|
ГЛАВА 11
Серый туман и тлеющий огонек сигареты в
моей руке....Я глубоко затянулся и
выпустил изо рта облако дыма. Во рту
мятный и горький привкус, а на лице
дурацкая улыбка. Наверняка, она выдавала
количество алкоголя у меня в организме,
впрочем, это было не так уж и важно. И
даже молчаливый Билл, не бросивший и
взгляда в мою сторону за весь вечер,
найдя себе общество в виде бутылки
дорогого шампанского, приятно
компенсировался компанией Николь,
благодаря которой я уже почти три дня не
вспоминал о своих проблемах.
Удивительная девушка... Вот только
непонятно: чем она не угодила моему
привередливому братцу? Хотя он всегда
был непредсказуем как в своем внешнем
виде, поведении, так и в выводах, которые
любил делать спонтанно, а
аргументировать совершенно не умел,
ссылаясь, как он всегда говорил, на свое
шестое чувство, которое попросту
называлось его личным мнением. Но
впервые, за всю жизнь, мне было абсолютно
плевать на него, даже если это и
разжигало ненависть в моем брате.
Я бросил сигарету догорать в пепельницу
и допил мартини, еще остававшийся на дне
бокала. И только после этого повернулся
к своей спутнице за поцелуем. И пускай
пресса снимает, пускай смакует новую
сенсацию, сопровождая это фотоснимками
во всех журналах. Если даже Йосту
плевать на то, что я веду себя так
откровенно на публике с Николь, то
почему мне не должно быть все равно? Да и
вообще: разве звезда не имеет право на
личную жизнь? Мы ведь не обязаны всегда
прятаться от камер, как преступники, а
тем более на after-party, которое
предназначается именно нам.
- Может, пойдем к тебе? - пропела мне на
ухо Николь, коснувшись губами мочки уха.
Похоже, она умеет читать чужие мысли,
ведь именно такое же желание возникло у
меня в голове, когда взгляд упал на ее
декольте. Да и почему бы и нет? Почему бы
снова не повторить подвиг Тома-ловеласа,
который каждый вечер исчезал из клуба за
руку с очередной красоткой? Вот только
Николь очередной язык назвать не
поворачивался. Она другая...
- Пошли... - словив момент, когда внимание
присутствующих было обращено не на нас,
я схватил девушку за тонкое запястье и,
затерявшись в толпе, выскользнул из
клуба, уже предвкушая продолжение
вечера у себя в спальне. Да, ночь обещала
быть бурной и запоминающейся. А Билл? Я
не обязан думать каждый раз о нем, кроме
того, я тоже имею право хоть раз побыть
таким же эгоистом, как он. Все ведь
справедливо, и у совести нет повода
сегодня, чтобы снова не дать мне заснуть....
******
Отлично, ну просто замечательно. Том
исчез куда-то с Николь, хотя я даже
догадывался куда: к нему в кровать. А я
так и остался здесь в обществе Йоста,
ребят, нашего охранника и еще какого-то
пожилого мужчины, который что-то
увлеченно рассказывал Йосту, иногда
сопровождая свою эмоциональную речь
записями на бумаге. Кто он такой - я не
знал, впрочем, мне было плевать, я не
любил и не хотел лезть в подобные
делишки Дэвида, даже если дело касалось
группы. Мое дело - петь и писать песни, а
все остальное - на совести нашего
доброго дядюшки Йоста.
Густав и Георг трепались с хихикающей и,
ко всему прочему, по-моему, совершенно
безмозглой блондинкой, на талию которой
Георг нерешительно пытался положить
руку. Никогда не любил подобные сцены с
телячьими нежностями, потому и поспешил
отвернуться, в надежде, что в толпе еще
смогу разглядеть брата: вдруг он не ушел...
Но все же так полагать слишком наивно с
моей стороны, даже если наивность и
является одной из моих преимущественных
черт вместе с глупостью, в наличии
которой у меня я практически уже не
сомневался, сопоставляя и анализируя
все свои поступки. А еще ревность... Дикая
и сжигающая изнутри, когда я наблюдал
ежедневно за своим братом. Неужели он не
понимает, как мне больно видеть его с
этой куклой и делать вид, что мне все
равно, из-за страха признаться ему, что
братских чувств уже давно нет, а есть
нечто другое - светлое, возвышенное...
И Том еще смел утверждать, что не
ненавидит меня? Тогда зачем причиняет
боль? Зачем лишний раз заставляет
смотреть меня на то, что так ранит, бьет
по больному месту? Разве это не признаки
его ненависти ко мне?! Просто лжец...
Таким нет прощения.
Я встал из-за столика и, прихватив
полупустую бутылку шампанского
направился к выходу, желая найти
спасение и одиночество на улицах
ночного Берлина, найти умиротворение и
покой в тех мерцающих звездах и небе,
накрывшим куполом город... Найти и не
думать о том, что меня предал самый
дорогой мне человек, убивший во мне
чувство собственной надежды.
******
Жадно кусая губы, прерываясь на долю
секунды от поцелуев, чтобы вдохнуть
кислорода, я пытался на ощупь вставить в
замочную скважину ключи, которые так и
норовили выскользнуть из рук, лишь бы
только не открывать двери моей
собственной квартиры. Как будто что-то
специально не хотело меня впускать
внутрь. Но все же это легко
оправдывалось количеством выпитого
спиртного, поэтому над моими пьяными
домыслами можно было лишь посмеяться.
Наконец повернув замок, я толкнул ногой
дверь, которая распахнувшись, с грохотом
ударилась обо что-то в темноте, а мы с
Николь буквально ввалились в квартиру,
уже через секунду оказавшись на диване.
Чувство дежа вю не покидало меня, пока я
покрывал ее тело поцелуями, нетерпеливо
стягивая с нее мини-юбку. Я уже со счета
сбился, сколько девушек побывало на этом
диване, хотя к чему эта глупая и никому
ненужная математика?
Ее тонкие пальцы заползли мне уже под
футболу, выписывая по оголенной коже
ногтями незатейливые узоры, заставляя
меня уже сгорать от возбуждения, в то
время как вторая рука настойчиво в
полутьме искала молнию на моих
безразмерных джинсах. Несмотря на всю
романтику данного вечера, это было,
пожалуй, мое самое нелепое свидание,
особенно если учесть, что спустя
мгновение мы оба с грохотом скатились с
дивана. Хотя... на полу это тоже весьма
экстремально и необычно, и даже тот факт,
что я так и не справился с этой чертовой
юбкой, нас ни капли не смущал. Ножницы
ведь всегда были выходом из столько
деликатного положения.
Решив повременить с нижней частью
гардероба, я стащил с девушки ее до
неприличия короткий топ и, словно вампир,
впился губами в шею, опускаясь все ниже и
ниже и оставляя на ее бархатной коже
влажные дорожки от поцелуев. Все же
Николь заранее ставила себе целью
добиться моего расположения, и этой ночи,
иначе бы не была такой настойчивой. Но
это нельзя было назвать недостатком,
ведь мне никогда не нравились недотроги.
Проще всегда было общаться и находить
общий язык с теми, кто знал, чего он хочет...
Мои губы добрались до ее обнаженной
груди, как вдруг... трель мобильного
телефона прервала эту эйфорию страсти,
которая почти полностью поглотила меня.
- Fuck, - чертыхнулся я и, скатившись с
девушки, вытащил из кармана мобильник, с
удивлением взглянув на дисплей: Густав?
Какого черта ему нужно именно сейчас?!
- В чем дело? - раздраженным голосом сразу
спросил я, поднеся трубку к уху и отойдя
к окну.
- Том, Билл дома? - услышал я встречный
обеспокоенный вопрос, от которого меня
невольно передернуло. Вопрос
барабанщика в одночасье зародил во мне
бурю нехороших предчувствий, и я был
почти уверен, что мой братец опять что-нибудь
натворил, а вытаскивать его из очередной
передряги, конечно, придется мне. И
пускай хоть у кого-нибудь потом
повернется язык сказать, что разница в
десять минут между близнецами ничего не
значит.
- Нет, он же оставался с вами в клубе! -
дыхание сковало, и я едва ли смог
выкрикнуть эту фразу в трубку, уже
заранее предполагая, что скажет друг.
- Он исчез из клуба. Я решил, что он
отправился домой... - тихо, словно
извиняясь, проговорил Густав.
У меня в глазах все поплыло, но я, вовремя
прислонившись спиной к шершавой
холодной стене, удержался на ногах.
Господи, ну почему каждый день
превращается в кошмар, похожий из серии
мыльных опер? А самое ужасное, что я
понятие не имел, где мой брат и куда он
мог отправиться. И даже, казалось бы,
такая простая вещь, как звонок на
мобильный, была абсолютно бесполезна в
данной ситуации: я ведь знал, что он все
равно не ответит...
- Давно? - выдохнул я, сжимая с силой
телефон дрожащими руками и слушая, как
нарастает биение моего сердца.
- Полчаса назад.
Полчаса... Тридцать минут. Этого вполне
достаточно, чтобы добраться домой, а его
нет. А Берлин такой огромный, как море, а
Билл всего лишь ничтожная капля, которую
почти невозможно отыскать, но мне никто
не оставлял выбора, как поступать, и
оставалось полагаться лишь на случай и
верить, что мой брат не сделает какую-нибудь
глупость, последствия которой могут
быть неисправимы.
- В чем дело? - Николь обхватила руками
меня за шею и заглянула в глаза, когда я
отбросил телефон в сторону. Только
сейчас я понял, что за ошибку я совершил,
разменяв, возможно, самое ценное на нее,
девушку, которая была хоть и дорога мне,
но не шла в сравнение с братом.
- Билл исчез... Я поеду его искать.
- Опять твой брат в своем репертуаре? -
покачала головой она, натянув на себя
топ, но улыбка почему-то озарила ее лицо.
Неужели ей казалось это забавным и
смешным? Хотя... ее нельзя винить в
непонимании: просто у нее нет близнеца, а
такие люди не способны полностью понять
меня и Билла, наши чувства и ощущения.
Они никогда не проникнут в наш хрупкий
мир, потому что им туда закрыт доступ. В
мир для двоих.
- Словишь такси? Я не смогу тебя подвезти,
- как будто извиняясь за испорченный
вечер, произнес я, надеясь, что Николь не
обидится. И не ошибся: в ответ она
кивнула и, кротко поцеловав меня в губы,
вышла из квартиры. Да, именно за ее
характер я ее и полюбил... "Полюбил?"
- я вдруг ошарашенно поймал себя на этой
мысли, но, вспомнив мгновенное про брата,
решил, что сейчас не время для подобных
размышлений и попыток разобраться в
себе, ведь на это всегда найдется минута,
а сейчас у меня была каждая секунда на
счету, учитывая эксцентричный характер
моего брата, поэтому кто знал, что у него
творится в голове в этот момент...
******
- Ну давай же...! - я раздраженно стукнул
кулаком по панели передач, пытаясь
завести свой BMW, но машина, всхрапнув в
очередной раз, заглохла. Всегда знал, что
мне пора менять двигатель в этой
развалине, но никак не находил для этого
времени и желания, ведь лично
пользовался автомобилем крайне редко,
потому что для поездок существовал наш
лимузин и личный водитель.
Обреченно уронив голову на руль, я
устало повернул ключ зажигания еще раз,
и машина, видимо поняв необходимость в
ней, наконец, завелась. Я облегченно
выдохнул и, набирая скорость, помчался
вперед по улицам Берлина, глядя по
сторонам на попадающихся людей по
дороге. И нигде нет знакомого силуэта, а
где-то, среди этих неоновых огней
потеряно счастье, острую нехватку
которого я ощутил лишь сейчас.
- Уважаемые радиослушатели, сейчас
прозвучит композиция известной
немецкой группы Tokio Hotel - Spring Nicht.
Приятного всем вечера! - оптимистично
прозвучал голос ведущего по радио,
мгновенно сменившись знакомой как
нельзя лучше мелодией. Не ее ли аккорды я
никак не мог запомнить, едва ли не
запоров наш первый концерт нового тура?
Теперь это вспоминается с удивительным
умилением, а ведь тогда для меня это было
маленькой смертью...
Переключившись на другую радиостанцию,
я повернул на очередную улицу - еще более
темную, еще более безлюдную. А бюро
ритуальных услуг по правую сторону с
огромной вывеской креста пробудил во
мне весьма пессимистические мысли. Да и
песня, прозвучавшая только что по
радиоприемнику мне уже не казалась
простым совпадением. Может, мне не стоит
быть таким мнительным, но не слишком ли
подозрительные совпадения? И теперь я
поставил перед собой другую задачу -
высматривать на крышах недостроенных
небоскребов столь дорогой мне силуэт, за
который я в эту минуту сам готов был
умереть. Возможно, это звучит слишком
пафосно, но разве сложно умереть за
человека, который тебе по-настоящему
дорог? Как брат, как лучший друг, как
часть тебя...
Несколько высоких зданий, с ярко
очерченными крышами на фоне бледного,
фиолетового неба, мелькнули мимо, а я
устало и безнадежно проводил их
взглядом. Сама идея такого безуспешного
поиска казалось мне просто идиотской, но
это было все же лучше, чем сидеть дома,
ждать новостей по телевиденью и
вслушиваться в каждый шорох, в надежде,
что вот-вот повернется ключ в замке.
Очередное здание по правую сторону
дороги выглядело потерянным, одиноким и
совершенно безжизненным, несмотря на то,
что в нескольких окнах еще блестел свет.
Уже в который раз я высунулся из окна
автомобиля и внимательно посмотрел на
крышу, которая, казалось, касалась неба.
Что-то мелькнуло там, наверху? Нет, всего
лишь показалось. Еще один вздох,
вырвавшийся у меня из груди и взгляд,
вновь упавший на дорогу. Глаза уже
слезились и слипались. Если бы я знал,
что мне придется провести такую ночь, то
никогда бы не стал пить столько... Боль
уже отдавала своими ударами в виски,
напоминая об усталости, и я, всего на
какую-то долю секунды прикрыл глаза,
опустив тяжелые веки. Но стоило мне
приоткрыть их вновь, как в двух шагах от
машины, прямо под блеском фар, мелькнул
силуэт. "Черт!" - проскочила мысль в
голове, а нога опустилась на педаль
тормоза. И только когда автомобиль
жалобно завизжал, скрипя колесами по
гладкой дороге, я разглядел этого
человека: Билл... Я до предела вывернул
руль в сторону, и автомобиль с диким
визгом, от которого, казалось, вот-вот
лопнут барабанные перепонки, свернул на
обочину дороги, а после заглох, и весьма
удачно: еще метр - и столкновение бы с
деревом было бы неизбежным...
- Тебе что, жить надоело?! - выскочил я из
салона, подавляя в себе приступ гнева,
которое боролось одновременно с
переполняемым меня чувством счастья и
облегчения: брат рядом, живой,
невредимый и... совершенно пьяный.
- Томми... - едва выговорил брат, поспешив
вновь губами приложиться к бутылке,
делая несколько жадных глотков.
- Дай сюда! - я вырвал у него из рук
бутылку, в ту же секунду выбросив ее в
сторону, откуда раздался звон битого
стекла.
- Эй, что ты делаешь? - Билл возмущенно
уставился на меня, с трудом стоя на ногах
и шатаясь подобно дереву под порывом
ветра. Неудивительно, что он едва не
попал под колеса моего автомобиля.
Удивительно другое: как его не сбил до
сих пор кто-нибудь другой. Только хотя бы
за это уже можно было бы поблагодарить
судьбу.
- Поехали домой. Там и поговорим, - я
вздохнул, покачав головой, и подтолкнул
Билла к машине. Невольно, взглянув на
себя со стороны, я усмехнулся, ведь
напоминал себе сейчас нашу мать: такую
же строгую, но очень любящую и
заботливую. Неужели это и есть я: Том
Каулитц - эгоистичный и равнодушный ко
всем и ко всему, кроме себя самого? Да,
люди все-таки меняются... И я не
исключение.
ГЛАВА 12
Я остановил машину возле высокого
серого здания, на последнем этаже
которого и находилась наша с Биллом
квартира, и заглушил мотор. При мысли,
что меня каким-то образом придется
тащить его на восемнадцатый этаж, я
невольно вздрогнул и, повернувшись,
взглянул на заднее сидение автомобиля.
Как я и предполагал Билл уже давно уснул,
щекой прислонившись к холодному
боковому стеклу, мирно посапывая. Все-таки
он удивительно трогательный. Он умеет
быть жалким даже тогда, когда и сам об
этом не задумывается, пробуждая во мне
лишь самые теплые чувства, подобно
чувству, когда видишь на улице
крошечного котенка, промокшего под
дождем.
- Билл, просыпайся, - я старался сохранить
в своем голосе строгость и холодность.
Ответом было лишь неразборчивое
бурчание. Да уж, вечер определенно
удался. Оставалось лишь надеяться, что
где-нибудь в кустах в полутьме перед
домом не спрятался какой-нибудь
любопытный папарацци, приехавший сюда в
погоне за очередной сенсацией.
Я вышел из салона и, открыв дверцу
заднего сидения, едва успел подхватить
брата, который чуть было не вывалился из
автомобиля. Но зато это его немного
протрезвило, и он приоткрыл свои глаза,
томно глядя на меня.
- Мы приехали. Пошли, - я помог ему встать
на ноги и, положив его руку к себе на
плечо, направился к дому, предварительно
ногой закрыв дверцу автомобиля.
Билл, несмотря на свою худобу и
стройность, был на удивление тяжелым, и я
с трудом боролся с желанием оставить его
прямо здесь до утра. Но все же не
хотелось всю жизнь потом корить себя,
добровольно отдав себя в руки
собственной совести, которая точно бы не
дала мне спокойно жить, изъедая изнутри.
Консьерж вскинул удивленно брови и,
выдавив из себя: "Добрый вечер",
распахнул двери, пропуская меня вперед с
такой нелегкой ношей. Благо еще, что
братец был в состоянии хоть немного
передвигать своими ватными ногами,
иначе попытка довести его до квартиры
была бы абсолютно безуспешной. Лифт,
пискнув, открылся. Я ступил в кабину и
надавил на цифру восемнадцать. И только
тогда отпустил брата, дав себе
возможность передохнуть. Да, это
определенно был один из самых долгих и
напряженных дней в моей жизни. Но для
более-менее его удачного завершения
оставалось всего два желания: душ и
постель. Да и радость того, что завтра
воскресенье, и Йост отправлялся по делам
в Магдебург, придавала мне хотя бы
немного сил, ведь это значило, что с утра
назойливая трель телефонных звонков с
требованием утром явиться в студию не
нарушит мой сон.
Звеня ключами, я открыл дверь в квартиру
и, впихнув в гостиную брата, зашел следом,
щелкнув выключателем и зажигая в
квартире свет.
- Том, я.... - вяло подал голос Билл, видимо,
уже постепенно приходя в себя.
- Заткнись! - оборвал я его и, сняв кепку,
отбросил ее в сторону. Рука потянулась к
бару, после чего я уже через секунду в
руке сжимал стакан с виски, сидя на
диване. Спина ныла тягучей, но приятной
болью, ведь тело мое, наконец, нашло
удобное и долгожданное пристанище.
- Мне плохо... - он подполз к моим ногам и,
словно преданный пес, положил голову мне
на колени. Я чувствовал, как нежность
невольно накрывает меня. Я боялся
захлебнуться этими чувствами, утонуть в
них... И даже братская любовь иногда
казалось для меня слишком сильной, чтобы
не запутаться в ее паутине.
Я аккуратно рукой приподнял его за
подбородок, заставляя смотреть мне в
глаза. И впервые он не прятал взгляд,
покорно изучая мои черты лица.
- Зачем же тогда пил столько? - голос мой
прозвучал настолько мягко, что это сбило
с толку даже меня самого.
- Я люблю тебя... - прохрипел Билл. Его
ресницы дрожали под весом невидимых
слез, спрятанных за пьяной улыбкой на
лице.
- Это не причина.
- Я слишком люблю тебя, чтобы бороться с
самим собой. - прошептал он, затихая с
каждым словом. Первая слеза скатилась по
его щеке, оставив мокрое пятно у меня на
штанине, обжигая мне кожу, словно капля
раскаленного железа.
- Я не понимаю, - нахмурился я, откинув с
его лица темную прядь волос, чтобы лучше
видеть его глаза, чтобы прочесть в них
ответ. Но в них лишь пустота, янтарная
бездна и искры невидимого огня, языки
пламени которого плясали в его глазах.
- Ты и Николь... Мне больно, когда я вижу
тебя с этой куклой, но я не могу ничего с
собой поделать... Том, я не могу, - его руки
вцепились мне в край футболки, комкая ее.
Спустя секунду он перебрался осторожно
ко мне на колени, и поняв, что я не против,
пододвинулся еще ближе, насколько это
было возможно. Его горячее дыхание
коснулось моей шеи, щеки... Я нервно
сглотнул и замер. Что будет дальше? Чего
он добивается? И зачем говорит все эти
слова? И я словно в клетке: некуда бежать,
негде спастись от самого себя.
Оставалось лишь поддаться на условия
этой странной, еще пока незнакомой для
меня игры.
- Это сильнее меня... - практически
проглотив последние слова, Билл губами
коснулся моей шеи, поднимаясь выше к
подбородку... Почему я не могу оттолкнуть
его? Неужто простая жалость к нему не
позволяет мне этого сделать? Хотя думать
так - самообман. Просто я не хотел,
действительно не хотел прерывать эту
эйфорию, пускай и странную, незнакомую,
но манящую. И нужно это признать, даже
несмотря на то, как же нелепо это и
неправильно.
Брат осторожно поцеловал меня в уголок
рта, но остановился, как будто ожидая от
меня разрешения продолжить, и только
тогда, когда мои руки вдруг оказались у
него на талии, он жадным поцелуем впился
мне в губы, ища во мне ответную нежность,
ответный позыв на его ласки. И я, устав
бороться с собой, пытаясь удержать свой
разум от нахлынувшего сумасшествия
неизвестных мне чувств, ответил на
поцелуй, чувствуя во рту острый
приторный привкус алкоголя, еще больше
сводивший меня с ума. И даже голос разума,
еще кричавшего во мне и отчаянно
просившего оставить развитие этого
вечера без продолжения, был не в силах
погасить желание, вспыхнувшее внутри. Я
отдался мимолетному порыву, пусть и знал,
что, возможно, потом горько пожалею об
этом.
Тонкие пальцы брата заползли под
футболку , касаясь обнаженной кожи. Едва
сдерживая стон, рвущийся из груди, я
прохрипел и откинулся на спинку дивана.
Билл, разорвав поцелуй, провел языком по
моим губам. Пряжка моего ремня на
джинсах щелкнула, после чего рука брата
легла мне на пах. Впервые мне хотелось
закричать, лишь бы только не прекращать,
лишь бы не обрывать. Но я знал, что если
не остановиться сейчас, то дороги назад
уже не будет, что мы уже никогда не будет
братьями как раньше. Это слишком страшно,
чтобы позволить этому сбыться....
Я боролся с самим собой: Его
прикосновения сводили меня с ума, и я был
слишком слаб, чтобы остановить это,
несмотря на то, что шел на преступление,
переступая через собственную мораль. Я
точно знал: продолжения этой ночи не
должно быть. Знал, но ничего не мог
поделать... Где же эта чертова сила воли,
которая нужна мне именно сейчас, чтобы
просто сказать "Стоп". Где?! Вместо
этого на губах лишь стон, вырывающийся
из груди, а во всем теле напряжение и
желание, которое овладевало мной все
сильнее каждую секунду.
Брат провел ладонь по внутренней
стороне моих бедер, и одарил меня
игривым взглядом. Нет, нет, зачем он так
смотрит?! Ведь знает, что я не смогу
больше держать себя, изображая всеми
силами равнодушие. Он ведь знает...
Я резко схватил его за ошейник и повалил
на пол на мягкий ковер.. Билл пискнул,
отчего мне показалось, что я сделал ему
больно - но нет: он по-прежнему смотрел на
меня с довольной улыбкой на лице и... с
благодарностью в глазах. Благодарность?
Но за что?!
Я замер всего на секунду, прежде чем
стянуть с себя футболку и отбросить в
сторону. Я со страхом признался самому
себе: я хочу его. Хочу...
Желание, достигнув точки предела,
совершенно свело меня с ума. Футболка
брата спустя минуту осталась валяться в
стороне, а мои губы вновь приникли к его
губам. Билл податливо тянулся ко мне,
притягивая за дреды к себе все ближе и
ближе, языком играя с моей серьгой.
Казалось, руки уже не принадлежали мне,
действуя словно отдельно от тела и
разума. Одним резким движением я спустил
брату штаны, и вдруг застыл, испугавшись
и осознав всю действительность
происходящего: это ведь мой близнец, мое
второе я, и это его губы сейчас терзают
мои настойчивым поцелуем... Я не хотел
причинять ему боль, не хотел слышать его
болезненный стон, но не мог остановить
себя: слишком поздно...
Я медленно рукой раздвинул ему ноги и, не
обрывая поцелуя, ввел сперва один палец.
Билл вздрогнул, потянув меня за дреды
еще сильнее. Его тело напряглось , когда
к первому пальцу добавился второй... Билл,
не в силах сдерживаться, застонал мне в
рот и, оторвавшись от долгого поцелуя,
уткнулся лицом мне плечо. Я чувствовал
его дрожь под собой и дыхание на своей
коже. Я коснулся губами его шеи, ощущая,
как под ними бьется пульс. Вынув пальцы,
я поймал взгляд брата, чтобы видеть, а
нет ли в нем сожаления. Но увидев на его
бледном лице всю ту же знакомую улыбку и
дерзкий взгляд, я выдохнул и аккуратно
начал входить, нависнув сверху и не
отрывая взгляда от его карих глазах. Они
словно заворожили меня тем, что я сумел в
них прочитать: любовь, с которой не
смотрят просто на брата, даже если он
тебе и дорог, как дороги мы друг другу...
Тишину в комнате вдруг разорвал
гортанный крик Билла, перемешанный со
стоном и хрипом, наполненный болью.
- Прости... - я не нашелся больше что
сказать, подушечками свои пальцев убрав
с его щек мокрые дорожки от набежавших
слез.
Билл в ответ накрыл мой рот поцелуем и
прижался ко мне еще сильнее. Я не мог
понять, зачем он терпит эту боль,
переступает через себя. Ради чего? Зачем
целует, прося продолжения, ведь может
просто вырваться из моих объятий и
закончить эту муку для себя самого. Я
попытался понять, но смог. Я, закрыв
глаза, стал двигаться, чувствуя, как его
холодные пальцы бегают по моей
обнаженной спине, и Билл едва
сдерживается, чтобы от боли не вонзить
маникюр мне в кожу, оставляя на ней
кровавые царапины. Я входил в него все
глубже, уже не сдерживая стонов,
рвущихся из груди. Брат извивался подо
мной, обжигая кожу мне своим дыханием, и
казалось, что мы оба сгорим от этого жара
между нашими телами.
Сделав еще несколько толчков, я кончил и,
излившись в брата, бессильно рухнул
прямо на него, уткнувшись лицом ему в
грудь и чувствуя, как она поднимается и
опускается от каждого глубокого вздоха.
Молчание... Дыхание... Тишина. Казалось, мы
лежали так вечность, прежде чем Билль
шевельнулся, положил мне руку на голову
и погладил по раскиданным в беспорядке
дредам. Я поднял взгляд и, встретившись с
парой карих глаз, в которых еще блестели
слезы, услышал вопрос:
- Что теперь будет?
Он читал мысли, ведь именно такой вопрос
я задавал этой ночью себе не раз, пока
вновь и вновь касался его губ поцелуем.
Что теперь с нами будет? Мы отныне не
просто братья, не просто близнецы,
родившиеся и выросшие вместе... И как
вести себя теперь, как жить, как не
потерять то, что у нас осталось? Но даже
несмотря на все эти вопросы, я понял, что
не жалею, ни капли, что не хочу вернуть
время обратно и переиграть этот
жизненный сценарий.
- Все будет хорошо, - я провел рукой по его
влажным волосам и улыбнулся, ведь я
действительно верил в свои слова, хотя
внутри копилось множество вопросов, а я
был не в силах понять, что же ощущаю
сейчас. Я просто прикрыл глаза, чувствуя,
как незаметно подступает сон. И
мимолетный, едва ощутимый поцелуй,
оставляющий след на мои губах, придавал
силы, отметая все сомнения. Все будет
хорошо, братишка...
ГЛАВА 13
Щелчок, перемотка, щелчок. "Все будет
хорошо" - доносятся уже заученные
наизусть слова и заученная наизусть
картинка. Для него - это шедевр,
великолепие, победа... Пожалуй, то, что он
видел сейчас, было для него лучшим
подарком. Не успели они начать работать,
а уже такой результат. Неожиданно, но
чертовски приятно, ведь ожидалось, что
это возня продлится несколько месяцев,
прежде чем на руках будет что-то
достойное. А тут всего один день. Даже не
день, а час. Толстые пальцы извлекли
кассету и покрутили ее. Улыбка на
морщинистом щетинистом лице, выдающем
уже не молодой возраст его обладателя,
по-прежнему не сходила, предвкушая
победу, которая давно ждала своего часа.
Ну и пускай эта победа нечестная, зато
одержимая.
Стук каблуков. Уже знакомый и надоевший.
От него сразу начинала болеть голова,
болью отдавая в каждую часть тела. Дверь
скрипнула, и знакомый грациозный силуэт
возник перед глазами.
- Ну, все сделано как надо? - холодный,
деловой вопрос. Ни капли эмоций.
- Даже больше, - мужчина развернул гостью
экран ноутбука и нажал на
воспроизведение. Черный экран мгновенно
сменился заманчивой и одновременно
устрашающей картинкой. Пожалуй, не
каждый сможет такое посмотреть, если не
привык к подобному. Именно поэтому
обычно на такую грязную работенку
принимались только люди с крепкими,
стальными нервами.
- О, боже... - раздался изумленный голос и,
шокированный человек, опустился на стул,
постепенно приходя в себя, но все же не в
силах выбросить из головы увиденное.
- Это просто великолепно! - хлопнул в
ладоши мужчина и, тяжело поднявшись из-за
стола, чему мешала тучность его фигуры,
прошелся по кабинету. - Именно поэтому ты
получаешь вдвое больше, чем я обещал.
Белый конверт упал на стол. Тонкая рука
потянулась к нему, уже предвкушая запах
первых заработанных денег. Жадный
взгляд въелся в бумажки, перевязанные
резинкой, а в глазах блеснул алчный
огонек. Деньги... Некоторые продают за
них душу, меняя ее на эти разноцветные
купюры и материальное благо...
- Что делать дальше? - дежурный вопрос, в
ожидании такого же дежурного ответа.
- Дальше ты знаешь. Как договаривались. И
никому не слова. Ясно? - риторический
вопрос, ответ на который может быть
всего один: утвердительный кивок
головой.
- А теперь ступай, - взмах рукой, и через
мгновение комната опустела,
наполнившись сигаретным дымом от только
что зажженной, толстой сигары. Мужчина
глубоко затянулся и расплылся в хищной
улыбке: как же все-таки чертовски
приятно держать судьбы в своих руках,
зная, что все зависит лишь от твоего
единственного слова, способного решить
все...
******
Говорят, что любовь способна изменить
человека, сделать его лучше, добрее,
гуманнее. Раньше я, конечно, не верил в
эту ерунду, хотя знал, что любовь
существует, но любовь всего одного вида:
любовь к самому себе. И даже Том всегда в
этом соглашался со мной. Мы любили с ним
философствовать и смеяться с ним на эту
тему, иногда сидя перед телевизором
вечером в отеле и поедая пиццу. Странно,
но ведь тогда никто из нас не думал, что
мы будем не просто делить один номер,
одну кровать, но и одну жизнь и одни
чувства. Наверное, это аморально,
ненормально. Хотя, кто вообще придумал
делить нормальные поступки от
противоположных им? Наверное, это сделал
человек, который никогда не был счастлив,
ведь только несчастные живут по
правилам... И если делать выбор: быть
воспринятым обществом или любить,
пускай и запретной любовью, то я выберу
второе. Плевать я хотел на это общество:
оно ведь все равно всегда начнет к чему
придраться. И пускай придирается...Я
придумал себе собственные правила, и
буду по ним жить. На то я и Билл Каулитц.
Усмехнувшись собственным мыслям, я
открыл тяжелые веки и повернул голову в
сторону. Том тихо устроился рядом,
спрятав лицо в длинном ворсе ковра.
Воспоминания снова вихрем насыпались на
меня, ведь ночь не прошла бесследно, и
вряд ли я когда-нибудь захочу забыть о
ней, а скорее наоборот буду ждать
продолжения. Остается лишь надеяться,
что счастье все же бывает долговечным.
В подтверждение собственных надежд, я
оставил на губах брата поцелуй, словно
печать, и, стянув с дивана плед,
закутался в нем и вышел на балкон, откуда
на горизонте виднелись первые розовые
облака - вестники рассвета. А что может
быть лучше, чем проснуться и встретить
восход солнца впервые счастливым и
настоящим, глядя на мир собственными
глазами, и знать, что, возможно, это
первый день твоей новой жизни...
*****
Ночь была невыносимо долгой, тяжелой,
темной...Я почти не уснул, лишь иногда
чувствуя как подступает дремота,
которая так за всю ночь и не смогла меня
забрать с собой в царство Морфея, и я все
эти часы слушал ровное дыхание брата. И я
пришел к выводу, что бесчувственным
людям жить гораздо проще в этом мире: они
не ощущают ни уколов совести, ни чувства
вины, ни боли. И они не прячутся от
действительности, как делаю это я,
уткнувшись носом в ворс ковра и боясь
открыть глаза, чувствуя на себе
пристальный взгляд Билла.
Хотя это было уже далеко не в первые,
когда я старался избежать проблем или
неприятного разговора. Мне было не
привыкать это делать, ведь я всегда был
трусом, несмотря на то, что все
стремились рисовать и видеть меня мачо.
На самом деле только я и Билл знали,
какая сущность кроется за нашими
внешностями. Я всегда был спокойным,
меркантильным, даже мечтательным и
задумчивым, а Билл - наоборот. И пускай со
временем смазливые черты его лица стали
вырисовывать образ невинного
романтичного мальчика, я все равно знал,
что на самом деле это всего лишь иллюзия.
Точно так же, как и по отношению ко мне:
все думали, что мне нравится каждую ночь
трахать очередную подстилку в своем
бесконечном списке любовных утех, но
никто даже не догадывался, сколько раз я
просил Йоста о пощаде и разрешении мне
провести хотя бы одну ночь в одиночестве...
И уж точно ни одна из наших
тринадцатилетних фанаток не понимала,
покупая на последние деньги диск или
глянцевый журнал с нами, какую дорогую
цену мы платим за то, что имеем и что
бесплатный сыр бывает только в
мышеловке, которой и является весь шоу-бизнес,
ведь именно там люди теряют самих себя,
погрязнув в роскоши и продавая себя за
деньги, уже не в силах снова обрести себя.
Я покачал головой и открыл глаза, когда
Билл вышел на балкон, оставив меня
наедине с тишиной. Странно, но даже
тишины я теперь боюсь...
Отыскав среди беспорядка свою
безразмерную футболку, я одел ее на
голое тело, и едва не прыснул от смеха,
поймав свое отражение в зеркале. Неужели
люди так глупы, что видят во мне плейбоя
и мачо? Просто они, наверное, не замечают
обратной стороны медали, скрытой от
посторонних глаз.
Оторвав взгляд от собственного
отражения, которое отнюдь не радовало
меня, я шагнул на балкон и, стараясь не
шуметь, ступая осторожно по ледяному
полу, подошел сзади к Биллу. Мои руки
произвольно обвили его талию, а
подбородок уткнулся ему в плечо. Брат
вздрогнул, но поворачиваться не стал,
лишь ладонью накрыв мою руку.
- Люблю тебя, - неожиданно признался я.
Хотя не понимал, к чему эти слова, ведь
они все равно ничего не доказывают: мы и
так всегда знали, что значим друг для
друга. Никто из нас не могу представить
жизнь друг без друга. И я был почти
уверен, что даже дурацкие сомнения Билла
иногда в моих чувствах были просто
очередным способом привлечь к себе
внимание, ведь он как принцесса: не может
без внимания, почитания, поклонения. Он
заряжается этим, и быстро чахнет, как
цветок без воды, если его оставляют в
одиночестве, когда он в нем вовсе не
нуждается.
- Повтори, - попросил он, развернувшись ко
мне лицом и наивно, по-детски игриво
склонив голову на бок. На губах играла
привычная, дерзкая улыбка, свойственная
только ему.
Я покачал головой, усмехнувшись. Не
помню, когда я последний раз видел в нем
ребенка - искреннего, настоящего,
наивного. И никогда прежде я не был так
рад его возвращению.
- Хорошего понемногу, - я щелкнул шутя его
пальцем по носу, с усмешкой наблюдая, как
он недовольно морщиться, от обиды
надувая губы.
- Нет, повтори, - еще более настойчиво
потребовал он, сделавшись вдруг
совершенно серьезным, словно от моих
слов сейчас зависела чья-то жизнь.
- Я. Люблю. Тебя, - по слогам, четко
отчеканил я. - Доволен?
Расплывшись в улыбке, Билл закивал и
потянулся ко мне за поцелуем, словно
желая им закрепить слова. Но я был
слишком потерян и запутан, чтобы
ответить на этот поцелуй. Любовь к нему
по-прежнему оставалась братской, а
поцелуи - это уже доказательство чего-то
большего. По крайней мере, для меня.
Возможно, кому-то это казалось слишком
принципиально, но я мог заниматься
сексом со всеми девушками подряд, но
никогда не целовал их, ведь поцелуи - это
слишком искренне для меня и слишком
серьезно. Одно дело - целовать в порыве
страсти и эмоций, а совсем другое -
осознанно, как в этот момент.
Резко повернув голову в сторону, я
почувствовал, как губы брата скользнули
по щеке и замерли. Вокруг разлилась
тишина. Я уверен, что в это мгновение мы
оба думали о том, что будет с нами дальше,
ведь этот вопрос так и остался
нерешенным. Но все же для себя я уже
давно все решил: тот ночной порыв,
страсть - это лишь минутная слабость, а
такие безбашенные поступки редко когда
приводят к чему-либо хорошему, поэтому
лучше все вернуть на начальную стадию, с
которой мы и начинали. Я знал, что так
будет проще, но не знал, как сейчас это
объяснить Биллу, потому что видел в его
глазах искреннюю радость и желание жить,
творить, любить...
Звонок мобильного был впервые
действительно кстати. Обычно по утрам
меня это страшно раздражало, но только
не сегодня. Знакомая мелодия,
раздавшаяся из комнаты, была как
спасительный плавательный круг,
брошенный утопающему, ведь благодаря
чьему-то звонку я мог отстрочить
неприятный разговор брата еще на
несколько минут.
Расцепив руки на его тонкой талии, я
направился в комнату и среди
разбросанных по гостиной вещам, едва
смог отыскать мобильный, настойчиво
дребезжащий на журнальном столике и
накрытый моей кепкой. "Николь" -
мигало на дисплее, и я впервые так
искренне обрадовался ее звонку.
- Да? - я прижал мобильник уже в ожидании
услышать знакомый голос. Непривычно
было признаться самому себе: я
соскучился...
- Том, извини, что звоню так рано. Но это
действительно важно. - голос девушки
дрожал, прерывался, обрываемый ее
всхлипами.
- Что случилось? Ты плачешь? -
обеспокоенно спросил я и на всякий
случай опустился на край дивана, уже
готовясь услышать что-то совсем
неприятное. Краем глаза я заметил, как в
балконном проеме мелькнула тень: Билл с
интересом смотрел на меня,
остановившись в дверях, но во взгляде
его по-прежнему читалась обида. Впрочем,
сейчас эта проблема казалась мне уже не
такой важной.
- Я увольняюсь и возвращаюсь в Лондон,
домой. - тихо произнесла она
- Н-но...почему? - это первое, что вырвалось
у меня, и я вдруг почувствовал себя
абсолютно потерянным, и вряд ли кто-то
теперь способен был заполнить теперь
эту пустоту.И Лондон мгновенно из одного
из самых любимых городов стал
ненавистным мне...
- Так надо. Просто я должна была тебе
сказать.
Короткие гудки... Я опустил руку и
откинул телефон в сторону, подняв глаза
на брата. Холодный, пустой, выжидающий
взгляд, в котором читался вопрос,
требование объяснить.
- Я должен ехать, - подорвался я и стал в
спешке одеваться, натягивая свои
широкие джинсы и путаясь в них. А брат
так и стоял, не шевелясь, как каменный
истукан, завернувшись в шерстяной плед и
равнодушно глядя на меня. И меня это
пугало. Было бы лучше, если бы он хоть что-то
сказал, спросил, поинтересовался. Или
возмутился, как это обычно бывало раньше.
Я одел кепку и, взяв ключи от машины,
направился к двери, уже на надеясь
услышать голос Билла. Но вдруг слова,
неожиданно прозвучавшие у меня за
спиной, заставили меня замереть и
остановиться.
- Если ты сейчас поедешь к ней, то можешь
забыть, что у тебя когда-то был брат.
Я повернулся, встретившись с ним
взглядом. Как быстро он менялся. Еще
несколько минут назад он был прежним,
капризным, с искристыми глазами, а
теперь смотрел на меня свысока, требуя,
ставя меня перед выбором, зная, как
тяжело мне принимать решения. И здесь за
него говорил лишь только природный
эгоизм, с которым он так и не научился
бороться, не давая людям шанса и
возможности что-то исправить или
изменить, но всегда при этом требуя
милости от других. Горько было
признаться самому себе, но именно за это
я его ненавидел. Да, я ненавидел именно
этого Билла - эгоистичного,
самовлюбленного, гордого, с надетой на
лицо каменной маской, но зато всегда
обожал другого: трогательного, нежного,
капризного... Настоящего. И как жаль, что
все чаще и чаще он надевал свою
лицемерную маску, вряд ли осознавая, что
когда-нибудь сможет ее уже больше не
снять, превратившись в куклу с
ненастоящим, фарфоровым лицом и улыбкой...
Я покачал головой и опустил ладонь на
дверную ручку, зная, что если сейчас
сделаю шаг и уйду, то вряд ли потом смогу
вернуть то, что потеряю. А если останусь,
то, возможно, потом буду жалеть о том, что
не смог сказать важные слова, которые
могли бы изменить мою жизнь навсегда. В
этом и есть вся тяжесть земного
существования: оно ставит тебя перед
выбором, не давая подсказок и шансов
исправить ошибки, если шаг оказался
неверным...
ГЛАВА 14
Брызги дождевой воды
летели фонтаном из-под колес, а я, сжимая
побелевшими руками руль, смотрел на
дорогу, одновременно с этим пытаясь
распутать в голове клубок из мыслей и
чувств. Впервые в жизни я, буквально
минуту назад, принял серьезное решение,
уже зная, что оно наверняка многое
изменит в моей жизни. Было ли оно
правильным - я не знал, да и не хотел
думать сейчас о том, какой выбор сделал,
ведь повернуть назад я уже все равно не
мог: это все равно уже ничего не изменило
бы. Надавив ногой на педаль тормоза, я
остановил автомобиль. Вышел из салона.
Хотелось стоять под дождем вечность и
думать, просто наслаждаясь этой
свежестью. Но я знал, что не имею права
наслаждаться жизнью и видеть всю ее
красоту до тех пор, пока не разберусь со
всеми проблемами. Я не заслужил... Перед
подъездом жилого здания, где я
притормозил, стояло такси. Почему-то я
уже догадывался, кого ждет этот желтый
автомобиль. Уже не было так горько, ведь
все, что не делается - все к лучшему. Но я
решил хотя бы выяснить причину ее столь
неожиданного отъезда. Николь не уедет,
пока не расскажет...
Лифт остановился на десятом этаже, и я
решительно надавил на звонок у дубовой
двери. Приглушенные шаги, щелчок замка и
ее безумно удивленный взгляд.
- Том? - это первое, что вырвалось у нее,
после чего она, спохватившись и надеясь
избежать разговора, попыталась
захлопнуть дверь. Но нет, не все так
просто: я выставил руку, предотвратив ее
намерение, и она не стала больше
предпринимать попыток: знала, что я все
равно добьюсь своего. Да, я всегда
добивался того, чего хотел, если мне это
действительно было нужно. В этом мы с
Биллом похожи, только в отличие от него я
всегда сохранял хладнокровность, в то
время как брат пускал в ход свои
девчачьи замашки: капризное топанье
ножкой, обиженно надутые губы и
демонстративно сложенные на груди руки.
И как ни странно, но на Дэвида, например,
это всегда срабатывало как нельзя лучше,
а Билл этим пользовался.
- Том, пожалуйста, уходи. Я все сказала
тебе по телефону.
- Не все, - я помотал головой, не отрывая
от нее взгляда, сверля ее своими карими
глазами. - Ты не сказала причину.
Николь почему-то усмехнулась и покачала
головой, уставившись в пол. Я слишком
хорошо научился разбираться в людях,
чтобы не заметить, что она что-то
недоговаривает. А любопытство не
позволяло мне развернуться и уйти. Кроме
того, отпустить ее вот так, как будто ее
не было, я не мог. Она была той, кого уже
не вычеркнешь из жизни и не вырвешь,
словно испорченную страницу из книги.
- Я не обязана перед тобой отчитываться, -
язвительно произнесла она, хитро
сощурившись. - Могу лишь сказать, что у
меня большие неприятности. Уверена, что
вы найдете себе хорошего парикмахера,
который не будет раздражать твоего
эксцентричного братца.
С этими словами она протянула руку за
чемоданом, который приютился сбоку от
девушки, и вышла из квартиры, захлопнув
дверь.
- Прощай, - улыбнувшись уголками губ, она
нажала на кнопку вызова лифта, и двери с
приглушенным писком распахнулись,
пропуская Николь в кабину.
- Нет, подожди, - я схватил ее за запястье.
- Ты из-за Билла?
- Господи, конечно нет! - возмущенно
воскликнула она, поражаясь, видимо, тому,
что мне могло такое прийти в голову. -
Разве я похожа на идиотку? Я никогда не
стремилась вставать между вами. Я просто
делала свою работу.
Я разжал руку и внимательно посмотрел ей
в глаза. Что значило ее "вставать
между вами"?.. Создавалось странное и
ужасающее впечатление, что она знает о
нас то, чего не знаем даже мы сами.
Неужели мы с братом выдали себя еще
задолго до этой ночи? Даже страшно об
этом думать...
- И еще: прости меня, - вдруг неожиданно
добавила она, уже держа палец на кнопке с
цифрой 1.
- За что? - удивился я, не понимая, за что я
должен был ее прощать и в чем ее вина.
- Когда-нибудь поймешь. Просто знай: я
выполняла свою работу, и мне
действительно были нужны деньги, -
грустно улыбнувшись после последней
сказанной фразой, она надавила пальцем
на кнопку и вскоре скрылась за дверями
лифта, который поглотил ее, не оставив
после себя ровным счетом ничего, кроме
обрывков воспоминаний. И ни капли боли,
лишь только острое желание вернуться к
брату, обнять его и уснуть рядом, как
раньше, слушая за окном раскаты грома
ночной грозы. А Николь? Может, я
действительно любил ее, но это так и
останется для меня загадкой, ведь вряд
ли мы увидимся снова. Наверное, к лучшему...
******
Иногда время летит
слишком быстро, что хочется остановить
мгновение, запечатлеть в памяти как
фотоснимок, а порой все наоборот: часы
будто стоят на месте, стрелки как
прикованные, и кажется, что минута
длится целый час.
На этот раз вечер подкрался совершенно
неожиданно и стремительно. Я даже не
заметил, как начало темнеть и зажглись
первые звезды. Сумерки постепенно
окутали город и закрались в комнату. Все
это время я переставлял в двд-плейер
один диск за другим, просматривая наши
концерты. Йост нам записал их
бесконечное множество и всегда давал
наставления, чтобы мы просматривали их
по вечерам и видели собственные ошибки
на сцене. Интересно, о каких ошибках он
говорил? Ведь я с каждым разом все больше
и больше лишь убеждался в своей
непревзойденности: идеальные движения,
осанка, голос, прическа и макияж.
Но сегодня я смотрел их вовсе не затем,
чтобы лишний раз полюбоваться на себя и
повосхищаться своим талантом, хотя и так
не сомневался в его наличии. Просто
нужно было убить время до прихода брата.
И только когда я сменил в проигрывателе
пятый диск, то понял, что Том вряд ли
придет сегодня домой, и не нужно было
даже гадать почему. Хотя, зачем я его
ждал - сам не знал, ведь пару часов назад
произнес роковую фразу, которая,
казалось, ставила жирную точку в наших
отношениях, порывая всячески братские
узы. Жалею ли я о сказанном? Возможно и
так. Но я слишком горд, чтобы признать
это и продолжать себя вести с братом так,
как раньше. Борьба противоречий внутри
меня была слишком сильна. Кроме того, я
давно не тешил свое самолюбие, а этот
случай как раз был отличным способом для
этого.
Натянув повыше к подбородку плед, я
уронил взгляд на ковер под ногами:
примятый ворс еще напоминал о прошедшей
ночи. Надо его выкинуть, чтобы не
чувствовать себя каждый раз подстилкой
собственного брата, об которую он вытер
ноги и выбросил, иначе я так и буду
стыдиться до конца жизни самого себя,
глядя в зеркало и мучаясь
воспоминаниями, какими бы сладкими они
ни были и как бы мне ни хотелось
повторить все снова, но только без
фальши, без обмана и игры.
Хотя, возможно, не так уж и плохо быть для
него шлюхой, но только если знать, что ты
единственная и неповторимая, а в его
списке, кроме тебя, нет имени Николь.
Николь... Одно это ужасное, британское
имя вызывает у меня дрожь, даже несмотря
на то, что волосы она мне укладывать все-таки
умеет. Талантливая тварь, черт возьми.
Даже моего братца сумела в себя влюбить.
Уж не это ли талант? До нее это не
удавалось никому. Даже мне не удалось,
хотя я так старался выиграть то дурацкое
пари, всеми правдами и неправдами
пытаясь доказать близнецу, что я не хуже
всех тех девиц, которые стонут у него за
стенкой в кровати ежедневно.
Кажется, дверь хлопнула, а следом - звон
ключей. Я засуетился, ерзая на диване.
Может, показалось? Но нет: это не моя
дурацкая игра воображения. Это
реальность, в которую верилось с трудом.
Такие знакомые, родные звуки. Значит, он
все-таки пришел? Может, решил все
исправить и понял, что Николь - это лишь
ошибка, иллюзия любви, его собственных
чувств, которых на самом деле не
существует?
Я невольно улыбнулся, но все же
постарался оставаться серьезным: Том не
должен видеть, что я рад его приходу, что
я снова с наслаждением вдыхаю шлейф его
туалетной воды, витающей в воздухе, ведь
теперь он должен ползать у меня в ногах,
а не я. Ведь он виноват, а не я. Прости,
братишка, но мы поменялись ролями...
Теперь все будет, как я хочу.
Тяжелые шаги раздались совсем близко, у
меня за спиной, и я застыл, готовый уже
услышать знакомый голос или хотя бы
почувствовать прикосновение его рук на
своих плечах, как случалось раньше. Но
нет, молчание, сопровождаемое звуком
открывающейся бутылки и плеском
наливающегося в стакан виски. И если
первым пунктом назначения моего брата
был бар, то это всегда означало одно: он
не настроен на разговор. Мои надежды не
оправдались, и напрасно я себе уже
представлял сладостную картину того,
как Том ползает у меня в ногах, вымаливая
прощение, а я чувствую долгожданный вкус
победы. На этот раз я проиграл? Черт...
Никогда не думал, что поражение - это так
больно.
Я с досадой повернул голову и взглянул
на Тома, который, видимо, решив
изображать полное равнодушие, стоял
возле окна с зажатым в руке бокалом и
смотрел сквозь занавески на улицу,
иногда делая редкие глотки бронзовой
горячительной жидкости.
- Ты ничего не хочешь мне сказать? -
вырвалось у меня с нескрываемой обидой в
голосе.
- Ты о чем? - задумчиво спросил он, даже не
удосужившись повернуться. Это обижало и
задевало меня еще больше. Равнодушие к
моей персоне - это неправильно, даже если
это равнодушие вполне обоснованное и
заслуженное самим собой.
- О том, чтобы извиниться передо мной, - я
вскинул подбородок, но, к сожалению, этот
мой королевский жест так и остался
незамеченным: Тому гораздо интереснее
было наблюдать за ночным небом. Я от
злости сжал кулаки, чувствуя, как ногти
больно впиваются в кожу, оставляя после
себя в ладонях глубокие следы. Желание
закричать, кинуться к брату, заставить
его посмотреть на меня и не делать это
равнодушное каменное лицо
хладнокровного истукана боролось с
гордостью, которая нашептывала мне не
падать в собственных глазах Тома,
помнить, что Боги - на то и Боги, чтобы
оставаться величественными и
недосягаемыми простым смертным. А чем же
я не Бог?
- За что я должен извиняться? И перед кем?
У меня ведь больше нет брата. Забыл? -
осушив до конца бокал, он демонстративно
громко поставил его на журнальный
столик и, поморщившись, скрылся в
темноте. Видимо, он слишком серьезно
воспринял мои слова. Лучше бы я молчал...
ГЛАВА 15
POV Йоста
Бумаги, бумаги, бумаги... Кажется, их
бесконечное множество, а мне еще нужно
разобрать приглашения, письма,
уведомления. Надо все же нанять себе
личного секретаря, который стал бы этим
заниматься, а то вскоре у меня и вовсе не
останется времени на себя, а про то, что
называют "личной жизнью" и вовсе
придется забыть. Хотя разве она была у
меня когда-либо? Но жаловаться, конечно,
тоже грех, несмотря на то, что с этими
четырьмя бестолочами, моими подопечными,
и много проблем, особенно с Биллом. В
последнее время он вообще мало что делал
на благо группы, зато неприятностей
приносил неимоверное множество. Чего
хотя бы стоит та выходка в клубе?
Практически все наши деньги с
последнего тура ушли на выплату
неустойки и выкуп компрометирующих
фотографий у различных изданий и
редакций. Благо, что теперь об этом можно
забыть как о страшном сне, но что-то мне
подсказывало, что еще стоит ожидать
сюрпризов от этого маленького сучонка...
Все-таки какие близнецы разные: Том -
спокойный и ответственный. На него
всегда можно положиться, что не скажешь
о младшем брате, особенно после того, как
стал забывать, кем является, воображая
из себя божество, идол, которому нужно
поклоняться. Хотя нельзя не признать,
что он безумно талантлив, харизматичен и
влиятелен. Мне иногда кажется, что если
вдруг с ним что-нибудь случится, то в
Германии этот день будет отмечен, как
черный день, день траура. В Билле ведь
есть что-то гипнотизирующее, магическое,
ведь почему же тогда по нему сходят с ума
миллионы? Сомневаюсь, что дело лишь
только в его смазливой мордашке. В нем
есть что-то большее, чем просто
внешность и талант, но сколько я ни
пытался поднять завесу этой тайны - мои
попытки так и не увенчались успехом. А
тем временем Каулитц-младший вместе с
растущей популярностью становится все
более неуправляемым и высокомерным. Так
называемая "звездная болезнь" уже
настигла его, но все же я гордился тем,
что могу пока все контролировать, а этот
маленький гаденыш не ставит себя выше
меня. По крайней мере, не говорит об этом
мне в лицо, хотя кто знает, что зреет у
него в его маленькой головке. Наверняка
он рад был послать меня ко всем чертям,
да знает, что без меня группа не
продержится и недели, а он потеряет свой
титул короля подросткового населения
Европы в одно мгновение. Все-таки, я
талантливый продюсер и никто не мог
этого не признать. Даже этот сучонок...
Звонок в дверь. Я отложил бумаги и тяжело
поднялся с кресла, чувствуя, как ноет
спина. Всё это от усталости. Эта
сумасшедшая жизнь быстро выматывала и
выбивала из колеи... Жаль, что
обязанности не позволяют мне взять
отпуск и уехать подальше, чтобы хотя бы
неделю не видеть эти надоевшие рожи из
Юниверсал и капризное личико младшего
Каулитца. Даже сейчас мне кажется, что
его нытье звенит у меня в ушах. Черт бы
его побрал...
- Здравствуйте. Герр Йост?
- Он самый, - я лениво облокотился о
дверной косяк и с интересом пробежался
взглядом по молодому пареньку передо
мной. Странно было видеть гостей в
дверях своего дома так поздно, хотя,
пожалуй, мне давно пора привыкнуть и
ничему не удивляться.
- Вам посылка, - мальчишка просунул мне в
руки толстый бумажный конверт, в котором,
судя на ощупь, было что-то твердое. Может,
книга? Хотя вряд ли мне кто-то стал бы
стать подобные печатные издания, ведь
было известно, что вся читаемая мной
литература - это кипа бумаг ежедневно,
сплошная головная боль, а на чтение чего-либо
еще у меня просто не было времени, хотя
порой я любил листать желтую прессу в
поисках новой статьи, которые по большей
части вызывали лишь улыбку на моем лице
из-за полнейшей несуразицы, написанной
там.
Расписавшись, я захлопнул дверь, и
повертел посылку в руках. Всегда с
опасением и одновременно диким
любопытством относился к подобным вещам.
Все-таки моя известность и наличие
множества недоброжелателей заставляла
проявлять осторожность. Но и
любопытство меры не знало, поэтому, сев в
глубокое кресло, я распечатал конверт.
Вместе с диском, подозрительно
блестящим и гладким, изнутри вывалилась
записка.
- Это уже интересно... - проговорил я,
поднимая и разворачивая послание на
бумаге.
"Считаешь себя самым умным, не
признавая заслуг других? Тогда
посмотрим, как ты выкрутишься из этого
дерьма. Приятного просмотра.
М."
Я перечитал снова и снова, но все, что
понял, так это то, что у автора нет
чувства юмора. Загадочная буква "М"
в подписи сразу вызывала множество
предположений, но вскоре я пришел к
выводу: гадать бесполезно, перебирая в
голове всех своих знакомых, имена и
фамилии которых начинались на эту букву,
ведь отгадка зажата у меня в руках в виде
диска, который загадочно и заманчиво
поблескивает в свете настольной лампы.
Оставалось просто вставить в его
ноутбук лежащий под рукой на журнальном
столике и отмести все сомнения. Мешал
лишь страх, взявшийся неизвестно откуда...
Хотя не вспомню, когда в последний раз
боялся, да и боялся ли вообще. Помнится
лишь, что иногда я просто тревожился,
преодолевая панику, когда выпускался
очередной альбом группы или клип, ведь
кто знал, как воспримет новинку публика.
Но этот новый, доселе незнакомый страх
все-таки объяснялся тем, что мне редко
присылали такие странные письма.
Вздохнув, я протянул руку к компьютеру и,
положив его на колени, вставил диск.
Лампочка замигала зеленым ярким
огоньком, экран погас. Компьютер
одобрительно пискнул... Я с интересом
въелся взглядом в экран, на котором
спустя несколько секунд появилось черно-белое,
немного нечеткое и размытое изображение,
напоминавшее съемку скрытой камерой,
хотя, судя по всему, именно так и было. Я
нахмурился, изучая глазами картинку на
экране. Все казалось очень знакомым мне:
и диван, и журнальный столик рядом с ним,
и сама комната. Мысли и предположения
крутились в голове, вызывая множество
вопросов. Но когда на экране появились
главные действующие лица данного
спектакля, я напрягся, широко распахнув
глаза: Каулитцы?!
В эту секунду как раз и началось самое
интересное...
Назад
Вперед
|