тот проворно сбежал, оставив после себя неприятное чувство вязкой усталости. Словно я и не спал вовсе.
- Хватит дрыхнуть, уже полдень! – продолжили голосить у меня над ухом, но я только натянул одеяло повыше, накрываясь с головой. К сожалению, моему плану не суждено было сбыться: это самое одеяло чьими-то стараниями сползло аж до самой талии. Я возмущенно заныл, разлепляя глаза и чувствуя нарастающее желание врезать тому (или тем), кто решил прервать мой покой. Около кровати стояли Андреас, Густав и Георг. Несложно было догадаться, кто из них троих взял на себя миссию побесить меня с утра пораньше.
- Листинг, мать твою! – преисполненный святым намерением дать ему по башке, я потянулся к басисту, но лежащая на моем животе рука Тома помешала приподняться, а после вообще нагло соскользнула куда-то в район бедра. Я не особенно нежно пихнул его в бок, поспешив разлучить с товарищем Морфеем. Не хватало еще глупо запалиться при наших согруппниках!
- Ты че? – несвязно пробормотал брат, искренне удивленный моим неприветливым поведением. Обычно утро у нас начинается с поцелуев, а никак не с чувствительных тычков.
- Просыпайся, соня, - буркнул я, скинув с себя его руку, и поднялся с кровати. Тело затекло после сна, да и настрой был не самым лучшим. Горло болело так, что хотелось лезть на стенку. Я искренне недоумевал, как не проснулся от этой боли. Но, видимо, Том послужил мне спазмалетиком.
- Ну и спать вы! – воскликнул Георг, ухмыляясь. – Уже полдень, а вы все в постели! Даже ваша мама удивилась, послала будить.
- И вам доброе утро…, - пробурчал мой близнец, садясь на постели и протирая глаза. Выглядел он, наверное, даже удрученнее, чем я. Интересно, то, что эта троица застала нас на одном месте, причем Томовом, не поселило в них зернышки подозрения? Что-то я не уверен в том, что это было воспринято адекватно…
- А ты чего тут забыл? – накинулся я на Андре.
- Мне уже и прийти к вам нельзя? – тут же обиделся друг, а я мысленно отругал себя за резкость. Я вздохнул.
- Извини.
- Наша принцесса встала не с той ноги! – не замедлил вставить свой комментарий Георг.
- Смотри, как бы эта самая нога не стала причиной синяка на половину твоего фейса! – огрызнулся я и направился в ванную. Тоже мне, юморист нашелся!

После небольшого, но плотного завтрака, а так же очередного гадского напитка индивидуально для меня, Devilish в полном составе и с бонусом в виде Энди оккупировали Гордоновский гараж и начали репетировать. Я, как временно недееспособный, устроился на каком-то огромном ящике неизвестного мне происхождения, замотав шею пушистым маминым шарфом и послушно выпивая все то, что приносилось родителями в чашках. К слову, вечерняя кондрашка отступила, что было, по сути, жутко нелогичным. Хотя при мысли о том, что уже через каких-то 8 с половиной часов я буду стоять на сцене и петь – и петь не для пяти «фанатов», а для какой-никакой, но публики, среди которой, к тому же, наверняка будет хоть один продюсер – у меня кружилась голова.
К трем часам меня начало легонько потряхивать, и я попытался успокоиться чаем и беседами. Помогло, но совсем ненадолго. К пяти часам я стал нервным и трясся, словно в лихорадке. Андреас вытащил меня на улицу подышать свежим воздухом, но не прошло и получаса, как я заныл, что хочу домой. Блондин повздыхал-повздыхал, но решил и не расстраивать меня, и мы вернулись. К огромному удивлению, голос и вправду возвращался. Видимо, мед и ромашка действительно обладают какими-то удивительными свойствами. Но даже это не спасло меня от следующей стадии волнения, а именно – агрессии. Когда до выступления осталось каких-то несчастных три часа, я начал швырять тарелки об пол и кричать, что ничего не получится.
- С таким настроем у нас действительно все пролетит! – заявил мне Георг после того, как я кинул в него расческой и промахнулся лишь по счастливой для парня случайности: у меня дрожали руки.
- А что не так с моим настроем?!
Меня бесило всё. Хотелось прогнать всех из дома к чертовой матери. Включая родителей, кошку и пса. И вдоволь поистерить. А еще лучше – просто покурить, наплевав на больное горло.
- А ты сам не понимаешь?!
- Замолчите, оба! – воскликнул Густав, встав между нами, видимо, испугавшись, что начнется драка. Хотя да, от рукоприкладства я бы не отказался. Отличный способ выместить свою ярость. – У нас выступление на носу, а вы устроили тут…словесный ринг! Как так можно?!
- А пусть он, наконец, успокоится! – подал голос Листинг. Я зарычал, готовый впиться ногтями в его наглую рожу. Или плюнуть туда же.
- Похоже, мне одному не срать на наше выступление! – сообщил я потолку. Андреас скривился.
Скрипнула дверь, и в комнату вернулся Том, отлучившийся за новой порцией кока-колы. Все четверо синхронно развернулись в его сторону, словно спрашивая: «Ну, и чего ты тут забыл?». Брат как-то судорожно сглотнул, аккуратно поставил поднос на тумбочку и обратился к нам с вопросом:
- И что тут происходит?
На него тут же обрушился шквал ответов.
- Он меня достал!
- Эта истеричка никак не угомонится!
- Они тут едва не передрались!
- Том, сделай хоть ты что-нибудь!
Мой близнец удивленно вскинул брови.
- По какому поводу ссора?
- Он выводит меня из себя!
- Он достал меня своими криками!
- Научи его манерам!
- Его эгоизм перешел все границы! – заголосили мы с Георгом наперебой. Я перевел яростный взгляд на противника. Тот ответил тем же.
- Пора бы тебе понять, Каулитц, что мир не вращается вокруг тебя одного! – сказал он.
- В самом деле? Прекрасно! – я вздернул подбородок. – Что-то мне не хочется быть частью мира, где живут такие ублюдки, как ты! – и я пулей вылетел из комнаты. «Ну и чего ты добился, придурок?» - услышал я голос Густава.
Мне было больно и обидно. Меня душила ярость – до сердито сжатых кулаков и побелевших от напряжения костяшек. А где-то на задворках души подавала сигналы совесть. Но сигналы слабые и невнятные, ибо мое состояние было далеко от адекватного.
Не знаю, взаимно или нет, но я всегда считал Георга другом. Группа сплотила нас, сроднив, сделав его одним из самых близких людей в моем окружении. А теперь этот самый близкий человек бесится из-за моего – заметьте, обоснованного – волнения и обзывает истеричкой. Впрочем, я и сам не лучше. А какая, в сущности, разница? Это была всего лишь ответная реакция на его неприкрытое хамство.
Мне хотелось побыть в одиночестве. На улицу не сунешься – мороз, да и чертово горло, поэтому у меня был только один вариант «бегства».
Я спрятался в темной кладовой на втором этаже, устроившись между какими-то старыми коробками, подтянув колени к груди и обхватив их руками. Мне нужно было успокоиться и прийти в себя. «Ты просто ждешь, пока кто-нибудь не придет и не начнет тебя успокаивать» - ехидно шепнул внутренний голос, но я послал его куда подальше. И без того было тошно.
Я вспомнил, что когда мы с Томом были чуть поменьше и ссорились, я всегда прятался здесь, а он оставался в комнате. Это небольшое помещение навевало тоску, но очень быстро отрезвляло и приводило в чувство. Чудодейственное место.
Не успел я насладиться одиночеством, как дверь распахнулась. Я понадеялся, что это Георг, пришедший с просьбами о прощении, но, оказалось, - брат. Как ни странно, сейчас я не хотел видеть его.
- Послушай, мы все на взводе, - начал он тихо. – Нам всем тяжело, кому-то в меньшей степени, кому-то в большей. Но мы не должны позволить собственным эмоциям испортить, возможно, самый важный вечер в нашей жизни.
Вот она, поддержка. Мне было неловко признаваться в этом самому себе, но подсознательно я все же надеялся на признание своей правоты. Ну и ладно. Не больно-то и хотелось. Я молчал, уставившись на тапочки близнеца.
- Я тоже возлагаю большие надежды на это выступление. И не хочу, чтобы все пошло прахом из-за какой-то ерунды.
Я подметил, что правый тапок выглядит более потрепанным, нежели левый. К чему бы это?
- Сидя здесь и обижаясь, ты ничего не изменишь. Пойдем в комнату.
А еще они разного цвета. Почему-то до меня это дошло только на десятой секунде.
- Уверен, Георгу вовсе не нравится с тобой ссориться. Просто у него тоже сдают нервы. Мы должны быть терпимее друг к другу… Внимательнее.
На самом деле, мне очень льстил тот факт, что мои тапочки среди остальных в семье – самые красивые.
- Билл, ты меня слушаешь? – поинтересовался Том, но, не услышав ответа, произнес под нос какое-то ругательство и присел на колени передо мной. – Ну не дуйся ты на него. Ну, дурак он. Будь умнее.
- Я, что, действительно истеричка? – спросил я, не зная, каким будет ответ. Близнец вздохнул.
- Ты просто открыто демонстрируешь свои эмоции и внутренний мир. Не всем это нравится.
- И поэтому на меня можно кричать? – я поджал губы, чувствуя легкий укол обиды. Только вот непонятно, кто являлся ее причиной. Интуитивно я понимал, что брат не на моей стороне. Но и не на стороне Листинга.
- Просто иногда нужно что-то держать в себе, понимаешь?
Я вздохнул. Злость потихоньку отпускала.
- Хорошо, забыли. Я спокоен. И выступлю так, как ни одному коллективу и не снилось!
Том улыбнулся и протянул мне руку. Я охотно принял его помощь. Где-то внутри меня вновь начала крепнуть вера в себя. И, конечно же, в остальных «Дьяволят». Даже в Георга.

- Если мы не выйдем из дома сейчас же, то опоздаем, - сообщил Гордон. Я чертыхнулся: левый глаз никак не хотел подводиться ровно. – Билл, ты меня слышишь?
- Слышу, слышу, я сейчас! – честно говоря, я и сам не знал, когда наступит это самое «сейчас», но, не отзовись я, отчим бы не отстал, пока силком не усадил бы меня в машину. Странно, но в голове напрочь отсутствовали какие-либо мысли. Я не волновался, не раздражался, не деприл. Эмоции улетучились вместе с мыслями. Наверное, это было к лучшему. Однако такой расклад вовсе не способствовал моей концентрации: я все равно был на нервах, ругался и суетился. И никак не мог накраситься.
- Ну, ты где там копаешься? – в ванную заглянул Том. Я заставил себя сосредоточиться на макияже, но линия вновь получилась неровной и неаккуратной.
- Блядь! – в сердцах выругался я, швырнув карандаш на пол. Впрочем, ярость улетучилась тут же. Я вздохнул и уткнулся лбом в зеркало. Выступление еще не началось, а я уже был выжат, как губка.
Брат молча поднял карандаш с пола, развернул меня лицом к себе и, задумчиво потеребив языком сережку в губе, принялся подводить мне глаз. Я замер.
- Посмотри, - сказал он через полминуты. Я взглянул на свое отражение. Идеально ровно. И задорные тонкие «стрелочки».
- Спасибо, - выдохнул я, благодарно улыбнувшись. Близнец на мгновение приник к моим губам, но тут же оборвал поцелуй, шепнув: «Пойдем», и потащил на выход.

До клуба добирались на двух машинах такси: Гордонова колымага неожиданно подняла бунт и отказалась заводиться. Мы с Томом как самые умные ехали вдвоем, тесно прижавшись друг к другу. Я меланхолично смотрел в окно на огни города, на сменяющие друг друга улицы и рассеянно поглаживал руку брата своей. Тот крепко обнимал меня за плечи, понимая, что сейчас мне нужна поддержка. Я чувствовал себя, словно рыба без воды: я задыхался. В груди начал шевелиться червячок волнения; я медленно, но верно приближался к состоянию безмолвного шока.
В довершении всего мы попали в пробку. Лойтше - совсем маленький городок, будто бы кукольный, да и население тут далеко не многочисленное, поэтому данный инцидент поразил меня до глубины души.
- Извините, мы очень торопимся, - нетерпеливо сказал Том.
- Похоже, там авария, - шофер вытянул шею, силясь рассмотреть происходящее впереди. – Я пойду гляну; если это действительно так – поедем в объезд, - и прежде, чем мы успели возразить, мужчина вышел из машины. Близнец выругался, ударив ногой по спинке водительского сидения.
- Это какое-то наваждение, - прошептал я. – Сегодня все не так… Проклятый день.
Мне хотелось расплакаться об обиды, поэтому я ожесточенно кусал губы, дабы не взвыть в голос.
- Я… я буду стоять там… и молчать. Я не смогу петь. Несмотря на то, что ко мне вернулся голос… - я не удержался от всхлипа. Глаза застилали слезы, слезы обиды на подкидывавшую всевозможные подлянки судьбу и собственную невезучесть.
- Тише, тише, - брат привлек меня к себе, и я забрался на сиденье с ногами, обняв Тома за шею и уткнувшись носом ему в ухо. Он принялся неторопливо гладить меня по спине, а я все шмыгал носом и трясся от непонятного мне самому озноба.
– У тебя все получится.
Он обхватил пальцами мой подбородок, заставляя поднять голову. Я доверчиво посмотрел ему в глаза; поцелуй – немного грубый, яростный, но такой правильный, вернул меня в чувство. Я подался вперед, отвечая любимым губам со всей отдачей и страстью, устраиваясь поудобнее на обтянутом мягкой тканью кресле и с каждым мгновением забывая обо всех неудачах, что преследовали меня с утра. Ладонь Тома нашла мое колено, огладив, и пошла вверх по бедру, обжигая, заставляя кожу пылать, несмотря на защиту из тонкой джинсы. Я растворялся в поцелуе, послав все к чертовой матери, забыв о том, что мы в чужом автомобиле, а я пачкаю сидение грязными ботинками. В этот самый момент были только Он и Я.
- Черт, а давай прямо здесь… - неожиданно шепнул мне близнец, быстро укусив за мочку уха. Я обнаружил, что уже лежу на спине, согнув ноги в коленях и заведя руки за голову; приятная тяжесть брата на мне отдавалась все более настойчивым тянущим ощущением внизу живота.
- Ты что, как мы можем, он сейчас вернется… - залепетал я непослушными искусанными губами. На самом деле мне было плевать. Мысли плавились, словно мягкий металл, крышу сносило от неожиданно накатившего возбуждения.
- Тогда так, - Том рванул служащий мне для красоты ремень и, расстегнув молнию, сдернул джинсы вниз вместе с бельем. Я непроизвольно вздрогнул. В салоне было холодно, но мне казалось, что я горю пламенем: меня переполнял внутренний жар, отсекающий любые попытки сопротивления сыплющимся на меня ласкам любимого.
Брат спустился к животу, лаская кончиком языка, а секундой спустя его губы накрыли мой возбужденный член. Я вскрикнул, взмахнув руками и больно ударившись ими о толстое дверное стекло. Сладко, тяжко, невыносимо, блаженно.
- Том, Том, Том… - повторял я, словно в бреду, толкаясь в манящую теплоту рта. – Ну же, не тяни… Том…
Он не стал мучить меня томительным ожиданием, ему хватило и десяти секунд, чтобы довести меня до предела. Я прикусил собственный палец, чтобы не застонать в голос; близнец прижал мои бедра к сидению, стиснув их пальцами – я был уверен, до синяков, слизывая сперму с живота и головки, до конца, до последней капли. Он поднял на меня свои пронзительно-карие глаза, непрозрачные, таинственные и лукавые одновременно; я слабо улыбнулся. Том аккуратно вернул мои джинсы на свое законное место и выпрямился. Я тут же потянулся за поцелуем, привалившись к боку любимого. Мы целовались лениво, медленно, со вкусом, смакуя каждое мгновение.
- Да, там действительно авария, - дверца машины открылась, и к нам вернулся водитель. Мы успели оторваться друг от друга ровно в тот момент, когда он посмотрел в нашу сторону. Чистое везение. – Придется ехать дворами.
- Езжайте, - отозвались мы с братом хором. Кажется, нам уже было все равно, успеем мы на это выступление или нет…
- Ну, тогда держитесь. Полетим ракетой, - усмехнулся мужчина, заводя мотор.

Он не обманул. К моему огромному удивлению, прибыли мы в клуб не то, что вовремя, а с запасом в три минуты, которые были потрачены на приведения всех «Дьяволят» в божеский вид. Дальнейшее я помнил смутно.
Нас объявили как молодую, но подающую надежды группу. Я не мог ручаться, но мне показалось, что публика в зале выглядела заинтересованной. Возможно, это была вина моего богатого воображения, но даже если и так, едва ли это имело смысл. Мы пришли показать класс, и мы это сделаем.
Густав за барабанной установкой. Нервничает: это видно по взгляду. Он никогда не показывает собственных слабостей, и дело тут вовсе не в закрытости, хотя экстравертом его тоже не назовешь.
Георг с бас-гитарой. Я отчетливо видел, как у него дрожат руки. Мелко-мелко, словно его лихорадит. Хотя, кто знает, может, оно и так.
Том… Электрическая гитара. Ни один мускул не дрогнет на лице – невозмутим и спокоен. Не верю. Наверное, именно это называется шоковым потрясением.
Я обвел глазами зал. Меня колотило.
- М-мы «Devilish», - произнес я, запнувшись. Я тряхнул головой и повторил уже увереннее. – Мы «Devilish». И сегодня мы сыграем для вас. «Leb’ die Sekunde»!
Зазвучал проигрыш. Я стиснул руками микрофон, чувствуя, как заболели от напряжения пальцы. Взгляд лихорадочно бегал по лицам в толпе. Хей, вы бы хоть прицепили бейджики «Потенциальный продюсер», тогда я бы знал, перед кем мне стоит выделываться. Я улыбнулся и начал петь…

- Это было потрясающе! – Андреас не сдержался и бросился мне на шею в порыве чувств. Я стиснул друга в объятиях, бесконечно благодарный за столь искренние эмоции и похвалу.
- Молодцы! – расплылся в улыбке Гордон. Мама не смогла сдержать слез и принялась расцеловывать нас четверых, словно все мы были ее родными детьми. Мне хотелось смеяться и плакать одновременно. Создавалось впечатление, что мы выиграли Нобелевскую премию, не меньше – столько радости и счастья было в улыбках близких.
- Предлагаю отпраздновать! – воскликнул отчим. Его поддержал строй дружного «Да!».
- Мы уже уходим? – удивился Том.
- А ты думал, что к вам сразу потянутся продюсеры с предложениями о раскрутке? – усмехнулась мама.
- Ну…, - брат надулся, явно недовольный ответом. Я понимал, что подобное счастье не сваливается вот так с неба, но в моей душе до последнего теплилась наивная надежда на судьбоносную встречу.
Мы ехали домой в общественном транспорте, шумно, обсуждая выступление и громко смеясь над какими-то глупыми, но от этого не менее забавными шутками. Георг и Том принялись ожесточенно пихаться, добродушно обзывали друг друга придурками, Густав периодически «болел» то за одного, то за другого, а я чувствовал постепенно накатывающую усталость. Мне мерещилась полузабытая рождественская мелодия, и от этого стало грустно, но грусть эта была светлой и доброй, как подарки под елкой и вкус мандаринов на языке. Я улыбался себе и своему настроению, родителям и друзьям, Тому и пошедшему за окном снегу.
Я уснул, не успев доехать до дома.

Месяц спустя.
Я проснулся от ощущения солнца на лице. Я точно знал, что во всем виноват проклятый тюль, из-за которого наша комната всегда полна света, даже когда этого не хочешь. Золотистые лучики щекотали нос и щеки, заставляя морщиться и вертеться, ища более удобное положение. Том рядом со мной возмущенно забурчал: ему жутко не нравилось, когда я вот так шебуршусь.
- Это все дурацкое солнце… - пробормотал я, как бы оправдываясь, и накрыл голову подушкой, спасаясь в мнимой темноте. Брат что-то ответил, но я не расслышал ни слова, да и мне было, по большому счету, все равно: уж слишком я хотел спать.
Поспать мне, естественно, не дали. Вы можете не верить в Бога или существование внеземных цивилизаций, но в закон подлости вы верить обязаны.
- Мальчики, подъем! – в комнату зашла мама, судя по интонации – радостная и воодушевленная. Ну почему ей не спится с утра пораньше?.. – Вставайте, Сочельник настал!
- Мммм…
- Дай поспать еще пять минут…
- Нет, нет, нет, вставайте! – с нас живо стянули одеяло. По телу пробежал холодок, и я недовольно заныл. Теперь я понимал, в кого родился таким упертым… Я зевнул, распрощавшись со сном, и сел на кровати. Тома, судя по всему, факт отсутствия одеяла совсем не смущал: он продолжал мерно сопеть. Я шлепнул его ладонью по спине. Не одному же мне бодрствовать, в конце концов? Брат недовольно замычал и перевернулся на бок, протирая глаза.
- А вас в гостиной ждет подарок! – улыбнулась мама, чуть склонив голову набок. Я непонимающе моргнул.
- Но Рождество завтра…
Она хитро улыбнулась.
- Сходите и посмотрите сами.
Мы с братом переглянулись и синхронно поднялись на ноги.
Увидели «подарок» мы не сразу, а только с наводкой. Под столом, видимо, посчитав его самым безопасным местом, сидел снегирь. Я стоял в дверном проеме, тупо таращась на птицу, а в голове вертелась только одна мысль: «Интересно, как это его еще не сожрала кошка?».
- И?.. – потрясенно спросил Том. – Что он тут делает?
- Залетел в форточку, - пояснил сидящий в кресле Гордон. – Может, выпустите его на волю, вы же все-таки попроворнее нас будете.
Я закатил глаза. Вот он, скрытый умысел взрослых.
Снегирь оказался пугливым – поймать его было не так-то просто. В процессе ловли пострадала ваза, да пес отделался легким испугом. Я держал птичку в ладонях, удивляясь тому, что даже такое маленькое и хрупкое существо, наверное, тоже радуется жизни. Близнец поглаживал это пернатое нечто указательным пальцем – осторожно и бережно, боясь причинить вред, и я умилялся представшей картине.
На улице было морозно и ясно. Я показал беззаботно сияющему солнцу кулак, молчаливо обвиняя в неуважении к желанию других поспать, и спустился с крыльца, тут же увязнув по колено в снегу. От его белизны слепило глаза и хотелось зажмуриться, но я стойко терпел, мысленно подметив, что это сверкающее великолепие напоминает какую-нибудь сказочную страну.
- Ну, отпускаем? – спросил Том. Я кивнул и раскрыл ладони. Снегирь немного поколебался, очевидно, не веря своему счастью, а после вспорхнул с моей руки и унесся восвояси. Мы с братом запрокинули головы, щурясь от яркого солнца. И мне вдруг почему-то стало легко-легко. Словно я и сам улетел вместе с этой птицей, улетел в более счастливую и светлую жизнь. 
- Билл, Том! – послышался голос мамы из окошка. – Звонит какой-то мужчина! Представился Дэвидом Йостом, и он очень хочет поговорить с вами обоими!
Я весь затрепетал, почувствовав, как брат легонько касается моего плеча своим.
- Полетели? – спросил он со смехом, нежно беря меня за руку.
Я не нашел ничего лучшего, чем кивнуть.
- Да, - я улыбнулся. - Полетели.

<< Вернуться